ольшим жаром и не  обращая  внимания  на  бессвязные
возражения старика, Уолтер выскочил  сломя  голову  из  лавки  и,  сбегав  в
контору, чтобы испросить разрешение на отлучку по случаю  внезапной  болезни
дяди, пустился во всю прыть к жилищу капитана Катдя.
     Все как будто изменилось,  когда  он  бежал  по  улицам.  Была  обычная
сутолока и шум двуколок, ломовых телег, омнибусов, подвод  и  пешеходов,  но
несчастье, постигшее Деревянного  Мичмана,  сделало  все  каким-то  чужим  и
новым. Дома и лавки были не те, что прежде, и на фасадах только и можно было
видеть, что полномочие мистера Броли, написанное крупными  буквами.  Маклер,
казалось, завладел даже церквами, ибо шпили их как-то непривычно  вздымались
к небу.  Даже  само  небо  изменилось,  и  казалось,  на  нем  был  начертан
исполнительный приказ.
     Капитан Катль жил на берегу маленького канала  около  Индийских  доков,
где  был  разводной  мост,  который  время  от  времени  раздвигался,  чтобы
пропустить какое-нибудь странствующее чудовище - судно, пробиравшееся  вдоль
улицы подобно выброшенному на  мель  Левиафану.  Любопытен  был  постепенный
переход от суши к воде по мере  приближения  к  жилищу  капитана  Катля.  Он
начинался с торчащих флагштоков как неотъемлемой  принадлежности  трактиров;
затем шли лавки матросского  платья  с  вязаными  куртками,  зюйдвестками  и
самыми прочными и самыми широкими парусиновыми штанами, вывешенными снаружи.
За ними следовали кузницы, где ковали якоря и цепи, где большие молоты целый
день били со звоном по железу, затем шли ряды домов с маленькими увенчанными
флюгером мачтами, поднимающимися из зарослей красных  бобов.  Затем  канавы.
Затем подстриженные ивы. Затем снова канавы. Затем какие-то странные  полосы
грязной воды, едва различимые из-за судов, покрывавших их. Затем  в  воздухе
повеяло запахом стружек; и все прочие ремесла вытеснило  изготовление  мачт,
весел, блоков и постройка лодок. Затем  почва  стала  болотистой  и  вязкой.
Зятем уже ничем не пахло, кроме рома и сахара. Затем на Бриг-Плейс  как  раз
перед вами возникало жилище капитана Катля, где второй  этаж  был  в  то  же
время и самым верхним.
     Капитан был одним из тех  людей,  у  кого  одеяние  и  тело  как  будто
вытесаны из одного куска  дуба;  самое  пылкое  воображение  едва  ли  может
отделить от них хотя бы  незначительную  часть  их  одежды.  Поэтому,  когда
Уолтер постучал в дверь, а  капитан  тотчас  высунул  голову  из  маленького
окошка, выходившего на улицу, и окликнул его, причем, как всегда, на нем уже
была надета твердая глянцевитая шляпа, рубашка с воротничком, концы которого
походили на паруса, и просторный  синий  костюм,  -  Уолтер  был  совершенно
убежден, что он всегда пребывает в таком виде, точно капитан был  птицей,  а
костюм - его оперением.
     - Уолтер, мой мальчик! - сказал  капитан  Катль.  -  Держись  крепче  и
постучи еще раз. Погромче! Сегодня стирка.
     Уолтер в нетерпении оглушительно застучал дверным кольцом.
     - Вот это здорово! - сказал капитан Катль и  тотчас  спрятался,  словно
ждал шквала.
     И он не ошибся; ибо вдовствующая леди с рукавами, засученными до  плеч,
и руками, покрытыми мыльной пеной и дымящимися от горячей воды,  явилась  на
призыв с поразительной быстротой. Прежде  чем  посмотреть  на  Уолтера,  она
взглянула на дверное кольцо, а затем, смерив взглядом мальчика с  головы  до
ног, выразила удивление, что кольцо уцелело.
     - Насколько мне  известно,  капитан  Катль  дома,  -  сказал  Уолтер  с
заискивающей улыбкой.
     - Дома? - отвечала вдовствующая леди. - Вот как!
     - Он только что говорил со мной, - торопливо пояснил Уолтер.
     - Говорил? - отозвалась вдовствующая  леди.  -  В  таком  случае,  быть
может, вы передадите ему привет от миссис  Мак-Стинджер  и  скажете,  что  в
следующий раз, когда он унизит себя и свою квартиру,  переговариваясь  через
окно, она будет ему признательна, если он также  спустится  вниз  и  откроет
дверь.
