уничтожили гнусное баранье сало нашей юности.
     Итак,  Мария,  явившись  с  цветами  (сама  -  прекраснейший   цветок),
принялась расставлять по вазам розы, турецкие  гвоздики  и  прочее,  украшая
комнату со всем присущим ей уменьем. Она медлила в томном  раздумье  то  над
широкой чашей, то над кувшинчиком с драконом, тайком бросая  робкие  взгляды
на юного кузена Генри, чей румянец пошел бы любой девушке,  и  вы  могли  бы
предположить, что она замыслила дождаться ухода тетушки; однако баронесса  и
не думала подниматься с кресла: сжимая в руке палку с изогнутой  черепаховой
ручкой, она отдавала слугам властные распоряжения и строго выговаривала им -
Джону за заплатку на чулке, Тому за чересчур щедро насаленные букли,  и  так
далее, и тому подобное, держа их в страхе и трепете.  Еще  одно  отступление
касательно судьбы бедных Джеймсов прошлого века: Джеймсы  спали  по  двое  в
одной кровати, по четверо в одной комнате - чаще всего каморке в подвале - и
мылись в деревянных лоханях, каких в нашем Лондоне уже не  увидишь  -  разве
что в казармах пешей гвардии ее величества.
     Если Мария мечтала о разговоре наедине, ее нежному сердцу было  суждено
разочарование.
     - Где ты думаешь обедать, Гарри? - спросила госпожа де Бернштейн. - Нам
с племянницей Марией подадут в  малую  гостиную  цыпленка,  а  тебе  следует
столоваться в лучшей ресторации. В "Белом Коне" обед подают в три,  и  через
минуту-другую мы услышим тамошний  колокол.  И  запомните,  сударь,  вам  не
следует бояться расходов - ведите себя, как сын принцессы  Покахонтас.  Твой
багаж отправлен на квартиру, которую я сняла  для  тебя.  Молодому  человеку
незачем проводить все свое время в обществе двух старух. Не так ли, Мария?
     - Да, - ответила леди Мария, опуская кроткий взор, а в глазах баронессы
вспыхнуло торжество. По-моему, последние пять-шесть  дней  дракон  не  щадил
Андромеды, и если бы  Персей  отрубил  его  жестокую  голову,  это  было  бы
извинительное драконоубийство. Но с ним не было ни меча, ни щита, и он  лишь
рассеянно следил, как лакеи в коричнево-голубых ливреях  снуют  по  комнате,
скрипя башмаками.
     -  Когда  в   Танбридж-Уэлз   съезжается   избранное   общество,   сюда
перебираются хорошие лондонские портные и торговцы материями.  Тебе  следует
побывать у них, мой милый, потому что твой костюм не слишком моден.  Чуточку
кружев...
     - Я не  могу  снять  траура,  сударыня,  -  возразил  молодой  человек,
поглядев на свой черный кафтан.
     - Вздор, сударь! - вскричала старуха, оперлась на  трость  и,  зашуршав
юбками, поднялась с кресла. - Носите траур по своему брату хоть до скончания
века, если вам нравится. Я не собираюсь вам мешать. Я хочу только, чтобы  вы
одевались и вели себя, как принято, и были бы достойны своего имени.
     - Сударыня, - величественно ответил мистер Уорингтон. -  Насколько  мне
известно, я его еще ничем не опозорил!
     Почему старая дама вдруг умолкла и вздрогнула, словно ее ударили? Пусть
прошлое хоронит своих мертвецов.  У  нее  с  Гарри  случалось  немало  таких
стычек, когда шпаги скрещивались, нанося и  парируя  молниеносные  удары.  И
Гарри нравился ей ничуть не меньше оттого, что у него  хватало  смелости  ей
перечить.
     - В том, что ты станешь носить рубашку из более тонкого полотна,  право
же, нет ничего позорного! - сказала она с принужденным смехом.
     Гарри поклонился и покраснел. Рубашка эта была одним  из  тех  скромных
подарков, которые он получил от своих окхерстовских  друзей.  Ему  почему-то
было приятно носить ее и с бесконечной нежностью вспоминать этих  новых  его
друзей, таких хороших, чистых сердцем, простых и добрых; пока  рубашка  была
на нем, он чувствовал, что никакое зло не может его  коснуться.  Он  сказал,
что пойдет к себе на квартиру и вернется, надев самое тонкое свое белье.
     - Возвращайтесь, возвращайтесь, сударь, - сказала госпожа Бернштейн.  -
И если наши гости еще не прибудут, мы с Марией подыщем для вас кружева!
