же она еще рассказала?
   - Что вы без конца вспоминали прошлое, в деталях описала, как  ты  ее
хотел и как безумно любил.
   - Да,  это  недалеко  от  истины.  -  Гастингс  молча  повернулась  и
направилась в зал. - Но не вся истина, - крикнул он вслед.
   Гастингс не обернулась, лишь гордо подняла голову. Чего она  от  него
хочет? Чтобы Марджори от-, правили в Седжвик, где она может заболеть? На
это он не пойдет, но и так оставить нельзя.
   Он пошел за женой в спальню и услышал ее голос.
   - Скоро я стану толще, чем ты, и что прикажешь делать? Быть пленницей
в Оксборо? Он всегда поступал по-своему. Особенно со мной.
   - Для начала ты могла бы верить мне, Гастингс. Трист,  валявшийся  на
постели, заметил хозяина, тут же соскочил на пол и взобрался к  нему  на
шею.
   Гастингс не шелохнулась.
   - Я хотел бы взглянуть на твою рану. Целых семь дней ты держишь  меня
на расстоянии, а нужно убедиться, что ты поправляешься.
   - Неужели Марджори  не  подпускает  тебя  к  себе,  и  ты  не  можешь
удовлетворить свои мужские потребности?
   - Отчасти ты права, - признался он. - Но сейчас гораздо важнее узнать
о твоем самочувствии.
   Ты говоришь, рана не воспалилась. Я желаю убедиться сам.
   - А Ведунье не веришь?
   - Приляг, Гастингс.
   Уже неделю он не отдавал ей никаких приказаний. Да и что, собственно,
можно ей приказать, раз она упала на кинжал? Оставаться в постели?
   Неожиданно Гастингс подчинилась, и он, сев рядом, поднял ей платье.
   - Не маши руками, я не нуждаюсь в твоей помощи.
   - Я не собираюсь тебе помогать, Северн. Мне хочется тебя убить.
   - Трист, сядь-ка ей на грудь.
   Тот исполнил приказание и трогательно заглянул Гастингс в глаза.  Она
не смогла удержаться от смеха.
   - Так-то лучше. А живот еще плоский. Не хочу требовать  невозможного,
Гастингс, только  мне  было  бы  спокойнее,  если  бы  он  хоть  немного
округлился.
   - Ты не веришь в мою беременность?
   - Ты потеряла чувство юмора, кажется,  оно  перешло  ко  мне.  Теперь
займемся повязкой.
   Гастингс лежала совершенно голой. Он не поленился стянуть с нее  даже
чулки. Ей хотелось... Ничего подобного ей не может хотеться.
   - Ага, вот как ты завязываешь этот узел, - Северн осторожно приподнял
мягкую белую ткань.
   Он наложил всего шесть швов, сделал это довольно аккуратно, но черные
нитки выглядели очень уродливо на белоснежной коже. У Северна  захватило
дух. Он ничего не забыл.
   - Когда можно будет снять швы? - Его голос прозвучал сдавленно.
   - Через два-три дня. Что с тобою, Северн?
   -  Ничего  особенного,  просто  ты  лежишь  голая,   и   мне   трудно
сосредоточиться на ране, Гастингс.
   - Попытайся.
   - Рана, кажется, зажила. У тебя есть какие-нибудь притирания?
   - Да, вон там, на столике. Маленькая" коробочка.
   - Что здесь?
   - Корни святого Джона, смешанные с разными маслами. Получился крем. Я
натирала им рану с  того  дня,  как  мы  вернулись  в  Оксборо.  Ведунья
говорит, что от него не будет шрама. И кожа станет мягкой.
   - Она и так удивительно мягкая: Почему ты не попросила  меня  втирать
крем?
   - Потому что не хотела лежать  перед  тобою  голой,  Северн.  Ты  мог
забыть про черные нитки у меня на боку, а я не могла бы  сопротивляться,
разойдутся швы.
   - Значит, ты лежала бы подо мною с лицом великомученицы,  не  пытаясь
ударить в пах?
