м,  обогнули угол  и  зашагали по  коридору одной  из
пристроек. Флетч сам нес свои чемоданы.
     У  номера 77  портье поставил чемоданы Фредди на пол,  вставил ключ в
замочную скважину.
     - А где мой номер? - спросил Флетч.
     - Следующая дверь, сэр. Семьдесят девятый, сэр.
     - О, нет, - простонал Флетч.
     Из-за плеча портье ему улыбалась Фредди.
     - Дайте мне мой ключ, - попросил Флетч. Портье протянул ключ.
     - Знаете, - обратился Флетч к Фредди Эрбатнот, -  вы  в  полной  мере
соответствуете тому образу, что создало мое воображение.
     - Ваши чемоданы не подходят друг к другу, - ответила она.
     В  его комнате было четыре двери:  в  коридор,  на улицу и в соседние
номера, обе запертые.
     Прежде,  чем принять душ, Флетч сдвинул стеклянную дверь, что вела на
улицу. Посмотрел на бассейн, на берегу загорали женщины, в воде плескались
дети. На корты слева от бассейна, числом шесть. На двух играли.
     Чемодан был полон.
     Посередине стоял  магнитофон,  с  привычными клавишами на  панели,  с
двумя  динамиками размером  с  пачку  сигарет,  уже  снабженный кассетой с
пленкой.  В специальном кармане на крышке лежали еще тридцать пять кассет.
Суммарно на семьдесят два часа записи.  У  дальней стенки чемодана,  между
петлями  и  магнитофоном,  вытянулись  два  ряда  приемных  блоков,  всего
двадцать  четыре,   каждый  со   своей  кнопкой.   Справа  на  магнитофоне
располагалась ручка тонкой настройки,  слева -  регулятор громкости. Слева
от  магнитофона,  в  отдельном отделении,  лежал  полиэтиленовый мешочек с
"жучками".  Флетч высыпал их на кровать.  Двадцать четыре,  на каждом своя
цифирка.
     Флетч приложил один к металлической стойке кровати,  чтобы убедиться,
что он снабжен магнитом.
     Между магнитофоном и другой стенкой чемодана,  с замками,  оставалась
тонкая щель с двумя более широкими отверстиями по краям. Флетч сунул в них
указательные  пальцы   и   выудил   из   щели   миниатюрные   наушники   и
телескопическую антенну.
     В  отделении справа  от  магнитофона он  нашел  провод со  штекером и
штепселем.
     Нигде,  ни на магнитофоне,  ни на кассетах, ни даже на чемодане Флетч
не обнаружил фирменного знака изготовителя.
     Флетч  осмотрел  антенну,  подсоединил  магнитофон  к  сети,  воткнув
штепсель в  розетку на  стене,  выбрал "жучок" с  номером 8,  поставил его
рядом с  настольной лампой,  нажал кнопку на приемном блоке с  цифрой "8",
вдавил клавишу "Запись" и произнес:
     - Слушайте,  Эггерз, Гордон, и Фейбенс, Ричард! - на диске регулятора
громкости задергалась стрелка  с  красным наконечником.  Машина  работала.
Флетч чуть крутанул диск против часовой стрелки. - Это ваш приятель, Ирвин
Морис  Флетчер,  говорит  с  вами  с  прекрасной Плантации Хендрикса,  что
находится в  Хендриксе,  штат Виргиния.  Разумеется,  у  меня нет привычки
участвовать в  журналистских сборищах,  но своей настойчивостью вы убедили
меня в неизбежности этой поездки,  и я должен поблагодарить вас, что вы не
отправили меня в какую-нибудь дыру.
     Флетч  отжал  клавишу "Запись",  перекрутил пленку  назад,  нажал  на
клавишу "Пуск".
     Гром  собственного голоса  заставил  его  подпрыгнуть и  он  поспешно
повернул регулятор громкости против часовой стрелки.
     Флетч  выслушал  собственный  монолог.   Посмеиваясь  про  себя,   он
прогулялся в ванную, вернулся со стаканом воды, присел на краешек кровати,
вновь  нажал  клавишу  "Запись"  и  продолжил,  обращаясь  к  воображаемым
слушателям:
     - Очевидно,  я  мог  бы  семьдесят  два  часа  заполнять ваши  пленки
шутками,  песнями и забавными историями,  но,  если я правильно вас понял,
сюда меня послали не за этим.
     На случай моей смерти или иного, не менее печального события, я хочу,
чтобы тот, кто найдет в моей комнате  этот  ужасный  агрегат,  понял,  что
здесь происходит и почему я занимаюсь этим делом.
