Флоренс, побледнев так, что все шишки
у него на лице побелели, поднял ее, как ребенка,  и  положил  на  тот  самый
старый диван, на котором она когда-то спала.
     - Это Отрада Сердца! - сказал капитан,  пристально  всматриваясь  в  ее
лицо. - Это прелестная малютка, которая стала взрослой!
     Капитан Катль так уважал ее и такое  почтение  почувствовал  к  ней,  в
новом ее облике, что и за тысячу фунтов не согласился бы держать ее в  своих
объятиях, пока она не придет в себя.
     - Отрада моего Сердца!  -  отступив  на  шаг,  продолжал  капитан,  чья
физиономия выражала величайшую тревогу и сочувствие. - Если вы можете подать
Нэду Катлю сигнал хотя бы пальцем, сделайте это!
     Но Флоренс не пошевельнулась.
     - Отрада моего Сердца! - повторил трепещущий капитан. -  Ради  Уолтера,
утонувшего в пучине морской, гоните к ветру и, если возможно, поднимите хоть
какой-нибудь флаг!
     Видя, что она остается нечувствительной даже  к  такому  выразительному
заклятью, капитан Катль схватил стоявшую на столе чашку с холодной  водой  и
спрыснул ей лицо.  В  виду  серьезности  положения  капитан  своей  огромной
ручищей с удивительной нежностью снял с нее шляпку, смочил ей  губы  и  лоб,
откинул волосы со лба, укутал ей ноги своим собственным фраком, который снял
специально  для  этой  цели,  погладил  ее  руку  -  такую  маленькую,  что,
прикоснувшись к ней, он пришел в изумление, - и, видя, как затрепетали у нее
ресницы и губы пошевелились, с более легким сердцем продолжал применять  эти
спасительные меры.
     -  Веселей!  -  сказал  капитан.  -  Веселей!  Держитесь  крепче,   моя
красавица, держитесь крепче!  Вот  так.  Теперь  вам  лучше.  Спокойно.  Так
держать! Выпейте капельку, - продолжал капитан. - Ну,  вот!  Как  дела,  моя
красавица, как дела?
     Когда она стала  приходить  в  себя,  капитан  Катль,  смутна  связывая
представление о часах с врачебной помощью больному, достал часы  с  каминной
полки, повесил их  на  свой  крючок  и,  взяв  руку  Флоренс  в  свою,  стал
переводить взгляд с руки на часы, словно ждал чего-то от циферблата.
     - Как дела, красавица? - осведомился капитан. - Как дела? Мне  кажется,
вы  ей  принесли  пользу,  любезные,  -  шепотом  добавил  капитан,   бросив
одобрительный взгляд на часы. - Переводите их на полчаса назад каждое утро и
примерно на четверть часа вечером, и у вас будут часы, равных которым  мало,
а лучше их и вовсе нет. Ну, как дела, моя маленькая леди?
     - Капитан Катль! Это вы? - воскликнула Флоренс, слегка приподнимаясь.
     - Да, да, моя маленькая леди, - сказал  капитан,  избрав  впопыхах  эту
изящную форму обращения как самую учтивую, какую он только мог придумать.
     - Дядя Уолтера здесь? - спросила Флоренс.
     - Здесь, милочка? - переспросил капитан. -  Его  здесь  нет  уже  много
дней. О нем не слыхали с той поры, как он  пустился  в  плавание  по  следам
бедного Уольра. Но, - добавил капитан в виде цитаты, - хоть нет  его  здесь,
но память о нем... и да здравствует Англия, Родина и Красота!
     - Вы здесь живете? - осведомилась Флоренс.
     - Да, моя маленькая леди, - ответил капитан.
     - О капитан Катль! - вне  себя  воскликнула  Флоренс,  сжимая  руки.  -
Спасите меня! Оставьте меня здесь. Пусть никто не  знает,  где  я!  Скоро  я
соберусь с силами и расскажу о том, что случилось. У меня нет никого, к кому
бы я могла пойти. Не прогоняйте меня!
     - Прогнать вас, моя маленькая леди! - вскричал капитан. -  Вас,  Отрада
моего Сердца! Подождите минутку. Мы наглухо  задраим  иллюминатор  и  дважды
повернем ключ в замке.
     С этими словами капитан, пользуясь удивительно ловко своей единственной
рукою и крючком, достал щит, которым на ночь  прикрывалась  дверь,  приладил
его и запер дверь на ключ.
     Когда  он  вернулся  к  Флоренс,  она  взяла  его  руку  и  поцеловала.
