не доводилось слышать,
чтобы они сильно изменились с тех пор. Могут,  конечно,  и  в  армии  нашего
противника попадаться отдельные негодяи и головорезы, но  осмелюсь  сказать,
что и в рядах колонистов найдутся такие.  Наше  дело  побеждать  солдат  его
величества, а не осыпать их бранью - это любой прохвост сумеет.
     Вот почему в континентальной армии за Гарри укрепилась  кличка  "Рыцарь
Баярд",  которую  дал  ему  мистер  Ли  и   которая   мало   кому   из   его
молодцов-кавалеристов была понятна. Он ведь и в самом деле был  рыцарем  без
страха и упрека.
     А на вопрос:
     - Да что эти  парни,  которых  ты  обучаешь,  могут  против  британских
солдат? - у Хела всегда был готов ответ:
     - Они могут их побить, вот что они могут, мистер Джордж!
     - Помилуй бог! - восклицал я. - Неужто  ты  с  одной  ротой  вулфовских
солдат побоялся бы атаковать пятьсот таких молодчиков, как эти твои?
     - С моими ребятами из Шестьдесят седьмого полка  я  бы  пошел  на  кого
угодно. Конечно, не спорю, сейчас я немножко больше смыслю в  военном  деле,
чем они, а все ж таки поставь меня на открытой лужайке, где ты нас нашел,  и
вооружи хоть до зубов, а с полдюжины моих ребят с ружьями  расположи  вокруг
меня в лесу, и кто кого, спрашивается, одолеет,  а?  Уж  тебе  ли  этого  не
понимать, адъютант мистера Брэддока!
     Спорить  с  ним,  когда  он  вобьет  себе  что-нибудь  в  голову,  было
бесполезно.
     - Тебе известен мой образ мыслей, Хел, - сказал я, - и, раз уж я застал
тебя врасплох за твоим занятием, то обязан доложить милорду  обо  всем,  что
видел.
     - Правильно, ступай доложи. Ты видел, как обучается военному делу  наше
народное ополчение. И можешь увидеть это снова в  любой  колонии  отсюда  до
реки Святого Лаврентия и до  Джорджии.  А  мне,  как  старому  солдату,  они
присвоили чин полковника. Что ж тут странного? Поехали, братец,  пришпорь-ка
свою лошадку, обед, верно, уже готов, а то миссис Фанни  терпеть  не  может,
когда опаздывают к столу.
     И мы поскакали к его дому,  который,  как  все  дома  наших  виргинских
джентльменов, готов был оказать гостеприимство не только друзьям и  соседям,
но и любому заезжему человеку.
     - Послушайте, миссис Фанни, а ведь я открыл, чем развлекается на досуге
мой братец, - сказал я.
     - Думаю, что у полковника теперь не  будет  недостатка  в  такого  рода
развлечениях, - отвечала она, надменно тряхнув головой.
     Моя жена подумала, что речь идет об охоте, и я не стал ее  разубеждать,
хотя и слова Гарри, и то, что я видел своими глазами, естественно, вселили в
меня большую тревогу.


        ^TГлава LXXXIX^U
     Полковник без полка

     Покинув дом брата и отправив мою жену  с  малышом  в  Ричмонд  к  нашей
матушке, я почел своим долгом поехать к губернатору,  проживавшему  тогда  в
своем загородном доме  под  Уильямсбергом,  и  потолковать  с  ним  об  этих
открытых приготовлениях к войне, которые, насколько я  понимал,  происходили
не только  в  нашей  провинции,  но  и  во  всех  колониях.  На  Конгресс  в
Филадельфии Виргиния послала своих делегатов, чьи имена  впоследствии  стали
известны всему миру и сделались достоянием истории. В Массачусетсе  народ  и
королевские солдаты уже с нескрываемой  враждебностью  поглядывали  друг  на
друга. Мы  пытались  утешать  себя  тем,  что  в  Мэриленде  и  Пенсильвании
преобладали более мирные настроения, а в Каролине и Джорджии мать-метрополия
могла  рассчитывать  на  своих  испытанных  приверженцев  и  на  большинство
населения, и, уж конечно,  никто  не  сомневался  в  том,  что  наша  родная
Виргиния никогда не изменит своей извечной преданности трону. Мы не  держали
большого войска в нашей  провинции,  но  наше  дворянство  гордилось  своими
предками кавалерами, и вокруг губернатора роем вились шумные и самонадеянные
роялисты, готовые в любую минуту обнажить шпагу и рассеять  мятежный  сброд.