     Меня  шантажировало Центральное Разведывательное Управление,  угрожая
посадить  на  двадцать  лет  в  тюрьму  за  неуплату  федеральных налогов,
незаконный вывоз денег из Соединенных Штатов плюс невозможность отчитаться
за   получение  этих   денег.   Потребовали  они   следующее:   расставить
подслушивающие устройства к  комнатах моих коллег-журналистов на конгрессе
ААЖ на Плантации Хендрикса и записать на пленку их ночные беседы.
     Кто  бы  мог  подумать,  что  у  богатых  могут  возникнуть  подобные
проблемы?
     Я принял это малопочетное предложение по трем причинам, очевидным для
любого журналиста.
     Для Эггерза, Гордона, Фейбенса, Ричарда, Джиббса, Дона,  Энглехардта,
Роберта и всей вашей братии, у которой задница там, где положено быть рту,
я хочу сказать следующее.
     Во-первых, подозреваю, вы все трахаетесь с козами и курами.
     Во-вторых, человек, который интересовал вас более всего, Уолтер Марч,
мертв. И с этим вам ничего не поделать.
     И  возникает естественный вопрос,  а  нет ли  взаимосвязи между вашим
интересом к Уолтеру Марчу и причиной его смерти.
     В-третьих,  Фредерика  Эрбатнот  проявила  чудеса  изобретательности,
чтобы сблизиться со мной.  Она чертовски соблазнительна. Однако вы, парни,
похоже,  запредельно глупы.  Разве можно требовать от  человека выполнения
порученного, всемерно отвлекая его от дела?
     Это  не  последняя шутка.  Далее я  постараюсь выучить все  песенки в
паре-тройке детских книжек и пропою их вам на ночь.
     Флетч выключил магнитофон,  посидел пару минут,  глядя на него. Затем
поставил чемодан на  пол  и,  с  откинутой крышкой,  задвинул под кровать.
Опустившись на колени, закрепил антенну в пружинах кровати.
     Лег  на  живот,  вынул  штепсель из  розетки,  протащил провод  между
изголовьем и  стеной,  чтобы его никто не видел,  снова воткнул штепсель в
розетку.
     Когда Флетч вылезал из-под  кровати,  его левая рука нащупала лежащий
на полу конверт. Он мог поклясться, что раньше конверта не было. Не мог он
и выпасть из чемодана.
     Заклеить конверт отправитель не удосужился. В записке, которую извлек
Флетч, значилось:

     "Дорогой мистер Флетчер!
     Наши представители в  Италии,  объясняя вам  задание,  упомянули лишь
Уолтера Марча.
     Как вы уже убедились сами, оборудование,  которым  мы  вас  снабдили,
включает двадцать  четыре  микрофона-передатчика  и  столько  же  приемных
устройств. В укрепление наших контактов с журналистами мы бы хотели, чтобы
микрофоны оказались в номерах тех,  кто  значится  в  прилагаемом  списке.
Остальные вы можете установить у журналистов помоложе, которые, по  вашему
мнению,  со  временем  смогут  занять  ведущие  позиции  в  информационном
бизнесе. Мы сочтем задание выполненным лишь при эффективном  использовании
всех комплектов..."
     Рядом  с  каждой  фамилией  упоминалось  место  работы:   теле-   или
радиокомпания,  газета,  журнал.  Впрочем,  люди были столь известные, что
никаких уточнений не требовалось.
     В список входили мистер и миссис Уолтер Марч,  Уолтер  Марч  младший,
Леона Хэтч, Роберт Макконнелл, Ролли  Уишэм,  Льюис  Грэхэм,  Хай  Литвак,
Шелдон Леви, мистер и миссис Джейк Уилльямс, Нетти  Хорн,  Фрэнк  Джиллес,
Том Локхарт,  Ричард  Болдридж,  Стюарт  Пойнтон,  Элеанор  Иглз  и  Оскар
Перлман.
     - Сукины дети, - процедил Флетч. - Сукины дети.
     Подпись,  разумеется,  отсутствовала,  лишь  несколько слов у  нижней
кромки листа: "Мы пользуемся бумагой, изготовленной из макулатуры".

                                 ГЛАВА 6

     Флетч снял трубку со звонящего телефона.
     - Позвольте поблагодарить вас за то, что вы соизволили позвонить мне.
     - Это Рональд Албемарл Блоджетт Ислингтон Димуитти Флетчер? - спросил
женский голос.
