ой
горохового  пальто.  Еще  мгновенье  -  и  Флоренс  очутилась   в   объятиях
потрепанного непогодой горохового пальто. Еще мгновенье -  и  капитан  Катль
обнял миссис Ричардс и мисс Нипер и, размахивая над головою крючком, с жаром
пожимал руку мистеру Тутсу, восклицая: "Ура, приятель, ура!", на что  мистер
Тутс, решительно не понимая, что же  это  такое  происходит,  отвечал  очень
учтиво: "Разумеется, капитан Джилс, все, что вы сочтете нужным".
     Потрепанное непогодой гороховое пальто и не менее потрепанные непогодой
шапка и шарф оторвались от капитана и  Флоренс,  чтобы  снова  обратиться  к
Уолтеру, и послышались  какие-то  звуки,  напоминающие  рыдания  старика,  а
мохнатые рукава крепко обхватили Уолтера. Потом наступила полная  тишина,  и
капитан с большим усердием стал полировать  себе  нос.  Но  когда  гороховое
пальто, шапка и шарф оторвались от Уолтера, Флоренс потихоньку  приблизилась
к этим предметам туалета. И когда она вместе с Уолтером их сняла, перед ними
предстал старый мастер судовых инструментов,  слегка  похудевший,  в  старом
своем валлийском парике, и в  старом  кофейного  цвета  сюртуке  с  большими
пуговицами, и со старым непогрешимым своим хронометром, тикающим в кармане.
     - Начинен по горло науками, как и в былые времена! - воскликнул сияющий
капитан. - Соль Джилс, Соль Джилс, где же это вы скитались столько  времени,
старый приятель?
     - Я чуть не ослеп, Нэд, и почти оглох и онемел  от  радости,  -  сказал
старик.
     - Его собственный голос! - воскликнул капитан, озираясь вокруг с  таким
восхищением, которого, пожалуй, не могла выразить даже его физиономия. - Его
собственный голос, начиненный науками, как и в былые  времена!  Соль  Джилс,
приятель, отдохните среди своих виноградных лоз и смоковниц, как и  подобает
древнему патриарху, и прежним, хорошо знакомым нам голосом начните рассказ о
своих приключениях. На этот голос сетовал ленивец,  -  внушительно  произнес
капитан, мановением крючка подчеркивая цитату. - Вы разбудили  меня  слишком
рано, я опять засну. Да рассеятся враги его и да падут во прах!
     Капитан уселся с таким видом, как будто ему  посчастливилось  высказать
мнение всех присутствующих, но тотчас же вскочил, чтобы представить  мистера
Тутса,  который  был  совершенно   сбит   с   толку   появлением   человека,
предъявляющего, по-видимому, права на фамилию Джилс.
     - Хотя, - заикаясь, начал мистер Тутс, - хотя я  не  имел  удовольствия
быть знакомым с вами, сэр, до того, как вы... вы...
     - Скрылись из виду,  но  остались  в  памяти,  -  потихоньку  подсказал
капитан.
     - Совершенно верно, капитан Джилс! - согласился мистер Тутс. -  Хотя  я
не имел удовольствия быть знакомым с вами, мистер... мистер Соле,  -  сказал
Тутс, в порыве вдохновения изобретая фамилию, - прежде чем это случилось,  я
-  смею  вас  уверить  -  испытываю,  знаете  ли,  величайшее  удовольствие,
познакомившись с вами сейчас. Надеюсь, - сказал мистер Тутс, - вы чувствуете
себя хорошо, насколько можно этого ожидать.
     Произнеся эти учтивые слова, мистер Тутс сел на свое место,  краснея  и
хихикая.
     Старый мастер,  приютившийся  в  уголку  между  Уолтером  и  Флоренс  и
кивавший головою Поли, которая  смотрела  на  них  с  восторженной  улыбкой,
обратился к капитану:
     - Нэд Катль, старый друг! Хотя я кое-что уже слышал о происшедших здесь
переменах от моей доброй приятельницы...  Какое  милое  у  нее  лицо  и  как
приятно страннику увидеть его по возвращении в свой дом!  -  сказал  старик,
прерывая свою речь и потирая руки со свойственной ему рассеянностью.
     - Слушайте его! - торжественно провозгласил  капитан.  -  Вот  женщина,
обольщающая всех мужчин! * Чтобы найти это место, - добавил он, обращаясь  к
мистеру Тутсу, - перелистайте, братец, вашего Адама и Еву.
     - Я не премину это сделать, капитан Джилс, - сказал мистер Тутс.