Понятно, что от них мне приходилось слышать немало  резких  слов  про  моего
бедного Гарри. Все сходились на том (и, вероятно, не без оснований), что  те
крайние антибританские  взгляды,  которые  он  последнее  время  высказывал,
внушены ему его супругой. Немало говорилось также и о том, что  он  ослеплен
своей преданностью некоему господину из Маунт-Вернона и  разделяет  все  его
взгляды, а тот день ото дня все дальше и  все  безоглядней  идет  по  дороге
непокорства. "Вот вам ваш друг! - говорили приближенные к губернатору  люди.
И этот человек пользовался вашим  особым  доверием,  вашим  расположением  и
гостеприимством!" Спору нет, во многом они были правы,  хотя  то,  что  наши
яростные роялисты называли изменой,  в  действительности  доказывало  совсем
иное: мистер Вашингтон и многие его сторонники отнюдь  не  жаждали  нарушить
свою верность  трону  и  упорно  старались  использовать  любую  возможность
разрешить спор мирным путем, прежде  чем  решились  пойти  страшной  дорогой
открытого мятежа и отпадения от метрополии.
     Пусть предатели вооружаются, пусть  негодяи  обнажают  отцеубийственный
меч! Кто-кто, а уж мы-то останемся верны королю. Непобедимая Англия  покажет
свою мощь, и неблагодарные заблудшие провинции понесут  заслуженную  кару  и
будут приведены к повиновению! И под ликующие клики мы пили за здоровье  его
величества на наших банкетах! Мы готовы были сложить за него  головы.  Пусть
кто-нибудь из царствующего дома прибудет к нам и  правит  своими  старинными
владениями! Неразумное поведение  моего  брата  будет  прощено  -  я  и  моя
высокочтимая матушка "скупили его грехи своей преданностью.  А  может  быть,
еще не поздно склонить его на нашу сторону, предложив ему высокую  командную
должность? Не возьмусь ли я переговорить с ним,  -  ведь,  как  известно,  я
всегда  имел  на  него  большое  влияние?  И  мы  на  наших  уильямсбергских
совещаниях то исполнялись надеждой, радовались  и  ликовали,  то  впадали  в
ярость против бунтовщиков,  то  нами  овладевали  сомнения  и  уныние  и  мы
начинали с тревогой ждать помощи от метрополии.
     Я согласился взять на себя переговоры с братом и написал ему  письмо  -
без особой, признаюсь, надежды на успех: я повторил все мои прежние  доводы,
но постарался  вложить  в  них  больше  убедительности.  Наша  матушка  тоже
попыталась использовать свой авторитет, но от ее вмешательства я, откровенно
говоря, не ждал проку. Она,  по  своему  обычаю,  принялась  донимать  Гарри
текстами  Священного  писания,  подтверждавшими,   как   она   считала,   ее
собственные взгляды, и грозила ему карами небесными. Она  напоминала  Гарри,
какое наказание  уготовано  тем,  кто  не  повинуется  властям  предержащим.
Ставила ему в пример его старшего брата и, боюсь, намекнула на то, что Гарри
находится под башмаком у жены, а уж хуже этого ничего нельзя было придумать.
Матушка не показала мне своего письма, -  возможно,  она  догадывалась,  что
некоторые слишком энергичные выражения, которые ей угодно  было  употребить,
придутся мне не по вкусу, - однако она дала  мне  прочесть  ответное  письмо
Гарри, из чего я смог заключить, каков был смысл и тон ее послания.  И  если
госпожа Эсмонд призвала на помощь себе Священное писание, то и мистер Хел, к
моему изумлению, не поскупился в своем ответе на библейские  тексты,  и  все
его письмо было составлено в таком изящном,  сдержанном  и  даже  элегантном
стиле, что, по моему разумению, это превосходило эпистолярные возможности не
только его самого, но и его  супруги.  И  в  самом  деле,  как  мне  удалось
выяснить, на  сей  раз  Гарри  прибег  к  услугам  мистера  Белмана,  нового
ричмондского  священника,  решительно  ставшего  ва  сторону  вигов  и  даже
выступавшего и с проповедями, и в печати против мистера Хэгана, который, как
я уже говорил, примкнул к нашему лагерю, и боюсь, что в этом диспуте  победу
одержал мистер Белман.