     И баронесса отрядила одного из лакеев проводить молодого виргинца в его
новое жилище.
     Оказалось, что Гарри ждали там не только обширные и прекрасно  убранные
комнаты, но и грум, желавший поступить на службу  к  его  милости,  а  также
лакей - на случай, если он захочет нанять камердинера для мистера Гамбо.  Не
успел он пробыть у себя и нескольких минут,  как  к  нему  явились  посланцы
лондонского портного и сапожника с карточками и почтительными  приветствиями
от своих хозяев господ Ренье и Тулла.  Гамбо  уже  приготовил  самый  лучший
костюм из всего его скромного гардероба и самое топкое белье,  каким  только
бережливая виргинская мать снабдила своего сына. Перед глазами Гарри  встала
картина родного дома среди зимних снегов, когда в  камине  трещали  огромные
поленья, а у огня тихо и  чинно  склонялись  над  шитьем  его  мать,  миссис
Маунтин и маленькая Фанни. И юноше впервые пришло в голову, что сшитая  дома
одежда может быть недостаточно щегольской, а белье из  домашнего  полотна  -
недостаточно тонким. Неужели он может устыдиться того, что принадлежит  ему,
и того, что он привез из Каслвуда?  Странно!  Простодушные  обитатели  этого
последнего были неизменно довольны и горды всем,  что  делалось,  говорилось
или изготовлялось в Каслвуде, и госпожа Эсмонд,  отправляя  сына  в  Англию,
полагала, что он экипирован не хуже любого молодого вельможи.  Конечно,  его
платье могло быть более модным, да и сшито получше,  однако,  когда  молодой
человек, завершив свой туалет, вышел из дома,  он  выглядел  вполне  сносно.
Гамбо подозвал портшез и  важно  зашагал  рядом:  и  так  они  добрались  до
ресторации, где Гарри намеревался пообедать.
     Там он думал найти  щеголя,  с  которым  познакомился  в  этот  день  у
тетушки, так  как  тот  сообщил  ему,  что  за  табльдотом  в  "Белом  Коне"
собирается лучшее общество Танбриджа.  Гарри  поспешил  назвать  имя  своего
нового друга хозяину заведения, но хозяин и половые,  улыбаясь  и  кланяясь,
проводили его в залу, заверили его милость, что  его  милости  не  требуется
никаких рекомендаций, кроме его собственной, помогли  ему  повесить  плащ  и
шпагу на колышек, осведомились, желает ли он  пить  за  обедом  бургундское,
понтак или шампанское, и подвели его к столу.
     Хотя "Белый Конь" и был самой модной ресторацией городка, в  этот  день
зала пустовала, и хозяин заведения мосье Барбо уведомил Гарри, что нынче  на
Саммер-Хилле устраивается большое празднество и  почти  все  посетители  вод
отбыли  туда.  И  правда,  за  столом,  кроме  Гарри,  сидело  лишь  четверо
джентльменов. Двое из них уже кончили обедать и допивали вино,  а  остальные
двое - люди совсем молодые - только приступили к трапезе, и хозяин,  проходя
мимо, вероятно, шепнул им имя новоприбывшего гостя, так как они поглядели на
Гарри с видимым  интересом  и  слегка  ему  поклонились  через  стол,  когда
улыбающийся хозяин упорхнул, чтобы заняться обедом молодого виргинца.
     Мистер Уорингтон поклонился в ответ на приветствие двух молодых  людей,
которые выразили свое удовольствие по поводу его приезда сюда и надежду, что
Танбридж при ближайшем знакомстве ему  понравится.  Тут  они  усмехнулись  и
обменялись лукавыми взглядами, смысла которых Гарри не понял, как не понял и
того, почему они многозначительно посмотрели  на  двух  других  посетителей,
сидевших за вином.
     Один из этих последних носил несколько потрепанный бархатный  кафтан  с
пышными кружевами и вышивками, а необычайно длинная косица его  парика  была
уложена в кошелек. Его собеседник, которого он пронзительным голосом называл
"ваше сиятельство" и "милорд", был низенький  сутулый  человек  с  мохнатыми
бровями и крючковатым носом. Милорд, продолжая попивать вино, едва  поглядел
на Гарри, а потом повернулся к своему сотрапезнику.
     - Итак, вы знакомы с племянником старухи, с крезом, который только  что
приехал сюда?
     - Тут тебе и конец, Джек! - заметил один молодой джентльмен другому.
