нял
верхнюю рубаху через голову Ларен. Расшнуровав платье на груди,  он  опустил
его к талии. Под платье Ларен  надела  простую  рубашку  из  льна",  которую
Меррик купил ей в Копанге. Он пытался не обращать внимания,  но  не  мог  не
заметить, что рубаха стала тесновата, грудь Ларен распирала тонкий материал.
Он понял, что должен как можно скорее уложить Ларен лицом вниз.
   Вновь опустив Ларен на постель, он  снял  с  нее  нижнюю  рубаху,  поднес
поближе масляную лампу. Следы от кнута Траско все еще отчетливо виднелись на
ее коже, длинные  узкие  полосы  опоясывали  спину.  Грозный  багровый  цвет
сменился розовым, нигде не наблюдалось вздутия, покраснения или  потемнения,
не проступали рубцы, которые свидетельствовали бы о  неблагополучии.  Однако
мазь в любом случае не повредит. Меррик  подхватил  мазь  двумя  пальцами  и
принялся массировать спину Ларен. Сперва она казалась жесткой как доска,  но
Меррик, не произнося ни слова,  продолжал  свое  дело,  тихонько  поглаживая
Ларен, и  вскоре  ощутил,  как  она  успокаивается,  расслабляется  под  его
прикосновениями.  Наконец  Ларен  замурлыкала  от  удовольствия,  и   Меррик
рассмеялся ей в ответ.
   Надо лечить се пот так каждый вечер. Плечи Ларен тоже были  напряжены,  и
Меррик втер в них немного мази. Ларен снова вздохнула.
   Меррик опустил юбку ниже, обнажив бедра Ларен. Он сам не  понимал,  зачем
он делает это, ведь помнится, что кнут Траско не опускался ниже спины.
   Наверное, он просто хотел проверить, удалось ли Ларен поправиться  за  те
недели, что она провела рядом  с  ним.  Ребра  по-прежнему  торчали  наружу,
однако тело Ларен уже приобретало женственную округлость, мягкость, а  когда
Меррик увидел ее пополневшие бедра, то едва не изверг семя.
   Смех его мгновенно сменился  желанием,  столь  острым,  что  он  едва  не
завопил от муки. Меррик поспешно натянул платье обратно на Ларен и поднялся.
Плошку с мазью он оставил возле кровати.
   Ему придется спать с ней в одной кровати, совсем  рядом,  другого  выхода
нет, иначе не пройдет и минуты, как в эту комнату ворвется его брат.  Меррик
не мог допустить, чтобы Эрик изнасиловал сестру Таби, но он и себе  Запретил
соблазнять Ларен.
   Он тихо сказал:
   - Я хочу снять с тебя платье и рубаху. Вместо этого я накрою тебя  чистой
рубахой из своих запасов. Хорошо, Ларен?
   Она ничего не ответила, только кивнула. Волосы рассыпались,  закрывая  ей
лицо, так что по крайней мере Меррик не мог  теперь  прочесть  выражение  ее
глаз, и она не  видела  его.  Ларен  чувствовала  волнение,  одновременно  и
приятное и тягостное, не понимая, почему она не воспротивилась, когда Меррик
стянул с  нее  юбку,  почему  она  не  осыпала  его  ругательствами,  почему
промолчала, не издала ни  единого  звука.  А  теперь  она  чувствовала  себя
дурочкой, совсем глупенькой, сбитой с толку девчонкой. Ее спина и обожженная
нога выглядели отталкивающе, а она словно позабыла об этом, к  тому  же  она
все еще слишком тощая - дохлая утка, наверное, и то аппетитнее. Если  Меррик
и хотел ее, то лишь до тех пор, пока не сообразил, какова она на самом деле.
   Ларен ощутила, что слезы вновь жгут ей глаза,  но  это  были  уже  не  те
слезы, которые скопились в ней за два года, эти новые слезы  означали  лишь,
что  она  чувствовала  себя  безнадежно  несчастной,  оказавшись  наедине  с
человеком, который не пожелал ее, - что же ей теперь делать?