     Я преуспел в своих увещеваниях не больше, чем матушка.  На  мои  письма
Хел даже не ответил. А друзья губернатора продолжали  на  меня  нажимать,  и
тогда я, не долго думая, написал ему, что в конце  недели  приеду  проведать
его в Фаннистаун. Однако, прибыв туда, я  нашел  там  только  мою  невестку,
которая оказала мне вполне  радушный  прием,  но  сообщила,  что  Хел  уехал
куда-то  в  сторону  Синих  гор  поглядеть  каких-то  лошадей  и   будет   в
отсутствии... Она, право, не знает, как долго он будет в отсутствии!
     Тогда я понял, что надеяться больше не на что.
     - Моя дорогая, - сказал я, - насколько я могу судить, все указывает  на
то, что запальный шнур уже подведен,  остается  только  поднести  спичку,  а
этого не придется долго ждать. Гарри уходит от  нас.  Бог  весть,  к  какому
концу он придет.
     - Правому делу споспешествует бог, сэр Джордж, - отвечала она.
     - Аминь!  Говорю  это  от  всей  души.  Вы  с  Гарри  рассуждаете,  как
американцы, я - как англичанин. Передайте ему от  меня:  все  мы  под  богом
ходим, и если что-нибудь случится с нашей матушкой, я откажусь от своих прав
на все наше поместье здесь, в Виргинии, в  его  пользу.  Мне  и  моей  семье
вполне достаточно того, что мы имеем в Англии.
     - Вы это серьезно, Джордж? - воскликнула  госпожа  Фанни,  и  глаза  ее
заблестели. - Ну что ж, в конце концов это вполне правильно и справедливо, -
поспешила она добавить. - Почему из-за того только, что  вы  старше  его  на
какой-то час, все должно достаться одному вам? Все - и  дворец,  и  земли  в
Англии... И именье здесь... и титул...  и  дети...  а  моему  бедному  Гарри
ничего?  Но  все  равно,  это  очень  великодушно  с  вашей  стороны...  это
благородный, красивый поступок, и я не ожидала такого от вас, - вы, я  вижу,
пошли не в вашу маменьку, сэр Джордж,  вот  уж  нет.  Передайте  мой  привет
сестрице Тео! - И на прощание она подставила мне для поцелуя щеку.  Ну,  мог
ли я надеяться обратить  брата  в  свою  веру,  если  им  верховодила  такая
женщина, как Фанни?
     Потерпев  неудачу  в  своем  начинании,  я  вернулся  к  губернатору  и
согласился с ним, что настала пора ставить  народ  под  ружье  и  готовиться
встретить удар, которого нам теперь уже  не  придется  долго  ждать.  И  сам
губернатор,  и  все  приближенные  к  нему  должностные  лица  находились  в
состоянии крайнего возбуждения и волнения; с излишней  свирепостью,  на  мой
взгляд, они изливали потоки брани на нечестивых вигов и,  не  жалея  глотки,
прославляли добрую старую Англию и ныне и присно; они  с  нетерпением  ждали
того дня, когда получат наконец возможность сразиться с проклятыми вигами  и
стереть их в порошок. Его превосходительство изъявил мне свою  благодарность
на заседании совета, и я покинул его резиденцию, пообещав приложить все силы
и старания к тому, чтобы поставить под ружье всех, кто  способен  встать  на
защиту трона. Так зародился отряд, который впоследствии  стал  известен  под
названием Вестморлендских Защитников и которым я, будучи  произведен  в  чин
полковника, был призван командовать на поле боя. Предполагалось,  что  отряд
будет создан без промедления,  лишь  только  страну  оповестят  о  том,  что
командиром волонтеров назначается человек такого знатного происхождения, как
я. Соответствующее объявление было помещено в правительственной "Газете",  и
с набором офицеров дело сразу пошло на лад, но  вот  солдаты,  с  сожалением
должен признать, прибывали к нам куда как  медленно,  а  исчезали  куда  как
быстро. Тем не менее наш друг Хэган поспешил предложить нам  свои  услуги  в
качестве капеллана, а госпожа Эсмонд сшила для нас знамя и совершила поездку
по округе,  вербуя  добровольцев.  Однако  наиболее  ревностным  вербовщиком
оказался мой добрый старый наставник мистер Демпстер,  который  в  молодости
сражался на стороне якобитов в Шотландии; теперь  он  предпринял  поездку  в
Южную и Северную Каролину к детям своих бывших товарищей по оружию, носивших
когда-то белые кокарды принца Чарльза, а затем высланных за  океан;  они-то,
как никто другой, и доказали свою стойкую преданность  трону  в  предстоящих
схватках.
