надоело. Поэтому я написал моему другу, Уильяму
Каванау,  в  Лондон.  По  его  настоящему адресу,  минуя Дублин.  Попросил
работу. Полагаю, старая гвардия изрядно посмеялась над моим письмом.
     Последующие годы покрыты мраком.
     - Мне известно, что вы не работали в Чикаго.
     - Это я знаю.  В Чикаго работали вы. Что вы намедни делали в редакции
"Стар"? Наводили обо мне справки?
     - Вы снова становитесь шпионом.
     - Разве я упоминал о моем прежнем занятии?
     - Но вы женаты и у вас есть дети.
     - Это точно. Кто бы мог подумать, что в молодости я намеревался стать
священником.
     - Для шпиона это тоже довольно странно.
     - Я же не утверждал, что был шпионом.
     - Но вы католик?
     -  А  что  такое религия в  наши дни?  Взять хотя бы  моих детей.  По
воскресеньям они берут гитары и скрипки и отправляются в какую-то церковь.
Там  пожимают друг  другу  руки,  целуются.  Говорят,  что  им  это  очень
нравится.
     - Ваша жена ирландка? Или американка?
     -  Она из  Палестины,  еврейка.  По  службе мне пришлось провести там
какое-то время. Поверите ли, нам пришлось уехать, чтобы расписаться, когда
она забеременела. На нейтральную территорию.
     - Флинн, ваша работа в бостонской полиции не более чем прикрытие.
     - Почему бы вам не налить себе виски?
     - Вот почему вы говорили,  что у вас нет опыта полицейской работы. Вы
никогда не были полицейским.
     - Я учусь, - потупился Флинн. - Методом проб и ошибок.
     -  Вы  стали  полицейским,  когда  конгресс  начал  трясти  всяческие
агентства, старающиеся не афишировать свои делишки.
     - Неужели я так много наболтал о себе?  - искренне изумился Флинн.  -
Чай, похоже, развязывает мне язык.
     - Вы все еще говорите по-немецки?
     - Это, можно сказать, мой родной язык.
     - Будучи в гитлерюгенд, вам приходилось браться за оружие и стрелять?
     - Да, приходилось.
     - Как это было?
     -  Видите  ли,  я  чуть  не  подстрелил себя.  Я  не  мог  стрелять в
союзников,  наступавших на Мюнхен.  И не мог стрелять в парней, с которыми
вырос.
     - И что же вы сделали?
     - Заплакал.  Лег в грязную траншею и заплакал. Помните, мне не было и
пятнадцати. Впрочем, я сомневаюсь, что и теперь поступил бы иначе.
     По окну барабанил дождь.
     - Теперь ваша очередь, Флетч.

                                 ГЛАВА 24

     Флетч налил в опустевший бокал виски, добавил воды.
     - Боюсь, что мне нечего сказать.
     Даже сквозь толстые стены до них долетало завывание ветра.
     - Я вам помогу,  - Флинн шевельнулся в кресле, устраиваясь поудобнее.
-  Вы родились и  выросли в Сиэтле.  Получили степени бакалавра и магистра
искусств в  Северо-Западном университете.  Не  довели до  конца докторскую
диссертацию.
     - Не хватило денег, - Флетч снова сел, с полным бокалом.
     - Увлеклись журнализмом. Писали об искусстве в одной из газет Сиэтла.
Прославились статьей о  незаконном вывозе  из  Канады изделий доколумбовой
эпохи.  Потом вы служили в морской пехоте.  Вас послали на Дальний Восток,
наградили "Бронзовой звездой", которую вы так и не удосужились получить. В
"Чикаго пост" вы были специальным корреспондентом, проводили журналистские
расследования. Вам удалось раскрыть не одно преступление как в Чикаго, так
и  в  Калифорнии,  где вы работали после этого.  Ваш конек - журналистское
расследование, а не статьи по искусству.
     - А есть ли разница?
     - Примерно восемнадцать месяцев назад вы исчезли из Южной Калифорнии.
     - Сейчас очень сложно добиться полного взаимопонимания с руководством
газеты.  Каждый  начальник считает своим  долгом взять  сторону какой-либо
партии. Фактор, убийственный для свободы слова.
     -  Вы дважды женились и  разводились.  Алименты вы платить не желали,
так что на вас подали в суд.  В чем только вас не обвиняли:  от подлога до
неуважения к  суду.  Затем,  однако,  все  потерпевшие отозвали свои иски.