     - Хотя я уже слышал от нее о происшедших здесь переменах,  -  продолжал
инструментальный мастер, доставая из кармана свои старые очки  и  по  старой
привычке надевая их на лоб, - но они так велики и неожиданны,  и  я  испытал
такое потрясение при виде дорогого моего мальчика и... - он бросил взгляд на
потупленные глаза Флоренс и уж не пытался закончить фразу, - что вряд  ли  я
много сегодня расскажу. Но, дорогой мой Нэд Катль, почему вы мне не писали?
     Изумление, отразившееся на лице капитана, не на шутку испугало  мистера
Тутса, который впился в него глазами и никак не мог от него оторваться.
     - Не писал? - повторил капитан. - Не писал, Соль Джилс?
     - Ну да! - подтвердил старик. - На Барбадос, на Ямайку или в  Демерару?
* Ведь я об этом просил.
     - Просили, Соль Джилс? - повторил капитан.
     - Ну, конечно! - сказал старик. - Разве вы этого  не  знаете,  Нэд?  Не
может быть, чтобы вы забыли! Просил в каждом письме.
     Капитан снял глянцевитую шляпу, повесил ее на свой крючок, провел рукою
по голове с затылка до макушки и посмотрел на всех окружающих:  поистине  он
олицетворял собою недоумение и покорность судьбе.
     - Вы как будто не понимаете меня, Нэд, - заметил старый Соль.
     - Соль Джилс, - сказал капитан, который долго и  безмолвно  смотрел  на
него и на всех остальных, - я сделал поворот и лег в дрейф. Быть  может,  вы
скажете хоть несколько слов о своих приключениях?  Неужели  мне  не  удастся
бросить якорь? Неужели не удастся? - в  раздумье  сказал  капитан,  озираясь
вокруг.
     - Вам известно, Нэд, почему я отсюда уехал, - сказал Соль Джилс.  -  Вы
вскрыли мой пакет, Нэд?
     - Да, - сказал капитан. - Разумеется, я вскрыл пакет.
     - И прочли то, что было в него вложено? - спросил старик.
     - И прочел, - ответил капитан,  пристально  глядя  на  него  и  начиная
цитировать на память: -  "Мой  дорогой  Нэд  Катль.  Покидая  родину,  чтобы
отправиться в Вест-Индию с тщетной надеждой получить сведения о  моем  милом
мальчике..." Вот он сидит! Вот Уольр! - воскликнул капитан,  как  будто  ему
доставило облегчение ухватиться за нечто реальное и неоспоримое.
     - Так, так, Нэд! Подождите минуточку!  -  сказал  старик.  -  В  первом
письме - оно было послано с Барбадоса - я писал, что, хотя вы  получите  его
задолго до истечения годичного срока, я бы хотел, чтобы  вы  вскрыли  пакет,
так как в нем объясняется причина моего отъезда. Прекрасно, Нэд. Во  втором,
третьем и, кажется, четвертом письме - оно было послано с Ямайки - я  писал,
что нахожусь все в том же состоянии, не могу успокоиться и не могу уехать из
тех краев, пока не узнаю, погиб или спасся мой мальчик. В следующем письме -
мне кажется, оно было послано из Демерары, не так ли?
     - Ему кажется, что оно было послано из Демерары, не так ли? -  повторил
капитан, с безнадежным видом озираясь вокруг.
     - ...Я писал, - продолжал старый Соль, - что все еще  не  имею  никаких
достоверных сведений. Писал,  что  в  этой  части  света  я  повстречался  с
капитанами и другими лицами,  которые  знают  меня  уже  много  лет,  и  они
помогают мне перебираться с места на место, а я в свою очередь могу иной раз
оказывать им маленькие услуги по своей специальности. Я писал, что все  меня
жалеют и как будто относятся с сочувствием к моим скитаньям и  что  я  начал
подумывать о том, не суждено ли мне до конца дней плавать по морям в поисках
известий о моем мальчике.
     - Начал подумывать о том, не  превратится  ли  он  в  ученого  Летучего
Голландца! - сказал капитан с  тем  же  безнадежным  видом  и  с  величайшей
серьезностью.
     - Но когда в один прекрасный день, Нэд, пришло известие - это  было  на
Барбадосе, куда я вернулся, - что мой мальчик находится на  борту  торгового
судна, возвращающегося в Англию из Китая, тогда, Нэд, я  сед  на  первый  же
корабль, прибыл на родину и сегодня вечером вернулся домой и  убедился,  что
известие оказалось верным, благодарение господу! - набожным  тоном  произнес
старик.