     Отправившись добывать лошадей, Хел добрался не только до  границ  нашей
колонии - Синих гор, - но совершил оттуда большое путешествие в Аннаполис  и
в Балтимор, а из Балтимора, само собой понятно, - я в Филадельфию, где тогда
заседал второй генеральный Конгресс с участием наших  виргинских  депутатов,
избранных в прошлом году. Тем временем произошли события, описанные во  всех
исторических альманахах: состоялось сражение при Лексингтоне,  и  прозвучали
первые выстрелы  тех  битв,  которым  суждено  было  принести  нашей  родине
независимость.
     Не переставая заявлять о преданности  королю,  мы  в  то  же  время  не
скрывали своей решимости стать свободными или умереть, и не  менее  двадцати
тысяч верноподданных повстанцев с ружьями и  пушками,  позаимствованными  из
правительственных складов, собрались в Бостоне  и  его  окрестностях.  Здесь
мистер Арнольд начал свою столь блистательно затем закончившуюся  карьеру  -
смелым захватом и  разграблением  двух  фортов,  сопротивление  которых  ему
удалось сломить. На выручку к мистеру Гейджу, положение которого  в  Бостоне
было далеко не завидным, были посланы три генерала  с  Бонд-стрит  во  главе
крупных подкреплений. Армии противников вошли наконец в  соприкосновение,  и
английские генералы начали свою  миссию  покорения  и  замирения  колоний  с
прославленного военного промаха при Бридс-Хилл. Здесь они заняли оборону, не
чувствуя себя пока что достаточно  сильными  для  дальнейших  ошеломительных
побед над мятежниками. Итак, обе армии стояли, поглядывая друг на  друга,  в
то время как Конгресс в Филадельфии не спеша  решал  вопрос,  кто  возглавит
армию объединившихся колоний.
     Всем известно, на кого пал счастливый выбор нации. Одним из  виргинских
полков,  шедших  на  соединение  с   главнокомандующим,   командовал   Генри
Эсмонд-Уорингтон, эсквайр, бывший капитан армии его величества, а бок о  бок
с ним скакала его супруга, впоследствии прославившаяся своей  храбростью.  Я
был рад, что миссис  Фанни  покинула  Виргинию:  останься  она  здесь  после
отъезда мужа, и наша матушка наверняка отправилась бы к ней, чтобы дать  бой
по всем правилам, и я благодарил небо  за  то,  что  хотя  бы  эта  страшная
междоусобица не омрачила историю нашей семьи.
     Большинство наших фермеров и поселян устремилось в ряды вновь созданной
Северной армии, и населению очень пришлось по душе, что главное командование
было отдано в руки виргинского  джентльмена.  С  гневом  и  яростью  внимали
провинции  сообщениям  о  кровопролитии  при  Лексингтоне.  Все   проклинали
бесстыдство и жестокость британских  захватчиков.  И  хотя  захватчики  лишь
исполняли свой долг, а их встретили с оружием в руках, не позволяя взять то,
что принадлежало им по праву, тем не менее люди, как оно  всегда  бывает,  в
запальчивости не давали себе труда задуматься над своими словами.  Колонисты
приняли сторону мятежников и со всей отвагой и пылом готовы были  помериться
силами с  властолюбивой  и  наглой  метрополией.  Все  жители  Американского
континента как бы воочию увидели развевающееся на вершине Бридс-Хилла  знамя
Победы, Славы и Свободы.
     Значит, наши фермеры и землепашцы могут противостоять  грозному  войску
завоевателей!  Наши  врачи,  адвокаты  и  прочие   мирные   граждане   могут
командовать   войсками   не   хуже   прославленных   британских    офицеров!
Общеизвестно, что британцы способны покорить весь мир, - но вот теперь перед
нами их дети, и они готовы сразиться с  британцами  и  победить!  Право,  не
возьмусь судить, какая из сторон заслужила пальму первенства  как  по  части
храбрости, так и по части бахвальства. Мы взяли  себе  в  обычай  высмеивать
легкомыслие  и  пустую  похвальбу  наших  соседей-французов.  Но  кто  может
потягаться с британцами по части самодовольства и несокрушимой веры  в  свое
великодушие, отвагу и величие, если не  отпрыски  тех  же  британцев  по  ту
сторону Атлантического океана?
