быстренько  набрала  рабочий  телефон
Оксаны.
   - Эндокринология, - тут же отозвался тоненький голосок.
   - Позовите Оксану Степановну.
   - По какому вопросу?
   - Очень срочно, - завопила я, - просто невероятно срочно...
   В трубке заиграла противная, заунывная музыка, а затем раздалось бодрое:
   - Алло!
   - Слышь, Ксюта, при вскрытии можно обнаружить, посмотрев на сердце, что у
человека была мерцательная аритмия?
   - Иногда да, - без тени  удивления  ответила  подруга,  -  но  чаще  нет.
Понимаешь, нарушение ритма - это не  инфаркт!  Внешне  все  может  выглядеть
нормально.
   - А как врач мог узнать, что человек страдал этой штукой?
   - Родственники рассказали, - пробурчала Ксюта и велела:
   - Вот того два кубика.
   - Кубики тут при чем?
   - Это я не тебе, а сестре, - ответила Оксана, - если вопросов больше нет,
извини, побегу, мне еще троих оперировать!
   Из трубки полились гудки. В  полном  ажиотаже  я  подскочила  к  книжному
шкафу, вытащила справочник "Все Подмосковье", вмиг нашла санаторий  "Зеленый
сад" и набрала номер. Трубку сняли тут же.
   - Санаторий.
   - У вас есть свободные номера?
   - Да.
   - Можно приехать?
   - Сутки в одноместном номере стоят тридцать долларов.
   - Давайте адрес.
   Безукоризненно вежливая женщина начала объяснять, как до них доехать.
   - Проедете музей "Архангельское" и сразу за  его  оградой  увидите  узкое
шоссе...
   На место я прибыла к обеду и сразу  отправилась  искать  "Recetio".  Но
портье, за которым в специальном шкафчике висят ключи с бирками, не нашлось,
впрочем, не было и стойки, на которой бы валялись "карточки гостей".
   У входа расположился гардероб, а в кресле дремала бабуся  с  вязаньем.  Я
кашлянула, бабка не пошевелилась. Пришлось "увеличить звук".
   - А, - проснулась старуха, - есть тут кто?
   - Где можно оплатить номер?
   - По коридору до конца, налево, - ответила старушка и вновь погрузилась в
сон.
   Я пошла по красной ковровой дорожке мимо совершенно одинаковых коричневых
тяжелых  дверей.  Впечатление  было  такое,  будто  я  на   машине   времени
перенеслась в начало семидесятых годов. Тут и там горели  небольшие  простые
бра производства братской Чехословакии, на окне в конце коридора  колыхались
желтые шелковые занавески, висевшие когда-то во всех советских  учреждениях,
стены "украшали" гипсовые барельефы,  изображавшие  рабочих  в  спецовках  и
женщин  в  косынках.  Очевидно,  при   коммунистах   санаторий   принадлежал
какому-нибудь  профсоюзу.  Миновав  большие  стеклянные  двери,  ведущие   в
столовую, я вдохнула запах борща, гречневой каши  и  чего-то  мясного.  Взор
уперся в табличку: "Директор Королькова Алла Михайловна".
   Так, в этом  заведении  и  директриса  небось  соответствует  обстановке.
Этакая дама килограммов сто весом, одетая  в  слегка  заношенный  костюм  из
трикотажного полотна, на  голове  у  нее  "хала",  а  глаза  густо  намазаны
голубыми тенями.
   Приоткрыв дверь, я всунула внутрь голову и спросила:
   - Можно увидеть Королькову?
   Худенькая, коротко стриженная женщина примерно  моих  лет  оторвалась  от
каких-то бумаг и вежливо, но без улыбки ответила:
   - Слушаю.
   - Вы Алла Михайловна? - удивилась я.
   - Да, что вы хотели?
   - Отдохнуть у вас пару дней.
   - Проходите, пожалуйста, - расцвела Королькова.