Беспомощность, мольба, обращенная к нему, и  доверие,  выразившиеся  в  этом
поступке, бесконечная скорбь, омрачавшая ее лицо, душевная боль, от  которой
она несомненно страдала раньше и страдала сейчас, ее прошлая  жизнь,  хорошо
ему известная, и этот одинокий, измученный и беспомощный ее вид - все это до
такой степени потрясло доброго капитана, что  он  преисполнился  нежности  и
сочувствия.
     - Моя маленькая леди, - сказал капитан,  растирая  рукавом  переносицу,
пока она не засверкала, как отполированная медь, - не говорите Эдуарду Катлю
ни слова до той поры, пока не убедитесь, что плаваете в тихих водах; а этого
не случится ни сегодня, ни завтра. А что касается того,  чтобы  выдать  вас,
донести, где вы находитесь,  то  поистине  и  с  божьей  помощью  я  так  не
поступлю, перелистайте катехизис и отметьте это место!
     Все это вместе с ссылкою на катехизис капитан произнес единым духом и с
большой торжественностью; при слове "поистине" он снял шляпу и  снова  надел
ее по окончании речи.
     Флоренс ничего не оставалось, как  поблагодарить  его  и  выразить  ему
полное свое доверие,  что  она  и  сделала.  Прильнув  к  этому  грубоватому
человеку, как к последнему прибежищу для ее измученного сердца, она положила
голову на плечо честного капитана, обняла его за шею и опустилась  бы  перед
ним на колени, чтобы поблагодарить, если бы он не угадал ее намерения  и  не
удержал ее, что и полагалось сделать настоящему мужчине.
     - Спокойно! - сказал капитан. - Спокойно. Знаете ли, моя красавица,  вы
слишком слабы, чтобы стоять, вам нужно опять прилечь. Вот так.
     Стоило отказаться от многих замечательных  зрелищ,  чтобы  видеть,  как
капитан уложил ее на диван и прикрыл своим фраком.
     - А теперь, - сказал капитан, - вы должны позавтракать, маленькая леди,
и собаке тоже следует закусить. А потом вы  подниметесь  наверх,  в  комнату
старого Соля Джилса, и заснете там ангельским сном.
     Упомянув о Диогене, капитан Катль  погладил  его,  а  Диоген  милостиво
пошел ему навстречу, приняв эту ласку. Пока применялись  спасительные  меры,
он явно колебался, следует ли наброситься на капитана, или заключить  с  ним
дружбу. И эту борьбу чувств он выразил в том, что попеременно вилял  хвостом
и скалил зубы, а несколько раз принимался рычать. Но теперь все его сомнения
рассеялись. Было ясно, что он считает капитана одним из  приятнейших  людей,
знакомство с коим является честью для любой собаки.
     Придя к такому заключению, Диоген не  отходил  от  капитана,  пока  тот
заваривал чай и готовил гренки, и проявил живейший интерес к его  хозяйству.
Но незачем было доброму капитану делать  такие  приготовления  для  Флоренс,
которая тщетно пыталась воздать им должное, но ничего не могла есть и только
плакала и плакала.
     - Ну-ну! -сказал сочувственно капитан.  -  Вам  нужно  поспать,  Отрада
моего Сердца, потом у вас прибавится сил.  Сейчас  ты  получишь  свой  паек,
приятель, - обратился он к Диогену, - а затем тебе придется  караулить  свою
хозяйку наверху.
     Хотя у Диогена потекли слюнки и глаза  заблестели  при  виде  завтрака,
однако, когда этот завтрак был ему предложен, он не набросился на  него,  но
навострил уши, побежал к дверям лавки и залился бешеным лаем, тыкаясь  носом
в порог, словно хотел прорыть себе выход.
     - Там кто-нибудь есть? - в тревоге спросила Флоренс.
     - Нет, моя маленькая леди, - отозвался капитан. - "Кто бы  мог  подойти
сюда и не постучаться? Смелей, моя красавица! Это, видно, прохожие.
     Тем не менее Диоген лаял и лаял и  с  бешеным  упрямством  царапал  пол
когтями; изредка он прислушивался и как будто снова  получал  подтверждение,
потому что опять принимался  лаять  и  царапать  пол.  Когда  его  уговорили
вернуться к завтраку, он приблизился с  весьма  нерешительным  видом  и,  не
проглотив ни кусочка, бросился опять к двери в новом припадке бешенства.
     - Что, если  кто-нибудь  подслушивает  там  и  караулит?  -  прошептала
Флоренс. - Быть может, кто-нибудь видел,  как  я  вошла  сюда...  кто-нибудь
следил за мной?