Кстати,  когда  я  наводил  справки  о  вас  в  правоохранительных органах
Калифорнии,   мне   позвонил  окружной  прокурор  или  помощник  окружного
прокурора.  Кажется,  его  фамилия Чамберс.  Он  высоко  отозвался о  вас,
отметив ваше непосредственное участие в  раскрытии одного или  двух тяжких
преступлений.
     - Олстон Чамберс. Мы вместе служили в морской пехоте.
     - Чем вы занимались последние восемнадцать месяцев?
     -  Путешествовал.  Какое-то  время  побыл  в  Бразилии.  Перебрался в
британскую Вест-Индию. Теперь живу в Италии.
     - В Штаты вы возвращались лишь однажды, в Сиэтл, на похороны отца. Вы
говорили, что унаследовали от него крупное состояние?
     - Нет, этого я не говорил.
     - Он был азартный игрок, - заметил Флинн.
     - Я знаю, - кивнул Флетч.
     - Вы не ответили на вопрос, откуда у вас такие деньги?
     -  От  дядюшки,  -  солгал  Флетч.  -  Он  умер,  когда  я  работал в
Калифорнии.
     - Понятно, - Флинн, естественно, ему не поверил.
     - Не мог же он оставить деньги моему отцу, правда?
     -  Значит,  на  свете есть  много людей из  вашего прошлого,  которые
желают вам зла,  - продолжил Флинн.  Вон он, бич мобильного общества. Люди
перебираются из  страны  в  страну,  таская за  собой  прошлое.  Настоящее
расследование невозможно провести в  границах одного полицейского участка,
даже если детектив - мастер своего дела.
     - У вас остынет чай, - напомнил Флетч.
     -  Холодный мне  больше нравится,  -  Флинн  налил себе  чая.  -  Мы,
европейцы, не так чувствительны к температуре, как американцы.
     -  Вы  думаете,  что  происшедшее  связано  с  моим  прошлым.  Кто-то
последовал за мной в Бостон и подставил меня под обвинение в убийстве?
     -  Ну,  мне не  хотелось бы заполнять половину листа,  отведенную для
ваших врагов. Не зря же говорят, что у хорошего журналиста друзей нет.
     -  Полагаю,  вы ошибаетесь,  инспектор.  Как Питер Флетчер я - жертва
случайности.  Кто-то совершил убийство в этой квартире и обставил все так,
чтобы возложить вину на первого вошедшего сюда человека.
     - Вернемся к Риму,  - чуть изменил направление разговора Флинн.  - Не
могли бы вы объяснить мне тамошнюю ситуацию?
     - В каком смысле?
     - Видите ли,  я обращаю внимание не только на то, что делает человек,
но и на то,  что он не делает. Надеюсь, вы меня понимаете. Вы вот говорили
мне, что приехали в Бостон, чтобы поработать над книгой о живописце Эдгаре
Артуре Тарпе-младшем.
     - Совершенно верно.
     -  Однако с  утра в среду до сегодняшнего вечера вы не связались ни с
Фондом семьи Тарп, ни с куратором Бостонского музея изящных искусств.
     - Я был занят.
     -  Отнюдь.  Мои мальчики,  ведущие за вами слежку,  доложили,  что вы
ведете  жизнь  добропорядочной бостонской старушки.  Ленч  в  "Локе-Обер",
коктейль в  "Рице".  Вы провели пару часов в  редакции "Бостон стар".  Все
остальное время не выходили из дома, пусть это и чужая квартира.
     - Пожалуй, это так.
     - Вы много спите, мистер Флетчер.
     - Я приводил в порядок мои записи.
     - Наверное, вы могли справиться с этим в солнечной Италии, до приезда
сюда.
     - Как видите, не смог.
     - Разумеется, не стоит забывать про среду. Мы не знаем, что вы делали
в среду. В  тот  день  вы  зашли  в  "Риц-Карлтон"  через  одну  дверь,  а
выскользнули  через  другую.  Естественно,  безо  всякого  злого   умысла.
Произошло это до того, как мы выяснили,  что  имеем  дело  с  бывшим  асом
журналистского расследования, органически  не  выносящим  слежки.  Но  нам
известно, что ни в Фонде Тарпа, ни  в  Бостонском  музее  в  среду  вы  не
показывались.
     -  Вы  должны  понять  мои  чувства,   инспектор.  Трансатлантический
перелет.  Смена  часового пояса.  Шок  от  убийства.  Осознание того,  что
подозрение падает на меня. Я просто не отдавал отчета в своих действиях.
     -  Неужели?  -  зеленые глаза насмешливо сверкнули.  - Вы собираетесь
жениться на Анджеле ди Грасси?