   Ларен слышала, как Меррик снимает с нее платье, как он укрывает ее мягкой
тканью, а затем внезапным быстрым движением окутывает все ее тело  шерстяным
одеялом.
   Опустившись на постель рядом с ней, Меррик пообещал:
   - Я больше не стану этого делать. Ларен поняла,  что  он  имеет  в  виду.
Ровным, бесстрастным голосом она сказала:
   - Потому что я тощая и уродливая.
   - Нет, - возразил он, - из-за Таби. - И снова Ларен поняла, что он  хочет
сказать.
   Однако Меррик знал, что не открыл Ларен всей правды. Дело было не  только
в Таби. Он не хотел унижать Ларен, превращать ее  в  наложницу.  Пусть  Эрик
думает, будто Меррик спит со своей рабыней, пусть прислушивается, ловя стоны
и вздохи, которые должны утвердить его в этом мнении. Необходимо, чтобы Эрик
поверил и отступился от Ларен. Меррику даже думать не хотелось, каковы будут
последствия, если он так и не сумеет убедить брата.

***

   Следующий день миновал  быстро  и  как-то  незаметно.  Единственное,  что
удивило: Меррик вновь принялся кормить Ларен, стоял над  ней,  пока  она  не
приканчивала последнюю крошку из предложенного ей блюда.
   Таби уже приняли в ребячью компанию. Верховодил в ней Кенна, восьмилетний
сын Кейлис, наложницы Эрика. Таби следовал  за  Кенной  по  пятам.  Красивый
мальчик, по всей видимости не унаследовавший заносчивости и подлости  своего
отца, обращался с новичком добродушно и весело, и все детишки следовали  его
примеру.
   Клив не совсем понимал  свое  положение-с  одной  стороны,  он  оставался
рабом, с другой - его не отсылали спать в  хижину  для  рабов,  не  поручали
грязную работу. Отправившись со своими людьми на охоту,  Меррик  приказал  и
Кливу идти с ним.
   Ларен пересчитала серебряные монетки.  Их  уже  накопилось  восемнадцать.
Скоро можно будет поговорить с Мерриком, она совсем забыла про это  накануне
ночью. Слишком многое произошло между ними, слишком многое, я Ларек  думала,
что теперь ей, Таби и Кливу нужно покинуть  Мальверн  как  можно  скорее.  В
минуты слабости (такие, как эта) она, уже не хотела расставаться с Мерриком,
она знала, что и Таби этого не хочет, однако надо уехать и забрать  с  собой
малыша. Их место - не здесь.
   Вечером Ларен приготовила жаркое  из  кабана,  вызвавшее  удовлетворенные
вздохи дружинников Меррика и изумление прочих обитателей Мальверна. Завершив
трапезу, Эрик поглядел на Ларен злобным похотливым взглядом и объявил"
   - Сегодня я не позволю  девчонке  продолжать  глупые  побасенки.  У  меня
найдутся дела поважнее  Значит,  сегодня  Ларен  не  соберет  еще  несколько
монеток. Наверное, Эрик рассчитывал таким образом наказать ее, но  Ларен  не
слишком-то огорчилась. Сарла осторожно потянула ее за рукав:
   - Сегодняшнее жаркое - в жизни своей не отведывала ничего  подобного!  Ты
обязана научить меня, как его готовить, Ларен, обязана!
   Сарла говорила резко, отрывисто, и Ларен удивленно повернулась к ней:
   - Да это же очень просто. Ты готовишь ничуть не хуже, просто по-другому -
Нет, ты должна мне все показать! Ларен внимательно посмотрела в  лицо  своей
хозяйки и  заметила  бледный  синяк  под  правым  глазом  Сарлы.  Ларен  так
рассердилась, что у нее даже живот заболел:
   - Клянусь богами, он ударил тебя!