     - Да, я этого наречия так и не постиг, - согласился Джек. Дело  в  том,
что те двое говорили по-французски.
     - Без сомнения,  любезнейший  милорд,  -  ответил  господин  с  длинной
косицей.
     - Вы показали редкостное проворство, любезный барон! Он ведь приехал не
более двух часов назад. Слуги сказали  мне  об  этом,  только  когда  я  сел
обедать.
     - Но я был знаком с ним прежде! Я часто видел его в Лондоне у баронессы
и его кузена графа, - возразил барон.
     Тут хозяин, сияя улыбками, подал Гарри благоухающий суп.
     - Отведайте, сударь! Сварено по моему собственному рецепту, - сказал он
и шепотом сообщил Гарри знаменитое имя вельможи, сидевшего  напротив.  Гарри
поблагодарил  мосье  Барбо  на  его  родном  языке,  после  чего  иностранец
обернулся, послал Гарри самую любезную улыбку и объявил:
     - Fous bossedez  notre  langue  barfaidement,  Monsieur  {Вы  прекрасно
владеете нашим языком, мосье (франц. с немецким  акцентом).}.  Когда  мистер
Уорингтон был в Канаде, ему ни разу не доводилось слышать, чтобы французские
слова произносились на такой лад. Он ответил иностранцу поклоном.
     - Расскажите мне еще что-нибудь про  этого  креза,  милейший  барон,  -
продолжал милорд, говоря со своим собеседником несколько сверху  вниз  и  не
обращая на Гарри ни малейшего внимания, что, пожалуй, сильно уязвило юношу.
     - Что вы хотели бы услышать  от  меня,  милорд?  Этот  крез  -  молодой
человек, как все молодые люди. Он высок, как все молодые люди.  Он  неловок,
как все молодью люди. У него черные волосы, как у  всех,  кто  приезжает  из
Индий. Квартиру ему здесь сняли над игрушечной лавкой миссис Роуз.
     "И я тоже живу там, - подумал мистер Уорингтон. -  О  каком  крезе  они
говорят? А суп очень вкусный!"
     - Он путешествует с большой свитой, - продолжал барон, - четверо  слуг,
две дорожные коляски и двое форейторов. Его камердинер - негр, который  спас
ему жизнь, когда он в Америке попал в руки дикарей, а теперь  и  слышать  не
хочет, чтобы его отпустили на свободу. Он упорно носит траур  по  брате,  от
которого унаследовал свои владения.
     - А вас разве что-нибудь могло бы  утешить,  если  бы  ваш  брат  умер,
милейший кавалер? - воскликнул пожилой джентльмен.
     - О, милорд! Его имение! - ответил иностранец. - Как вам известно,  оно
не так уж мало.
     - Ваш брат живет на доходы с  родового  имения,  которое,  как  вы  мне
говорили, очень велико, а вы - своими трудами, дражайший кавалер.
     - Милорд! - вскричал иностранец, которого его  собеседник  стал  теперь
называть кавалером.
     - Своими трудами и умом, что гораздо благороднее! А вы будете  нынче  у
баронессы? Она ведь, кажется, немного вам сродни?
     - Я вновь не понимаю вас, ваше сиятельство, -  с  досадой  ответил  его
собеседник.
     - Но как  же!  Она  -  очень  умная  женщина,  знатного  происхождения,
испытала невероятные приключения, почти без принципов (тут,  к  счастью,  вы
имеете перед ней преимущество). Но  что  до  этого  нам,  людям  света?  Без
сомнения, вы пойдете туда, чтобы играть с юным креолом и выиграть у него как
можно больше. Между прочим, барон, а что, если этот юный креол на самом деле
guet a pens? {Ловушка (франц.).} Что,  если  наша  почтенная  дама  попросту
сочинила его в Лондоне и приписала ему сказочные  богатства,  чтобы  он  мог
обирать здешних простаков?
     J'y a souvent pense {Я  часто  об  этом  думал  (франц.).},  милорд,  -
ответил барон, многозначительно прижимая палец  к  носу.  -  Ведь  баронесса
способна на что угодно.
     - Барон, баронесса - que voulez-vous {Что вы  хотите  (франц.).},  друг
мой? Я имею в виду покойного супруга. Вы его знали?
     - Близко. Более законченный негодяй еще не садился за карточный стол. В
Венеции, в Брюсселе, в Спа, в Вене - ему были хорошо  известны  тюрьмы  всех
этих городов. Да, я его знал, милорд.
