е дело? Если не отстанете, я позову милиционера и скажу, что вы ко мне пристаете с развратными предложениями.
     Во втором же вежливо улыбнется и скажет:
     - Нет, мне очень хорошо, пусть народ на красоту любуется. Вот имей я ваши ноги, даже спать укладывалась бы в шароварах.
     Можете сейчас осудить меня, но я считаю, что подростки правы. Да, они отвечают вам грубо, но вы сами первая начали. И потом, представьте обратную ситуацию. К вам подходит тетка и нагло спрашивает:
     - И зачем ты нацепила обтягивающее платье, глаза, что ли, потеряла? Ты же в нем на бегемота похожа!
     Бормоча себе под нос, словно древняя бабка, я добралась до магазина, отыскала стенд с косметикой "Баг" и спросила у продавщицы:
     - Это у вас торгуют помадой-хамелеоном?
     - Да, - оживилась она, - такая классная штука, смотрите.
     Тоненькими пальчиками девушка вытащила футлярчик, открыла его и продемонстрировала совершенно черный столбик.
     - Ну, - протянула я, - однако цвет-то какой жуткий!
     - В этом вся фишка, - засуетилась консультантка. - Вот, смотрите!
     Она провела помадой по своей руке. Темная линия, оставшаяся на ладони, превратилась в нежно-розовую.
     - А теперь давайте на вас попробуем.
     Я послушно подставила свою кисть и удивилась.
     На моей коже помада приобрела оранжевый тон.
     - Очень оригинальная вещь, - пустилась в объяснения продавщица, - цвет у всех на губах разный, он зависит от температуры человека и состояния его кожи и меняется в течение дня.
     - Да? Я всегда считала, что у людей нормальная температура тридцать шесть и шесть. И потом, десять часов эта помада не продержится! - сомневалась я.
     - Это не так. В метро жарко, на улице душно, в магазинах кондиционеры, вот организм и приспосабливается. Да вы на наших девочек гляньте. Мы все с этой помадой, и что? И еще - она суперстойкая!
     Я посмотрела вокруг. По залу ходила толпа продавщиц. Меня всегда удивляет, ну к чему хозяева магазинов нанимают столько девушек? Их часто бывает намного больше, чем покупателей, но не об этом сейчас речь. Консультантка фирмы "Баг" оказалась права. Губная помада у всех выглядела по-разному.
     Посчитав новинку забавной, я купила ее для Зайки. Себе брать такую не решилась, потому что не люблю неожиданностей. И потом, эта губная помада непредсказуема, ну, допустим, на мне красная кофточка, а краска на губах станет оранжевой, не очень красиво выйдет. Но если Зайка о ней мечтала, то пусть наслаждается.
     Оставшееся до встречи с Настей время я провела, шатаясь по огромному залу магазина, перенюхала все пузырьки, перемазала все кремы и ушла совершенно счастливая.
     Ровно в восемь я позвонила в дверь квартиры Насти. Она распахнулась мгновенно.
     - Настюша! - воскликнула худая, высокая, с виду совсем не старая женщина, - а я уже волноваться начала. Десять пробило, а тебя все нет и нет!
     Что же ты так задержалась? Ведь рассказывали вчера по телевизору: в нашем районе орудует маньяк!
     Ужасный, жестокий!
     - Как десять? - удивилась я. - На моих часах только две минуты девятого! И потом, извините, но я не Настя, а Даша. Вы, наверное, Людмила Сергеевна?
     - Люся, - сердито поправила меня дама, - входите, пожалуйста. Извините, я перепутала, вы с Настей очень похожи, обе худенькие, беленькие, стриженые, а на лестнице темно. Почему две минуты девятого? Уже около половины одиннадцатого. Пойдемте в комнату.
     Меня провели в странное многоугольное помещение и посадили за стол. Люся ткнула пальцем в старинные напольные часы.
     - Вот, двадцать два часа восемнадцать минут!
     А Насти нет. Я страшно беспокоюсь! По району ходит маньяк.
     Я встала, подошла к часам, прислушалась и улыбнулась.
     - Они стоят, наверное, завод кончился! Сейчас только восемь.
     Люся всплеснула руками:
     - Ой! И правда! Я вспомнила! Настюшка еще утром просила их завести, а я забыла. Целый день белкой в колесе крутилась, Настеньке ужин готовила, а потом глянула на циферблат и испугалась. Маньяк по району ходит!