   Гастингс зажмурилась, ощутив на коже прохладный крем.
   - Ненавижу эти швы на твоем теле, они напоминают мне  ту  злополучную
ночь.
   Ага, наконец-то он разозлился на нее, вот-вот закричит.
   - Только не надо мне твердить, что я дура, и грозить...
   - Тихо, - прошептал Северн.
   Он оказался на удивление ловким. Когда Гастингс сама  натирала  рану,
ей ни разу не было так приятно.
   - Можно уже обойтись без повязки.
   - Ты уверена?
   - Да, утром я осматривала рану. Северн положил ладонь ей на живот.
   - Ты больше не поверишь моим угрозам?
   - Конечно. Ты побоишься навредить ребенку.
   Она подняла на мужа глаза. Тот, не отрываясь, глядел на нее.  Это  ее
совершенно не устраивало, но она промолчала.
   За семь дней и ночей Северн не давал себе воли. Ежедневно навещал ее,
иногда обедал в спальне вместе с нею, однако ни разу не приходил  ночью,
ни разу не отругал ее за бегство из Оксборо, не повысил голос,  даже  не
нахмурился. С его уст не слетело ни одного резкого слова.
   От этого можно было сойти с ума. И Гастингс не выдержала.
   - Я хотела найти Розовую  гавань.  Бимис  отказался  меня  проводить,
боялся, ты его убьешь. Я уверяла, что  ты  не  станешь  его  убивать,  в
худшем случае дашь ему пару  затрещин,  но  Бимис  не  поверил.  Розовая
гавань находится около Кентербери, я бы ее  нашла.  Ты  заметил,  что  я
переоделась в мужское платье? Даже ты не смог бы  узнать  меня,  Северн.
Мне ничто не угрожало, те люди хотели получить Мареллу,  а  не  меня.  -
Северн молчал, и она стукнула кулаком по одеялу. -  Целых  семь  дней  и
ночей я жду, когда ты начнешь кричать на меня. Не может быть,  чтобы  ты
проглотил обиду.
   - Зачем ты ворошишь это, Гастингс? Да, я не  сказал  тебе  ни  одного
худого  слова.  Мне  казалось,  ты  должна  радоваться,   что   избежала
наказания, хотя виновата передо мной, очень виновата. А ты  болтаешь  об
этом без перерыва, как сорока.
   - Я не сорока и ни в чем не виновата.
   - Может, хватит упорствовать в своих заблуждениях?  Опомнись,  забудь
свои надуманные обиды, которые якобы извиняют то, что ты натворила.
   - Черт тебя возьми, Северн, почему ты не можешь отругать меня,  да  и
дело с концом?
   - Ты хочешь, чтобы я тебя ругал?
   - По крайней мере это лучше, чем твои рассуждения о  наказании.  Если
покричишь, может, тогда быстрее обо всем забудешь?
   Он молча ласкал Триста, который довольно ворчал и потягивался.
   - Как только я сниму швы, ты будешь наказана, - заявил  Северн.  -  А
теперь отдыхай. Трист, идем со мной.
   О чем же разговаривали Северн с Марджори во время прогулки?  Она  вся
светилась, голос у нее  был  прямо-таки  медовым  и  показался  Гастингс
погребальным звоном.
   - Да будет тебе  известно,  Северн  любил  меня,  еще  когда  я  была
подростком. И безумно меня хотел.
   - Неужели  ты  когда-то  была  подростком,  Марджори?  Нескладной,  с
прыщавым лицом?
   - Ха, она еще  пытается  язвить.  Да  ты  посмотри  на  себя:  тощая,
бледная, волосы редкие. И  ты  всерьез  полагаешь,  что  Северн  на  это
позарится?
   - Да.
   - Но есть кое-что  еще,  Гастингс,  чего  ты  никогда  не  добьешься.
Конечно, он будет спать  с  тобою,  ведь  ему  нужны  наследники.  Он  -
мужчина, а мужчины спят с кем угодно и когда угодно, если не влюблены  в
своих жен. Северн тебя никогда  не  полюбит.  -  Марджори  улыбнулась  и
пощупала свои локоны. - Кажется, мне пора вымыть волосы.  Северн  так  и
пожирает их глазами, ты заметила?
