аша.
   - Ты ничего не напутала? - изумилась я. - Они держались  весь  вечер  как
посторонние, да и домой она без него собралась...
   - Абсолютно точно, - заверила Зоя, - у них и телефон один, а  почему  так
странно себя ведут?.. Да пес их знает.
   - Дай координаты Раи, - попросила я. Зоя с готовностью продиктовала номер
и добавила:
   - Ты там поинтересуйся, может, помощь нужна, все-таки похороны...
   Скоркина схватила трубку сразу:
   - Алле!
   - Раечка, - робко завела я, - как дела?
   - Ну ничего себе, - воскликнула бывшая супружница, - хороший вопрос вдове
задаешь!
   - Ты уже знаешь?
   - Конечно, - бодро ответила Рая, - кстати, если  хочешь,  можешь  помочь.
Честно говоря, деньги нужны. Да, мне Зойка звонила,  сказала,  ты  теперь  у
Таньки живешь. Приезжайте вдвоем.
   Я оторопело уставилась на аппарат. Ну, Лазарева, ну актриса! Передо  мной
изображала полное неведение, чуть не зарыдала. А  сама,  оказывается,  давно
все знает. Откуда? И кто ей рассказал, что мы гостим у Тани?
   В коридоре раздался командный голос хозяйки:
   - Антонина, отнеси сумки в спальню. В следующую  минуту  подруга  всунула
голову в комнату и пригласила:
   - Пошли кофе пить.
   Через полчаса все недоразумения выяснились. Оказывается, Зоя  рано  утром
позвонила Харитоновым, чтобы поблагодарить за прием.
   - Ну, конечно, я все ей  рассказала,  -  блестя  глазами  с  накрашенными
ресницами, сообщила Таня. - Давай собирайся. Поедем к Райке.
   Спустя  два   часа   мы   петляли   по   абсолютно   одинаковым   улочкам
Вешняков-Владыкина.
   - Нет, скажи, - в раздражении стукнула ладонью по рулю Таня, - ну как они
гостей зовут, уму непостижимо. Этот дом 12, и тот тоже,  а  соседние  12а  и
126. Нам какой?
   Оказалось,  что  первый.  Маленькая  дверь,  обитая  дешевым  дерматином,
распахнулась, и на пороге возникла Раиса.
   - Входите, - весьма весело проговорила она и отступила в коридор.
   Таня глянула на меня, пожала плечами и вошла внутрь.
   Маленькая  темноватая  прихожая  выглядела  отвратительно.  Прямо   возле
входной двери источал миазмы кошачий  лоток.  Справа  высилась  гора  обуви.
Демисезонные ботинки, босоножки, тапочки, зимние сапоги  -  все  вперемешку.
Слева громоздилась  на  простых  крючках  верхняя  одежда.  Между  лотком  и
ботиночным Монбланом сверкала свежая лужа.
   - Вот дрянь, - равнодушно уронила Рая, - опять нассал в прихожей. Идите в
комнату, девочки.
   Мы с Таней послушно шагнули в первую дверь.
   У стены разложенный диван с весьма несвежим бельем, поцарапанная  стенка,
явно сделанная в Болгарии, продавленное кресло и несколько шатких стульев.
   - Садитесь, садитесь, - засуетилась хозяйка, - сейчас чайку  хлебанем,  у
меня и тортик имеется, вафельный, "Причуда".
   Она метнулась на кухню. Из грязных, непонятного цвета простыней  выбрался
огромный рыжий кот и принялся меланхолично вылизывать хвост.
   - Не верю, что она зарабатывает тысячу долларов в неделю, - шепнула Таня,
осторожненько устраиваясь на колченогом седалище.
   Скоркина влетела в комнату.  На  подносе  громоздились  щербатые  кружки,
разнокалиберные  ложки  и  обсохлый  шоколадно-вафельный   десерт.   Откусив
твердую,  совершенно  несъедобную  лежалую  вафлю,  я   попробовала   начать
необходимый разговор:
   - Мы даже и предположить не могли, что вы с Ванькой муж и жена.
