ередавали друг другу самокрутку с марихуаной и  почти  докончили  бутылку
белого вина. Направлялись они на пляж. До своей машины  Флетч  добрался  в
начале десятого.  Завел  мотор,  напрямую  соединив  проводки,  ведущие  к
аккумулятору и стартеру, и поехал домой.
     - Вам  несколько посланий,  -  сообщила ему  Мэри.  -  Звонила  некая
Барбара. Очень взволнованная. Похоже, по личному делу.
     - Правда?
     - Нас это, кстати, не удивляет.
     - Говорите,  Мэри,  я слушаю.  -  От голода у него болела голова,  от
яркого солнечного света - глаза.
     - Она просила передать следующее:  "Ты съел всю пиццу сам? Считай, ты
прощен. Позвони".
     При упоминании пиццы его желудок завязался узлом.
     - Ну? - спросила Мэри.
     - Что, ну?
     - Вы съели всю пиццу?
     - Мэри,  это глубоко личный вопрос.  Пожалуйста,  не  задавайте таких
вопросов.
     - Значит,  съели.  Я думаю,  вы расправились с пиццей в одиночку. Как
это ужасно,  кто-то  ждет,  что ему принесут пиццу,  а  ее лопают совсем в
другом месте.
     - Мэри, вы сегодня завтракали?
     - Да.
     - А я нет.
     - Зачем вам завтрак, если вы ночью съели целую пиццу?
     - Есть еще что-нибудь для меня?
     - Я  бы вас не простила.  Да.  Энн Макгаррахэн хочет,  чтобы вы с ней
связались.  Вам ведено передать следующее: "Флетч, я понимаю, что вы очень
заняты,  но,  пожалуйста,  позвоните  мне.  Остерегайтесь  Би-у  и  других
социальных болезней".
     - Ясно.
     - Что такое Би-у?
     - Мэри, это еще один личный вопрос.
     - Я никогда не слышала о Би-у.
     - Вам повезло.
     - Я думала, что знаю все о социальных болезнях. То есть, знаю их все.
     - Отлично. Мне нужен адрес Феликса  Габо.  -  Он  продиктовал  имя  и
фамилию по буквам. - Он живет в районе Сан-Игнатиас.
     - Вы не собираетесь просветить меня насчет Би-у?
     - Мэри! Держитесь подальше от Би-у.
     - Но я должна знать, как уберечься от этой социальной болезни.
     - Не суйте нос в чужие дела, и все будет в порядке.
     - О,  вот этого мы себе никогда не позволяем.  В  районе Сан-Игнатиас
живет только один человек с фамилией Габо. Звать его Тереза.
     - Этот адрес мне и нужен. Феликс живет у сестры.
     - 45447,  Туиг-стрит.  Дом в  полуквартале на запад от автомобильного
салона, расположенного на углу.
     - Благодарю.  И еще,  мне нужен адрес Стюарта Чайлдерса.  -  Вновь он
продиктовал имя и фамилию по буквам.
     - Это отвратительно. Тот, кого интересуют такие сведения, заслуживает
Би-у.
     - Мэри...
     - 120, Китинг-роуд. Район Хэрдон-Эпартмент.
     - Отлично.
     - Я  не  должна этого говорить,  но недавно звонил мистер Уилсон.  Он
тоже хотел знать этот адрес.
     - Какой адрес?
     - В районе Сан-Игнатиас. Терезы Габо.
     - Мэри, вы уже подцепили Би-у.
     - О, не говорите этого.
     - Будьте осторожны,  Мэри. Би-у может затаиться надолго и проявиться,
когда его не ждешь.

     - Вы говорите с  автоответчиком.  -  Флетч снял трубку после третьего
звонка. - В данный момент я не могу подойти к телефону, так что...
     - Флетч! - прокричала Барбара. - У тебя нет автоответчика!
