в подворотне.
     Дочь миссис Браун выглянула, следя  за  движением  руки  миссис  Браун;
гневом и жаждой мести дышало ее лицо.
     - Я никогда не думала, что увижу его еще раз, - тихо сказала она, - но,
пожалуй, хорошо, что я его увидела. Да, вижу, вижу!
     - Не изменился! - сказала старуха, бросая злобный взгляд.
     - Ему меняться? - отозвалась другая женщина. -  Из-за  чего?  Разве  он
страдал? Перемены, происшедшей со мной, хватит на двадцать человек.  Неужели
этого недостаточно?
     - Смотри, как он едет! - пробормотала старуха,  следя  своими  красными
глазками за дочерью. - Такой спокойный и такой нарядный, едет верхом,  а  мы
здесь стоим в грязи...
     - И из грязи вышли, - нетерпеливо перебила дочь. - Мы  -  только  грязь
под копытами его лошади. Чем иным могли бы мы быть?
     Провожая его напряженным взглядом, она не стерпела в тот момент,  когда
он проходил мимо, тронула его за плечо.
     - Да где же это пропадал все время мой веселый  Роб?  -  спросила  она,
когда он оглянулся.
     Веселый Роб, чья веселость пошла на  убыль  после  такого  приветствия,
казался весьма удрученным и сказал со слезами на глазах:
     - Ох, миссис Браун, почему вы не хотите оставить в покое бедного парня,
когда он честно зарабатывает деньги и держит себя  как  подобает  приличному
человеку? Зачем вы вредите доброй репутации  парня,  заговаривая  с  ним  на
улице, когда он ведет лошадь своего хозяина  в  хорошие  конюшни  -  лошадь,
которую, будь ваша воля, вы бы продали на корм  кошкам  и  собакам?  А  я-то
надеялся, - добавил Точильщик, произнося заключительную свою фразу и как  бы
подводя итог всем нанесенным ему обидам, - что вы уже давным-давно померли!
     - Так вот как он говорит со мной, которая зналась с ним так долго,  моя
милая! - воскликнула старуха, взывая к дочери. - Со мной, которая много  раз
выручала его, защищая от всяких бродяг, голубятников и птицеловов!
     - Будьте добры, миссис Браун,  оставьте  в  покое  птиц!  -  с  великой
тревогой воскликнул Роб. - Мне кажется, парню лучше иметь  дело  со  львами,
чем с этими маленькими пичужками, потому что их вечно тычут ему в нос, когда
он меньше всего о них думает. Ну, как вы поживаете и что вам нужно?
     Эти учтивые вопросы Точильщик задал как бы помимо своего  желания  и  с
величайшим раздражением и злобой.
     - Ты только послушай, милочка, как он говорит  со  старой  знакомой!  -
сказала миссис Браун, снова взывая к дочери. -  Но  кое-кто  из  его  старых
знакомых окажется не таким терпеливым, как я. Если бы я рассказала кое-кому,
кого он знает и с кем он водился и обделывал разные делишки, и где найти...
     - Неужели вы не можете держать язык за зубами, миссис Браун? -  перебил
злосчастный Точильщик, быстро оглядываясь, как будто ожидал  увидеть  здесь,
рядом, ослепительные зубы своего хозяина. - Что вам за радость губить парня?
Да еще в ваши годы, когда следовало бы вам обо многом подумать!
     - Какая чудесная лошадка! - сказала старуха, поглаживая шею лошади.
     - Оставьте ее  в  покое,  слышите,  миссис  Браун!  -  воскликнул  Роб,
отталкивая  ее  руку.  -  Вы  можете  с  ума  свести  парня,  который  хочет
исправиться!
     - Да что за вред я ей причинила, дитя мое? - возразила старуха.
     - Что за вред! - повторил Роб. - Хозяин у нее такой, что заметит,  даже
если ее соломинкой тронут.
     И он подул на  то  место,  к  которому  прикоснулась  рука  старухи,  и
осторожно погладил его пальцем, словно  и  в  самом  деле  верил  тому,  что
сказал.
     Старуха, шамкая и гримасничая, поглядывая на дочь, следовавшую за  ней,
шла по пятам за Робом, который вел на поводу лошадь, и продолжала разговор.
     - У тебя хорошее место, Роб, не  правда  ли?  -  сказала  она.  -  Тебе
посчастливилось, дитя мое.