     - О, нет. Разумеется, нет. Кто может называть его бешеным  <Начальные
буквы названных имен образуют слово rabid -  бешеный.>,  подумал  он.  Ему
вспомнилось, как давным-давно кто-то пошутил, сказав, что  при  отсутствии
интересных материалов Флетч укусит собаку, лишь бы не уменьшился тираж.
     Кто же именно?
     - Кристал! - воскликнул он. - Подруженька моя, задница моя милая. Как
поживаешь?
     Хихикание. Как обычно. Кристал в своем амплуа.
     - Все еще тревожишься из-за своего веса,  старушка? Число подбородков
не уменьшается?
     В  отличие от  настоящих кристаллов Кристал Фаони  не  просвечивалась
насквозь.  Просто ей  не повезло в  тот миг,  когда пришла пора заменить в
регистрационной   книге    запись   младенец-девочка   на    нечто   более
специфическое. Вот ее родители и дали волю воображению.
     С черными волосами,  ширококостная,  а что кости без мяса,  аппетитом
Кристал могла потягаться с проснувшимся после зимней спячки медведем.
     Прибавьте к  этому  огромные,  широко посаженные карие глаза,  нежную
бархатистую кожу и  быстрый ум,  рассчитывавший все на много ходов вперед,
отчего тело  могло  и  не  перемещаться в  пространстве,  ибо  логическими
рассуждениями Фаони обычно находила истину.
     С Флетчем она работала в одной чикагской газете.
     - У тебя все нормально?
     - Я  подумала,  что мы можем встретиться в  баре перед банкетом и как
следует напиться.
     - Я-то  собирался пойти в  сауну,  а  потом на массаж,  -  просмотрев
рекламный  буклет,  Флетч  отметил  наличие  тренажерного  зала,  сауны  и
массажного кабинета, открытых с десяти утра до семи вечера.
     - О,  Флетч,  - вздохнула Кристал. - Ну почему ты всегда заботишься о
своем здоровье?
     - Последние  двадцать  четыре  часа  я  не  вылезал  из  самолетов  и
аэропортов. У меня затекли все мышцы.
     - Ты уже напился? По голосу этого не чувствуется.
     - Капли во рту не было. Ты все еще работаешь в Чикаго?
     - Почему  люди  ездят  на  конгрессы?  -  задала Кристал риторический
вопрос.
     - Чтобы носить маски и взрывать хлопушки?
     - Нет.
     - Я не знаю, Кристал. На конгрессе я впервые.
     - Так почему ты здесь, Ай-эм Флетчер?
     О боже, мысленно простонал Флетч. Все его знакомые знали, что  он  не
любитель конгрессов и прочих многолюдных сборищ.
     И не отличался аккуратностью в уплате членских взносов.
     - Э...
     - Попробую угадать. Ты - безработный, так?
     - С одного места я ушел, а на другое еще не поступил.
     - Ясно.  Так  вернемся к  исходному вопросу:  "Почему люди  ездят  на
конгрессы?"
     - Чтобы найти работу?
     - Примерно половина.  Чтобы найти работу,  если  не  имеют оной,  или
чтобы получить новую, лучше оплачиваемую, если они и так при деле.
     - Ты, несомненно, права.
     - Примерно треть участников конгресса ищет, кого бы нанять. Конгресс,
мой  дорогой  мистер  Флетч,  как  тебе  хорошо  известно,  большая мясная
ярмарка. И нет нужды напоминать, что я - солидный кусок мяса.
     - Если память мне не изменяет,  с  тобой ни одна комната не покажется
пустой.
     - Не заметить меня может только слепой.
     - А как насчет остальных шестнадцати с семью десятыми процентов?
     - Что-что?
     - Ты  вот сказала,  что половина участников конгресса ищут работу,  а
треть -  работников.  Остается шестнадцать и  семь десятых процентов.  Что
делают здесь они?
     - А,  вот ты о ком.  Это люди, которые могут бросить любое дело, даже
если они не  ударяют пальцем о  палец,  и  поехать куда,  за  чем и  когда
угодно, лишь бы за чужой счет, а еще лучше, за счет своей компании.
     - Вас понял.
     - К сожалению,  бедная Кристал Фаони,  да, полагаю, и ты, не входят в
их число, ибо приехала сюда на собственные, быстро убывающие сбережения.
     - Кристал, как ты узнала, что я безработный? - Если бы ты работал, то
собирал материал для очередной статьи и  на  конгресс тебя бы  не  загнали
даже под дулом пистолета. Так?
     - Но, Кристал, ты же знаешь, я делаю все, что мне скажут.
     - Помнишь, как тебя нашли спящим под прилавком в кафетерии редакции?
     - Я заработался допоздна.