     Миссис Мак-Стинджер говорила громко и прислушивалась, не  последует  ли
каких-нибудь замечаний из второго этажа.
     - Я передам, - сказал Уолтер, - если вы будете любезны и впустите меня,
сударыня.
     Дело в  том,  что  его  удерживало  деревянное  укрепление,  тянувшееся
поперек двери и возведенное здесь для того, чтобы юные Мак-Стинджеры в  часы
досуга не скатились со ступенек.
     - Смею надеяться, - презрительно сказала  миссис  Мак-Стинджер,  -  что
парень, который может вышибить мою дверь, сумеет и перепрыгнуть через это.
     Но когда Уолтер принял ее слова  за  разрешение  войти  и  перепрыгнул,
миссис Мак-Стинджер немедленно  спросила,  является  ли  дом  англичанки  ее
крепостью * или нет, и неужели к ней может врываться любой бездельник.
     Желание ее получить сведения о сем предмете было все еще очень  велико,
когда Уолтер, поднявшись по маленькой лестнице сквозь  искусственный  туман,
вызванный стиркой, вследствие коей перила покрылись липким  потом,  вошел  в
комнату капитана Катля и застал этого джентльмена в засаде за дверью.
     - Никогда ни одного пенни не был ей должен,  Уольр,  -  шепотом  сказал
капитан Катль, а лицо его явно выражало смятение. - Оказывал ей кучу услуг и
детям ее. Все-таки по временам она ведьма. Тьфу!
     - Я бы отсюда выехал, капитан Катль, - сказал Уолтер.
     - Не смею, Уольр, - возразил капитан. - Она меня отыщет, куда бы  я  ни
ушел. Садись. Что Джилс?
     Капитан (в шляпе) сидел за обедом,  состоявшим  из  холодной  баранины,
портера и дымящегося горячего картофеля, который он  сам  варил  и  по  мере
надобности вынимал из небольшой кастрюли, помещавшейся над огнем в камине. В
обеденное время  он  отвинчивал  свой  крючок  и  вместо  него  ввинчивал  в
деревянное гнездо нож, которым уже начал очищать  картофелину  для  Уолтера.
Комнатушки у него были маленькие и пропахшие  табачным  дымом,  но  довольно
уютные: все вещи были уложены и  расставлены  так  тщательно,  словно  здесь
каждые полчаса случалось землетрясение.
     - Что Джилс? - осведомился капитан.
     Уолтер, который к тому времени отдышался, но зато  утратил  бодрость  -
временный подъем,  вызванный  быстрой  ходьбой,  -  посмотрев  с  минуту  на
вопрошавшего, сказал:
     - О капитан Катль! - и залился слезами.
     Нет слов изобразить  ужас  капитана,  вызванный  этим  зрелищем.  Образ
миссис Мак-Стинджер совершенно стерся.  Он  уронил  картофелину  и  вилку  -
уронил бы и нож, если бы это было возможно,  и  сидел,  глядя  на  мальчика,
словно приготовился услышать тотчас же,  что  земля  в  Сити  разверзлась  и
поглотила его старого друга, кофейного цвета  костюм,  пуговицы,  хронометр,
очки и все прочее.
     Но когда Уолтер сообщил ему, что, в сущности, произошло, капитан  Катль
после  минутного  раздумья  обнаружил  живую  деятельность.  Он  выложил  из
маленькой металлической чайницы, стоявшей на верхней полке буфета, весь свой
наличный  капитал  (равнявшийся  тринадцати  фунтам  и  полукроне),  каковой
препроводил в один из карманов своего широкого синего фрака; затем  обогатил
это хранилище содержимым своего ящика со столовым серебром, а  именно  двумя
стертыми скелетами чайных ложек и старомодными кривыми щипцами  для  сахара;
извлек свои огромные серебряные с двойной крышкой часы из  глубин,  где  они
покоились, дабы удостовериться, что  эта  драгоценность  цела  и  невредима;
снова привинтил  крючок  к  правому  запястью  и,  схватив  палку,  усеянную
шишками, предложил Уолтеру отправиться в путь. Вспомнив,  однако,  в  разгар
добродетельного своего возбуждения, что  миссис  Мак-Стинджер,  быть  может,
подстерегает его внизу, капитан Катль в последний момент заколебался и  даже
взглянул на  окно,  словно  у  него  мелькнула  мысль  воспользоваться  этим
необычным выходом, только бы не встречаться  с  грозным  врагом.  Однако  он
решил прибегнуть к военной хитрости.