   - Тише, Ларен! Пожалуйста, помолчи! Ничего страшного.  Мне  нисколько  не
больно, и ты бы не обратила внимания на него, если б мы не стояли так близко
друг от друга. Не говори никому!
   - Почему он ударил тебя?
   Сарла не ответила, она только пожала плечами.
   - Почему?!
   - Эрик не обязан объяснять, что он делает и зачем. Я не угодила ему, и он
меня побил.
   - Он и раньше поднимал на тебя руку? Сарла взглянула на Ларен, и  девушка
прочла тоску в ее больших серых глазах - Похоже, я с  каждым  днем  нравлюсь
ему все меньше.
   Ларен знала, что большинство  мужчин  бьют  женщин  -  своих  жен,  своих
наложниц, просто рабынь, и никого это не  волновало.  Но  ведь  Сарла  такая
кроткая, тихая! Неужели она может хоть в ком-то вызвать раздражение? И вдруг
Ларен догадалась, за что Эрик ударил свою безответную жену. Он сорвал на ней
зло, поскольку в тот вечер Ларец не досталась ему.
   - Твои глаза полыхают гневом, Ларен. Прошу тебя, никому ни слова,  забудь
об этом. Я видела, он уже говорил сегодня с Кейлис, а потом с Мегот,  с  той
красивой девушкой, которая сейчас стоит рядом с Илерией.  Наверное,  сегодня
он оставит меня в покое.
   Утром Ларен вновь взялась печь хлеб, поскольку накануне мужчины истребили
осе ее лепешки до последнего кусочка. Руки Ларен  по  локоть  погрузились  в
большой чан с тестом. Оглянувшись на Клива, она выдавила из себя улыбку.
   - Ты злишься.
   - Не то чтобы злюсь, просто Сарла такая  добрая,  ласковая.  Эрик  ее  не
стоит.
   -  Этому  человеку  нравится  быть  хозяином,  он  ненавидит  всех,   кто
осмеливается возражать ему. Говорят, после смерти  отца  он  распустился,  у
него голова пошла кругом от мысли, что он может в любой момент наказать  или
даже убить кого-нибудь из принадлежащих ему мужчин или женщин.
   - По крайней мере, вчера Сарла избавилась от него.
   - Да. Она спала в общем зале, поблизости от меня.
   Ларен вздохнула и вновь принялась за тесто, яростно перемешивая его. Муку
смололи недостаточно мелко, Ларен то и дело нащупывала охвостья. Надо  будет
позаботиться и об  этом.  Она  припомнила  свою  хозяйку  в  Старой  Ладоге,
вспыльчивая была старуха и драчливая, но, спасибо, научила Ларен готовить, и
молоть муку как следует, и даже варить пиво и эль. Ларен училась быстро, как
она и говорила Меррику, за любую неудачу хозяйка нещадно лупила ее,  правда,
она могла дать ей затрещину и за чересчур вкусное блюдо,  приговаривая,  что
рабыня не смеет зазнаваться.
   - Клив, мы с тобой уже многое видели,  через  многое  прошли,  -  сказала
наконец Ларен - Я сама не понимаю, почему меня так огорчает  синяк  на  лице
Сарлы, но я и впрямь ужасно злюсь Я ненавижу Эрика почти так же сильно,  как
человека, который изуродовал тебе лицо. Наверное, если  б  могла,  я  бы  их
обоих убила за то, что они причинили боль тебе  и  Сарле...  -  На  миг  она
запнулась, потом прибавила - Но Эрика я боюсь.
   - Я знаю. Жаль, что твое тело не поспевает за твоим отважным духом. Ты  и
вправду убила бы человека, который оставил мне на память этот шрам?
   - Во всяком случае, я постаралась бы причинить ему боль.
   - Это сделала женщина Ларен изумленно уставилась на него потом мед  ленно
покачала головой.
   - Не понимаю, чего я так удивилась? Я же знаю, женщины бывают даже  более
жестокими, чем муж чины. Почему она так обошлась с тобой?