   Следующие пять минут она рассказывала о номерах. Они тут  были  на  любой
вкус. Одноместные, люкс, полулюкс, для двух и более человек...
   -  Моя  хорошая  знакомая  Беллочка,  Изабелла  Маркова,  -  прервала   я
Королькову, - очень хвалила когда-то ваш санаторий, только вот не  помню,  в
каком номере она жила...
   Алла Михайловна сняла красивые очки в элегантной оправе и спросила:
   - Вы дружили с Изабеллой Юрьевной?
   - Ну это громко сказано, просто мы встречались у общих знакомых!
   - Какая нелепая смерть, - вздохнула Королькова.
   - Она у вас умерла?
   - Не в корпусе, - ответила директриса, - если пойти вверх по дорожке,  за
беседку, там фигура стоит, олень гипсовый. Вот возле него и нашли  сложенный
плед и ее платок... Ужасно, мы тут очень долго не могли в себя прийти. Такая
светлая личность, просто солнышко ясное. Идет, бывало, улыбнется, и на  душе
хорошо делается...
   - Она у вас долго прожила? Алла Михайловна наморщила лоб.
   - Дай бог памяти, месяца два или три...
   - Да ну? - удивилась я. - Я думала, недельку, не больше.
   - Изабелла Юрьевна не находилась тут постоянно, - пояснила директриса,  -
уезжала и приезжала, иногда ночевала. В столовую не ходила. Да и жила она не
в корпусе.
   - А где?
   - У нас на территории есть четыре коттеджа, второй занимала  Маркова.  Он
на отшибе стоит, мы иногда и не  знали,  на  месте  она  или  нет...  Второй
коттедж редко снимают...
   - Чем же он привлек Беллу?
   Алла Михайловна вздохнула.
   - Она была актрисой, целыми днями на виду,  приходилось  "держать  лицо".
Она говорила мне, что устает  от  общения  и  хочет  побыть  в  одиночестве,
поэтому и есть не ходила, не хотела, чтобы ее узнали  и  начали  приставать.
Народ ведь простой, раз актриса, давай автографы... Да и, честно  говоря,  в
коттедже пошикарней будет, три комнаты, кухня, санузел большой.
   - Можно мне его снять?
   - Пожалуйста, только стоит это удовольствие сто долларов в сутки.
   Я достала кошелек и заплатила за три дня.
   - Пойдемте, - сказала Алла Михайловна.
   Мы вышли на улицу, обошли корпус сзади и углубились в лес,  метров  через
триста показался небольшой деревянный  домик.  Королькова  открыла  дверь  и
сказала:
   - Прошу.
   Внутри коттедж оказался просторным. Спальня, гостиная, кабинет... Большая
ванная  комната,  безукоризненно  чистая.  Мебель,  правда,  не  новая,   но
добротная. Матрац на кровати не продавленный, подушки мягкие, одеяло теплое,
белье целое... Вот только полотенца отсутствовали.
   - Непорядок, - покачала головой директриса, - вы уж извините, сейчас Веру
пришлю, горничную.
   После этой фразы она ушла. Я осталась в одиночестве,  слушая  невероятную
тишину. Ни звука не долетало до ушей. В Москве невозможно найти  места,  где
бы полностью отсутствовал шум. Всегда  либо  трамвай  проедет,  либо  собака
залает, либо соседи заведут пьяные песни. Даже у нас в Ложкине  слышно,  как
тревожно гудит, подъезжая к станции, электричка.
   Послышался легкий стук, и в комнате появилась девушка, даже девочка, чуть
старше Маруси по виду.
   - Здрассти, - сказала она и показала стопку  полотенец,  -  куды  вам  их
положить?
   - Да вот на столе оставь.
   - Не-а, - протянула девочка, - Алла Михайловна ругать станет. Вы ей потом
скажете, что я все побросала...