     - Но, Флетч, ты был не один. С одной из дежурных телефонисток.
     - И что?
     - По  крайней мере,  на  тебе  были джинсы.  С  аккуратно застегнутой
молнией. И ничего более.
     - Мы заснули.
     - Я понимаю.  Джек Сандерс едва не лопнул от негодования.  Сотрудники
кафетерия отказались в тот день работать...
     - Больше всего шума бывает из-за сущих пустяков.
     - Я осталась без ленча, Флетч, а для меня это не пустяк. Если  бы  ты
тогда работал у старины Марча, то вылетел бы на  улицу,  не  успев  надеть
рубашку.
     - Ты-то работала у Марча, не так ли?
     - В Денвере. Там меня и уволили. За аморальное поведение.
     - За аморальное поведение? Тебя?
     - Да.
     - Что же ты такого сотворила? Объелась бананами?
     - Ты сам все знаешь.
     - Не знаю.
     - Это известно всем и каждому.
     - Кроме меня.
     - Наверное,  кроме  тебя.  Едва  ли  кто  стал  бы  рассказывать тебе
подробности того скандала. На твоем счету их куда больше.
     - Многим очень нравится совать нос в чужие дела.
     - Знаешь,  вместо того,  чтобы висеть на телефоне,  мы могли бы уютно
устроиться в  темном уголке бара и  совмещать приятное с  полезным,  благо
меню тут богатое.
     - Скажешь ты мне или нет?
     - Я забеременела.
     - Кто же смог это заметить?
     - Заметили, можешь не волноваться.
     - Без мужа?
     - Естественно.
     - А причем тут Уолтер Марч?
     - Я не проявила должной скромности.  Говорила, что собираюсь родить и
воспитывать ребенка одна. Тогда мы все думали, что времена изменились.
     - Это точно.
     - Забеременела я,  разумеется,  сознательно.  От отличного пария. Фил
Шапиро. Помнишь его?
     - Нет.
     - Парень, что надо. Симпатичный. Умный. Из благополучной семьи.
     - И что случилось с ребенком?
     - Я думала,  что смогу родить его, не выходя замуж. Но оказалось, что
рожать можно или замужней или безработной.
     - Аборт?
     - Вот именно.
     - Ужасно.
     - А  на  моем  банковском счету  было  тогда чуть  больше двух  тысяч
долларов.
     - Ох уж этот Марч.
     - Он многих увольнял за аморальное поведение.
     - А вот я, как это ни странно, в их число не попал.
     - Просто он  не  поймал тебя.  Слышал-то предостаточно,  но не верил.
Даже я не могу поверить во все, что говорили о тебе.
     - Все это ложь.
     - Я  была в  редакции в  то  утро,  когда тебя нашли в  кафетерии.  И
осталась без ленча.
     - Извини.
     - И человек,  воткнувший ножницы в спину старины Марча,  должно быть,
имел на то веские основания.
     - Твоя работа?
     - Если меня обвинят в этом, огорчаться я не буду.
     - Могут и обвинить.  Ты входишь в категорию тех, у кого был мотив для
убийства. Он же лишил тебя ребенка. Ты была здесь этим утром?
     - Да.
     - И могла убить его?
     - Полагаю, что да. По словам Лидии, дверь в номер была открыта, когда
она увидела мужа с ножницами в спине. Любой мог войти и убить его.
     - Что еще известно тебе об этом убийстве, Кристал?
     - Думаю, ни одно убийство в истории не будет иметь такой  прессы.  На
Плантации Хендрикса собрался весь цвет журналистики Америки.  И,  полагаю,
приедут даже те, кто не собирался участвовать в  конгрессе,  именно  из-за
этого убийства. Ты представляешь себе, что означает для карьеры таких, как
мы, освещение расследования обстоятельств смерти Уолтера Марча? Тем более,
при такой конкуренции.
     - Представляю.
     - Тут можно  без  труда  отхватить  Пулицеровскую  премию  <Ежегодная
премия лучшим журналистам США.>.
     - Чьи были ножницы? Ты знаешь?
     - Их взяли в вестибюле отеля. С регистрационной стойки.
     - О.
     - А ты думал, что уже раскусил этот орешек, Флетч?
     - Да,  знаешь ли,  мелькнула такая  мысль.  Редко кто  возит с  собой
ножницы,  во всяком случае,  достаточно большие, чтобы убить ими человека.
Скорее всего, это могла быть женщина...
     - Флетч, тебе нужно избавляться от мужского шовинизма. Я уже говорила
тебе об этом.
     - Но  теперь все  это не  более чем досужие рассуждения,  раз ножницы
лежали на регистрационной стойке, где их мог взять кто угодно.