   - Я отказался спать с ней. Ларен снова уставилась на Клива:
   - Это так много значило для тебя?
   - Да, - коротко возразил он, - для меня это было слишком важно.
   Ларен догадалась, что больше он  ничего  не  прибавит,  и  тоже  смолкла.
Она-то уж знала, что такое темное,  страшное  прошлое,  которое  никогда  не
выпускает тебя из своих объятий. После  паузы  ока  спросила  -  Ты  пойдешь
сегодня на охоту вместе с Мерриком?
   - Нет, - покачал головой Клив. - Я  отведаю  твоей  каши,  а  потом  буду
работать в поле. Урожай уже почти поспел, не хватает рук. Даже  Меррик  идет
сегодня на ячменное поле.
   - А Эрик?
   Клив пожал плечами, зачерпывая кашу из железного котла, висевшего на цепи
над огнем, и перекладывая ее в деревянную миску:
   - Я только что видел, как  он  направлялся  в  баню  вместе  с  очередной
женщиной. Сомневаюсь, что  он  собирается  мыться.  Кажется,  женщину  зовут
Мегот. На мой вкус, она  чересчур  низенькая  и  пухлая,  но  волосы  у  нее
золотистые, точно ячмень в поле.
   - Она красивая. А у меня есть восемнадцать серебряных монет.
   Клив полил кашу медом.
   - Что ж, это немало, Ларен. Будь у меня деньги, я бы тоже одарил тебя  за
вечерние сказки.
   - Я не о том. Когда я соберу достаточно, я выкуплю нас всех у Меррика,  и
мы вернемся домой.
   - Домой?
   - Да, на мою родину.
   Клив поглядел на Ларен и снова покачал головой:
   - Как мы доберемся туда? И где твой дом? Нас кто-нибудь ждет?
   Ларен вновь сердито занялась тестом:
   - Не знаю. Прежде всего надо собрать деньги. А дальше посмотрим.
   - Сегодня  тебе  насыплют  еще  монеток.  Эрик  наверняка  прикажет  тебе
продолжать рассказ. Вчера он наказал и себя самого, и всех нас. Не  терпится
узнать, что произошло дальше с Грунлигом Датчанином -  Честно  говоря,  я  и
сама не все знаю пока слова не начнут выпрыгивать у меня изо рта Клив на миг
оторвался от каши - Нет, правда?
   - Ну да, Грунлиг - человек своевольный, он частенько поступает совсем  не
так, как я ожидала Клив задумчиво отведал кашу - Я уж привык к нему, будто к
настоящему человеку Мне как-то не хочется  думать,  что  на  самом  деле  он
существует лишь у тебя в голове - Только другим этого не говори, ладно?
   - Ладно, - ответил Клив, смеясь, - Никому не скажу - Мне он тоже  кажется
живым Ларен молча продолжала свое, дело, а Клив стоял подле нее, поедая кашу
Ларен случайно приподняла голову  и  увидела,  что  взгляд  Клива  неотрывно
следует за Сарлой Она различила нежность и печаль в глазах Клива и  едва  не
заплакала  от  сострадания  к  нему  -  Только  не  это,  -  прошептала  она
Обернувшись, Клив вновь улыбнулся ей - Да нет,  Ларен,  я  не  так  глуп  Но
знаешь, она, кажется, не замечает,  как  изуродовано  мое  лицо  она  иногда
улыбается мне так, будто и шрама моего  не  видит  И  держится  ласково  Она
добрая, и вроде как я ей по душе,  не  в  этом  смысле  конечно  об  этом  и
думать-то срамно, она - жена того грубого негодяя, а я., я я даже утешить ее
не достоин Ларен вновь поглядела на своего  друга,  сочувствуя  его  горю  и
вновь напоминая себе что в жизни немного радостей и потому любую из них надо
принимать с открытой душой

Глава 11

   Днем у ворот усадьбы поднялась суета, мужчины громко кричали, но то  были
не воинственные или испуганные вопли, а радостные приветствия.  Ларен  вышла
посмотреть, что за гости навестили Мальверн.