   - Ага, - кивнула Рая, с  явным  наслаждением  пережевывая  твердокаменную
"Причуду". - Мы сразу после учебы зарегистрировались.
   - Никому не сказали, - удивилась Таня и полезла за сигаретами.
   Рая поставила на стол измазанную пеплом пустую  консервную  банку  из-под
сардин. Иванова покосилась на импровизированную пепельницу,  но,  ничего  не
сказав, сунула в вонючее нутро едва прикуренный "Рок" и осведомилась:
   - Ну, давай, Плюшка, рассказывай, что и как. А то  мы  с  Дашкой,  честно
говоря, теряемся в догадках. То про суперзарплату рассказываешь, ключами  от
машины трясешь и с Клюкиным весь вечер не общаешься, а потом выясняется, что
он твоя вторая половина... Да и живешь, честно говоря, не слишком шикарно.
   Услыхав старое студенческое прозвище, Раиса дернула носом,  потом  еще  и
внезапно в голос зарыдала, уронив на столешницу всклокоченную голову.
   - Прекрати, - брезгливо поморщилась Таня.
   - Да, - продолжала всхлипывать Рая, - хорошо вам с Дашкой: богатые,  сами
себе хозяйки.
   - Между прочим, -  веско  сказала  Иванова,  -  разное  бывало,  а  ты  с
серебряной ложкой во рту родилась. Когда в институте учились,  мы  с  Дашкой
порой на одной гречке сидели, а ты в "Арагви" каждый день носилась.
   - Только пока папа был жив, - тихо отбивалась Рая, - а как скончался,  ни
одного денечка счастья не видала.
   И она снова громко, слегка картинно зарыдала.
   - Да уж, - ухмыльнулась Таня, - теперь вижу, что вы с Клюкиным - "сладкая
парочка": он о маме убивается, ты - о папе...
   Мне надоела их перебранка, и, крепко сжав Танин локоть, я пробормотала:
   - Ладно вам, лучше расскажи, Плюшка, все по порядку.
   Собственно говоря, кое-что я знала и так. Раисин отец долгие годы  служил
председателем  городского  совета  Скальска.   Теперь   подобная   должность
называется красивым иностранным словом "мэр". Городок расположен в Сибири, а
чем  дальше  от  Москвы,  тем  больше  власти  у  местных  начальников.  Лев
Константинович Скоркин управлял хозяйством крепкой  рукой,  не  забывая  при
этом про собственное  благополучие.  Рая  выросла  в  отличной  квартире,  в
окружении  нянек  и  гувернанток.  Мама   Раечки   давно   скончалась,   Лев
Константинович вдовствовал. Естественно, никаких проблем  с  поступлением  в
престижный московский иняз у  Скоркиной  не  оказалось.  Вдали  от  строгого
отцовского глаза она радостно  загуляла  -  веселые  компании  сменяли  одна
другую, благо для этого  были  созданы  все  условия.  Жила  Скоркина  не  в
общежитии, а на съемной квартире, папа присылал  огромную  по  тем  временам
сумму - четыреста рублей в месяц. Так она и проплясала до четвертого  курса,
раздражая женщин-преподавательниц дорогой косметикой и шубами, но  в  начале
пятого года обучения все рухнуло.
   Приехавшая  из  центра  комиссия  вскрыла  в  Скальске  массу   служебных
злоупотреблений. Шли застойные годы. Как правило, подобные факты заминались,
и проштрафившегося руководителя тихо  отправляли  на  пенсию  "по  состоянию
здоровья". Но на сей раз отчего-то решили устроить показательный процесс.
   Льва  Константиновича  арестовали.  "Нет  расхитителям   социалистической
собственности", - кричали газеты. Бедный Скоркин в мгновение ока оказался  в
СИЗО.  Расследование  начало  набирать  обороты,  но  тут  у  бывшего   мэра
приключился инсульт, и он благополучно умер до суда.