   Я внимательно посмотрела на горничную. Низкий  лоб,  глубоко  посаженные,
просто "утонувшие" в черепе маленькие  глаза,  нос  -  картошкой  и  слишком
крупный рот с влажными губами.  Некрасивая  голова  с  плохо  подстриженными
волосами сидела на полном туловище человека, привыкшего есть в любое  время,
не ограничивая  себя.  Скорей  всего  у  нее  легкая  форма  болезни  Дауна,
позволяющая адаптироваться к жизни и даже работать.
   - Ты права, детка, - со вздохом ответила я, -  свои  обязанности  следует
выполнять четко. Большое полотенце повесь в ванной на крючок, среднее положи
на кровать, а маленькое, льняное, отнеси на кухню...
   Девица с шумом понеслась выполнять указания.
   Потом она вновь возникла перед моими глазами и отрапортовала:
   - Сделала.
   Я достала из бумажника пятьдесят рублей.
   - Спасибо.
   - Чегой-то? - спросила девочка, во все глаза глядя на бумажку.
   - Это тебе, на чай.
   - Я его не люблю...
   - Ну купишь себе кока-колу или мороженое...
   -  Спасибо,  большое  спасибо,  просто  огромное  спасибо,  -   принялась
благодарить девица.
   Мне стало неудобно, небось зарплата у  несчастной  рублей  четыреста,  не
больше. Горничные мало получают, а уж таким небось вообще платят копейки...
   - Тетенька, - неожиданно сказала  девочка,  притормозив  у  двери,  -  вы
добрая, хорошая, я вам правду скажу...
   - Какую, солнышко?
   - Уезжайте из этого домика!
   - Почему, дружок?
   Девочка напряглась, потом неожиданно сообщила:
   - Меня Верой зовут.
   - Очень приятно, Дарья Ивановна.
   - Ой, - обрадовался бесхитростный ребенок, - как мою бабушку,  можно  вас
тетей Дашей звать?
   Я улыбнулась. Странное дело, но так меня  никто  не  называл  ни  разу  в
жизни. Как-то сложилось, что дети подруг мигом начинали  обращаться  ко  мне
просто: Даша Потом ребята подрастали, и я превращалась в Дашутку.
   - Конечно, милая. А почему лучше уехать в другой коттедж?
   Верочка перешла на трагический шепот:
   - В этом люди как мухи мрут, просто жуть!
   Место несчастливое, проклятое, мне  мамусечка  рассказывала.  Хотя  живут
иногда и ничего, здоровехоньки остаются, только вы  добрая,  мне  вас  жаль!
Бегите к Алле Михайловне и в другую коттеджу  переезжайте.  Они  у  нас  все
пустые стоят! И чего она вас сюда  поселила?  Сама  же  на  днях  моей  маме
говорила: "Надо сломать второй номер, прямо проклятое место!" Я спросила:
   - И кто же тут умер?
   Верочка села на стул и стала перечислять:
   - Сначала дядька, пожилой уже, аккурат вот  на  этом  диванчике,  в  июне
преставился. До него женщина в ванной мылась, поскользнулась и черепушкой  о
пол приложилась, жуть! Кровищи было, еле отмыли. Еще  раньше,  год  примерно
назад, люди-то живы остались,  да  у  них  ребенок  утонул,  маленький.  Они
купаться пошли, тута место есть специальное, и недоглядели. Неделю искали  и
не  нашли...  А  совсем  давно  тетенька  утонула,  красивая!  Актриса!   По
телевизору играла! Ой, вот ее мне жалко было! Добрая,  навроде  вас!  Шарфик
мне подарила,  такой  голубенький,  он  у  меня  парадный  теперь,  и  денег
давала...
   - Постой, постой, - прервала я ее рассказ, - Изабелла умерла в 97-м году.
Она никак не могла тебе ничего дать!
   -  Почемуй-то?  -  удивилась  Вера.  -  Я  здесь  всю  жизню  работаю,  с
четырнадцати  годков,  как  школу   закончила,   у   меня   восьмилетка,   я
образованная. Мы тута с мамочкой служим, но она, конечно,  раньше  нанялася.