   - Это Торагассоны, - пояснила Сарла, - они  живут  в  трех  днях  пути  к
северу, в долине Бергсона. - Чуть помолчав, Сарла добавила:
   - Отец Меррика успел перед  смертью  высватать  ему  старшую  дочь  Олафа
Торагассона, Летту. Не знаю, захочет ли Меррик соблюсти  этот  договор.  Все
ждут, что он послушается отца, может быть, это и соответствует его желаниям,
но я не уверена.
   - Вот как, - ответила Ларен. Сарла быстро  посмотрела  на  нее,  а  затем
перевела взгляд на яркую зелень сосновых  верхушек  на  вершине  горы,  там,
вдали, по ту сторону залива:
   - Я знаю, Меррик увел тебя к себе в спальню этой ночью  и  прошлой  тоже.
Все слышали об этом, в том числе и Эрик.
   - Да, мой господин не скрывал своих намерений.
   - Эрик страшно обозлился. Он приказал мне спать в общей зале, а сам  взял
к себе на ложе и Кейлис, и Мегот - обеих.
   - Он не достоин тебя, Сарла. Сарла только плечами пожала:
   - Эрик - мужчина, а теперь он стал хозяином Мальверна. Он берет все,  что
захочет, меня или других женщин, все равно. Я только рада  бываю,  когда  он
оставляет меня в покое. -  Сарла  вновь  умолкла,  а  потом  чуть  удивленно
произнесла:
   - Я никак не могу понять, почему я  так  откровенничаю  с  тобой.  Многих
женщин здесь я могла бы назвать своими подругами, они хорошо  приняли  меня,
когда я два года назад стала женой Эрика и переехала жить в Мальверн, и  все
же я никогда не говорю с ними о своих делах. Даже Торе,  матери  Меррика,  я
ничего не рассказывала, хотя она любила меня.
   - Я не обману твоего доверия Я никогда никого не предавала.
   - Я чувствую это. Знаешь, ты тоже можешь полагаться на меня.  Вряд  ли  я
сумею по-настоящему помочь тебе, но вдруг что-то выйдет. Меррик - он  обидел
тебя?
   - Нет.
   - Ты не хочешь говорить со мной искренне? Нет, Ларен, не надо извиняться,
ты совершенно права, ты столько времени боролась в одиночку, и если с кем  и
говорила откровенно, то с несмышленым младенцем Меррик -  надежный  человек.
Может быть, ты когда-нибудь откроешься ему.
   - Нет, от этого никакой пользы не будет. Хорошо, я признаюсь тебе, Сарла.
Меррик меня не хочет Он старается защитить меня  от  Эрика,  он  сделал  это
нынешней ночью и прошлой и будет впредь укрывать меня, так как он любит Таби
и считает, что провинится перед моим братом, если отдаст меня насильнику. Но
я нисколько не привлекаю его,  слава  богам.  А  довериться  -  как  я  могу
довериться ему, мужчине, викингу, я же прекрасно помню, что  викинги  думают
только о добыче и соблюдают правила чести лишь по отношению друг к другу, им
наплевать на чужаков, тем более на рабов. О да, это мне хорошо известно...
   - Но Таби...
   - Да, Меррик очень привязан к малышу. Но ведь это не надолго.
   - Я не всегда понимаю Меррика. Но ты любишь его, Ларен, значит,  считаешь
достойным человеком. Я заметила, как ты глядишь на  него.  Ты  хоть  знаешь,
что, рассказывая о Грунлиге Датчанине, ты не  сводишь  глаз  с  Меррика?  Ты
можешь отрицать, можешь спорить до хрипоты, но я останусь при своем мнении.
   - Ты заблуждаешься, Сарла.
   - Посмотрим-посмотрим. Пойду, поздороваюсь с Торагассонами.