   Раечке  все-таки  повезло.  Она  не  превратилась  в   дочь   уголовника,
отбывающего срок на зоне, и с чистой совестью могла в  дальнейшем  писать  в
анкетах:  "Отец  скончался".  За  неимением  основного  подозреваемого  дело
прикрыли и сдали в архив.
   Из института ее не выгнали, скорей всего просто пожалели. Но из отдельной
квартирки пришлось перебраться в общежитие и жить  на  копеечную  стипендию.
Сокурсницы,  недолюбливавшие  Раису  за  наряды  и  французские  духи,  тихо
злорадствовали.
   - Как же ты за Ваньку выскочила? - поинтересовалась я. Рая вздохнула:
   - Он давно на меня глаз положил,  только  я  на  него  даже  не  глядела.
Знаешь, какие ухажеры были?
   Знаю, знаю. Сливки, "золотая" молодежь. Только  после  истории  со  Львом
Константиновичем все разом испарились, а Ванька остался и предложил  руку  и
сердце.
   - Деваться-то некуда! -  бесхитростно  признавалась  Раиса.  -  Ну  не  в
Скальск  же  возвращаться?  Вот  и  согласилась.  Если  бы  не  мамочка  его
проклятая, одно имечко дорогого стоило - Гортензия Фелицатовна!  -  было  бы
сносно. И ведь она  меня  раньше  привечала  и  все  приговаривала:  "Давай,
Раечка, выходи за Ванюшу, помогу, чем смогу, деньги есть".
   И это была правда. Гортензия заведовала крупнейшим универмагом, и  Ванька
перед экзаменами и зачетами появлялся  в  институте  нагруженный  коробками.
Наши преподавательницы щеголяли в  одинаковых  сапогах  "Аляска"  и  финских
трикотажных костюмах. Впрочем, Клюкин не вредничал, частенько  водил  и  нас
через черный ход в магазин.
   - А потом разом  все  переменилось,  -  продолжала  Рая,  -  только  Ваня
заикнулся о женитьбе, она как  заорала:  "Не  нужны  нам  тут  лимитчицы  из
Скальска!"
   Естественно, дочь городского головы и дочь подследственного - две  разные
девушки. Но маменькин сынок Клюкин  неожиданно  проявил  твердость  и  отнес
заявление в загс.
   Но лучше бы он этого не делал, потому что свекровь просто  стала  сживать
молодую невестку со света. Сначала не дала разрешение на постоянную прописку
на своей жилплощади.
   - Разведешься с шалавой через три месяца, а она квартиру делить заставит,
- бурчала Гортензия Фелицатовна, - голодранка, нищенка, лимитчица... Разве я
такую жену Ванечке хотела?
   Рая  помалкивала,  думая,  что  свекровь  в  конце  концов  свыкнется   и
успокоится. Но через пару лет стало  только  хуже.  У  Гортензии  неожиданно
нашли рак. Придя из больницы, Клюкина  вытянула  вперед  руки  и  трагически
произнесла, указывая на Раю:
   - Ты виновата, вся онкология от нервов, убирайся из моего дома.
   Рая беспомощно глянула  на  Ваню,  а  тот  только  переминался  у  двери,
бормоча:
   - Ну ладно, ладно, уж извини мать, больная ведь!
   Умирала свекровь мучительно и отошла в мир иной с проклятиями на устах.
   Рая  решила,  что  несчастьям  пришел  конец.  Куда  там!  Теперь   начал
выделывать фортели Иван. Каждый день в доме разгорался скандал.
   - Чего же ты от него не ушла? - удивилась я.
   - Куда? - воскликнула Рая. - На улицу?
   - Ну почему, - сказала Таня, - квартиру бы разменяла.
   - Ха, -  выкрикнула  Скоркина,  -  да  он  не  давал  мне  разрешения  на
постоянную  прописку!  Только  год  тому  назад  квартиру  в  равных   долях
приватизировали, и то потому, что он испугался. Сказала  ему:  или  со  мной
жилплощадью делишься, или больше из  запоя  выводить  не  стану,  подыхай  в
блевотине.