     На мой взгляд, бандит, вознамерившийся отнять у вас кошелек, ничем не лучше маньяка. Большой город вечером, увы, полон опасностей. Но нужно успокоить нервничавшую даму.
     - Вы не волнуйтесь, в сегодняшних газетах написали, что сексуального извращенца поймали! - лихо соврала я.
     Люся всплеснула руками:
     - Какое счастье! Что вы предпочитаете, кофе или чай?
     Не выслушав ответа на вопрос, хозяйка принялась хлопотать. Столовая в этом доме была объединена с кухней. Очевидно, Настя, въехав в новую квартиру, разбила стену между помещениями, а может, ей уже достались такие хоромы.
     Подавая на стол чашки и сладости, Люся не закрывала рта ни на минуту. Спустя короткое время я узнала, что Настя талантлива, гениальна, великолепна. Она работает в крупной фирме, получает отличную зарплату, балует мать и вообще она идеальная дочь, просто придраться не к чему. Вот только задерживается на службе, что очень страшно, красивой женщине лучше после девятнадцати ноль-ноль сидеть дома.
     - Настенька такая неразумная, - тарахтела Люся, не обращая внимания на то, слушаю я ее или нет. - Совершенно невозможно ее вечером удержать. То в кино пойдет, то в театр, то в ресторан.
     Ужасно!
     Потом она склонила голову набок, хитро прищурилась и сказала:
     - Впрочем, я нашла способ. Знаете, какой? Ложусь на диван и говорю, что сердце болит. Настенька сразу дома остается!
     Мне моментально стало жаль незнакомую Настю.
     Милые родители, искренне желая детям добра, душат их до смерти в крепких объятиях любви.
     - Когда же погулять, как не в молодые годы? - вырвалось у меня. - Потом замуж выйдет, дети появятся, сама дома засядет.
     Люсенька затрясла головой, затем, понизив голос, сообщила:
     - Настюша никогда себе пару не найдет! У нее была любовь! Такая большая! Но он предпочел другую! И знаете, он несчастлив. Вообще, над нашей семьей тяготеет рок. А все эти деньги проклятые!
     - Какие? - машинально поинтересовалась я.
     Люся перешла на шепот.
     - Володины. Их слишком много оказалось. Господи, я думала, с ума сойду! Одна, в метро, с сумкой, в которой полмиллиона долларов! И ведь любой милиционер мог остановить, проверить. И где бы я сейчас оказалась? Ну, отвечайте, где?
     Я растерянно пожала плечами:
     - Понятия не имею.
     - В могиле, - сообщила Люся, - вместе с Володей. Он там, и я бы тоже, обязательно. Но я все выполнила, очень аккуратно, довезла их в целости и сохранности. Знаете, получается, что я спасла жизнь Леонардо, и Клара все знала!
     - Кто? - воскликнула я, услыхав знакомое имя.
     - О-о-о, - протянула Люся, - в нашей семье произошла настоящая трагедия, давно, в конце семидесятых. Помните, что за времена были?
     - Естественно, - ответила я, - Горбачев пришел к власти в восемьдесят пятом, а окончательно коммунистический режим пал лишь с появлением Ельцина. До того времени мы строили общество развитого социализма.
     Глаза Люси заблестели. Очевидно, пожилая дама испытывает дефицит общения, сидит весь день одна, подруг с каждым годом становится все меньше, вот она и рада любой возможности почесать языком.
     - Мой муж, - начала рассказ Люся, - был гениальный художник, опередивший свое время. Ему следовало появиться на свет значительно позже, вот сейчас бы Володя получил и известность, и деньги, и славу. Но, увы, при жизни его не понимали...
     Я молча пила чай. Никакой новой информации от Люси я пока не услышала. К сожалению, очень часто лишь после смерти живописца его современники спохватываются и понимают, что рядом с ними жил гений. Вспомним хотя бы Ван Гога и Гогена. Оба умерли в нищете, абсолютно не оцененные ни критикой, ни простыми смертными. Но не прошло и десяти лет после их кончины, как лучшие музеи мира стали драться за право включить в свои коллекции полотна еще недавно осмеянных художников.
     - Конечно, - продолжала Люся, - Володя мог бы писать так, как тогда требовалось... Ну, изображать сталеваров у печки или ткачих возле станка.