Таперича мамуля эта, как ее, забыла, ну при белье...
   - Кастелянша?
   - Чего? Я вздохнула.
   - Сестра-хозяйка?
   - Во, точно, хозяйка, а я в горничных, Анна Касьяновна мамусю зовут.
   - Сколько же тебе лет, деточка?
   - Тридцать, - преспокойно ответила Вера. Я постаралась  ничем  не  выдать
своего удивления. Оксана как-то сказала:
   - Старимся-то мы не от физиологических процессов, а от постоянных  забот.
Забьем голову разными мыслями, и, пожалуйста, морщины бегут.
   Помнится, я возразила:
   - Ну уж прямо-таки от мыслей!
   - А ты как-нибудь посмотри на олигофрена или дауна, - парировала подруга,
- вечные дети. Что в голове, то и на морде.
   - Мамочка твоя здесь?
   - Где ж ей быть? Туточки сидит, в главном корпусе.
   - Пошли, - велела я и потребовала закрыть коттедж.
   Но ключ, столь легко слушавшийся Аллу Михайловну, не хотел поворачиваться
в замке.
   - Да бросьте, - посоветовала Вера, - потопали.
   - Нельзя, - ответила я,  пытаясь  справиться  с  тугим  замком,  -  вдруг
телевизор унесут или холодильник!
   - Тута воров нет, - пояснила горничная, -  здесь  лишь  мрут,  чисто  как
тараканы.

Глава 25

   Увидав нас на пороге,  кастелянша,  полная  женщина  с  абсолютно  седыми
волосами, спросила:
   - Верочка, ты полотенца отнесла?
   - Ага, не уронила даже, - ответила дочь и, вытащив из  кармашка  халатика
купюру, показала матери, - гляди, чего дали. Пойду в буфет, накуплю всего  и
съем.
   - Ступай, - вздохнула мать, - покушай.  Когда  Вера  с  топотом  убежала,
сестра-хозяйка сказала:
   - Верочка отстает в развитии, еле-еле читать и писать  научилась,  школу,
правда, закончила, вспомогательную. Только там никакой  профессии  не  дали,
конверты они клеили. Вот пришлось сюда взять. Вы уж извините,  коли  что  не
так. Она старательная, аккуратная, только болтает невесть какие  глупости  и
стоп-сигнала при виде еды нет.
   - Очень милая девушка, - улыбнулась я, -  никогда  бы  не  подумала,  что
отстающая. Добрая, услужливая...
   Кастелянша зарделась.
   - Спасибо на добром слове. Верушку действительно тут любят. Она  ведь  по
развитию как десятилетний ребенок, бесхитростная...
   - Я хотела у вас спросить...
   - Да, пожалуйста...
   - Это правда, что у второго коттеджа дурная слава?
   Анна Касьяновна вздохнула.
   - Верочка наболтала, да? Хотите переехать? Очень вас прошу,  не  говорите
Алле Михайловне правду. Она давно на Верушку зуб точит,  все  руга  ет:  "Не
трепи языком, работай молча".  Уж  скажите,  будто  вам  мрачно  показалось,
темно... Там окошки-то прямо в лес смотрят...
   - Так это правда, про смерти?
   Анна Касьяновна кивнула и быстро добавила:
   - Только  ничего  странного  нет,  просто  совпадение  вышло.  У  Алексея
Петровича Разуваева случился инфаркт. Он  специально  снимал  этот  коттедж,
чтобы жить на отшибе.
   - Зачем?
   - Пил запоями, по-черному наливался. В  корпусе  несподручно  нажираться,
народу полно, вот и  ехал  в  домик.  Сколько  раз  его  в  себя  приводили,
откачивали потихоньку, просили не злоупотреблять... Нет, без толку! Так я  и
думала, что неприятность приключится. Хорошо хоть не курил, а то ведь мог  и
номер спалить!