     - Ты,  разумеется,  права,  -  вздохнул Флетч. Помимо автоответчика у
Флетча не было и многого другого.  С кушетки,  купленной у старьевщика, он
мог  лицезреть  красочные плакаты,  какие  обычно  висят  в  туристических
агентствах:  Канья,  жемчужина итальянской Ривьеры,  Косумель, в восточной
Мексике,  Белиз,  Найроби, Рио-де-Жанейро. Флетч надеялся, что со временем
он заменит плакаты приличными фотографиями.  А в глубине души мечтал о том
дне,  когда переедет в  квартиру куда  больших размеров и  сможет украсить
стены  копиями картин  Эдгара  Артура Тарпа-младшего,  воспевшего в  своих
полотнах Дикий Запад.
     - С тобой все в порядке?
     - Конечно.  -  На треснувшей тарелке, стоящей на обшарпанном кофейном
столике,  осталось лишь несколько крошек от  плотного завтрака:  яичница с
ветчиной на четыре яйца плюс пачка вафель. - А почему ты спрашиваешь?
     - Ты уехал за пиццей в одиннадцать вечера! И так и не вернулся!
     - О, Господи. Не вернулся! Ты уверена?
     - Ты даже не позвонил!
     - Я не съел пиццу! Ни единого кусочка!
     - Ты попал в аварию или случилось что-то еще?
     - Что-то  еще.   А  как  тебе  удалось  мне  позвонить?  Или  Сесилия
распродала-таки галифе?
     - Она послала меня в аптеку. Мы едва не умерли с голоду.
     - Ты потеряла лишние восемь фунтов?
     - Думаю, что да.
     - А что вы с Синди делали?
     - Легли спать. Что еще мы могли делать? Мы ждали тебя до часа ночи.
     - Синди осталась на ночь?
     - Естественно. Мы же пили виски. Она не могла сесть за руль.
     - Это точно.
     - Я  не  ожидала от  тебя  такой  безответственности.  Ты  мог  бы  и
позвонить.
     - Думаешь, что мог?
     Подвешенная к  потолку,  поперек комнаты висела его гордость -  доска
для серфинга.
     - Мы переволновались.  Я позвонила в пиццерию. Мужской голос ответил,
что никакой Флетчер у них не появлялся.
     - Мы же заказывали пиццу на фамилию Ролтон.
     - О, да. Я забыла. Где ты провел ночь?
     - Длинная история.  Ты не будешь возражать,  если я  расскажу ее тебе
при встрече?
     - Она связана с Хайбеком?
     - Полагаю, что да. - Флетч посмотрел на пустую тарелку. Головная боль
исчезла.
     - Ты прочитал статью Биффа Уилсона в утреннем выпуске?
     - Да. - Экземпляр "Ньюс трибюн" лежал на кушетке. В статье не было ни
слова о  пистолете,  из которого,  возможно,  стреляли в Хайбека и который
передали в полицию прошлым вечером.
     - Уилсон напирает на то,  что Хайбека убила мафия, так как он слишком
много знал.
     Флетч вздохнул.
     - Может, он прав.
     - Скажи мне, Флетч, сколько лет он ведет в "Ньюс трибюн" криминальный
раздел?
     - Много.
     - У него, наверное, везде свои люди.
     - Наверняка.
     - Я   хочу  сказать,   люди,   которые  делятся  с  ним  информацией:
полицейские, бандиты, стукачи. Вероятно, его выводы небезосновательны.
     - Возможно.
     - Так что напрасно ты  бодрствовал всю ночь.  Толку от этого чуть.  А
вот из редакции ты вполне можешь вылететь.
     - Слушай, Барбара, мне надо побриться, принять душ и ехать на работу.
     - Съешь всю пиццу и хорошенько выспись. И я выйду за тебя замуж.
     Флетч скинул газету на пол.
     - А я бы на твоем месте крепко подумал.
     - Слишком поздно. Решение принято. Ты помнишь, что сегодня мы обедаем
с моей мамой?
     - Как я мог об этом забыть?