     - Ох, уж не говорите о счастье, миссис Браун!  -  возразил  злополучный
Точильщик, озираясь и останавливаясь. - Если бы вы мне не повстречались  или
если бы вы сейчас ушли, тогда и в самом деле  можно  было  бы  считать,  что
парню посчастливилось. Убирайтесь-ка вы отсюда, миссис Браун! И не ходите за
мной по пятам! - взревел Роб, неожиданно бросив вызов. -  Если  эта  молодая
женщина - ваша приятельница, почему она вас не уведет,  когда  вы  так  себя
срамите?
     - Это еще что такое? - закаркала  старуха,  приблизив  к  нему  лицо  и
скорчив такую злобную гримасу, что даже дряблая  кожа  на  шее  собралась  в
складки. - Ты отрекаешься от своего старого друга? Да разве ты  не  прятался
раз пятьдесят у меня в доме и не спал сладким сном в уголку, когда у тебя не
было никакого пристанища, кроме мостовой,  а  теперь  ты  вот  как  со  мной
разговариваешь?! Разве я не продавала и не покупала  вместе  с  тобой  и  не
помогала тебе, школяру, тащить, что плохо лежит, и мало ли что еще делать, а
теперь ты говоришь мне, чтобы я убиралась прочь?  А  разве  я  не  могла  бы
созвать завтра же утром твоих старых товарищей, чтобы они ходили  за  тобой,
как тень, тебе на погибель?.. А ты еще смотришь на меня дерзко?  Ну  что  ж,
пойду. Идем, Элис.
     - Постойте, миссис Браун! - вскричал испуганный Точильщик. - Что же это
вы делаете? Не нужно сердиться! Пожалуйста, удержите ее. Я  вовсе  не  хотел
вас обидеть. Я с самого начала сказал: "Как вы поживаете?" Ведь  правда?  Но
вы не пожелали ответить. Ну, так как же вы поживаете? А потом послушайте,  -
жалобно добавил Роб, - ну, как может парень стоять и разговаривать на улице,
когда ему нужно отвести хозяйскую лошадь, чтобы ее  почистили,  а  хозяин  у
него такой, что каждую мелочь подмечает!
     Старуха сделала вид, будто слегка смилостивилась, но все еще покачивала
головой, бормотала и шамкала.
     - Не хотите ли пойти к  конюшням,  миссис  Браун,  и  выпить  стаканчик
чего-нибудь по вашему вкусу, - сказал Роб, -  вместо  того  чтобы  слоняться
здесь, ведь от этого вам, да и никому нет никакой пользы!  И  вы  пойдите  с
ней, будьте так добры, - прибавил Роб. - Я, право же, ужасно был бы  рад  ее
видеть, не будь здесь лошади!
     Принеся такое извинение, Роб, олицетворявший  собою  мрачное  отчаяние,
завернул за угол и повел  порученную  его  заботам  лошадь  окольным  путем.
Старуха, пытаясь объясниться гримасами с дочерью, не отставала  ни  на  шаг.
Дочь следовала за ними.
     Свернув на безлюдную маленькую площадь, или, вернее, двор, над  которым
высилась огромная колокольня и  где  помещались  склад  упаковщика  и  склад
бутылок, Роб Точильщик поручил белоногую лошадь конюху из конюшен  старинной
постройки на углу и, пригласив миссис Браун и ее дочь присесть  на  каменную
скамью у ворот этого заведения, вскоре  прибежал  из  соседнего  трактира  с
оловянным кувшином и стаканом.
     - За здоровье твоего хозяина, мистера Каркера,  дитя  мое!  -  медленно
высказала свое пожелание старуха перед тем, как выпить. - Да благословит его
бог!
     - Да ведь я вам не говорил, кто он такой! - воскликнул  Роб,  вытаращив
глаза.
     - Мы его знаем в лицо, - сказала миссис  Браун,  которая  наблюдала  за
подростком с таким вниманием, что на секунду перестала даже жевать губами  и
трясти головой. - Мы видели сегодня утром, как он ехал верхом и потом  сошел
с лошади, а ты ждал, чтобы увести ее.
     - Да неужели? - отозвался Роб, который, по-видимому, пожалел о том, что
не ждал его где-нибудь в другом месте. - А что с ней такое?  Почему  она  не
пьет?
     Этот вопрос относился к Элис. Она сидела поодаль, завернувшись  в  свой
плащ, и не притронулась к стакану, который Роб снова наполнил и протянул ей.
     Старуха покачала головой.
     - Не обращай на нее внимания, - сказала она. - Если бы  ты  знал,  Роб,
какая она странная! А мистер Каркер...
     - Тише! - сказал Роб, украдкой поглядывая  па  склад  упаковщика  и  на
склад бутылок, как будто мистер Каркер мог подсматривать оттуда.  -  Не  так
громко!
     - Да ведь его здесь нет! - воскликнула миссис Браун.