     Он бы имел тогда все, даже больше, чем Леонардо, но - не хотел. Я его понимала и никогда не настаивала. Мы всегда перебивались с воды на квас. Знаете, Настенька росла удивительным ребенком. Другая бы девочка капризничала, требовала платьев, туфелек, а наша носила, что имела, и молчала. Настенька очень гордилась отцом, да и мной тоже.
     Понимаете, я ведь поэтесса...
     Слова буквально извергались изо рта Люси. Я мельком поглядывала на часы. Интересно, куда подевалась Настя? Уже половина девятого, а ее все нет!
     - Но в начале восьмидесятых, - не останавливалась Люся, - мужу повезло. Он продал одну картину сотруднику американского посольства. Уж и не помню, кто дал ему наш адрес, да и самого американца я не встречала, вот деньги видела, доллары... Очень удивилась тогда.
     Я кивнула. Конечно, удивилась. В советской стране хождение американских рублей было строго-настрого запрещено, а в Уголовном кодексе существовала статья, предусматривавшая очень суровое наказание за операции с валютой. Особенно власти приглядывали за представителями творческой интеллигенции, певцами, писателями, актерами, то есть теми, кого приглашали выступать за рубежом.
     Естественно, устроители гастролей платили им гонорары. Но нашим людям предписывалось, получив валюту, незамедлительно идти в посольство и сдавать валюту в кассу, деньги вливались в казну государства. Я забыла сейчас, какую сумму оставляли тем, кто ее, собственно говоря, заработал. Впрочем, западные продюсеры и импресарио были в курсе грабительских законов СССР и пытались изо всех сил помочь тем, у кого отнимали честным трудом полученные деньги. Поэтому в документах они указывали смехотворные суммы, а остальное выдавали артистам в конвертах. Более того, великолепно зная, что в каждой группе балетных, цирковых или эстрадных деятелей имеется человек из КГБ <КГБ - Комитет государственной безопасности, ныне носит название ФСБ.>, или, как тогда говорили. Детского мира <Здание КГБ находится на Лубянской площади, там же расположен самый большой в Москве магазин для детей, под названием "Детский мир".>, принимающая сторона во всеуслышание объявляла:
     - Мы сделали советским артистам подарки. Вот эти шубы, нижнее белье, косметику, лекарства, кастрюли преподнесли им в презент.
     Ясное дело, что наши все приобрели сами, но подарки не подлежали сдаче в казну. Впрочем, кое-кто ухитрялся протащить через границу "живые" доллары, а потом, уже на родине, продать их фарцовщикам. Но на привычную сейчас операцию купли-продажи валюты решались лишь самые бесшабашные граждане, остальные элементарно боялись.
     Слишком ужасной могла быть расплата за сделку.
     Но еще больше коммунисты не любили, когда наши люди вступали в контакты с иностранцами на территории СССР. Если вы встретились с подданным иного государства и имели с ним беседу, то будьте уверены, завтра же вас вызовут на работе в первый отдел и устроят допрос. Впрочем, кое-кому удавалось некоторое время тайно проворачивать свои делишки. И, как ни странно, плохо приспособленный к жизни Трошев, человек, предпочитавший жить в нищите долгое время, но не разменявший свой талант в угоду господствующим вкусам и потому работавший дворником, оказался из когорты тех, кто спокойно водил за нос всевидящий и всезнающий КГБ.

Глава 18

     О том, что муж продает картины на Запад, Люся узнала совершенно случайно. В тот день она поехала к матери, которая жила в Подмосковье. Собралась на три дня, но, добравшись до вокзала, обнаружила, что забыла дома кошелек, и вернулась.
     Дверь она открыла своим ключом, тихо вошла в комнату и вскрикнула от удивления. Володя сидел у стола, заваленного незнакомыми зелеными купюрами. Увидав остолбеневшую от изумления жену, он сначала растерялся, а потом сказал:
     - Ладно, садись, сейчас объясню, в чем дело.
     У Люсеньки чуть не случился обморок, когда она узнала правду. Оказывается, ее Володя вот уже некоторое время торгует своими картинами. Покупают их сотрудники американского посольства, платят, на взгляд Трошева, немыслимые деньги. У Володи есть план: собрать как можно больше валюты, полмиллиона, и уехать жить в США.