     - Не пришла ли сюда та, молодая женщина, маленькая леди? -  осведомился
капитан, осененный блестящей идеей.
     - Сьюзен? - сказала Флоренс, покачав головой. - О нет! Сьюзен давно уже
ушла от меня.
     - Надеюсь, не сбежала с корабля? - спросил капитан. - Не говорите, мне,
моя красавица, что эта молодая женщина удрала.
     - О нет! - воскликнула Флоренс. - Сьюзен - самое преданное создание  во
всем мире.
     Такой ответ доставил капитану великое облегчение,  и  он  выразил  свое
удовольствие тем, что снял твердую глянцевитую шляпу, вытер  голову  носовым
платком и с бесконечным удовлетворением, с сияющей физиономией несколько раз
повторил, что он это знал.
     - Ну, вот ты и успокоился, не так ли, братец?  -  обратился  капитан  к
Диогену. - Там никого не было, господь с вами, моя маленькая леди!
     Диоген был в этом не очень-то уверен.  Время  от  времени  дверь  снова
притягивала его к себе, и он обнюхивал ее и ворчал,  не  в  силах  забыть  о
предмете своих подозрений. Это обстоятельство, а также подмеченные капитаном
утомление и слабость  Флоренс  привели  к  тому,  что  капитан  Катль  решил
немедленно приготовить ей приют в спальне Соля  Джилса.  Поэтому  он  тотчас
отправился  наверх  и   постарался   убрать   комнату   как   можно   лучше,
руководствуясь своим воображением и средствами,  находившимися  у  него  под
рукой.
     Там и без того было очень чисто; капитан, будучи человеком аккуратным и
привычным к порядку, превратил кровать в кушетку,  накрыв  ее  чистым  белым
покрывалом. Он проявил не  меньшую  изобретательность,  превратив  туалетный
столик в некое подобие алтаря, на котором разместил  две  серебряные  чайные
ложки, горшок с цветами, свои знаменитые часы, карманный гребень и  песенник
-  маленькую  коллекцию  редкостей,  производившую  наилучшее   впечатление.
Завесив окно и расправив ковер на полу, капитан снова спустился в  маленькую
гостиную, чтобы проводить Флоренс в ее будуар.
     Ничто не могло бы убедить капитана в том,  что  у  Флоренс  хватит  сил
самой подняться по лестнице. Если бы даже эта мысль и взбрела ему в  голову,
он счел бы возмутительным нарушением правил гостеприимства разрешить Флоренс
идти самостоятельно. Флоренс была  слишком  слаба,  чтобы  оспаривать  такую
точку зрения, и капитан немедленно перенес ее  на  руках  наверх,  уложил  и
накрыл широким вахтенным плащом.
     - Моя маленькая  леди,  -  сказал  капитан,  -  здесь  вы  в  такой  же
безопасности, как если  бы  забрались  на  купол  собора  святого  Павла,  а
лестницу бы потом убрали. Прежде всего вам нужен  сон,  и,  быть  может,  вы
почувствуете себя бодрее, когда этот бальзам утолит боль раненой души.  Если
вам, Отрада моего Сердца, что-нибудь понадобится и это можно раздобыть здесь
в доме, или же в Лондоне, скажите только  словечко  Эдуарду  Катлю,  который
будет стоять на страже  за  дверью,  и  этим  вы  доставите  ему  величайшую
радость.
     В заключение капитан с учтивостью странствующего  рыцаря  былых  времен
поцеловал руку, протянутую ему Флоренс, и на цыпочках вышел из комнаты.
     Спустившись в  маленькую  гостиную,  капитан  Катль  после  торопливого
совещания с самим собой решил открыть  на  несколько  минут  дверь  лавки  и
удостовериться, что уж теперь-то,  во  всяком  случае,  никто  не  слоняется
поблизости.  Итак,  он  распахнул  дверь  и  остановился  на  пороге,  зорко
посматривая во все стороны и обозревая всю улицу.
     - Как поживаете, капитан Джилс? - раздался голос у самого его уха.
     Капитан, взглянув вниз, увидел, что, пока он  обозревал  горизонт,  его
абордировал мистер Тутс.
     - А как ваши дела, приятель? - откликнулся капитан.
     - Ничего себе, благодарю вас, капитан Джилс, - сказал  мистер  Тутс.  -
Ведь вам известно, что теперь я никогда не чувствую  себя  так  хорошо,  как
было бы желательно. Да я и не надеюсь, что это когда-нибудь может случиться.
     В беседе с капитаном Катлем мистер Тутс никогда не позволял себе  более
ясных намеков на самый дорогой для него предмет, ибо  помнил  о  заключенном
договоре.