   - Заметила. Волосы прекрасные. А что у тебя внутри, Марджори?
   - Внутри? - Голос сразу утратил мелодичность.
   - Как далеко ты способна зайти, добиваясь своей цели.
   - Ты довольно остра на язык, только и всего, -  с  издевкой  ответила
Марджори. - Бедняжка, тебя скрючило, как старуху.
   Несмотря на приказ  мужа,  Гастингс  не  сомкнула  глаз,  ее  снедала
тревога. Результатом бегства из Оксборо явились  лишь  рана  в  боку  да
непонятное отношение Северна. Он, видите  ли,  ждет,  пока  снимет  швы,
чтобы наказать ее.
   Завтра она должна взять управление замком в свои руки. Оксборо  -  ее
родной дом. Здесь живут ее люди, а не люди Марджори. Она  всем  покажет,
кто в доме хозяйка.

***

   Гастингс вымылась, надела свое любимое шерстяное  платье  шафранового
цвета. Талия перетянута золоченым поясом,  а  пышные  рукава  собраны  у
локтей. Волосы блестят. Марджори не к чему придраться.
   Бок еще болит, но она вовсе не скрючилась, как старуха.
   Ее кресло оказалось  свободным,  Марджори  заняла  свое  место  возле
Элизы. Леди Морайна беседовала с сыном, Гвент шутил с Бимисом,  волкодав
Эдгар расправлялся с костью.
   -  Добро  пожаловать,  Гастингс,  -   воскликнула   Марджори.   -   Я
позаботилась, чтобы Макдир приготовил твои любимые  кушанья.  Он  сделал
розовый пудинг, говорит, что его очень любила твоя мать.
   - Да, мама очень любила розовый пудинг. По-моему, она и  дала  рецепт
Макдиру.
   - Твоя мама была развратная, и твой папа забил ее до смерти, - подала
голос Элиза.
   Не хватало того, что любовница мужа рассуждает о ее матери, а тут еще
эта  лживая  девчонка.  Гастингс  открыла  было  рот,  но  Марджори   ее
опередила:
   - Нет, Элиза, ты не должна повторять недостойные сплетни. Ни ты, ни я
не знаем о маме Гастингс. Ну-ка, давай я  покормлю  тебя  этим  чудесным
горохом. Прости ее, Гастингс, - добавила Марджори вполголоса. - Про твою
мать ходят всякие слухи, но ей, конечно,  нельзя  в  это  встревать.  Ты
бледненькая, Гастингс, может, тебе лучше  вернуться  наверх?  Да-да,  ты
ужасно бледная, Гастингс, и ходишь как-то боком, словно больная овца.
   У Гастингс чесались руки схватить Элизу и трясти ее, трясти,  пока..,
пока что? Ну, пока она не станет умолять о прощении. Она не сводила глаз
с мужа. Вот он кончил говорить с матерью, приветственно махнул  Гастингс
рукой, а когда она подошла к своему месту, подвинул ей кресло.
   - Спасибо, что не стал позорить меня у всех на виду.
   - Как прикажешь это понимать? - недоуменно спросил он.
   - С твоей стороны очень мило позволить мне сесть в свое кресло.
   - Элиза каждый день молилась за тебя, - вставила Марджори.
   - Надеюсь, твои колени зажили, Элиза, - улыбнулась Гастингс девочке.
   - Не люблю розовый пудинг, - буркнула та.
   - Тогда не ешь, - позволила Марджори, забирая себе ее порцию.
   - Ты отлично выглядишь, девочка, - сказала леди Морайна.  -  Я  рада,
что у меня такая дочь.
   Гастингс засмеялась, приподняла кубок, глядя на свекровь. Но, видимо,
она плохо стерла крем, которым натирала рану,  поэтому  кубок  выпал  из
скользких пальцев и опрокинулся. Бургундское вино потекло на белоснежную
скатерть.