     - А  ситуация,  скажу  тебе,  презабавная,  -  Кристал  хихикнула.  -
Журналисты  снуют  по  отелю,  выискивая  крупицы  информации.  Коммутатор
раскалился от междугородных звонков.  И  я сомневаюсь,  найдется ли сейчас
хоть одна замочная скважина, к которой не прилипли чье-то ухо или глаз.
     - Да, забавно, - согласился Флетч.
     - Иди на массаж, сибарит. На банкете-то увидимся?
     - Обязательно. Я не пропущу его ни за какие коврижки.
     - Меня ты узнаешь. Свой жир я ношу с собой.

                                 ГЛАВА 7

     - Теперь  другую.   -  Флетч  лежал  на  спине  на  массажном  столе.
Массажистка закончила с его правой ногой и перешла к левой.
     Ему пришлось подождать больше часа, чтобы попасть на массажный  стол:
не он один хотел размять мышцы.
     Массажистка, дородная блондинка лет пятидесяти, внешностью напоминала
скандинавку. Звали ее миссис Лири.
     Он подождал, пока она начнет массировать его правое плечо, прежде чем
упомянуть Уолтера Марча.
     - Вчера вечером Уолтер Марч приходил на массаж?
     - Я начинаю понимать, какими методами вы работаете. Как добываете то,
что пишете. Источники информации, так,  кажется,  у  вас  это  называется.
Источники  того,  что  написано  вами.  Вы  всегда   цитируете   какого-то
специалиста или знаменитость. "Источники"! Ха!  Теперь  я  вижу,  что  всю
информацию вы черпаете от старушки в подвале,  а  уж  потом  украшаете  ее
известными именами. Я не специалист, мистер. И не источник.
     Флетч посмотрел на ее мускулистые руки.
     - Эксперты - источники мнений. Люди - источники фактов.
     - Вот-вот,  - она разминала ему бедро. - Так я не источник ни мнений,
ни  фактов.  И  вот что я  вам скажу.  Никогда еще у  меня не было столько
работы.  Вы - девятый репортер, которого я массирую за сегодняшнее утро, и
все хотят поговорить со мной о  мистере Марче.  Полагаю,  мне следовало бы
что-нибудь да  придумать.  Чтобы все остались довольны.  Клиентов от этого
только прибавится. Но я совсем выдохлась.
     О том,  что Уолтер Марч часто пользуется услугами массажистов,  Флетч
узнал,  работая в одной из его газет. Вероятно, этот пустячок не составлял
тайны и для восьми других репортеров.
     - Если вам нужен массаж, вы его получите, - она разогнулась, оглядела
Флетча с головы до ног.  - Если хотите поговорить, давайте поговорим. Но я
возьму с вас плату, как за массаж. Или одно, или другое.
     Флетч смотрел в потолок.
     - Я заплачу премиальные.
     - Хорошо. - Пальцы ее вновь вернулись на ногу Флетча. - Тело у вас не
такое, как у других журналистов.
     - Уолтер Марч, - напомнил Флетч.
     - У  него  было  хорошее  тело.  Очень  хорошее,  учитывая  почтенный
возраст. Упругая кожа, знаете ли.
     - То есть вы делали ему массаж?
     - Да.
     - Не мужчина-массажист?
     - А что в этом удивительного? Я же массирую вас.
     - Уолтер Марч славился пуританством.
     - А причем тут массаж? Уолтер Марч был важной особой?
     - Да.
     - Издавал газету?
     - И не одну. Не просто издавал, все они принадлежали ему.
     - Очень вежливый человек. Обходительный. И не скупился на чаевые.
     - Насчет чаевых я все понял.
     Она покончила с его левой рукой. С качающейся над лицом Флетча грудью
принялась за мышцы его живота.
     - О боже, - выдохнул Флетч.
     - Что такое?
     - Не слишком идеальные условия для работы.
     - Работаю я,  а  не вы.  Переворачивайтесь.  Лежа на массажном столе,
лицом  вниз,   Флетч  повторил:   "Уолтер  Марч.  Что  вы  сказали  другим
репортерам?"
     - Ничего особенно. Нечего было рассказывать, -  она  разминала  левую
ногу Флетча. - Мистер Марч отметил, что выдался погожий день. Добавил, что
ему нравится в Виргинии, что и в Вашингтоне в последние дни стояла хорошая
погода. Спросил, шведка ли я. Я ответила,  что  родом  из  Питтсбурга.  Он
поинтересовался, как я стала массажисткой. Я  объяснила,  что