     - У вас отличная память на имена и фамилии.
     - Это от знания языков. Кто она?
     - Девушка. Итальянка. Дочь графа ди Грасси.
     - Графа ди Грасси?
     - Графа Клементи Арбогастеса ди Грасси.
     - Того самого, что умер на прошлой неделе?
     - Мы так думаем.
     - "Мы так думаем"! Что это за ответ?
     - Он умер.
     - Вы говорили, что присутствовали "как бы на похоронах".
     - Говорил?
     - Да.
     - Наверное, так оно и было.
     -  Флетч,  почему вы  сразу не говорите правду?  Почему я  должен все
вытягивать из вас клещами? Между прочим, сегодня у меня выходной.
     - И вы заплатили за виски из собственного кармана?
     - Да. Поэтому попрошу вас начать с самого начала. Почему вы прилетели
в Бостон?
     - Ладно. Я разыскиваю картины.
     -  Ага!  Молодец.  Наконец-то  Флинну  дозволено  выслушать  истинную
историю. Забудьте о краткости. Можете говорить сколь угодно долго.
     - Энди ди Грасси и я собираемся пожениться.
     - Вы в преддверии блаженства. Юная дама говорит по-английски?
     - Без малейшего акцента. Она училась в Швейцарии, а потом в Штатах.
     -  Очень важно,  чтобы муж и  жена изъяснялись на одном языке,  когда
дело доходит до споров.
     -  Пару лет назад из  дома ее  отца,  неподалеку от  Ливорно,  украли
коллекцию картин. Картин очень дорогих.
     - Много?
     - Девятнадцать, включая скульптуру лошади Дега.
     - Лошадь Дега?  О Господи.  И сколько стоит украденное, с лошадью или
без нее?
     - Трудно сказать. Миллионов десять, двенадцать.
     - Долларов?
     - Да.
     - Мой Бог,  ну почему я учился играть на скрипке,  а не рисовать. Это
богатое семейство, ди Грасси?
     - Нет.
     - Вам, впрочем, это неважно, вы сами богаты.
     - Энди жила у меня на вилле, в Канья.
     - Вы репетировали послесвадебное блаженство.
     - История увлекательная, не так ли, Флинн?
     - Покажите мне ирландца, который откажется ее выслушать!
     -  Ваши годы в  гитлерюгенд не  вытравили из вас присущее вашей нации
любопытство.
     - Наоборот, разожгли его.
     - Я получаю каталоги со всего мира. Каталоги произведений  искусства.
Они издаются  музеями.  Как   описания   имеющихся   экспонатов,   так   и
выставочные. Издают их и  торговцы  произведениями  искусства.  Тоже  двух
типов. Того, что предлагается на продажу, и уже проданного.
     - Ясно. Я понял, о чем речь.
     -  Как-то  раз  Энди  просматривала  каталог,  выпущенный  бостонской
галереей, Галереей Хорэна.
     - Никогда о ней не слышал.
     - Она находится на Ньюбюри-стрит.
     - Вполне возможно.
     - Она узнала одну из картин  да  Грасси,  Беллини  <Беллини  -  семья
итальянских живописцев венецианской школы.>, проданную этой галереей.
     - Через два года после ограбления?
     - Примерно.  Она  показала  каталог  мне,  и  мы  вместе  просмотрели
предыдущие каталоги  Хорэна.  И  нашли  вторую  картину  да  Грасси,  тоже
проданную, кисти Перуджино  <Перуджино  (наст.  фамилия  Ваннуцци)  Пьетро
(между 1445 и 1452-1523) - итальянский живописец.>.
     - Значит, до того украденные картины на поверхность не всплывали?
     - Нет.
     - А на продажу их предложили в Бостоне?
     - Точнее, следует сказать, что их продали через Бостон.
     - Вас понял.
     -  Энди сразу заволновалась.  Мы  собрали чемоданы,  сели в  машину и
поехали в Ливорно.
     - Где находился граф. Вместе с графиней?
     - Да, конечно. Но она - не родная мать Энди.
     - Вы не слишком к ней расположены.
     - О, у меня к ней претензий нет. Но Энди ее недолюбливает.
     - Вполне естественно.
     - Мы собирались показать графу оба каталога Галереи Хорэна.
     - Вы предварительно не позвонили?
     -  Как-то  вылетело  из  головы.  Мы  только   вернулись   с   пляжа,
переоделись, покидали вещи в чемоданы и помчались в Ливорно.  Кажется,  не
успели даже принять душ.
     - Должно быть, вы превысили допустимую скорость?
     - Можете не сомневаться.