   - Он пил? - тихо поинтересовалась Таня. Рая кивнула и  толкнула  дверь  в
смежную комнату:
   - Во, глядите.
   Большая спальня была почти пуста.  У  окна  валялся  на  полу  комковатый
ватный матрас, подушка без наволочки, драный плед. В воздухе воняло кислым.
   - Любуйтесь, - тонким голосом произнесла Рая, - все  подчистую  вынес.  И
книги, и посуду, и мебель. В других помещениях не  лучше.  Жрал  ханку,  как
верблюд воду, и ведь не помирал никак! Во здоровье  имел!  Запоями  страдал.
Два месяца ни капли в рот не берет, потом бац, три недели упивается.
   - Где же он работал? - удивилась я.
   - А нигде, - пояснила Рая, - сначала в Библиотеке иностранной литературы,
потом в НИИ, следом  в  институте  преподавал,  потом  в  школе...  Отовсюду
выгнали. Ну кому пьянь нужна? Ну уж потом совсем вниз покатился  -  дворник,
грузчик, стеклопротирщик... Да и там не удержался. Вещи  стал  продавать,  у
меня из сумки воровал.
   - Сама где служишь? - прервала поток жалоб Таня.
   - Сейчас нигде. На инвалидности, астма у меня, - пояснила Рая,  -  вторую
группу имею.
   В комнате повисло напряженное молчание. Мы сидим тут почти  два  часа,  а
Скоркина даже ни разу не кашлянула. По-моему, с такой формой  астмы  следует
искать службу. Очевидно, та же мысль пришла в  голову  и  Тане,  потому  что
Иванова сказала:
   - Не правда, будто сейчас нельзя найти работу. Да, министром не  возьмут,
но полы в супермаркете мыть - сколько угодно.
   - Небось сама за мужниной спиной живешь, - оскорбилась Райка, - а  мне  в
уборщицы советуешь.
   - Зачем же вы всем врали на вечере, - поинтересовалась я, - и потом, Иван
был хорошо одет, с золотыми часами, ключами от машины тряс!
   - О господи, - закатила глаза Скоркина, - да когда Зоя позвонила, он  как
раз второй день как из запоя вышел. Поехал к двоюродному брату, тот в театре
работает, взял для нас костюмы...
   - А часы? - не успокаивалась я.
   - Оттуда же, муляж, правда, сделаны здорово, - пояснила Раиса.
   - А машина? - не унималась я.
   - Ну и дура, ты, Дашка, - неожиданно обозлилась Раиса. - Нет  и  не  было
никакого автомобиля! Пыль в глаза пускали!
   - Зачем? - в один голос воскликнули мы с Таней.
   - Ишь  вы  какие,  -  прошипела  Скоркина,  -  сами  в  загородных  домах
проживаете с прислугой, в брильянтах  ходите,  а  нам,  значит,  в  бедности
расписаться? Нет уж, хотели с Клюкиным, как все, быть богатыми...
   - Что же не разговаривали друг с другом? - продолжала удивляться Таня.
   - А чего нам обсуждать? - пожала плечами Раиса. - Я только и ждала, когда
Клюкин помрет от пьянки. Ну, слава богу,  отмучилась.  Теперь  эту  квартиру
продам, себе куплю поменьше, жизнь пойдет!
   Мы потрясенно молчали.
   - Так  как,  девчонки,  -  поинтересовалась  Раиса,  -  дадите  денег  на
похороны? У меня только двадцать рублей в заначке.
   Не успели мы открыть сумочки, как  зазвенел  телефон.  Скоркина  схватила
трубку и недовольно буркнула:
   - Алле.
   По мере разговора ее  лицо  вытягивалось,  щеки  начали  бледнеть,  губы,
наоборот, стали темно-бордовыми. Наконец она выдавила из себя:
   - Хорошо, завтра в десять. Потом положила  трубку  на  рычаг  допотопного
аппарата и пробормотала:
   - Откладывается.