     - Этого я не знаю, - пробормотал Роб, мельком  бросив  взгляд  даже  на
колокольню,  словно  и  там  мог  скрываться   мистер   Каркер,   наделенный
сверхъестественно чутким слухом.
     - Хороший хозяин? - осведомилась миссис Браун. Роб  кивнул  и  произнес
вполголоса:
     - Видит насквозь.
     - Он живет за городом, правда, миленький? - спросила старуха.
     - Да, когда он у себя дома, - ответил Роб. -  Но  сейчас  мы  не  живем
дома.
     - А где же? - осведомилась старуха.
     - Нанимаем квартиру поблизости от мистера Домби, - отозвался Роб.
     Молодая женщина посмотрела на него так пытливо и  так  неожиданно,  что
Роб пришел в полное смятение и снова предложил ей  стакан,  но  с  таким  же
успехом, что и раньше.
     - Мистер Домби... бывало, мы говорили о нем, - сказал Роб, обращаясь  к
миссис Браун. - Бывало, вы заставляли меня говорить о нем.
     Старуха кивнула головой.
     - Ну, так вот, мистер Домби упал с лошади, - с неохотой продолжал  Роб,
- и моему хозяину приходится бывать там чаще, чем обычно, - или у него,  или
у миссис Домби, или еще у кого-нибудь. Вот мы и переехали в город.
     - Они ладят друг с другом, миленький? - спросила старуха.
     - Кто? - осведомился Роб.
     - Он и она?
     - То есть мистер и миссис Домби? - сказал Роб.  -  Откуда  же  мне  это
знать?
     - Нет, миленький, не они, а  ваш  хозяин  и  миссис  Домби,  -  ласково
пояснила старуха.
     - Не знаю, - сказал Роб, снова озираясь вокруг. - Должно  быть,  ладят.
Какая же вы любопытная, миссис Браун. Чем меньше слов, тем меньше ссор.
     - Да ведь никакой беды в этом нет! - воскликнула старуха, засмеявшись и
хлопнув в ладоши. - Весельчак Роб стал паинькой с той поры, как ему повезло!
Никакой беды в этом нет.
     - Знаю, что никакой беды в этом нет,  -  отозвался  Роб,  снова  бросив
недоверчивый взгляд на склад упаковщика, склад бутылок и на  церковь.  -  Но
болтать незачем, даже если бы речь шла о том,  сколько  пуговиц  на  сюртуке
моего хозяина. Говорю вам, с ним это дело не пройдет.  Лучше  утопиться.  Он
сам так сказал. Я бы даже не назвал его фамилии, если бы  вы  ее  не  знали.
Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
     Пока Роб снова осторожно обозревал двор, старуха украдкой сделала  знак
дочери. Это было едва заметное  движение,  но  дочь,  ответив  ей  взглядом,
отвела глаза от мальчика; она по-прежнему сидела неподвижно,  закутавшись  в
плащ.
     - Роб, миленький, -  сказала  старуха,  поманив  его  на  другой  конец
скамьи. - Ты всегда был моим любимчиком и  баловнем.  Ведь  правда?  Ты  это
знаешь?
     - Да, миссис Браун, - не слишком любезно ответил Точильщик.
     - Как же ты мог меня покинуть! - воскликнула старуха,  обнимая  его  за
шею. - Как же ты мог, гордец, уйти, скрыться  из  виду  и  не  прийти  и  не
рассказать своей бедной старой знакомой, какая тебе выпада удача! Ох-хо-хо!
     - Эх, да ведь это страсть как опасно для парня, раз  хозяин  где-нибудь
поблизости и смотрит в оба! - вскричал несчастный Точильщик. -  Страсть  как
опасно, когда над ним вот так завывают.
     - Ты зайдешь навестить меня, Роб? - воскликнула  миссис  Браун.  -  Ох,
неужели ты так и не зайдешь меня навестить?
     - Да говорю же вам, что зайду. Зайду! - ответил Точильщик.
     - Вот теперь я узнаю моего Роба,  моего  любимчика,  -  сказала  миссис
Браун,  вытирая  омоченное  слезами  морщинистое  лицо   и   нежно   обнимая
Точильщика. - Зайдешь ко мне домой, Роб?
     - Да, - ответил Точильщик.
     - И скоро, Роб, миленький? - спросила миссис Браун. -  И  часто  будешь
заходить?
     - Да-да-да!! - сказал Роб. - Клянусь душой и телом, приду.
     - И если он сдержит свое слово, - сказала миссис Браун, воздев  руки  к
небу и подняв трясущуюся голову, - я никогда не буду подходить к нему,  хотя
мне известно, где он живет, и никогда не пророню о нем ни словечка! Никогда!