     - В шесть вечера в коттедже.  Если ты опять подведешь меня, она очень
обидится, это я тебе гарантирую.
     - Я все понял.
     - Ты приедешь?
     - Обязательно.
     - Отлично.  Между  прочим,  Синди  попросила  позвонить  ей  ровно  в
половине первого по номеру 5552900. Ей есть что тебе сказать.
     - Хорошо.
     - Флетч, сегодня среда.
     - Уже?
     - Мы женимся в субботу. Ты обязательно должен приехать к обеду.
     - Можешь не волноваться.
     - Мне пора на работу.
     - Мне тоже.

                                 ГЛАВА 36

     - Я из "Ньюс трибюн",  -  представился Флетч женщине, открывшей дверь
квартиры на  первом  этаже  дома  45447  по  Туиг-стрит.  Женщина сидела в
инвалидном кресле-коляске. - Вы Тереза Габо?
     Черные глаза, серая кожа, немытые, нечесаные волосы.
     - Мы не можем позволить себе газету. Да и не люблю я их.
     - До меня из "Ньюс трибюн" к вам никто не приезжал?
     Тереза покачала головой.
     В  автосалоне по  сниженным ценам  продавались шестиместные "седаны".
Флетч  оставил  машину  у  самого  угла  и  прошагал  полквартала,   шурша
валяющимися на  тротуаре газетами и  отбрасывая пустые банки из-под  пива.
Входя в  подъезд,  он  едва не  упал,  споткнувшись о  ноги спящей на полу
женщины.
     Пока он завтракал,  говорил по телефону с Барбарой, брился и принимал
душ,  дверной звонок молчал.  Если б он зазвонил, Флетч намеревался удрать
по  пожарной лестнице.  Поначалу его  арестовали,  приняв  за  Александера
Лиддикоута,  ограбившего более двадцати пиццерий и закусочных.  Эта ошибка
полиции могла вызвать разве что улыбку.  А  вот намерения Уилсона и Гомеса
обвинить  И.М.Флетчера  в  хранении  и  распространении наркотиков вселяли
нешуточную тревогу. Но полиция не появилась в квартире Флетча. И по пути в
Сан-Игнатиас его "датсан" не привлек внимание патрульных машин.
     Но Уилсон и Гомес могли предположить, что Флетч заглянет к Габо.
     - А кто-нибудь у вас был? Полиция?
     Вновь женщина покачала головой.  Откатилась в сторону. Флетч подумал,
что сейчас она захлопнет дверь, а потому придержал ее рукой.
     - Я ищу Феликса Габо.
     В ее взгляде мелькнуло удивление.
     - Ему тоже не нужна газета.
     Флетч переступил порог.
     - Мне надо с ним поговорить.
     В комнате он увидел кровать,  матрац и несколько одеял,  сложенных на
ящике.  Женщина уже не  обращала на  него ни малейшего внимания,  не сводя
глаз с телевизора, стоящего на массивной тумбе.
     Флетч прошел в другую комнату,  вернее,  кухню.  Холодильник,  плита,
раковина.   Все  грязное,   на  полу  мусор.   Раковина  завалена  пустыми
консервными банками.  Воняло гнилью и мочой. Матрац у стены, без подушек и
одеяла. Кресло между матрацем и холодильником. А в кресле человек-гора.
     Мужчина пристально разглядывал стену над  плитой.  В  руке он  держал
недопитую бутылку пива.  Рубашку и  черный,  выданный при выходе из тюрьмы
костюм  покрывали пятна.  Похоже,  за  столом мистер Габо  не  пользовался
салфеткой.
     Флетч присел на краешек матраца.
     - Что вы делали, выйдя из тюрьмы?
     - Купил это кресло.  -  Свободная рука Габо поднялась и опустилась на
подлокотник. - Купил этот матрац. - Взгляд упал на матрац. - Купил пива. -
В углу у холодильника валялось не меньше двадцати пустых пивных бутылок. -
Теперь  меня  насыщает только  пиво.  -  Над  воротником рубашки  нависали
складки жира. - У меня все нормально. Первая неделя на воле.