     - Капитан  Джилс,  -  сказал  мистер  Тутс,  -  если  бы  я  мог  иметь
удовольствие поговорить с вами... дело важное.
     - Видите  ли,  приятель,  -  сказал  капитан,  уводя  его  в  маленькую
гостиную, - я, собственно говоря, сегодня утром занят; и, стало  быть,  если
вы отплывете сейчас на всех парусах, меня это не обидит.
     - Конечно, капитан Джилс, - ответил мистер Тутс, который редко понимал,
что именно хочет сказать капитан. -  Я  как  раз  и  хочу  отплыть  на  всех
парусах. Само собой разумеется.
     - В таком  случае,  приятель,  вы  так  и  поступайте,  -  ответствовал
капитан.
     Капитан  был  столь  ошеломлен  хранимой  им   потрясающей   тайной   -
пребыванием мисс Домби в этот момент под его крышей, о чем не ведает сидящий
перед ним Тутс, - что пот выступил у него на  лбу.  Украдкой  отирая  его  и
держа в руке глянцевитую шляпу, он не  мог  отвести  глаз  от  лица  мистера
Тутса. Мистер Тутс, у которого тоже имелись,  по-видимому,  какие-то  тайные
причины для волнения, был до такой степени сбит с толку пристальным взглядом
капитана, что, посмотрев на  него  молча,  растерянно  заерзал  на  стуле  и
сказал:
     - Прошу прощения,  капитан  Джилс,  вы  ничего  особенного  во  мне  не
замечаете?
     - Нет, приятель, - ответил капитан. - Ничего.
     - Дело, знаете ли, в том, - хихикнув,  сказал  мистер  Тутс,  -  что  я
чахну. Можете говорить об этом не стесняясь. Мне... мне это будет приятно. Я
так исхудал, что Берджес и Кo заново  сняли  с  меня  мерку.  Для  меня  это
счастье. Я... я этому рад. Если бы это от меня зависело,  я  бы...  я  бы  с
большим удовольствием покатился под гору. Я всего-навсего скотина, да  будет
вам известно, капитан Джилс, скотина, которая пасется на поверхности земли.
     Чем больше распространялся на эту тему мистер Тутс, тем больше угнетала
капитана его собственная тайна и тем пристальнее смотрел он на  собеседника.
Пребывая в замешательстве и желая избавиться от мистера Тутса, капитан  имел
такой испуганный и странный вид, что вряд ли мог прийти в большее  смущение,
даже если бы вел разговор с привидением.
     - Но вот что я хотел сказать, капитан Джилс, - продолжал мистер Тутс, -
сегодня рано утром я очутился в этих краях... по  правде  сказать,  я  хотел
позавтракать с вами. Что касается сна, то  я,  знаете  ли,  совсем  перестал
теперь спать. Я все равно что ночной сторож, с той только разницей, что  мне
не платят жалованья, а у сторожа нет ничего тяжелого на душе.
     - Валяйте дальше, приятель, - предостерегающим тоном сказал капитан.
     - Правильно, капитан Джилс, - сказал мистер Тутс. -  Совершенно  верно!
Очутившись в этих краях рано утром (примерно с час тому назад) и увидев, что
дверь заперта...
     - Как! Значит, это вы, братец,  вертелись  под  дверью?  -  осведомился
капитан.
     - Ничуть не бывало, капитан Джилс, - ответил мистер Тутс. - Я здесь  ни
на секунду не останавливался. Я думал, что вас нет  дома.  Но  один  человек
сказал... Кстати, капитан Джилс, ведь у вас в доме нет собаки?
     Капитан покачал головой.
     - Ну, конечно, - подтвердил мистер Тутс, - я так и сказал. Я знал,  что
у вас  ее  нет.  Дело  в  том,  капитан  Джилс,  что  речь  идет  о  собаке,
принадлежащей... Простите. Об этом запрещено упоминать.
     Капитан таращил глаза на мистера Тутса, пока тот не показался ему  чуть
ли не вдвое больше, чем был на  самом  деле;  и  снова  на  лбу  у  капитана
выступил пот. когда он подумал о  том,  что  Диоген,  быть  может,  вздумает
спуститься вниз и присоединиться к компании в гостиной.
     - Этот человек, - продолжал  мистер  Тутс,  -  сказал,  что  он  слышал
собачий лай в лавке, а я знал, что этого быть не может, и так ему и  заявил.
Но он остался при своем  убеждении,  как  будто  видел  собаку  собственными
глазами.
     - Что это за человек, приятель? - осведомился капитан.