     Капитан с благоговением наклонил голову, а затем окинул  взглядом  всех
присутствующих,  начиная  с  мистера  Тутса  и  кончая  старым  мастером,  и
торжественно произнес:
     - Соль Джилс! Заявление, которое я намерен сейчас сделать,  сорвет  все
паруса со всех ваших мачт и заставит вас накрениться. Ни одно из этих  писем
не было доставлено Эдуарду Катлю. Ни одно из этих писем, - повторил капитан,
желая придать своему заявлению большую торжественность и  внушительность,  -
не было доставлено Эдуарду Катлю, английскому моряку, мирно проживающему  на
родине и преуспевающему с каждым часом.
     - А я собственноручно сдавал  их  на  почту!  И  собственноручно  писал
адрес: девятый номер на Бриг-Плейс! - воскликнул старый Соль.
     Краски сбежали с лица капитана, а затем он весь побагровел.
     - Соль Джилс, друг мой, что вы имеете в виду, говоря о  девятом  номере
на Бриг-Плейс? - осведомился капитан.
     - Что я имею в  виду?  Вашу  квартиру,  Нэд,  -  ответил  старик.  -  У
миссис... как ее там зовут! Скоро я забуду свою собственную  фамилию,  но  я
отстаю от века - если вы помните, я всегда отставал, -  а  сейчас  я  совсем
растерялся. Миссис...
     - Соль Джилс! - произнес капитан  таким  тоном,  как  будто  высказывал
самое  невероятное  предположение.  -  Уж  не  фамилию  ли  Мак-Стинджер  вы
стараетесь вспомнить?
     - Ну, конечно! - воскликнул мастер судовых инструментов.  -  Совершенно
верно, Нэд! Миссис Мак-Стинджер!
     Капитан Катль, у коего глаза расширились до последних пределов, а шишки
на лице начали буквально светиться,  свистнул  протяжно,  пронзительно  и  в
высшей степени меланхолически. И, лишившись дара речи, он стоял,  взирая  на
присутствующих.
     - Будьте добры, Соль Джилс, повторите  это  еще  раз!  -  выговорил  он
наконец.
     - Все эти письма, - сказал дядя Соль, отбивая такт указательным пальцем
правой руки на ладони левой с точностью и отчетливостью, которые сделали  бы
честь даже непогрешимому хронометру, находившемуся у него в кармане,  -  все
эти письма я собственноручно сдавал на почту  и  собственноручно  надписывал
адрес:  капитану  Катлю,  проживающему  у  Мак-Стинджер,  девятый  номер  на
Бриг-Плейс.
     Капитан снял со своего крючка глянцевитую шляпу, заглянул в нее,  надел
на голову и сел на стул.
     - Друзья  мои!  -  озираясь  вокруг,  сказал  чрезвычайно  расстроенный
капитан. - Да ведь я оттуда сбежал!
     - И никто не знал, куда вы ушли, капитан Катль? - подхватил Уолтер.
     - Господь с тобой, Уольр! - сказал капитан, покачивая головой. - Да она
бы ни за что не согласилась, чтобы я взял на себя заботу об этом  доме.  Мне
ничего другого не оставалось, как сбежать. Помилуй тебя бог, Уольр! - сказал
капитан. - Ты ее видел только  в  штиль!  Но  посмотри  на  нее,  когда  она
разбушуется, и постарайся запомнить!
     - Я бы ей показала! - вполголоса промолвила мисс Нипер.
     - Думаете,  что  показали  бы,  дорогая  моя?  -  отозвался  капитан  с
некоторым восхищением. - Ну, что ж, моя милая, это делает вам честь. Но  что
касается меня, то я бы предпочел встретиться лицом к  лицу  с  каким  угодно
диким зверем. Мой сундук мне удалось унести оттуда только с  помощью  друга,
которому нет равного на свете. Что толку было посылать туда письма?  Да  при
таких обстоятельствах она не приняла бы ни одного письма! - сказал  капитан.
- Почтальону и трудиться не стоило!
     - Итак, капитан Катль, - сказал Уолтер, - совершенно ясно, что все  мы,
и вы, и в особенности дядя Соль можем поблагодарить миссис  Мак-Стинджер  за
перенесенные нами волнения.
     Услуга, оказанная в данном случае решительной вдовицей усопшего мистера
Мак-Стинджера, была столь очевидна, что капитан не стал ее  оспаривать.  Но,
будучи до известной степени пристыжен, хотя никто не касался этого предмета,
а Уолтер, памятуя о последнем своем разговоре с ним на эту  тему,  с  особым
старанием его избегал, капитан пребывал в унынии добрых пять минут  -  срок,
из ряда вон выходящий для него, - после чего его лицо, подобно солнцу, вновь
просияло, озарив всех присутствующих  необычайным  блеском,  и  он  принялся
пожимать руки всем подряд.