     - Я так и полагал. Я видел его в Гааге, где имел честь познакомиться  и
с вами, - столь отъявленный мошенник не часто переступал мой порог. Но послу
приходится открывать свои  двери  самым  разным  людям,  барон,  -  шпионам,
шулерам, злодеям и всяким мерзавцам.
     - Parbleu {Черт побери (франц.).},  милорд!  Как  вы  их  трактуете!  -
заметил собеседник милорда.
     -  Человек  моего  ранга,  милейший,  -  моего  тогдашнего   ранга,   -
разумеется, обязан принимать всевозможных людей  -  в  том  числе  и  вашего
друга. Зачем его жене могло понадобиться подобное имя,  я,  право,  не  могу
понять.
     - По-видимому, оно было лучше ее собственного.
     - Вот как? Мне приходилось  слышать  про  ирландца,  который  обменялся
одеждой с огородным пугалом. Не берусь судить, какое имя более благородно  -
английского епископа или немецкого барона.
     - Милорд! - покричал  его  собеседник,  вскакивая  и  прижимая  руку  к
большой звезде у себя на груди. - Вы забываете, что я тоже барон  и  кавалер
ордена...
     - Шпоры Священной Римской Империи! Ничуть не забываю, любезный  кавалер
и барон! Вы не хотите еще вина? Так мы встретимся сегодня вечером у  госпожи
Бернштейн.
     Кавалер ордена Шпоры и барон  встал  из-за  стола,  пошарил  в  вышитом
кармане, словно в поисках монеты для полового, который  подал  ему  большую,
отделанную галуном шляпу, затем,  взмахнув  кружевной  манжетой  и  рукой  в
сверкающих перстнях, сделал ему знак посторониться и величественно вышел  из
залы.
     Только когда тот, кого называли милордом, заговорил о вдове епископа  и
супруге немецкого барона,  Гарри  Уорингтон  наконец  понял,  что  предметом
беседы этих двух джентльменов служат его тетушка и он  сам.  Однако  прежде,
чем он окончательно в этом уверился, один из  них  покинул  залу,  а  другой
повернулся к двум молодым джентльменам и сказал: - Какой пройдоха! Все,  что
я говорил о Бернштейне, относится raulato nomine {С заменой имени (лат.).} и
к нему. Он всегда был шпионом и плутом. Он менял веру уж  не  помню  сколько
раз. По моему настоянию его выслали из Гааги, когда я был там послом, и  мне
известно, что в Вене он был бит тростью.
     - Не понимаю, как  может  лорд  Честерфилд  поддерживать  знакомство  с
подобным негодяем! - воскликнул Гарри. Молодые люди оглянулись на него,  но,
к его удивлению, вельможа, которого он столь резко  перебил,  и  не  подумал
прервать свою речь.
     - Второго такого fieffe coquin {Отъявленного  негодяя  (франц.).},  как
Польниц, не отыскать. Благодарение небу, он оставил мне  мою  табакерку!  Вы
смеетесь? Мошенник вполне способен украсть ее. - Милорд не  сомневался,  что
молодые люди смеются его шутке.
     - Вы совершенно правы, - сказал  один  из  обедающих,  поворачиваясь  к
мистеру Уорингтону, - хотя я и не знаю, какое вам, прошу прощения, до  этого
дело. Милорд будет играть с любым, кто его пригласит. Не  тревожьтесь  -  он
глух как пень и не слышал ни одного вашего слова: вот  почему  милорд  будет
играть с любым, кто положит перед ним  колоду  карт,  и  вот  почему  он  не
брезгует обществом этого мошенника.
     -  Черт  побери,  я  знаю  и  других  вельмож,  которые  не  слишком-то
разборчивы в знакомствах, - заметил мистер Джек.
     - Ты имеешь в виду меня и мое знакомство с тобой? Видишь ли, мой милый,
я всегда знаю, с кем имею дело, и никому не удастся меня провести.
     Не обратив ни малейшего внимания на гневную вспышку мистера Уорингтона,
милорд разговаривал теперь с мосье Барбо на своем любимом французском  языке
и милостиво хвалил обед. Хозяин отвешивал  поклон  за  поклоном;  он  был  в
восторге, что его превосходительство доволен и  что  он  сам  еще  не  забыл
искусства,  которое  постигал  в  молодости  в  Ирландском  королевстве  его
превосходительства. Сальми понравилось милорду? Он только что  подал  сальми
молодому знатному американцу напротив, джентльмену из Виргинии...
     - Кому?! - Бледное лицо милорда на миг покраснело, когда он задал  этот
вопрос и посмотрел на Гарри Уорингтона, сидевшего напротив.