     Большинство  местного  населения  принимало  в  этом  столкновении  сил
сторону повстанцев, и, правду сказать, сэр Джордж Уорингтон видел, что  ряды
его Вестморлендских Защитников уже  с  самого  начала  пополнявшиеся  весьма
туго, начали плачевно быстро редеть, и не только вследствие того, что к  ним
долетела весть о сражении на Севере, но и вследствие поведения  губернатора,
которое до глубины души возмутило всех - и в первую очередь его  сторонников
и  твердых  приверженцев  английского  трона.  Когда   губернатор   водрузил
королевский  штандарт  и  призвал  всех  верноподданных  английской   короны
сплотиться вокруг ней, действия его  получили  одобрение  на  многочисленных
собраниях и были встречены рукоплесканиями за тысячами бокалов вина. У  меня
отличная память, и я могу назвать  многих  из  числа  нынешних  процветающих
чиновников в правительстве Соединенных Штатов Америки, которые в те  дни,  с
трудом подавляя  икоту,  молили,  чтобы  им  дали  возможность  умереть  под
британским флагом, и выкрикивали проклятия изменникам, примкнувшим к войскам
мятежников. Но не будем ворошить прошлое.
     Однако история не забудет того, что его превосходительство  губернатор,
пэр Шотландии и наместник  короля  в  Старом  Доминионе,  столь  громогласно
призывавший всех под королевские знамена,  был  первым,  кто  их  покинул  и
сбежал со своего поста на корабль, подальше от  опасности.  После  этого  он
появлялся на берегу лишь по ночам, как пират, дабы предавать селенья огню  и
мечу, в то время как мы, дворяне, сохранявшие  верность  королю,  оставались
там, исполняя свой долг, и подвергались еще большей опасности из-за слабости
и бездушия того, кто призван был стать нашим вождем. Было начало июня;  наши
луга и сады пышно цвели и наливались соками под летним солнцем. Всего неделю
назад  я  был  в  Уильямсберге,   мы   обменивались   любезностями   с   его
превосходительством и обсуждали план  дальнейших  действий,  которые  должны
были привести к полному разгрому противника. Vincere aut mori {Победить  или
умереть (лат.).} - было нашим прощальным  приветствием,  когда  мы  сердечно
пожимали друг другу руки. Наше маленькое семейство, собравшись  в  Ричмонде,
обсуждало,  как  повелось,  последние  события  на  Севере  и   разногласия,
возникшие между его превосходительством и  вновь  созванной  им  ассамблеей,
когда в гостиную ворвался бледный как полотно Хэган и вопросил:
     - Слышали, что сообщают о губернаторе?
     - Может быть, он снова распустил ассамблею  и  заковал  этого  мерзавца
Патрика Генри в кандалы? - высказала предположение госпожа Эсмонд.
     - Ничего похожего! Его превосходительство  вместе  с  супругой  и  всем
семейством тайно покинул ночью свой дворец. Он  находится  сейчас  на  борту
военного корабля, стоящего на рейде у Йорка, и уже отправил оттуда ассамблее
депешу, в которой предлагает продолжать заседания и  сообщает,  что  покинул
свою резиденцию, опасаясь народного гнева.
     Какова же будет теперь участь овец, от которых сбежал пастух? Что может
быть трогательнее и трагичней тех  молений,  кои  члены  Собрания  возносили
губернатору, гарантируя ему полную безопасность,  если  он,  снизойдя  к  их
мольбам, вернется на берег,  хотя  бы  лишь  для  того,  чтобы  появиться  в
Собрании, провести необходимые законопроекты и завершить текущие дела. Нет и
нет. Правительственная резиденция переносится теперь на военный  корабль,  и
его превосходительство желает, чтобы члены Собрания посетили  его  там.  Ну,
тут  уж  губернатор  хватил  через  край,  явно  превысив  свои   полномочия
королевского  наместника.  Итак,  поскольку  наш  губернатор  покинул   нас,
Собрание волей-неволей стало править без него. И лишь кучка  разного  сброда
поднялась следом за отступником вице-королем на борт его судна.  Высаживаясь
на берег под покровом темноты, он вместе со своими черными сподвижниками  (к
беглому  правителю  присоедин