     - Похоже, в тюрьме вас неплохо кормили.
     - Да. Но она страдала, - Феликс указал бутылкой на другую комнату.  -
Никто не  заботился  о  моей  сестре  одиннадцать,  двенадцать  лет.   Она
выклянчивала талоны на питание. Посылала детей купить ей кошачьей еды. Ела
кошачью еду, купленную на выклянченные талоны. Владелец дома отнял  у  нее
гостиную и вторую спальню. Только потому, что  не  мог  вышвырнуть  ее  на
улицу. Видите стену, которую он поставил? - Судя по слою наросшей на стену
грязи, воздвигли ее одиннадцать лет тому  назад.  -  И  вы  называете  это
законом? - Флетч воздержался от комментариев. - Что вы на это скажете? Она
не сделала ничего плохого. Почему она страдала?
     - А вы сделали что-то плохое?
     На глазах Феликса Габо мгновенно навернулись слезы.
     - Не  следовало сажать меня  в  тюрьму.  Я  больной человек.  Как  вы
назовете человека, который пристает к маленьким детям?
     - Больной.
     - Совершенно верно.  Они должны были отправить меня на лечение.  Меня
же  бросили  в  камеру.  Раздавили  меня.  Разве  можно  так  обращаться с
больными?
     - На суде вы не просили признать вас невменяемым.
     - На  суде я  не произнес ни слова!  -  Феликс и  не пытался сдержать
катящиеся по  щекам слезы.  -  Вы знаете,  как чувствует себя обвиняемый в
зале суда? - Флетч покачал головой. - Он цепенеет. Потрясен тем, что такое
могло случиться с ним.  Он в ужасе от того, что говорят о нем, о содеянном
им.  Все эти люди говорят,  говорят, говорят о нем и о том, что он сделал.
Все,  о чем они говорят,  ни в малейшей степени не похоже на то,  каким он
кажется себе. Его мутит от их слов. Он лишается дара речи.
     - Вашим адвокатом был Дональд Хайбек, не так ли?
     - Мистер Хайбек.  Да. Я мог бы кое-что сказать, если бы он не говорил
так много.  Видите ли, у меня были резоны. Я все видел в ином свете. Я мог
бы объяснить.
     - Вы могли бы объяснить растление детей?
     - Мне было что сказать. Я хотел, чтобы им было хорошо.
     - Как  вы  расплатились с  Хайбеком?  Как  вы  смогли  нанять  такого
дорогого адвоката?
     - Я не платил мистеру Хайбеку. Ни цента.
     - Непонятно. Почему же он взялся защищать вас?
     - Не знаю. Однажды он пришел в камеру и сказал: "Я твой адвокат".  Он
ни о чем меня не спрашивал. Не давал ничего объяснить. Я мог бы объяснить,
почему я стал таким плохим. Он не позволил  судье  задать  мне  хоть  один
вопрос. День за днем я сидел в зале суда, а все эти люди приходили один за
одним, чтобы сказать, что они видели, как я делал то,  другое,  третье.  -
Феликс поднес бутылку ко рту и глотнул пива. - Каждый день газеты писали о
моем процессе, а телевидение вело передачи из зала суда. Они охотились  за
моей сестрой. Сводили ее с ума своими расспросами. Показали  дом,  где  мы
жили. Рисовали карты. Показывали детские площадки и школьные дворы, куда я
приходил с собаками и встречался с детьми. - Феликс по-прежнему плакал.  -
Газеты - дерьмо! Они едва не затравили мою сестру.
     - Я начинаю кое-что понимать.
     - Вы узнали о суде из газеты?
     - Ваш  процесс -  единственный,  который проиграл Хайбек.  Проиграл с
треском.  Впрочем,  мог  ли  он  рассчитывать на  иной  исход?  Растлитель
детей...