     - Молодому  джентльмену  из  Виргинии,  который  только  что  прибыл  в
Танбридж и в совершенстве владеет нашим прекрасным языком,  -  сказал  мосье
Барбо, надеясь с помощью этого комплимента убить двух зайцев.
     - И которому ваше сиятельство ответит за выражения, оскорбительные  для
моей семьи и произнесенные в  присутствии  этих  джентльменов,  -  прокричал
мистер Уорингтон громовым голосом, твердо решив, что на этот раз обидчик его
услышит.
     - Подойдите и крикните ему прямо в ухо -  тогда  он,  быть  может,  вас
услышит, - посоветовал один из молодых людей.
     - Я постараюсь, чтобы его сиятельство так или иначе  меня  понял,  -  с
достоинством произнес мистер Уорингтон.  -  И  не  потерплю,  чтобы  он  или
кто-нибудь иной чернил моих родственников в моем присутствии!
     Низенький вельможа напротив Гарри не слышал пи единого  его  слова,  но
воспользовался этим временем, чтобы подготовить собственную речь. Он  встал,
раза два провел платком по губам и оперся о стол изящными тонкими пальцами.
     - Милостивый государь, - сказал он, - даю вам слово джентльмена, что  я
не знал, в чьем присутствии я говорю, и, очевидно, мой собеседник, мосье  де
Польниц, также не знаком с вами. Знай же я, кто вы такой, то, поверьте, я ни
в коем случае не произнес бы ни единого слова, которое могло бы задеть  вас.
Я приношу вам мои оправдания и извинения перед присутствующими здесь  лордом
Марчем и мистером Моррисом.
     На это мистер Уорингтон мог только поклониться и пробормотать несколько
вежливых слов, после чего милорд, сделав вид, будто прекрасно их  расслышал,
отвесил Гарри еще один  глубокий  поклон,  сказал,  что  будет  иметь  честь
посетить мистера Уорингтона, и, кивнув молодым людям, покинул залу.


        ^TГлава XXVI,^U
     в которой мы оказались очень далеко от Окхерста

     В пределах владений трактира "Белый  Конь",  под  самым  окном  большой
залы, простиралась лужайка для игры в шары, где стояло  несколько  столиков,
за которыми можно было выпить пуншу или чаю. Когда трое молодых джентльменов
почти  одновременно  кончили  обедать,  мистер  Моррис  предложил  выйти  на
лужайку, чтобы в прохладе распить бутылочку.
     - Джек Моррис готов отправиться  в  тартарары,  лишь  бы  придраться  к
случаю, чтобы еще раз выпить, - заметил милорд.
     После чего Джек заявил, что каждый джентльмен  идет  к  погибели  своим
путем. И он не отрицает, что его слабость - вино.
     - Путь лорда Честерфилда устлан зеленым сукном, - отозвался лорд  Марч.
- Его сиятельство жить не может без карт и костей.
     - Милорда Марча одолевает не один бес, а несколько. Он любит карты,  он
любит скачки, он любит пари, он любит пить, он любит есть, он любит  деньги,
он любит женщин, - познакомившись с его сиятельством,  вы  попали  в  дурное
общество, мистер Уорингтон. Он сыграет с вами на каждый акр, который есть  у
вас в Виргинии.
     - С величайшим удовольствием, мистер Уорингтон, - вмешался милорд.
     - И на весь ваш табак, и на все ваши пряности, и на всех ваших рабов, и
волов, и ослов, и на все, что только у вас есть.
     - Не начать ли нам сейчас? Джек, вы никогда не  выходите  из  дома  без
стаканчика с костями и пробочника. Я сыграю с мистером Уорингтоном,  на  что
он пожелает.
     - К сожалению, милорд, табак, рыба и ослы и волы мне не принадлежат.  Я
только что  достиг  совершеннолетия,  а  моя  матушка  старше  меня  лет  на
двадцать, не больше, и, без сомнения, может прожить дольше, чем я.
     - Держу пари, что вы ее переживете. Я уплачу вам  сейчас,  а  после  ее
смерти вы вернете мне эту сумму в четырехкратном размере. И я  готов  сейчас
же поставить хорошие деньги против вашего виргинского  поместья,  когда  оно
перейдет к вам после кончины вашей матушки. Как оно называется?
     - Каслвуд.
     - Говорят, настоящее  княжество.  Держу  пари,  что  здешние  сплетники
преувеличили его богатства в десять раз, не меньше. А почему  вашему  имен