     - Там меня ждут успех, деньги и понимание, - объяснял Люсе муж.
     - Господи, какое богатство, - оторопев, пробормотала она, осторожно трогая пальчиком доллары, - а мы с Настей без зимней обуви ходим.
     - Милая, - ласково ответил Володя, - мы не можем в Москве потратить даже цента, моментально попадем в поле зрения соответствующих органов. Вот уедем в США, там и заживем.
     - Каким же образом ты собираешься оказаться в Америке? - удивилась Люсенька. - Никто нас туда не выпустит!
     Трошев улыбнулся:
     - Есть у меня идейка. Но для ее осуществления нам потребуется развестись.
     - Ни за что, - твердо отрубила Люся.
     - Я не собираюсь бросать тебя по-настоящему, - утешил ее муж. - Ты выйдешь замуж, конечно, фиктивно, за Семена Ваннера. Он решил уехать в Израиль, отбудешь с ним как его жена. Семену я заплачу за услугу. Если мы сейчас быстро провернем дело с расторжением брака и новой женитьбой, тогда года через два тебя выпустят.
     Люся только моргала глазами.
     - Ты не переживай, - объяснял Володя, - жить станем по-прежнему, вместе, просто оформим нужные бумаги. Пока ты получишь визу и укатишь в Тель-Авив, я переберусь в Нью-Йорк.
     - Как?! - подскочила Люся.
     Володя отмахнулся.
     - Не думай об этом. Дело устраивает Майкл Юрген.
     - Это кто?
     - Всемирно известный коллекционер картин, меценат, миллиардер, владелец университета, в котором обучают художников, - перечислял муж, - он ищет у нас талантливых, на его взгляд, людей и приглашает их провести полгода в Штатах. Коммунисты хотят дружить с Юргеном, он им дает деньги.
     Поэтому власти не противятся, когда Майкл отбирает для поездки в США художников. Я приеду в Нью-Йорк, ты тем временем разведешься с Семеном и тоже прибудешь в Штаты вместе с Настей.
     Представляешь, как мы будем счастливы? Мои работы в Америке улетают на ура!
     Люся только кивала, она вообще-то из всего вышесказанного поняла лишь одно: ей придется развестись с мужем.
     - Деньги мои перевезут в дипломатической почте посольства, - заявил Володя. - А сейчас они хранятся тут.
     Трошин пошарил за батареей, раздался тихий щелчок, Володя взялся за подоконник и приподнял его. Внутри открылся довольно глубокий отсек.
     Через пару месяцев Володя начал осуществлять задуманное. Он расторгнул брак с Люсей. Жить они продолжали в одной квартире, что никого не удивило. Жилищный вопрос в Москве стоял остро, и сотни разведенных супругов вынуждены были маяться на одной территории. Понимая, что спешить нельзя, Трошин выждал примерно полгода, а потом Люся и Семен отнесли заявление в загс. Все проблемы взялся решить Юрген, который был в курсе затеваемой аферы. В посольстве Израиля визу будущим супругам Ваннер обещались дать просто-таки сразу. И Люся стала понимать: фантастический план претворяется в жизнь. Во всяком случае, начальная его часть прошла без сучка без задоринки. Может, и следующая пройдет без осложнений? Володя попросит убежища в США, семья снова соединится.
     Но тут грянул гром. Восемнадцатого мая, число Люся запомнила на всю жизнь, муж пошел на очередную встречу с покупателем. Где-то в районе обеда зазвонил телефон, и незнакомый, какой-то бесполый голос сказал:
     - Люся, Володя арестован.
     - Как, где, почему? - залепетала она.
     - Потом, - оборвал ее говоривший, - к вам скоро придут с обыском, действовать надо быстро.
     Бери то, что спрятано, и езжай на Тишинский рынок.
     - Зачем?
     - Потом объясним, к тебе там подойдут. Держать ЭТО в доме опасно.
     Как ни глупа, как ни болтлива была Люсенька, только даже до нее дошло: надо послушаться таинственного информатора.
     Она сложила пачки долларов в хозяйственную сумку и поехала на Тишинку, суетное, гомонящее народом место. По внешнему виду Люся ничем не отличалась от домохозяек, озабоченных покупкой еды для семьи. В магазинах в те годы ассортимент был беднее некуда, а на рынке можно было купить.