     - Вы сказали, что "собирались показать" каталоги графу?
     -  По  пути  в  Ливорно мы  услышали по  радио,  что  графа  Клементи
Арбогастеса ди Грасси похитили.
     - Похитили? Мой Бог! Такие преступления встречаются все чаще.
     -  У Энди началась истерика.  Я еще сильнее нажал на педаль газа.  Мы
остановились выпить по  рюмочке коньяка.  Потом помчались дальше.  Еще раз
остановились,  чтобы позвонить в  Ливорно.  Ту  поездку я  буду помнить до
конца своих дней.
     - Но вы добрались до Ливорно.
     - Да. Его похитили и потребовали выкуп в четыре миллиона долларов.
     - Однако!
     - А у да Грасси не было ни гроша. После кражи картин они перебивались
с  хлеба на  воду.  Застраховать их  граф не  удосужился.  Землю он  давно
продал.  Оставался  только  полуразрушенный особняк  близ  Ливорно,  гордо
именуемый дворцом, да пара стариков-слуг.
     - Вы упомянули, что у Энди была квартира в Риме. На что же они жили?
     - Все трое - граф,  графиня и Энди - жили на проценты с ценных бумаг.
В год выходило пятьдесят тысяч долларов.
     - Пятьдесят тысяч поболе гроша.
     - Но недостаточно для того, чтобы заплатить четыре миллиона выкупа.
     - А вы сами не могли заплатить? Из денег, оставленных дядей?
     - Нет.
     - Но речь шла о жизни вашего будущего тестя.
     -  Не мог,  даже если бы и  захотел.  Семья да Грасси не проявляла ни
малейшей активности в  течение нескольких десятилетий.  О ее существовании
все забыли. И никто не одолжил им четыре миллиона.
     - И?
     - Мы сообщили похитителям через газету, что таких денег  у  нас  нет.
Получили новые послания. В  них  нам  предлагалась  альтернатива:  или  мы
платим, или они убивают старого графа. Я переговорил с дамой, курировавшей
принадлежащие графу ценные бумаги. Даже в такой, сверхкритической ситуации
мы не имели возможности обратить их в  наличные.  По  итальянским  законам
благополучие семьи ставится выше благополучия индивидуума, даже если он  -
глава семьи.
     - Итальянцы знамениты тем,  что держатся друг за друга,  - согласился
Флинн, - даже если ради всех приходится жертвовать кем-то одним.
     -  Похитители стояли на своем.  Кошелек или жизнь.  Они дали нам пять
дней.  Прошла неделя.  Тишина.  Две  недели.  Три.  Больше они  с  нами не
связывались.
     - То есть его убили?
     - Так считает итальянская полиция.
     - Как давно это случилось?
     -  Чуть  больше месяца назад.  Власти посоветовали жене  и  дочери ди
Грасси смириться со  смертью старого графа.  "Его  могли похоронить или  в
Италии,  или в море у ее берегов",  - так они оценили ситуацию.  В прошлый
понедельник его отпели в церкви.
     - Вот откуда "как бы похороны".
     - Да. Но все было, как при настоящем покойнике.
     -  И  вы решили тряхнуть стариной,  вспомнить свое газетное прошлое и
приехали в Бостон, чтобы раскрутить это дело.
     - В общих чертах, да.
     - Вы говорили с этим Хорэном?
     - Да. В среду.
     - Вот, значит, где вы были в среду.
     - Да.
     - Тогда понятно, почему вы вошли в одну дверь "Риц-Карлтона", а вышли
через другую, на Ньюбюри-стрит. Галерея как раз на этой улице!
     - Да.
     -  Мой  Бог,  неужели  мне  довелось встретиться с  абсолютно честным
человеком. И остальные картины у Хорэна?
     -  У  брокера их обычно нет,  Френк.  Он -  посредник.  И  задача моя
состояла в  другом - узнать,  от кого он получил картины,  украденные у ди
Грасси.
     - Наверное, вы обратились к нему с присущей вам откровенностью.
     - Трудно быть откровенным с брокером, Френк. Я попросил его найти для
меня  одну  картину.  Также из  коллекции ди  Грасси.  Написанную Пикассо.
Называется она "Вино, скрипка, мадемуазель".
     - И он ее нашел?
     - Через несколько дней,  вчера,  он сообщил мне,  что она принадлежит
одному человеку,  проживающему в Далласе, штат Техас. Он также сказал, что
за последние год или два купил у  этого человека еще пару картин.  Вернее,
продал их через свою галерею.
     - Вам известна фамилия техасца?
     - Известна.