     - Уольр, - сказал капитан,  робко  подмигивая,  -  ступай  вперед,  мой
мальчик. Когда войдешь в коридор, крикни: "До свидания, капитан Катль!" -  и
закрой дверь. А затем жди на углу этой улицы, покуда не увидишь меня.
     Эти  распоряжения  вытекали  из   предварительного   изучения   тактики
неприятеля, ибо когда Уолтер  спустился  по  лестнице,  миссис  Мак-Стинджер
подобно мстительному духу вылетела  из  маленькой  кухни.  Но,  не  налетев,
вопреки своим ожиданиям, на капитана, она только упомянула еще раз о дверном
кольце и снова влетела в кухню.
     Прошло минут  пять,  прежде  чем  капитан  Катль  собрался  с  духом  и
отважился на побег, так как Уолтер ждал  именно  столько  времени  на  углу,
оглядываясь на дом и не видя никаких признаков  твердой  глянцевитой  шляпы.
Наконец капитан  выскочил  из  двери  со  скоростью  ядра,  подошел  к  нему
стремительно и ни разу не оглянулся, а как только они  покинули  эту  улицу,
начал насвистывать песенку.
     - Дядя сильно накренился, Уольр? - осведомился капитан, когда  они  шли
по улице.
     - Боюсь, что да. Если бы вы его видели сегодня  утром,  вы  бы  никогда
этого не забыли.
     - Шагай быстрей, Уольр, мой мальчик, - сказал капитан, прибавив шагу, -
и так же быстро ходи во все дни твоей  жизни.  Перелистай  катехизис,  чтобы
отыскать этот совет, и следуй ему!
     Капитан был слишком занят своими мыслями о Соломоне Джилсе,  к  которым
примешивалось, быть может, и  воспоминание  о  недавнем  бегстве  от  миссис
Мак-Стинджер, чтобы приводить дорогой еще какие-нибудь  цитаты  в  интересах
нравственного  усовершенствования  Уолтера.  Больше  они  не  обменялись  ни
словом, пока не подошли к двери старого  Соля,  где  злополучный  Деревянный
Мичман с инструментом у глаза, казалось, обозревал горизонт в поисках друга,
который помог бы ему выпутаться из беды.
     - Джилс! - сказал  капитан,  вбегая  в  заднюю  гостиную  и  с  большой
нежностью беря его за руку. - Держитесь носом против ветра, и мы  пробьемся.
Единственное,  что  вы  должны  делать,  -  продолжал  капитан  с  важностью
человека, изрекающего одно из драгоценнейших практических правил, когда-либо
открытых человеческой мудростью, - это держаться носом против ветра -  и  мы
пробьемся!
     Старый Соль ответил на рукопожатие и поблагодарил друга. Затем  капитан
Катль с торжественностью,  приличествующей  моменту,  положил  на  стол  две
чайных ложки и щипцы для сахара, серебряные часы и наличные деньги и спросил
маклера мистера Броли, велик ли долг.
     - Послушайте! Хватит вам этого? - спросил капитан Катль.
     - Господь с вами! - отвечал маклер. - Неужели вы думаете, что от  этого
может быть какая-нибудь польза?
     - Почему бы нет? - осведомился капитан.
     - Почему? Сумма равняется  тремстам  семидесяти  с  лишним,  -  ответил
маклер.
     - Не беда, - возразил капитан, хотя он был явно смущен этой  цифрой.  -
Полагаю, любая рыба, попадающая к вам в сети, остается рыбой.
     - Разумеется, - сказал мистер Броли. - Но селедка, знаете ли, не кит.
     Это философическое замечание, казалось, поразило капитана. Он размышлял
с минуту, поглядывая при этом на маклера, как на великого мудреца,  а  затем
отозвал в сторону мастера судовых инструментов.
     - Джилс, -  сказал  капитан  Катль,  -  по  какому  обязательству?  Кто
кредитор?
     - Тише, - отозвался старик. - Отойдем подальше. Не говорите  при  Уоли.
Это поручительство за отца Уоли, старое  обязательство.  Я  много  выплатил,
Нэд, но времена для меня настали такие тяжелые, что сейчас я ничего не  могу
поделать. Я это предвидел, но помочь ничем не мог. Ради бога, ни  слова  при
Уоли.
     - Но ведь какие-нибудь деньги у вас есть? - шепотом спросил капитан.
     - Да, да... о да... кое-что у меня есть, - отвечал старый Соль, сначала
засунув руки в пустые карманы, а затем ухватившись за свой валлийский парик,
словно надеялся выдавить из него золото. - Но я... то немногое, что  у  меня
есть, нельзя обратить в наличные деньги, Нэд;  Это  невозможно.  Я  старался
сделать что-нибудь для Уоли, но я старомоден и отстал от века. Они и  тут  и
там, и... и, короче говоря, все равно что нигде, - сказал старик, растерянно
озираясь.