***

   Вместе с Олафом Торагассоном в усадьбу прибыли четыре  женщины  и  дюжина
мужчин. Красивая семья, отметила Ларен, впрочем, почти все норвежцы, которых
она встречала, отличались хорошим сложением и  смотреть  на  них  было  одно
удовольствие, что здесь - на севере, что  у  нее  на  родине.  Что  касается
Летты, то Ларен сочла ее капризной девчонкой,  хотя,  конечно,  миленькой  с
виду: ей едва исполнилось семнадцать лет, густые светлые локоны ниспадали на
плечи, пухлые губки выдавались вперед,  словно  в  ожидании  поцелуя,  груди
казались неожиданно большими для хрупкой фигурки. Ларен была  всего  на  год
старше Летты, но чувствовала, что годится ей в  матери:  она  такая  старая,
многоопытная, усталая и разочарованная. Ларен  уже  не  помнила  те  времена
счастливого детства, когда ее занимали лишь игры  да  верховые  прогулки  на
кобыле по имени Селье.
   Ларен отметила, как  Эрик  наметанным  взглядом  осмотрел  большие  груди
невесты Меррика, и поспешно  обернулась  к  Меррику.  Тот  тоже  внимательно
разглядывал девушку, но  грудью,  похоже,  не  заинтересовался.  Его  что-то
смущало,  во  всяком  случае,  он  не  проявил  радости  по  поводу   брака,
задуманного его покойным отцом.
   Узнав о смерти родителей Меррика, Олаф пришел в замешательство  и  отнюдь
не потому, что сильно скорбел, утратив старых друзей, а  оттого,  что  с  их
уходом  разрывалась  договоренность,  обязывавшая  Меррика  войти  в   семью
Торагассонов.
   Однако глава рода, крепкий шумный мужчина, в русых волосах которого  едва
пробивалась седина,  весело  похлопал  Меррика  по  спине,  с  деликатностью
буйвола  поинтересовался  его  самочувствием   после   летнего   похода   и,
подмигивая, принялся разбирать достоинства своей дочери:
   - Да уж, она здорово подросла с праздника зимнего равноденствия, когда вы
виделись в последний раз, - провозгласил он. - Ее мужу будет чего потискать.
   Меррик кивнул в знак согласия. Олаф Торагассон озабоченно нахмурился:
   - Жаль, что ее мать не так э., э., складно, сложена.
   Меррик благоразумно промолчал.
   - Тебе уже исполнилось двадцать пять лет, прозрачно намекнул Торагассон.
   Меррик лишь усмехнулся в ответ:
   - Я еще не утратил ни зубы, ни мужскую силу - Да-да, но надо обзаводиться
детьми, только тогда мужчина может чувствовать  себя  спокойно,  будет  кому
оставить свое имя, если он падет в битве или его сразит  внезапная  болезнь.
Жена и дети -  вот  что  нужно  мужчине,  дабы  его  жизнь  стала  полней  и
счастливей.
   Меррик признал верной и эту мысль.
   - И потом, мужчина  не  обязан  всю  жизнь  держаться  одной  женщины,  -
продолжал Олаф, многозначительно осклабясь и  приглушив  свой  громоподобный
голос.  -  Я  слыхал,  твой  брат  Эрик  выбрал  себе  несколько  рабынь   и
наслаждается  каждой  по  очереди.   Мужчина   может   поступать   как   ему
заблагорассудится, лишь бы денег хватало.
   - Мой отец всю жизнь хранил верность моей матери.
   - Да, но его никто не заставлял. Меррик, послушай, что я тебе скажу: твой
отец очень хотел, чтобы наши семьи породнились. Он сам выбрал  тебе  в  жены
мою крошку Летту. Ты так восхищаешься своим отцом, значит, должен полагаться
на его суждение.
   - В большинстве случаев я так и делаю, - подтвердил Меррик.
   - Моя Летта настоящее сокровище, верно? - настаивал