     - Почему  он  так  поступил?  Почему  так  затягивал процесс?  Почему
говорил сам? Почему не позволил мне все им рассказать?
     - Он  использовал вас для рекламы.  На  вашем примере хотел показать,
что  и  Хайбек может проиграть большой процесс.  Благодаря вам его фамилия
каждый  день  появлялась на  первых полосах газет.  Непонятно мне  другое,
почему вам дали только одиннадцать лет?
     - Очень даже понятно! После всех этих издевательств, которые изо  дня
в день терпела моя сестра по милости газет и телевидения, Хайбек  поднялся
на одном из заседаний и заявил: "Ваша  честь,  мой  клиент  признает  себя
виновным по всем пунктам".
     - Не предупредив вас?
     - Нет!  Он вообще не разговаривал со мной.  А мне было что сказать. Я
не собирался причинять детям вред. Я их любил!
     - Вы "любили" их, подманивая собаками.
     - Конечно! Дети любили собак. Они всегда-всегда подходили к собакам.
     - Вы выдрессировали собак уводить детей в укромный уголок.
     - Послушайте,  вы  бывали на  школьных дворах?  Дети  всегда играют в
укромных уголках. Собаки не уводили их туда. Они звали собак к себе.
     Флетч нетерпеливо взмахнул рукой.
     - Я пришел сюда не для того, чтобы в чем-то вас обвинять.
     - Я  это понимаю.  Просто мне надо выговориться.  Видите ли,  когда я
впервые попал в тюрьму,  тамошний психиатр потратил на меня массу времени.
Я  испытывал вину перед сестрой.  Мы были маленькие,  и  я  толкнул ее под
колеса автомобиля отца,  когда тот дал задний ход.  Тогда-то  она и  стала
калекой.  Отец обезумел.  Он ушел от нас,  и  больше мы о  нем не слышали.
Видите? Я старался искупить свою вину перед маленькими детьми. Я их любил.
Старался любить.
     - Все это сказал вам психиатр?
     - Помог мне разобраться в себе.  Я был болен.  Мне было что сказать в
суде. Хайбек все испортил, и меня бросили за решетку.
     Флетч покачал головой.
     - Почему вы так растолстели в тюрьме?
     - Меня не брали в  рабочие бригады.  Никто не хотел работать рядом со
мной.  Меня отправили на тюремную ферму. Они знали, кто я такой. Из газет,
- Феликс Габо уже  не  плакал,  а  рыдал.  -  Если мистер Хайбек собирался
заявить суду,  что я  во  всем виновен,  почему он  не сделал этого сразу,
почему позволял газетам так долго мучить мою сестру?
     - За это вы и убили Хайбека.
     - Я  никого не убивал!  -  Красные от слез глаза Феликса Габо сердито
блеснули.  -  Меня  надо  было  изолировать от  общества.  Собак убили.  Я
заслужил наказание!
     - Но не ваша сестра.
     Феликс указал на себя обеими руками.
     - Могу я выйти на улицу и кого-то убить? Я же конченый человек.
     - Вы же злы на Хайбека.
     - Я  выхожу на улицу только по делу.  Купил матрац,  кресло.  Они мне
необходимы. Какой сегодня день?
     - Среда.
     - Завтра четверг.  Я должен отметиться в полиции. Вы съездите туда со
мной?
     - Я? Нет.
     - Моя сестра не сможет поехать. Это в центре.
     Флетч встал.
     - Вам обязательно надо отметиться в полиции.
     - Вы не сможете поехать со мной?
     - Нет.
     - А что вы сделаете для моей сестры?
     - Кажется, я уже слышал этот вопрос.
     - Неужели вы  появились здесь лишь для того,  чтобы выслушать историю
моей жизни?
     - Я хотел услышать ваше признание в убийстве Дональда Хайбека.
     - Кто вы?
     - Ай Эм Флетчер.