     Было еще не поздно - хотя дядя Соль и Уолтер уже успели  потолковать  о
своих приключениях и опасностях, которые каждый из них пережил, - когда все,
за исключением Уолтера, вышли из комнаты Флоренс и  спустились  в  гостиную.
Здесь к ним  вскоре  присоединился  Уолтер,  который  сообщил,  что  Флоренс
немного приуныла, что у нее тяжело на сердце и она легла спать. Хотя  голоса
их не могли ее потревожить, все стали говорить после этого шепотом, и каждый
по-своему думал с любовью и нежностью о прекрасной юной невесте Уолтера. Обо
всем, что ее касалось, были даны подробные разъяснения дяде Солю,  а  мистер
Тутс высоко оценил ту деликатность, с какою Уолтер упоминал о нем,  придавая
важное значение его услугам и считая его присутствие на  маленьком  семейном
совете необходимым.
     - Мистер Тутс, - сказал Уолтер, прощаясь с ним у двери, - завтра  утром
мы увидимся?
     - Лейтенант Уолтерс, - ответил мистер Тутс, с жаром пожимая ему руку. -
я не премину явиться.
     - Сегодняшний вечер предшествует долгой разлуке, - быть  может,  вечной
разлуке, - сказал Уолтер. - Мне  кажется,  такое  великодушное  сердце,  как
ваше, не может  не  откликнуться  на  призыв  другого  сердца.  Надеюсь,  вы
понимаете, как глубоко я вам благодарен?
     - Уолтере! - ответил мистер Тутс, глубоко растроганный. - Я был бы рад,
если бы у вас имелись основания для этого.
     - Флоренс, - продолжал Уолтер, -  которая  последний  день  носит  свою
прежнюю фамилию, взяла с меня слово - это было несколько минут назад,  когда
мы остались вдвоем, - что я передам вам ее уверение в искренней любви...
     Мистер Тутс ухватился рукою за дверной косяк и устремил  взор  на  свою
руку.
     - ...Искренней любви, - продолжал Уолтер, - а также и в том, что у  нее
никогда не было друга, которым бы она дорожила больше, чем вами. Она просила
передать, что помнит о вашем неизменном внимании к ней и  никогда  этого  не
забудет. Она вспомнит о вас сегодня в своих  молитвах  и  надеется,  что  вы
будете думать о ней, когда она уедет далеко отсюда. Что мне ей  передать  от
вас?
     - Уолтерс, - невнятно пробормотал мистер Тутс, - я  буду  вспоминать  о
ней каждый день и всегда  буду  радоваться,  так  как  она  вышла  замуж  за
человека, которого любит и который любит ее. И еще,  прошу  вас,  скажите  о
моей уверенности в том, что ее супруг достоин ее  -  даже  ее!  -  и  что  я
радуюсь ее выбору.
     Под конец мистер Тутс стал говорить более внятно  и,  отведя  глаза  от
дверного косяка, твердо произнес последние слова. Затем  он  снова  с  жаром
пожал руку Уолтеру,  на  что  Уолтер  не  замедлил  ответить,  и  отправился
восвояси.
     Мистера Тутса сопровождал Петух, которого он последнее время приводил с
собою каждый вечер и оставлял в лавке на случай, если возникнут какие-нибудь
непредвиденные обстоятельства, когда доблесть этой  знаменитой  особы  может
послужить на пользу Мичману. В тот  день  Петух,  казалось,  был  в  мрачном
расположении духа. Либо свет газовых фонарей оказался предательским, либо он
и в самом деле отвратительно подмигнул и сморщил  нос,  когда  мистер  Тутс,
переходя через улицу, оглянулся на  окна  комнаты,  где  спала  Флоренс.  По
дороге домой он  обнаруживал  по  отношению  к  встречным  более  враждебные
намерения,  чем  это  подобало  профессору  мирного  искусства  самообороны.
Проводив  мистера  Тутса  до  дому,  он,  вместо  того  чтобы   откланяться,
остановился перед ним с явно непочтительным видом,  размахивая  своей  белой
шляпой, которую держал за поля обеими руками и  крутя  головой  и  носом  (и
голова и нос много раз страдали от поломок и были починены довольно плохо).
     Его патрон, занятый своими мыслями, не замечал этого до тех  пор,  пока
Петух, желая привлечь к себе внимание, не начал  прищелкивать  на  все  лады
языком.
     - Послушайте, хозяин, - с мрачным видом сказал Петух, поймав,  наконец,
взгляд мистера Тутса, - я хочу знать: мы проиграли всухую  или  вы  все-таки
намерены выиграть?