   Увидав  перед  собой  лужицу,  Трист  потрогал  ее  лапкой,  понюхал,
старательно облизал, потом снова окунул  лапу  в  вино.  Неожиданно  его
тельце напряглось, скрючилось, он громко заверещал и рухнул на стол.
   - Трист! - вскочил на ноги Северн.  -  Черт  возьми,  что  с  тобою?!
Зверек не шелохнулся.
   - О нет, - шептала Гастингс, - нет, нет!
   - Что такое? Что с Тристом?
   - Это из-за вина, он слизал его с лапы.  Туда  что-то  подмешали.  О,
только не это! - Гастингс прижала куницу к груди и выбежала из зала.

Глава 25

   - Милорд! - воскликнула Марджори. - Она сошла с ума? Животное сдохло,
мы сами видели. Куда она его потащила?
   - Вино, - бросил Северн Гвенту, бросаясь за женой. - Посмотри,  чтобы
его никто не трогал.
   Догнав ее в конюшне, он выхватил Триста и сунул его за пазуху.
   - Здесь ему будет теплее. Какой же я дурак,  теперь  уже  все  равно.
Марджори права. Он мертв.
   - Нет, не мертв. Отвезем его к Ведунье. Скорее. Та  встретила  их  на
пороге хижины, Альфред громко мурлыкал у ее ног.
   - Куница, - закричала Гастингс, не успев соскочить с лошади. -  Трист
лизал отравленное вино.
   Северн вытащил из-под туники обмякшее тельце и умоляюще  поглядел  на
Ведунью:
   - Пожалуйста, не дай мне его потерять.
   - Я не разбираюсь в куницах. Уходи.
   - Ведунья, ради Бога. - Гастингс не замечала, что у нее льются слезы.
- Помоги ему. Он дорог нам обоим.
   - Ну, ладно. - Взяв бездыханное тельце. Ведунья скрылась в хижине.
   Альфред недовольно бил хвостом, но не издал ни  звука.  Северн  хотел
было войти следом, однако Ведунья крикнула:
   - Ну уж нет, оставайся там, милорд. Гастингс, помоги мне.
   Северн не послушался и, очутившись в хижине, следил за их возней.
   - Открой ему рот, Гастингс, и держи.
   - Что ты собралась делать? - спросил он.
   - Промыть  ему  желудок,  как  человеку.  Только  вот  сможет  ли  он
отрыгнуть яд? Не знаю, милорд. Выйди-ка лучше отсюда. Из-за тебя  здесь.
не повернешься.
   - Снаружи остался твой кот, так что места достаточно.
   Ведунья хмуро улыбнулась, прикрикнув на Гастингс:
   - Шире, шире открой. Теперь вольем ему это.
   Одна ложка, вторая,  третья.  Казалось,  прошла  целая  вечность,  но
тельце куницы оставалось мягким и безжизненным. Гастингс, державшая руку
там, где должно  было  находиться  сердце,  вдруг  почувствовала  слабый
толчок.
   - Он жив, - шепнула она. - Северн, пощупай.
   Ему тоже показалось, что сердце бьется, хотя он не был в этом уверен.
Он взглянул на заплаканное лицо жены.
   Знахарка вдруг схватила Триста, принялась его трясти,  потом  уложила
на шаткий столик, мяла его, опять трясла, снова мяла. И так без конца.
   - Понятия не имею, где у этой твари кишки.
   Надеюсь, жму там, где надо.
   Трист вздрогнул. Когтистая лапа чуть царапнула Северну руку.
   Неожиданно зверек вскочил, невесомое тельце дрожало  и  корчилось,  с
трудом извергая из себя яд.
   - Он может умереть от судорог.
   - Другого способа нет, Гастингс.
   Северн начал легонько массировать кунице живот.
   Но вот желудок опустел, и Трист затих на  столе,  больше  похожий  на
мертвого, чем на живого. Ведунья  приподняла  его,  заглянула  в  глаза,
подергала за лапки и сокрушенно покачала головой:
   - Милорд, Гастингс. Жалко мне его. Такой маленький,  бился  изо  всех
сил, а подох. -  Северн,  побледнев,  невидящими  глазами  уставился  на
Триста.