     Он так был похож на помешанного, который припрятал свои деньги в разных
местах и забыл - где, что капитан  следил  за  его  взглядом,  питая  слабую
надежду, не вспомнит  ли  тот  о  нескольких  сотнях  фунтов,  спрятанных  в
дымоходе или в погребе. Но Соломон Джилс знал, что этого не случится.
     - Я отстал  от  века,  дорогой  мой  Нэд,  -  сказал  Соль  с  покорным
отчаянием, - совсем отстал. Не имеет смысла плестись за  ним  где-то  далеко
позади. Товар пусть лучше продадут - он стоит больше, чем нужно  для  уплаты
этого долга, - а я лучше уйду куда-нибудь и покончу счеты с  жизнью.  Больше
нет у меня энергии. Я не понимаю того, что происходит. Уж  лучше  проститься
со всем этим. - Пусть продадут товар и снимут его, - сказал старик, указывая
дрожащей рукой на Деревянного Мичмана, - и пусть мы оба пойдем на слом.
     - А как вы думаете поступить с Уольром? -  спросил  капитан.  -  Ну-ну!
Присядьте, Джилс, присядьте и дайте мне подумать. Если бы не приходилось мне
жить на  маленькую  ренту,  которая  до  сегодняшнего  дня  была  достаточно
большой, мне незачем было бы думать. А  вы  только  держитесь  носом  против
ветра, - сказал капитан, снова предлагая  этот  неопровержимый  утешительный
совет, - и все обойдется.
     Старый Соль от души поблагодарил, но вместо того, чтобы его  выполнить,
встал и прислонился головой к каминной доске.
     Некоторое  время  капитан  Катль  шагал  взад  и   вперед   по   лавке,
сосредоточенно  размышляя  и  столь  мрачно  хмуря  косматые  черные  брови,
наползавшие ему на нос, словно облака,  опускавшиеся  на  гору,  что  Уолтер
боялся прервать каким-нибудь замечанием течение его  мыслей.  Мистер  Броли,
который отнюдь не хотел быть в тягость  обществу  и  который  был  человеком
обходительным,  бродил,  тихо  посвистывая,   среди   товаров,   стучал   по
барометрам, встряхивал компасы, словно пузырьки с микстурой, поднимал  ключи
магнитом, смотрел в подзорные трубы,  пытался  усвоить  правила  пользования
глобусами, насаживал себе на нос параллельные линейки  и  предавался  другим
физическим опытам.
     - Уольр' - сказал, наконец, капитан. - Я придумал!
     - Придумали, капитан  Катль?  -  с  великим  воодушевлением  воскликнул
Уолтер.
     - Иди  сюда,  мой  мальчик,  -  сказал  капитан  -  Товар  -  это  одно
обеспечение. Я - другое. Твой патрон - вот кто даст ссуду.
     - Мистер Домби? - пробормотал Уолтер. Капитан важно кивнул головой.
     - Посмотри на него, - сказал он. -  Посмотри  на  Джилса.  Если  начнут
распродавать эти вещи, он  умрет.  Ты  сам  знаешь,  что  умрет.  Мы  должны
перевернуть все вверх дном, не оставить камня на камне, - и вот тебе камень.
     - Камень! Мистер Домби! - пробормотал Уолтер.
     - Прежде всего сбегай в контору и узнай, там ли он,  -  сказал  капитан
Катль, хлопнув его по спине. - Живо!
     Уолтер почувствовал, что должен подчиниться  приказу,  -  один  взгляд,
брошенный на дядю, заставил бы его решиться, если бы он  думал  иначе,  -  и
кинулся его исполнять. Вскоре  он  вернулся,  запыхавшись,  и  сообщил,  что
мистера Домби нет в городе. Была суббота, и он уехал в Брайтон.
     - Вот что я тебе скажу. Уольр, - объявил капитан, который за время  его
отсутствия, казалось, приготовился к такой помехе. - Мы едем  в  Брайтон.  Я
тебя поддержу, мой мальчик. Я тебя поддержу, Уольр.  Мы  едем  в  Брайтон  с
вечерней пассажирской каретой.