   - Что? - изумилась я.
   - Похороны.
   - Почему?
   - Из милиции звонили, тело пока не отдадут, оно им пока что требуется для
исследования.
   - Зачем? - ничего не поняла Таня. - У меня, когда отец от инфаркта  умер,
сразу после вскрытия отдали.
   - Так то  был  инфаркт,  -  просипела  Рая,  наливая  в  щербатую  кружку
светло-желтую заварку, - а тут, видишь, дело какое.
   - Какое? Да говори по-человечески! - закричали мы в унисон.
   - Такое, - нудила Рая, - в желудке нашли стрихнин, отравили Ваньку.
   Таня быстро глянула на меня. Я вздрогнула и посмотрела  на  Раису.  Вновь
повисло гнетущее молчание. Потом Скоркина, заикаясь, спросила:
   - Чего на меня уставились?
   - Да так, - ответила Таня.
   - Да вы чего, девчонки, - забормотала Рая. - Ванька мне,  конечно,  нервы
измотал, прямо ждала, когда помрет, но я его не травила. Не верите?
   - Верим, верим, - закивали мы обе головами, подвигаясь поближе к двери.
   - Как можете так думать?  -  завизжала  Рая.  -  Да,  ненавидела,  но  не
убивала!
   Таня, резко повернувшись, вышла в коридор.
   - Слышь, Иванова, - крикнула  Раиса,  -  сдается,  Ваньку  в  твоем  доме
отравили! Знай, так и заявлю  в  милиции.  Пусть  потрясут  вас,  депутатов!
Обокрали народ, теперь на наши денежки гуляете.
   Таня, ничего не отвечая, пыталась  открыть  замок.  Я  подошла  и  быстро
щелкнула ключом. Мы вылетели на грязную площадку и побежали по лестнице.
   - Эй, Иванова, - продолжала орать Скоркина, перегнувшись через перила,  -
знаем, знаем про тебя правду! Придушила  ночью  харитоновскую  первую  жену,
чтобы самой за него замуж выскочить. Так что нечего меня обвинять,  у  самой
рыло в пуху.
   Не глядя под ноги, мы выскочили на улицу.
   - Дашка! - раздался над головой голос.
   Я невольно поглядела вверх. Раиса стояла на балконе.
   - И про тебя правда известна!  Прибила  своего  мужа-француза,  а  теперь
фу-ты ну-ты баронесса. Убийцы вы обе, убийцы!
   На  крик  начали  стекаться  соседи.  Дрожащими   руками   Таня   открыла
"Мерседес", и мы юркнули в кожаный салон.
   - Вот дрянь! - в сердцах воскликнула Иванова, выруливая на шоссе. - А нам
- это наука. За двадцать лет человек может здорово измениться. Хотя Скоркина
и в студентках противной была. Со мной сквозь зубы здоровалась.
   Минут через пять, успокоившись, она поинтересовалась:
   - Что с твоим мужем произошло?
   - Не с моим. Убили Жана Макмайера, супруга Наташи.
   И я рассказала, каким образом наша семья, получила богатство.
   - Нет ничего хуже сплетен, - вздохнула Таня, -  Валентина  скончалась  от
какой-то непонятной болячки. Сначала думали, туберкулез, потом рак легких. А
когда  умерла,  выяснилось,  что  онкологии  не  было.  Так  причину  и   не
установили. Ну а народ рад стараться, давай обмусоливать -  умерла  странной
смертью. Только на самом деле у нее СПИД был.
   - СПИД?!
   - Ага, Олег не хотел ненужных разговоров. Прикинь,  какая  жирная  добыча
для газет. Жена  депутата  Харитонова  -  спидоноска.  Вот  и  раздал  целое
состояние, чтобы врачам рты заткнуть.
   - Где же она его подцепила? Танюша покрепче ухватилась за руль.