     - Петух, - отозвался мистер Тутс, - объясните смысл ваших слов.
     - В таком случае, - сказал Петух, - я выложу вам все, хозяин. Не  такой
я парень, чтобы не договаривать до конца. Дело вот в чем: нужно  пристукнуть
кого-нибудь из них или нет?
     Задав этот вопрос, Петух бросил шляпу  на  землю,  левой  рукой  сделал
ложный выпад, правой нанес воображаемому врагу жестокий удар,  лихо  тряхнул
головой и снова овладел собою.
     - Ну как, хозяин, - продолжал Петух, - проиграли всухую или победим? А?
     - Петух, - ответил мистер Тутс, - слова ваши грубы, а их смысл не ясен.
     - Ну, так вот что я вам скажу, хозяин, - произнес Петух, - это гнусно!
     - Что гнусно, Петух? - спросил мистер Тутс.
     - Да, гнусно!  -  повторил  Петух,  устрашающим  образом  сморщив  свой
сломанный нос. - Хозяин! Что ж это  такое?  Вы  можете  немедленно  пойти  и
донести  о  свадьбе  этому  надутому  парню,  -  предполагалось,   что   это
унизительное определение Бойцового Петуха относилось к мистеру Домби,  -  вы
можете нокаутировать победителя и  всю  эту  компанию,  а  вместо  этого  вы
сдаетесь? Сдаетесь! - презрительно повторил Петух. - Это хозяин, гнусно!
     - Петух, - строго сказал мистер Тутс, - вы настоящий коршун! Чувства  у
вас зверские.
     - Хозяин, - возразил Петух, - у меня чувства смелые и благородные.  Вот
какие у меня чувства. Я не допущу гнусности. Я выступаю  перед  публикой,  к
моим словам прислушиваются в трактире "Маленький  слон",  и  мой  хозяин  не
должен поступать  гнусно.  Да,  это  гнусно,  -  повторил  Петух  еще  более
выразительно. - Вот именно. Гнусно!
     - Петух, - сказал мистер Тутс, - вы мне противны.
     - Хозяин, - ответил Петух, надевая шляпу, - и вы мне тоже.  Послушайте!
Вот что я вам предлагаю! Вы мне не раз говорили,  чтобы  я  открыл  торговлю
выпивкой и закуской. Дайте мне завтра пятьдесят фунтов, и я уйду.
     - Петух, - ответил мистер Тутс, - после  того  как  вы  выразили  столь
омерзительные чувства, я охотно расстанусь с вами на таких условиях.
     - Значит, решено! Договор заключен! Ваше поведение, хозяин, мне  не  по
вкусу. Оно гнусно! - сказал Петух,  который,  по-видимому,  не  мог  с  этим
покончить. - Да, в том-то и дело! Оно гнусно!
     Итак, мистер Тутс и Петух согласились расстаться по причине  несходства
моральных принципов. И мистер Тутс лег спать  и  сладко  грезил  о  Флоренс,
которая в последний вечер своей девичьей жизни думала о нем, как о друге,  и
просила передать ему уверение в искренней ее любви.

ГЛАВА LVII

     Еще одна свадьба

     Мистер Саундс, бидл, и миссис Миф, прислужница, рано заняли свои  посты
в нарядной церкви, где  был  заключен  брак  мистера  Домби.  Сегодня  утром
желтолицый  старый  джентльмен  из  Индии  намерен   сочетаться   браком   с
молоденькой особой; ожидаются шесть карет с гостями, и миссис Миф уведомлена
о том, что желтолицый старый джентльмен может  вымостить  дорогу  до  церкви
бриллиантами и вряд ли его состоянию будет нанесен большой ущерб.
     Бракосочетание будет в высшей степени торжественное  -  обряд  совершит
сам его преподобие настоятель, а посаженым отцом, передающим невесту, словно
драгоценный  подарок,  будет  некое  лицо  из  Главного   штаба,   прибывшее
специально для этой цели.
     Сегодня миссис Миф относится к простому люду еще более  нетерпимо,  чем
обычно, а на этот счет у нее всегда  были  строгие  правила,  так  как  дело
касается бесплатных мест. Миссис Миф отнюдь не знаток политической  экономии
(она полагает, что эта наука имеет отношение к сектантам: "к  баптистам  или
методистам", - говорит она), но она никак не может понять, зачем это простой
люд тоже женится.
     - Ах, чтоб тебе! - говорит миссис Миф. - Читают над ними то  же  самое,
что и над другими, а вместо сов