     Сделав вид, что приценивается к мясу, Люся принялась ходить вокруг прилавков. Вдруг ее уцепили за рукав чьи-то железные пальцы. Люся глянула вбок и хотела воскликнуть: "Привет!", но услышала тихое: "Молчи. Давай".
     Около нее, одетый в старую, поношенную куртку, в немыслимо грязной кепке, козырек которой прикрывал почти половину лица, стоял Леонардо.
     Потрясенная Люся отдала ему сумку, и приятель растворился в толпе. Когда она вернулась домой, ее ожидала милиция. Был произведен самый тщательный обыск, после которого в квартире не осталось ничего, что не было бы развинчено, распилено или расковырено. Естественно, нашли пустой тайник под окном.
     И тут Люся проявила чудеса героизма. Когда ее начали допрашивать, она тупо повторяла одну фразу:
     - Ничего не знаю, мы в разводе, я в дела бывшего мужа нос не совала, собираюсь расписаться с другим человеком, мы просто жили в одной квартире.
     Люсенька ни единым звуком не намекнула на деньги, чем в конце концов спасла Володю и Леонардо. Впрочем, о том, какую роль играл лучший приятель мужа в этой истории, она и понятия не имела.
     Потом произошло много всего. Фамилию Ваннер Люся так и не получила. Семен, перепугавшись насмерть, забрал из загса заявление. Деньги, заплаченные ему за услугу, он не вернул. Пообещал отдать осенью, но запамятовал, а Люся и не требовала долг, она даже не знала, сколько Володя заплатил Семену за аферу.
     Трошева посадили в СИЗО, но до суда дело не дошло, художник покончил жизнь самоубийством.
     Очевидно, в камере бывалые люди объяснили ему, что в случае смерти подозреваемого дело закрывается, и родственники остаются незамараны клеймом "дочь преступника" или "жена осужденного".
     Впрочем, Люсина жизнь после смерти Трошева не изменилась бы, она ведь считалась бывшей женой Володи, а вот у Насти бы точно судьба оказалась поломанной. Наверное, мысль о дочери и заставила отца принять ужасное решение.
     Люся замолчала, потом с горечью воскликнула:
     - Вы женщина молодая, тех, советских времен не помните! Вот как мы ужасно жили. Сейчас художники свободно по всему миру ездят, валюту можно буквально на каждом углу поменять...
     Я улыбнулась.
     - Спасибо за комплимент, но я выросла, выучилась и работала при советской власти. А что же случилось с деньгами, которые унес Леонардо?
     - Он сжег их, - спокойно ответила Люся.
     Я изумилась до крайности:
     - Как?
     Она тяжело вздохнула:
     - После смерти Володи прошло, наверное, месяца три, когда Леонардо с Марфой позвали нас с Настюшей в гости, на шашлык.
     Трошева обрадовалась. Она, честно говоря, боялась, что Якунины отвернутся от нее. Но на знакомой шикарно обставленной даче маму с дочкой встретили, как всегда. После обильной еды и чаепития Леонардо позвал Люсю в глубь участка, посмотреть на купленные недавно садовые скамейки, ин отвел ее к забору и сказал:
     - Люся, знаешь, сколько денег было в сумке?
     - Много, - ответила Трошева, - но точную сумму не назову.
     - Пойми меня правильно, - зачастил Леонардо, - хранить их дома очень и очень опасно. Я страшно рисковал, забирая у тебя торбу, просто смертельно! Поймай меня милиция - и что? Где бы я сейчас был? Я согласился на это лишь по одной причине: хотел помочь тебе и Насте. Чуть с ума не сошел, пока на дачу ехал, казалось, все знают, что лежит у меня в сумке, и вызовут милицию.
     - Я сама чуть не умерла, ходя по Тишинке, - призналась Люся.
     - Вот-вот, - обрадовался Леонардо, - следовательно, ты меня поймешь. В общем, приволок я эти деньжищи сюда и заметался, куда их деть. Ну и... сжег!
     - Как? - вытаращила глаза Люсенька.
     - Развел огонь в мангале, в котором шашлыки жарим, и побросал пачки туда, - ответил Леонардо.
     - Господи, - прошептала Люся, - ты представляешь, какую сумму уничтожил!
     - Нет, - ответил приятель, - а ты пересчитывала доллары?