   - Зачем же вы его пускали?
   Анна Касьяновна всплеснула руками.
   - Так не  прежние  времена.  Мы  теперь  частное  заведение,  акционерное
общество, зарплата от выручки зависит. Есть клиентура - хорошо, нету -  соси
лапу, пустую. Вот из-за этого и мирились с  пьянчугой.  Алексей  Петрович  -
человек был состоятельный, перед отъездом всех одаривал  по-царски,  понимал
небось, сколько неприятностей причинял... Ничего в его  кончине  загадочного
нет!
   - А тетка, которая в ванной упала? Анна Касьянова принялась перекладывать
полотенца из одной стопки в другую.
   - Римма Михайловна, между прочим, тоже  неспроста  все  время  во  второй
домик просилась...
   - Да ну?
   - Именно. Женщина пожилая, за шестьдесят уже, а безобразница!
   - В каком смысле?
   - В прямом, хулиганка! Любовников приводила,  я  бы  постеснялась  в  эти
годы! И ведь представьте,  самой-то  уж  в  могилу  пора,  а  с  мальчишками
связывалась! Один  другого  младше.  В  последний  раз  приехала  просто  со
школьником, по-моему, у него и усы еще не росли. Вошла к директору  и  поет:
"Добрый день, Алла Михайловна, вот, с  племянником  к  вам!"  Ой,  мы  прямо
обсме-ялись все. Хорош родственничек! Да она его из  кровати  не  выпускала.
Ясное дело, разве может старческий организм подобные  перегрузки  выдержать?
Пошла наша сексуальная львица в ванную, напустила пару, а паренек, бедняжка,
мигом заснул. Заездила  его  бабулька.  Помылась  она,  значит,  давление  и
скакнуло. Мигом мозговой удар случился. Нам в милиции потом  объяснили,  что
она уже на пол падала мертвой. Сосуд в голове разорвался, и кранты. И  опять
ничего удивительного, закономерное окончание событий.
   - Ребенок-то, который утонул, он, надеюсь, не пил и не вел  беспорядочную
половую жизнь? Анна Касьянова отмахнулась.
   - Ну вы сказали! Мальчонка крохотный, годик всего.  Только  снова  любому
было понятно: не жилец он был.
   - Почему?
   Кастелянша тяжело вздохнула.
   - При таких родителях... Матери едва семнадцать исполнилось,  да  и  отцу
чуть больше. Сами еще дети, ну зачем им  сынишка!  Они  не  слишком  за  ним
приглядывали, да и раздражал их мальчонка. Пару раз в столовой я видела, как
они ему оплеухи раздавали, это младенцу! Знаете, как они  во  втором  домике
оказались?
   - Нет.
   - Сначала жили в корпусе, в  обычном  номере,  причем  самом  дешевом.  А
потом, дело  летом  было,  народу  понаехало  много,  почти  все  с  детьми,
жаловаться их соседи начали.  Мол,  спать  невозможно.  Мальчишка  всю  ночь
напролет кричит, прямо заходится, у людей дети просыпаются.
   Алла Михайловна заглянула к молодым родителям и попросила  принять  меры.
Но мать ответила:
   - Еще чего, буду я ночью вскакивать, повизжит и заткнется. Кстати, я сплю
спокойно, нечего соседям придумывать.
   Алле Михайловне осталось только уйти. Но потом ударила жара, народ  начал
распахивать на ночь балконы, и жалобы полились рекой. Детский  нервный  крик
слышен был во всех номерах не только первого,  но  и  второго  этажа.  Тогда
директриса  приняла  соломоново  решение.  Предложила  беспечным   родителям
переехать в коттедж, пообещав, что он будет стоить им, как номер.