     Это восклицание  как  будто  принесло  капельку  утешения  злополучному
Точильщику, который тотчас пожал руку миссис Браун и со  слезами  на  глазах
умолял ее оставить парня в покое и не губить его надежд на  будущее.  Миссис
Браун,  еще  раз  нежно  его  обняв,  изъявила  согласие,  по,  прежде   чем
последовать за дочерью, оглянулась, украдкой поманила его пальцем и  хриплым
шепотом попросила денег.
     - Дай мне шиллинг, миленький, - сказала она, и жадность  отразилась  на
ее лице, - или шесть пенсов. Ради старого знакомства. Я так нуждаюсь! А  моя
красавица дочка, - она оглянулась в ее сторону, - ведь это моя дочка, Роб, -
держит меня впроголодь.
     Но когда Точильщик неохотно сунул ей в  руку  деньги,  дочь  потихоньку
вернулась и, схватив мать за руку, вырвала у нее монету,
     - Как? - воскликнула она. - Опять деньги! Вечно деньги и деньги!  Плохо
же вы помните о том, что я вам недавно говорила. Вот, возьми обратно!
     Старуха застонала, когда  деньги  были  возвращены  владельцу,  но,  не
препятствуя  их  возвращению,  заковыляла  рядом  с  дочерью   в   переулок,
выходивший на площадь. Изумленный и испуганный Роб, глядя им вслед,  увидел,
что они вскоре остановились и завели оживленный разговор; заметил  он  также
угрожающие жесты молодой женщины (по-видимому, относившиеся к  тому,  о  ком
они говорили) и попытку миссис Браун подражать этим жестам, и от  всей  души
пожелал, чтобы не он был предметом их беседы.
     Утешившись мыслью, что сейчас они ушли и что миссис Браун не может жить
вечно и, по всей вероятности, недолго будет нарушать его  покой,  Точильщик,
сокрушаясь о своих проступках лишь постольку, поскольку они влекли за  собой
такие неприятные последствия, успокоил  свои  встревоженные  чувства,  обрел
безмятежный вид, подумав о том, как ловко он  избавился  от  капитана  Катля
(это воспоминание почти всегда приводило  его  в  превосходное  расположение
духа), и отправился в контору Домби получить приказания от своего хозяина.
     Там его хозяин, такой проницательный  и  зоркий,  что  Роб  затрепетал,
всерьез опасаясь, как бы его не выбранили за свидание с миссис Браун, вручил
ему, по обыкновению, папку с утренней почтой для мистера Домби и  записку  к
миссис Домби и только кивнул головой, как бы предписывая быть осмотрительным
и расторопным, -  таинственное  внушение,  которое,  по  мнению  Точильщика,
заключало в себе мрачные предостережения и  угрозы  и  действовало  на  него
сильнее всяких слов.
     Оставшись один в своем кабинете, мистер Каркер  приступил  к  работе  и
работал весь  день.  Он  принял  немало  посетителей,  просмотрел  множество
документов, не раз уходил по делам и не позволял себе предаваться  раздумью,
пока занятия не пришли к концу. Но когда бумаги с его стола исчезли одна  за
другой, он снова погрузился в размышления.
     Он стоял на обычном своем месте и в обычной своей позе,  уставившись  в
пол, когда вошел его брат  и  принес  обратно  письма,  взятые  из  кабинета
заведующею в течение дня. Он тихонько положил их на стол и  хотел  уйти,  но
мистер  Каркер-заведующий  произнес,  устремив  на  него  такой  пристальный
взгляд, точно все это время созерцал именно его, а не пол конторы:
     - Ну-с, Джон Каркер, что привело вас сюда?
     Его брат указал на письма и снова двинулся к двери.
     - Странно, - сказал заведующий, - что вы приходите сюда и уходите, даже
не справившись о здоровье нашего хозяина.
     -  Нам  сообщили  сегодня   утром   в   конторе,   что   мистер   Домби
выздоравливает, - ответил брат.
     - Вы такой мягкосердечный человек, - с  улыбкой  сказал  заведующий,  -
впрочем,  мягкосердечным  вы  стали  в  течение  этих  лет,  -  что,   готов
поклясться, вы бы огорчились, если бы с ним случилась беда.
     - Я был бы искренне опечален, Джеймс, - ответил тот.