   - Нет!
   Схватив зверька, он спрятал его под туникой, прижал  вялое  тельце  к
сердцу, теребил пушистую шерсть, гладил  его  снова  и  снова,  отчаянно
шепча:
   - Ты не можешь покинуть меня, Трист. Нет, ты не умер, не мог умереть.
   В хижину вошел Альфред, изучающе  поглядел  на  них  и  вопросительно
мяукнул. Затем, вскочив на стол, кот уставился на Северна,  мяукнул  еще
громче, уперся передними лапами ему в  живот  и  стал  принюхиваться.  А
потом опять замяукал.
   Внезапно Гастингс уловила  движение  под  туникой  и  застыла,  боясь
спугнуть чудо.
   Альфред похлопал лапой по выпуклости на тунике. Снова мяукнул.
   И тут в напряженной тишине они услышали слабое  ворчание.  Изнутри  в
тунику уперлась маленькая лапка.
   Альфред хлопнул по ней. Ворчание усилилось.
   - Малыш спас  куницу,  -  сообщила  Ведунья  и  решительно  столкнула
Альфреда со стола.
   Осторожно,  будто  величайшую  драгоценность,  Северн  извлек  куницу
из-под туники, прижал зверька к груди и стал баюкать. Тот заворчал.
   - Да, да, расскажи, как тебе было плохо. Триста снова вырвало.
   - Все, яда больше не осталось, - заметила Ведунья. - Мы  с  Альфредом
его спасли.
   - Отдохни, малыш. - Гастингс потрепала его по  спине.  -  Теперь  все
будет хорошо. Наверное, завтра ты уже сможешь поблагодарить Альфреда.  -
Она коснулась пальцами щеки мужа. - Ты плачешь.
   - Как и ты. - Северн поцеловал ее в губы.
   - Ты не разбередила бок, Гастингс?
   - Нет, Ведунья.
   - Пусть она ляжет,  -  помрачнел  он.  -  Пожалуйста,  осмотри  рану.
Ведунья. По-моему, сегодня утром она выглядела зажившей, я опять намазал
ее кремом.
   - А что случилось потом, милорд?
   - Осмотри рану, - недовольно ответил тот.
   - Ладно, Гастингс, подними платье  и  рубашку.  Мне  все  равно  надо
взглянуть на твой живот.
   - Мне это не нравится, Ведунья.
   - Почему? Он - твой муж. И ему нет дела до того, как ты выглядишь, он
глаз не сводит с проклятой куницы. А что до Альфреда, то женская  нагота
его не интересует, не знаю  даже  почему.  -  Закончив  осмотр.  Ведунья
подошла к очагу и разворошила угли. - Я уже проголодалась,  а  вам  пора
уходить.
   - Больше тебе нечего сказать? Раздражение Северна насмешило знахарку.
   - Ну, ладно. По-моему, тебе следует быть поласковее с женой,  милорд.
Игры в постели иногда нравятся женщинам. Сама я в них  не  играла,  хотя
слышала, что у многих есть такая склонность. Вы явно переиграли. И  если
тебе очень приспичит завалить ее, не  набрасывайся  со  спины,  особенно
если у нее при себе будет кинжал. Рана заживает хорошо. Ребенок  здоров.
Через два дня я сниму швы. А кунице давайте побольше  молока.  Прикажите
Макдиру сварить жидкий куриный бульон.
   - Он не ест курятину. Он ест только свинину.
   - Ну, бульон из свинины. Пусть Макдир еще два дня готовит ему  легкую
пищу, как больному человеку. Гастингс, капай ему  на  язык  сок  конской
мяты, добавленный в старое вино. Только не перестарайся, ведь  он  такой
маленький.
   Трист заворчал.
   Альфред,  потоптавшись,  прыгнул  к  Гастингс  на  руки,  отчего   та
повалилась на лавку.