   - Они вечером купаться пошли, - выкладывала Анна Касьяновна,  -  потом  в
кустиках устроились, на природе, а мальчонка к воде сполз. Когда  хватились,
он уже давно утонул... Жаль, конечно, да только не  жилец  ребенок  был.  За
детьми пригляд нужен, а этому, видно, на роду было написано рано убраться. И
чего тут странного? Никакой мистики. Просто второй коттедж на отшибе  стоит,
вот в него и едут всякие... Живите себе спокойно, ничего не бойтесь!
   - Чем же плохим занималась Белла Маркова?  -  задала  я  главный  вопрос.
Кастелянша пожала плечами.
   - Вот ее по-настоящему жаль! Такая милая дама, талантливая. Как раз в  то
время фильм по телику шел с  ее  участием,  очень  интересный!  Она  даже  в
столовую не ходила, я ей на подносе еду носила. Очень уж Беллочка не хотела,
чтобы  народ  привязываться  начал.  Жалко  Маркову,  только  снова   ничего
особенного... Сердце у нее болело. Несколько раз  при  мне  схватывало.  Она
вдруг пошатнется и скорей лечь торопится.
   Первый раз поняв, что постоялице плохо, Анна  Касьяновна  перепугалась  и
предложила:
   - Сейчас "Скорую" вызовем.
   - Не надо, - прошептала Изабелла, - пока машина придет, уже  отпустит,  я
таблетку приняла. Не переживайте так,  болячка  у  меня  неприятная,  но  не
смертельная. С аритмией десятилетиями живут, это не инфаркт. Я  помирать  не
собираюсь.
   - Словно накаркала бедолага, - вздыхала Анна Касьяновна, -  на  следующий
день пошла на косогорчик посидеть и все! Муж приехал с  друзьями,  убивался,
плакал, артист!
   - Он тоже в кино снимался? Сестра-хозяйка скорчила гримасу.
   - Не в том смысле артист! Изображал, что горюет, прямо смотреть  противно
было. А уж кем работает, не знаю, но видно сразу: не простой человек.  Шофер
у него, машина шикарная, одет с иголочки...
   - Почему же вы решили, что он неискренне переживал?
   Кастелянша хмыкнула:
   - Знаете, я тут всю жизнь работала в санатории... Люди отчего-то считают,
что обслуживающий персонал состоит исключительно из дураков.  Вроде  как  мы
слепые  и  глухие,  ничего  не  понимаем...  Маркова-то  с  любовником   тут
встречалась!
   - Не может быть!
   - Очень даже может!
   - Но все вокруг говорили, что у нее счастливый брак!
   Анна Касьяновна рассмеялась.
   - Что же за труд  хорошей  актрисе  любовь  при  посторонних  изобразить!
Только скажу вам правду. Сюда к ней мужчина приезжал!
   - Как его звали?
   - Вот чего не знаю, того не знаю, я его не видела!
   - А говорите, приезжал!
   Анна Касьяновна прищурилась.
   - Так постельное белье  рассказало,  мы  его  раз  в  неделю  обязательно
меняем. И по простыням видно было: не одна она спала.
   - Может, муж ее навещал!
   - Нет, -  покачала  головой  кастелянша,  -  любовник.  Муж  бы  подъехал
открыто, пошел к центральному входу.  Только  никто  его  тут  не  встречал.
Кавалер через заднюю калитку небось шмыгал, она как раз у второго  коттеджа.
Такие вот дела.
   - Ну уж и напридумывали, - подначила я  бабу,  -  наговорили  на  честную
женщину!
   Анна Касьяновна побагровела.
   - Вот и нет, святая правда!
   - Все равно верится с трудом, Беллочка обожала мужа.
   - Да ежели хотите знать, ее любовничек - писатель был, книжечки выпускал,
- азартно выкрикнула кастелянша.
   - И это придумали!
   - Правду говорю!
   - Откуда вы знаете? -  презрительно  фыркнула  я,  чувствуя,  как  сильно
начинает колотиться сердце.
   - Когда Беллочка ум