   - Пес ее знает, любовник небось  наградил.  Она  и  Олега  этим  держала.
Говорила: "Разведешься  со  мной,  опубликую  результаты  своих  анализов  и
сообщу, что ты меня заразил". Понимаешь теперь, отчего  мы  столько  лет  не
могли пожениться?
   Я потрясение молчала.
   - Ладно, - буркнула Таня, - только не говори никому. Сама не понимаю, что
это я разболталась.
   Остаток дороги мы мирно обсуждали последние новинки фирмы "Шанель"  и  во
двор въехали спокойными, по крайней мере внешне.
   Но неприятности продолжались. Возле крыльца стоял милицейский "Форд".
   -  Вот,  -  вздохнула  Татьяна,  -   начинается.   Мало   не   покажется.
Расследование, допросы... Жуть. Ну зачем только согласилась  устраивать  эту
вечеринку! А все Зойка. Уж она меня уговаривала, уговаривала...
   Мы прошли в гостиную. Там сидели два милиционера и врач.
   - Чему обязана? - сухо поинтересовалась Иванова.
   Мое сердце тревожно сжалось. Милицейские были  в  звании  полковников.  Я
плохо разбираюсь в погонах, но у Александра Михайловича  на  парадной  форме
тоже на плечах красуются точь-в-точь такие значки отличия.  Слишком  высокий
чин для простых следователей. Хотя, если учесть особое  служебное  положение
Харитонова... Но при чем здесь доктор?
   - Сядьте, Татьяна Михайловна, - ласково попросил один из  полковников,  -
вот сюда, в креслице.
   Врач встал, открыл чемоданчик и достал какую-то ампулу.
   - Может, укольчик сразу?
   - Что случилось? - побелевшими губами спросила Таня и добавила:
   - Олег?
   - Ну-ну, - мягко взял ее за руку доктор, - не волнуйтесь, все обойдется.
   - Он жив? - выдавила Таня.
   Полковники уставились в пол. Врач воткнул в предплечье хозяйки иголку, но
Иванова, спокойно закрыв глаза, стекла из кресла на пол.
   Поднялась  суматоха.  Пока  ее  приводили  в  чувство,  я   налетела   на
милиционеров, требуя объяснений. Узнав, что перед ними  не  родственница,  а
всего лишь подруга, те стали разговорчивыми.
   В обеденный перерыв Олег Андреевич отправился зачем-то в район авторынка.
Машина остановилась возле  хозяйственного  магазина,  но  депутат  не  успел
выйти. Раздался оглушительный взрыв. Сила его была так велика, что почти  на
всей улице  вылетели  стекла,  а  остатки  "Мерседеса"  и  кровавые  ошметки
человеческого мяса собирали потом в радиусе около двухсот метров. Я молчала,
не в силах произнести ни слова.
   - За Татьяной Михайловной есть кому приглядеть? - осведомился врач.  -  А
то медсестру пришлем.
   - Хорошо, - прошептала я, - мы оплатим ее услуги.
   Антонина и Емельян осторожно повели наверх плохо соображающую вдову.
   - Кто это сделал? - спросила я.
   - Следствие покажет, - заявил милиционер, выделявшийся своей тучностью.
   - Оперативно-разыскные мероприятия ведутся, -  быстро  добавил  второй  и
спросил:
   - Не знаете, у Владимира Кострова родственники есть?
   - У кого? - удивилась я.
   - Владимир Костров, шофер Олега Андреевича, - пояснил первый.
   - Он тоже погиб? - глупо спросила я.
   Милиционеры переглянулись и кивнули. Стало совсем нехорошо. Скорей всего,
Харитонов, удачливый адвокат и известный депутат, перебежал кому-то  дорогу,
за что и получил взрыв тротила в машине, но бедный шофер! Вот уж кто  попал,
словно курица в бульон! Небось ни сном ни духом не  подозревал  о  хозяйских
делишках,  хотя  иногда  прислуга  бывает  бо