***

   Ночью Трист  спал  между  ними,  и  Северн  часто  просыпался,  чтобы
проверить, дышит ли зверек.
   - Он не будет есть до завтра, -  сказала  Гастингс.  -  Мне  тоже  не
хотелось есть после отравления. Молока вполне достаточно.
   - Но как же...
   - По-моему, ты беспокоишься о нем сильнее, чем обо мне.
   - Ты слишком боишься смерти. Гастингс долго молчала, потом  задумчиво
произнесла:
   - Видимо, ты прав. У нас была бы возможность это проверить, если бы я
выпила то вино. Ей показалось, что Северн вздрогнул.
   - Пока не хочу  ломать  над  этим  голову.  Гвент  сказал,  что  вино
подавали четверым, а не выпили только мы с тобой. Он сохранил мое  вино,
твой пустой кубок и скатерть. Проверишь их завтра?
   - Конечно, хотя и так все ясно. Вопрос лишь в том, что это был за яд:
болиголов, настойка мака или наперстянка. Главное, как яд попал в вино.
   - Между прочим, крестоносцы привезли из Святой Земли множество  новых
кушаний и приправ, ядов, наверное, тоже.
   Гастингс очень хотелось спросить: "Кто  желает  моей  смерти?"  -  но
вопрос остался невысказанным. Опасность слишком  велика,  а  у  нее  нет
возможности защититься от смерти, которая ходит  где-то  рядом.  Упавшее
седло еще можно назвать случайностью, но только не яд в вине. Если бы на
пальцах случайно не остался крем, она бы не выронила кубок.
   - Мне это не нравится, Гастингс.
   Интересно, стал бы он ее оплакивать, закричал бы "Нет!"  с  таким  же
отчаянием, как при виде умирающего Триста.
   - Мне тоже.
   - Отныне твою еду будут проверять. И вино. Завтра я объявлю всем. Кто
бы ни отравил вино, ему вряд ли захочется отправлять кого-то на тот свет
за компанию с тобой.

***

   - Ты сама  знаешь,  что  тебя  хотела  отравить  эта  сучка.  Что  ты
собираешься делать? - спросила леди Морайна.
   - Постараюсь выдворить ее отсюда вместе с людьми  из  Седжвика.  Туда
отправился на разведку Северн с воинами. Надеюсь, эпидемия  кончилась  и
хоть кто-то сумел выжить. Сэр Алан до последнего времени держался.
   - Она хочет моего сына и ни за что не сдастся. По-моему, нам  следует
отравить ее.
   Гастингс  непонимающе  уставилась  на   свекровь,   такую   красивую,
стройную, с мягкими карими глазами.
   - Ты решила, что я опять сошла с ума?
   - Нет, я решила, что вы очень безжалостны, как и ваш сын.
   - Но ведь она метит на твое место. Если бы ты  не  пролила  вино,  то
наверняка бы умерла.
   - Знаю.
   - Северну хватило ума объявить, что твою еду и питье будут проверять.
Делать это будет всякий раз новый человек,  и  нельзя  предугадать,  кто
станет следующим.
   - Да, план хорош. Но в замке еще много седел.
   - Я знаю, - сокрушенно вздохнула леди Морайна. -  Гвент  тоже  сильно
беспокоится. По-моему, нужно  отравить  сучку  до  того,  как  она  тебе
навредит. Иного выхода нет.
   В зале Гастингс  увидела  соперницу,  которая,  сидя  у  прогоревшего
камина, шила платье. Элиза пристроилась  у  ее  ног  и  тоже  занималась
какой-то белой тряпочкой.
   - У тебя очень ровные стежки, Элиза. Ты гораздо лучшая швея, чем я.
   - Нет, Марджори, ты - совершенство! Та  засмеялась,  и  люди  в  зале
обернулись на ее смех. Двое мужчин выглядели прямо околдованными.
   - Не льсти, милая, а то превращусь назло тебе в уродину.
   - Как в тот вечер, когда у тебя распух нос?
   - Нет, тогда я что-то  съела