     - Вы не из службы социального обеспечения?
     - Я же сказал,  что я из газеты.  -  Флетч уже стоял у двери. - Вы не
расслышали?
     Глаза Феликса Габо вылезли из орбит. Он попытался подняться.
     - "Ньюс трибюн", - добавил Флетч.
     Габо упал в кресло. Перебросил бутылку из левой руки в правую.
     Флетч   попятился.   В   другой   комнате  наткнулся  на   инвалидное
кресло-каталку Терезы Габо.
     Бутылка разбилась о дверной косяк.
     - Мой брат не любит газеты, - пояснила Тереза Габо.
     - Я понимаю.
     - Винит их во всем.
     В полуквартале от дома Габо Флетч едва успел сесть за  руль,  как  на
Туиг-стрит свернула машина Биффа Уилсона, с мигалкой, антенной и надписями
"Ньюс трибюн" на капоте, багажнике и по бокам.  Остановилась  она  у  дома
45447.

                                 ГЛАВА 37

     555-2900.
     Часы показывали половину первого.
     В  этот  день  Флетчу  следовало  избегать  многих  мест.  Во-первых,
собственной квартиры.  Во-вторых,  редакции "Ньюс трибюн".  Да  и  езда по
улицам  без  водительского  удостоверения  и  регистрационного  талона  на
автомашину,  отобранных прошлой  ночью  полицией,  таила  в  себе  немалую
опасность. Его могли арестовать и как Александера Лиддикоута, грабителя, и
как Ирвина Мориса Флетчера, распространителя наркотиков.
     Поэтому,  как  только Бифф  Уилсон вылез из  своей машины,  застегнул
пиджак и  скрылся в  подъезде дома  45447 по  Туиг-стрит,  Флетч заехал на
стоянку салона, торгующего подержанными автомобилями. Поставил "датсан 300
ZX" в первый от улицы ряд. Соседние машины были больше по размерам, чище и
новее.
     Никто  из  продавцов  не  удостоил  автостоянку  своим  присутствием.
Несомненно,  в  этот момент они  подкреплялись кофе и  сандвичами,  чтобы,
набравшись   сил,   радовать   покупателей   ослепительными   улыбками   и
беспрерывной болтовней.
     Флетч  снял  картонную табличку с  ветрового стекла соседней машины и
подсунул под дворник своей.  На табличке значилось:  "ПРОДАЕТСЯ.  $5000, И
ЭТОТ АВТОМОБИЛЬ ВАШ".
     Под  прикрытием таблички Флетч  мог  не  только  спокойно говорить по
телефону, но и наблюдать за домом 45447 по Туиг-стрит.
     Синди сняла трубку после первого звонка.
     - Флетч?
     - У тебя все в порядке?
     - Конечно. Почему нет?
     - Извини, что не смог привезти пиццу.
     - Разве  можно  ждать  от  мужчин  чего-то  иного?  Договариваются  с
женщинами,  а потом уходят от них,  игнорируя прежние обещания.  Даже если
речь идет о пицце. Меня это не удивляет. Разумеется, Барбару твой поступок
задел. Жаловалась она и на голод.
     - Слушай,  Синди,  не надо на меня сердиться. Если б ты знала, что со
мной произошло...
     - Не хочу я слышать никаких оправданий.  Мужчины не способны говорить
женщинам правду.  Нельзя требовать от  змеи,  чтобы она  исполнила оперную
арию.
     - Тебе, похоже, не раз доводилось сталкиваться со змеями.
     - Я обижаюсь не за себя, Флетчер. За Барбару.
     - Для  бракосочетания необходимы как жених,  так и  невеста.  Так что
стоит ли обращать внимание на мелкие недоразумения?
     - Нам  приходится выполнять все,  что  пожелает левая  нога  мужчины.
Потому-то на свете мало счастливых жен.  Но так уж устроен мир,  не правда
ли?
     - Ты делаешь это для того, чтобы доса