     - Вот в том-то и дело, капитан Джилс, - сказал  мистер  Тутс,  проявляя
еще большее волнение. - Не мне говорить о том, что могло случиться и чего не
могло случиться. Право же, я не знаю. Я чего-то не понимаю, и  мне  кажется,
что-то у меня не в порядке - короче  говоря,  голова  у  меня  не  совсем  в
порядке.
     Капитан в знак согласия кивнул головой.
     - Но когда мы отошли от двери, - продолжал мистер Тутс, - этот  человек
заявил, будто вы знаете, что может случиться при данных  обстоятельствах,  -
слово "может" он произнес весьма выразительно, - и что, если вас попросит  о
том, чтобы вы подготовились, вы, конечно, подготовитесь.
     - Что это за человек, приятель? - повторил капитан.
     - Право же, капитан Джилс, я не знаю, что это  за  человек,  -  ответил
мистер Тутс. - Я понятия об этом не имею. Но, подойдя к двери, я увидел, что
он здесь стоит. А  он  спросил,  вернусь  ли  я  сюда  еще  раз.  Я  ответил
утвердительно, и он спросил, знаю ли я вас. Я сказал - да, я имею честь быть
с вами знакомым, вы удостоили меня этой чести после моих  просьб.  Тогда  он
сказал: в таком случае не сообщу ли я вам то, что я  уже  сообщил  о  данных
обстоятельствах, и о том, чтобы вы подготовились, и, как только  мы  с  вами
увидимся, не попрошу ли я вас завернуть за угол и  зайти  хотя  бы  на  одну
минутку к маклеру Броли по очень важному  делу?  И  вот  что  я  вам  скажу,
капитан Джилс: неизвестно, какое это дело,  но  я  убежден,  что  оно  очень
важное, и если вы не прочь пойти сейчас, я здесь подожду вашего возвращения.
     Капитан, который боялся, что как-нибудь скомпрометирует  Флоренс,  если
откажется идти, и в то же время страшился оставить мистера  Тутса  одного  в
доме, где он может случайно открыть тайну, пришел в смятение, не  укрывшееся
даже от  мистера  Тутса.  Но  этот  молодой  джентльмен,  полагая,  что  его
друг-моряк просто-напросто готовится к  предстоящему  свиданию,  был  вполне
удовлетворен  и,  хихикая,   припоминал   собственное   свое   благоразумное
поведение.
     Наконец капитан, выбирая из двух зол меньшее, решил забежать к  маклеру
Броди, а предварительно запереть дверь, ведущую наверх, и  ключ  положить  к
себе в карман.
     - Уж вы простите, что я это сделал, приятель, - не без стыда и смущения
сказал капитан мистеру Тутс.
     - Капитан Джилс, - ответил мистер Тутс, - что бы вы ни сделали, я  всем
останусь доволен.
     Капитан искрение поблагодарил его и,  обещав  вернуться  не  позже  чем
через пять минут, отправился разыскивать человека, доверившего мистеру Тутсу
это таинственное поручение.  Бедняга  мистер  Тутс,  предоставленный  самому
себе, лег на диван, отнюдь не подозревая, кто покоился здесь совсем недавно,
и, глядя на окно под самым  потолком  и  предаваясь  мечтам  о  мисс  Домби,
потерял представление о времени и пространстве.
     Для него это было к лучшему, ибо, хотя капитан отсутствовал недолго, но
все-таки гораздо дольше, чем предполагал. Вернулся  он  очень  бледный  и  в
сильном волнении, и даже похоже было на то, что он всплакнул.  Казалось,  он
утратил дар речи и обрел его вновь лишь вслед за тем, как наведался в  буфет
и хлебнул рому из четырехугольной  бутылки,  после  чего  испустил  глубокий
вздох и сел на стул, прикрывая лицо рукой.
     - Капитан Джилс, - участливо сказал мистер Тутс, - я  верю  и  надеюсь,
что ничего плохого не случилось.
     - Благодарю вас, приятель, ровно ничего, - ответил капитан. -  Как  раз
наоборот.
     - Вы как будто чем-то ошеломлены, капитан Джилс, - заметил мистер Тутс.
     - Что и говорить,  приятель,  меня  захватили  врасплох,  -  согласился
капитан. - Верно.
     - Не могу ли я чем-нибудь помочь, капитан Джилс? -  осведомился  мистер
Тутс. - В таком случае, располагайте мною.
     Капитан отнял руку от лица,  посмотрел  на  мистера  Тутса  с  какою-то
странной жалостью и сочувствием, взял его за руку и крепко ее пожал.
     - Нет, благодарю вас, ничем не  можете,  -  ска