     - Он был бы опечален, - сказал заведующий, указывая  на  него  пальцем,
словно взывая к кому-то третьему присутствующему при разговоре. - Он был  бы
искренне опечален! Вот этот мой брат! Этот маленький клерк,  эта  никому  не
нужная рухлядь, повернутая  лицом  к  стене,  словно  дрянная  картина!  Он,
просидевший  у  своей  стены  бог  знает   сколько   лет!   Он   преисполнен
благодарности, уважения, преданности и думает, что я этому поверю!
     - Я ни в чем не хочу вас уверять, Джеймс, -  возразил  брат.  -  Будьте
справедливы ко мне так же, как к любому из своих подчиненных. Вы мне  задали
вопрос, и я на него ответил.
     - И у вас, жалкий льстец, нет никаких оснований  сетовать  на  него?  -
спросил заведующий с несвойственной ему раздражительностью. - Нет  оснований
возмущаться   высокомерным   отношением,   оскорбительным    пренебрежением,
чрезмерною требовательностью? Да кто же вы, черт возьми: человек или мышь?
     - Было бы странно, если бы два  человека,  в  особенности  начальник  и
подчиненный, не имели никаких причин сетовать друг на друга; он,  во  всяком
случае, их имел, -  ответил  Джон  Каркер.  -  Но,  не  говоря  уже  о  моей
истории...
     - Его история! -  воскликнул  заведующий.  -  Она  всегда  налицо.  Она
сбрасывает вас со счетов. Дальше!
     - Да, не будем говорить об этой истории,  которая,  как  вы  намекнули,
дает мне одному  (к  счастью  для  всех  остальных)  особые  основания  быть
благодарным... Но  здесь  в  конторе  нет  никого,  кто  бы  высказывался  и
чувствовал иначе. Не думаете же вы, что  кто-нибудь  останется  равнодушным,
если неудача или несчастье постигнет главу фирмы, и не будет  этим  искренне
опечален?
     -  У  вас,  разумеется,  есть  основания  быть  признательным  ему,   -
презрительно сказал заведующий. - Да неужели вам неизвестно, что  вас  здесь
держат как дешевый пример и знаменательное доказательство милосердия Домби и
Сына, что споспешествует славной репутации этой великой фирмы?
     - Неизвестно, - кротко ответил его брат. - Я давно уже уверовал  в  то,
что меня здесь держат по другим соображениям, более бескорыстным.
     - Вы как будто намеревались изречь какую-то  христианскую  заповедь,  -
сказал заведующий, оскалив зубы, как тигр.
     - Нет, Джеймс, - возразил тот. - Хотя братские  узы  между  нами  давно
порваны...
     - Кто их порвал, дорогой сэр? - спросил заведующий.
     - Я, своим недостойным поведением. Я вас в этом не виню.
     Заведующий, растянув рот и оскалив зубы,  беззвучно  произнес:  "О,  вы
меня в этом не вините!" - и предложил ему продолжать.
     - Хотя, говорю я, братских уз между нами  не  существует,  не  осыпайте
меня, умоляю, ненужными насмешками и не истолковывайте в дурную сторону  то,
что я говорю или хотел бы сказать. Я собирался высказать  лишь  одну  мысль:
ошибочно предполагать, что только вы один, возвышенный  над  всеми  прочими,
удостоенный доверия и отличия (возвышенный с  самого  начала,  я  это  знаю,
благодаря вашим исключительным способностям и порядочности),  поддерживающий
с мистером Домби более близкие отношения, чем кто бы то  ни  было,  стоящий,
если можно так выразиться, на равной ноге с ним и осыпанный его милостями  и
щедротами, - ошибочно, говорю я, предполагать, что только вы один заботитесь
о его благополучии и репутации. Я искренне верю,  что  нет  в  этой  конторе
никого, начиная с вас и кончая самым последним служащим, кто бы не  разделял
этого чувства.
     - Вы лжете! - воскликнул заведующий, внезапно покраснев от гнева. -  Вы
- лицемер, Джон Каркер, и вы лжете!
     - Джеймс! - вскричал тот, вспыхнув в свою  очередь.  -  Что  вы  хотите
сказать, произнося эти оскорбительные слова? Почему вы  гнусно  бросаете  их
мне в лицо без всякого повода с моей стороны?
     - Я вам говорю, - сказал заведующий, - что ваше лицемерие и смирение, а
также лицемерие и смирение всех служащих  я  не  ставлю  ни  во  что.  -  Он
пренебрежительно щелкнул пальцами. -  Я  вижу  вас  насквозь.  Вы  для  меня
прозрачны, как воздух! Нет никого из служащих, занимающих место между мною и
самым последним в этой конторе (к нему вы относитесь с участием,  и  не  без
основания, ибо  вас  разделяет  небольшое  расстояние),  кто  бы  втайне  не