     - Скажите мне, Флетч, кому будут принадлежать эти картины, если вы их
найдете?
     -  В  этом вся загвоздка.  Вопрос о наследстве Менти будет оставаться
открытым еще долгие годы.
     - Менти?
     - Граф ди Грасси.  Завещание не будет зачитано,  пока не найдут тело.
Или не пройдет срок, достаточный для того, чтобы признать графа умершим.
     -  Значит,  после того,  как вы  найдете картины,  вам придется найти
тело.
     -  Едва ли я смогу сделать то,  что оказалось не под силу итальянской
полиции.
     - И никто не знает, принадлежат ли картины дочери или вдове?
     -  Нет.  Хуже  другое,  пока не  найдено тело Менти,  они  не  смогут
получать проценты с ценных бумаг.
     -  Посмею предположить,  что в данный момент обе дамы могут надеяться
только на вас.
     - Пожалуй, вы правы.
     - Ага!  А я - то думал, главная ваша забота - снять с себя подозрение
в убийстве.
     -  Наверное,  поэтому до  меня  не  сразу дошло,  что  в  убийстве вы
подозреваете меня.
     -  Меня  несколько сбил с  толку ваш  звонок по  контактному телефону
полиции.  Если  б  вы  сразу  сказали  мне,  что  ранее  были  специальным
корреспондентом,  я  бы  понял,  почему  вы  так  спокойно  реагировали на
покойницу в  вашей гостиной,  -  Флинн налил себе третью чашку чая.  -  Не
каждому человеку доводится улететь через  океан от  похищения и  убийства,
чтобы успеть в аккурат к новому убийству.
     - Похоже, мне не повезло.
     - По-моему, везение тут ни при чем.
     -  Если я  правильно понял вас,  инспектор Фрэнсис Ксавьер Флинн,  вы
предполагаете наличие какой-то связи между тем,  что происходило в Италии,
я  имею  в  виду похищение и  убийство Менти,  и  бостонским убийством Рут
Фрайер.
     - Пожалуй, вы правы.
     -  Вы  же  дали мне список пассажиров,  прилетевших вместе со мной из
Рима.
     -  Связь может быть,  Ирвин Морис Флетчер,  но я  еще не знаю,  какая
именно.
     - Связь действительно есть. Один человек прилетел со мной из Рима.
     - Кто же?
     - Графиня.  Летела через Нью-Йорк. Приземлилась в Бостоне во вторник,
примерно на час позже меня.
     - Она знала, что вы остановились в этой квартире?
     - У нее были мои адрес и телефон.
     - И она жаждет добраться до картин?
     - Не то слово.
     - Как она узнала, что вы их разыскиваете?
     - Полагаю,  она прочитала кое-какие записи,  оставленные мною Энди...
План маршрута, знаете ли. Она знала, что я взял с собой перечень картин.
     - Но зачем ей убивать Рут Фрайер?
     - Рут могла находиться в квартире,  обнаженная,  в ожидании Барта, не
зная, что тот на пути в Италию. Она открыла дверь графине...
     - Вашей кипящей от злобы приемной теще?
     - Да, злой и подозрительной.
     - Еще бы, она думает, что вы хотите прибрать картины для Энди.
     - Естественно.
     - А вы?
     - Она не ошибается.
     - Не сходится, - покачал головой Флинн. - Порванный лиф.
     -  Мало ли,  как  это могло случиться.  Может,  его порвала сама Рут,
когда снимала.
     - У Рут Фрайер не было ключа от квартиры.
     - Зато он есть у Джоан Уинслоу.
     - Соседки?  У нее есть ключ?  Мы забыли спросить ее об этом.  Вот он,
недостаток  полицейского  опыта.   Уж   этот-то  вопрос  следовало  задать
обязательно. Но с какой стати ей отдавать ключ Рут Фрайер?
     - Она бы не отдала, будучи трезвой. А так... Дала же она ключ мне.
     - Правда? Как интересно. А где сейчас графиня?
     - Вчера вечером она переехала сюда.
     - Сюда?
     - Да. "Риц-Карлтон" для нее слишком дорог.
     - Ага!  Графиня - та красотка, с которой вы выпивали в "Рице". Парням
она запала в сердце. Они сказали, что вы даже не заплатили по счету.
     - Не заплатил.
     - Графиня чем-то досадила вам?
     - Есть немного.
     Флинн внимательно разглядывал донышко пустой чашки.
     - Кажется, сегодня мы лучше узнали друг друга.
     Флетч промолчал. Его бокал тоже опустел.
     - Пожалуй, мне пора домой, к