     Если уже нужно было обращаться к мистеру Домби -  о  чем  страшно  было
подумать, - Уолтер чувствовал, что предпочел  бы  сделать  это  один  и  без
всякой помощи, но  не  прибегать  к  такой  поддержке,  как  личное  влияние
капитана Катля, коему, по его предположениям, мистер Домби вряд  ли  придаст
значение. Но так как капитан, по-видимому, был противоположного  мнения,  от
которого не отступал, и так как дружеские его чувства были слишком  пылки  и
серьезны, чтобы мог ими пренебрегать человек гораздо моложе его,  то  Уолтер
воздержался от всяких возражений. Посему  Катль,  торопливо  попрощавшись  с
Соломоном Джилсом и снова отправив в карман наличные деньги,  чайные  ложки,
щипцы для сахара и серебряные часы, - с целью, как подумал с ужасом  Уолтер,
произвести потрясающее впечатление на мистера Домби, - не теряя  ни  минуты,
повел юношу в контору пассажирских карет и по дороге несколько раз повторил,
что останется верен ему до конца.

ГЛАВА X,

     повествующая о последствиях, к которым привели бедствия Мичмана

     Майор Бегсток, после долгих и частых наблюдений над Полем через площадь
Принцессы в театральный бинокль и после многих подробных донесений  об  этом
предмете,  ежедневных,  еженедельных  и  ежемесячных,  сделанных   туземцем,
который с этой целью поддерживал постоянные сношения со служанкой мисс Токс,
пришел  к  Заключению,  что  Домби,  сэр,  -  человек,   с   которым   стоит
познакомиться, и что Дж. Б. - паренек, который найдет  способ  завязать  это
знакомство.
     Но так как мисс  Токс  оставалась  сдержанной  и  холодно  отказывалась
понимать майора всякий раз, когда тот являлся (а это случалось часто), чтобы
выудить какие-нибудь  сведения,  имеющие  отношение  к  названному  проекту,
майор, невзирая на природную свою непреклонность и хитрость, поневоле должен
был предоставить исполнение своего желания в какой-то мере случаю, "который,
- как говаривал он, хихикая, в своем клубе, - пятьдесят  раз  против  одного
играл на руку Джоя Б., сэр, еще с той поры, как его  старший  брат  умер  от
тропической лихорадки в Вест-Индии".
     На этот раз случай не сразу пришел на помощь, но в конце концов все  же
оказал ему услугу. Когда чернокожий слуга доложил со всеми подробностями  об
отлучках мисс Токс в Брайтон, майор внезапно предался нежным воспоминаниям о
своем друге Билле Байтерстоне из Бенгалии, который просил в письме навестить
его единственного сына, если майор когда-нибудь окажется в Брайтоне. А когда
тот же чернокожий слуга доложил о пребывании Поля у миссис Пипчин, а  майор,
заглянув в письмо, отправленное юным Байтерстоном по прибытии в  Англию,  на
которое  ему  и  в   голову   не   приходило   обратить   внимание,   увидел
представившийся ему благоприятный случай, он пришел  в  такое  бешенство  от
подагры, которая как раз в это время уложила его в постель, что в  ответ  на
полученные сведения  швырнул  в  чернокожего  слугу  скамеечкой  для  ног  и
поклялся, что сведет мерзавца в могилу, прежде чем  сам  отправится  в  нее,
чему чернокожий слуга весьма расположен был поверить.
     Наконец майор, оправившись от приступа подагры, ворча, отбыл  как-то  в
субботу в Брайтон с туземцем, державшимся  сзади,  всю  дорогу  обращаясь  с
речью к мисс Токс и упиваясь перспективой взять штурмом ее  знатного  друга,
которого она окутала такой таинственностью и ради которого покинула его.
     - Вы бы не прочь, сударыня, не прочь? - говорил майор,  напыжившись  от
мстительных чувств; и без того разбухшие вены у него на голове разбухали еще
больше. - Вы бы  не  прочь  дать  отставку  Джою  Б.,  сударыня?  Рано  еще,
сударыня, рано! черт  побери,  рано  еще,  сэр!  Джо  бодрствует,  сударыня.
Бегсток  живехонек,  сэр.  Дж.  Б.  знает  кое-какие  ходы,  сударыня.  Джош
настороже,  сэр.  Вы  убедитесь,  что  он  непреклонен,   сударыня.   Джозеф
непреклонен, сэр, непреклонен! Непреклонен и чертовски хитер!
     И в самом деле юный Байтерстон убедился  в  его  непреклонности,  когда
майор повел этого молодого  джентльмена  на  прогулку.  Майор,  цветом  лица
напоминавший стилтонский сыр *, и с глазами, как у креветки, блуждал,  вовсе
не помышляя об увеселении мистера Байтерстона,  и  тащил  за  собой  мистера
Байтерстона, озираясь по сторонам в поисках мистера Домби и его детей.
     В конце  концов  майор,  предварительно