линга, если с ним случится что-нибудь дурное!
     - А! Так вы ему сказали! - воскликнула Мария, внезапно  взбунтовавшись.
- Ну, хорошо же! Позвольте вам сказать, сударыня, что ваши жалкие гроши меня
не интересуют! У меня есть слово мистера  Гарри  Уорингтона,  да-да,  и  его
письма! И я знаю, что он скорее умрет, чем нарушит свое слово.
     - Он умрет, если сдержит его!  (Мария  пожала  плечами.)  Но  тебе  все
равно! Ты же бессердечна...
     - Как сестра моего отца, сударыня! -  вновь  воскликнула  Мария.  Забыв
обычное смирение, она восстала на свою мучительницу.
     - Ах, почему я  не  вышла  замуж  за  честного  человека?  -  вздохнула
старуха, грустно покачивая головой. - Генри Эсмонд был благороден и добр  и,
быть может, сделал бы такой же и меня. Но нет - в нас всех дурная кровь,  во
всех!  Ты  ведь  не  будешь  настолько  безжалостна,  чтобы  погубить  этого
мальчика, Мария?
     - Madame ma tante {Госпожа тетушка (франц.).}, неужели, по-вашему, я  в
мои годы все еще дурочка? - спросила Мария.
     - Верни ему его слово! Я  дам  тебе  пять  тысяч  фунтов  в...  в  моем
завещании, Мария. Клянусь тебе!
     - Когда вы были молоды и вам нравился полковник Эсмонд, вы бросили  его
ради графа, а графа ради герцога?
     - Да.
     - A! Bon sang ne peut mentir! {Хорошая кровь всегда скажется (франц.).}
У меня нет денег и нет друзей. Мой отец был мотом, мой брат  нищий.  У  меня
есть слово мистера Уорингтона, сударыня, и я знаю, что он его сдержит. И вот
что я скажу вашей милости, - продолжала  леди  Мария,  взмахивая  ручкой.  -
Предположим, завтра мои письма станут известны всему  свету.  Apres?  {Ну  и
что? (франц.).} Я знаю, что в них есть вещи, которые я не предназначала  для
чужих глаз. И вещи, касающиеся не  только  меня  одной.  Comment!  {Как  же!
(франц.).} Или вы считаете, что в нашей семье ни о ком, кроме  меня,  нельзя
ничего рассказать? Нет, моих писем я не боюсь, сударыня, до тех пор, пока  у
меня есть его письма. Да, его письма и его слово - я твердо полагаюсь  и  на
то и на другое!
     - Я пошлю за моим поверенным и тут же отдам тебе эти деньги,  Мария,  -
умоляюще произнесла баронесса.
     - Нет. У меня будет мой миленький Гарри  и  не  пять  тысяч  фунтов,  а
вдесятеро больше! - воскликнула Мария.
     - Только после смерти его матери, сударыня, а она вам ровесница!
     - Мы можем и подождать, тетушка.  В  моем  возрасте,  как  вы  изволили
выразиться, я не тороплюсь обзавестись мужем, точно молоденькая девчонка.
     - Однако необходимость ждать смерти моей сестры все-таки портит дело?
     - Предложите мне десять тысяч фунтов, госпожа Тэшер, и мы посмотрим!  -
объявила Мария.
     - У меня нет таких денег, Мария, - ответила старуха.
     - В таком случае, сударыня, разрешите мне самой о себе позаботиться,  -
сказала Мария.
     - Ах, если бы он тебя слышал!
     - Apres? У меня есть его слово. Я знаю, что он его  сдержит,  а  потому
могу подождать. - С этими словами она выбежала из  комнаты,  как  раз  когда
вернулся капеллан. Сердечные капли понадобились теперь баронессе.  Она  была
чрезвычайно потрясена и расстроена всем тем, что ей  пришлось  так  внезапно
узнать.


        ^TГлава XXXVI,^U
     которая как будто чревата бедой

     Хотя баронесса Бернштейн, несомненно, проиграла сражение,  описанное  в
предыдущей главе, при следующей встрече с племянницей  она  не  выказала  ни
гнева, ни досады.
     - Разумеется,  миледи  Мария,  -  сказала  она,  -  вы  вряд  ли  могли
предполагать, что я, близкая родственница Гарри Уорингтона, обрадуюсь  тому,
что он  выбрал  себе  в  невесты  ровесницу  своей  матери,  да  к  тому  же
бесприданницу, но если он вознамерился  сделать  подобную  глупость,  это  в
конце концов его дело, и не стоит принимать au serieux  {Всерьез  (франц.).}
мое предложение уплатить пять тысяч фунтов, которое я сделала в пылу  нашего
спора. Итак, эта прелестная помолвка состоялась еще в Каслвуде? Знай я,  моя
милая, что дело зашло так далеко, я не стала бы тратить время на бесполезные
возражения. Когда кувшин разбит, словами уже не поможешь.
     - Сударыня! - вспыхнула леди Мария.
     - Прошу прощения - я вовсе не намекала на  честь  или  репутацию  вашей
милости, которые, без сомнения, в полной сохранности. Это утверждает Гарри и
это утверждаете вы - так чего же еще можно желать?
     - Вы беседовали с мистером Уорингтоном, сударыня?
     - И он признался, что дал тебе в Каслвуде слово - что у тебя  есть  его
письменное обещание.
     - Разумеется, сударыня, - сказала леди Мария.
     - О, - старуха и бровью не повела. - И  признаюсь,  вначале  я  неверно
истолковала содержание твоих писем к нему. Они задевают других членов  нашей
семьи.
     - Которые говорили обо мне всяческие гадости и старались очернить  меня
в глазах моего дорогого мистера Уорингтона. Да, сударыня, не стану отрицать,
что я писала о них резко, так как была вынуждена опровергнуть возводимые  на
меня поклепы.
     - И, разумеется, тебя весьма огорчает мысль, что  какой-нибудь  негодяй
использует эти историйки во вред нашей семье, сделав их всеобщим достоянием.
Потому-то ты так и тревожишься.
     - Вот именно! - ответила леди Мария. -  С  недавних  пор  я  ничего  не
скрываю от мистера Уорингтона и в письмах изливала ему свою душу. Но это еще
не значит, что я хотела, чтобы весь свет узнал про  ссоры  в  столь  знатной
семье, как наша.
     - Право же, Мария, ты меня восхищаешь, и я вижу, что не  отдавала  тебе
должного все эти... ну, скажем, все эти двадцать лет.
     - Я в восторге, сударыня, что вы хоть и поздно, но отдали мне  должное,
- сказала племянница.
     - Когда я смотрела вчера, как ты  открывала  бал  с  моим  племянником,
знаешь ли, милочка, о чем я тогда думала?
     - Как я могу знать, о чем думала баронесса  де  Бернштейн?  -  надменно
уронила леди Мария.
     - Я вспомнила, милочка, как ты под этот же самый мотив  отплясывала  со
своим кенсингтонским учителем танцев.
     - Сударыня, это мерзкая клевета!
     - И бедняга танцмейстер ни за что ни про что попробовал палок.
     - Воскрешать эту клевету -  жестоко  и  бессердечно,  сударыня...  и  я
должна буду отказаться от чести  жить  под  одним  кровом  с  теми,  кто  ее
повторяет, - продолжала Мария с большим достоинством.
     - Ты хочешь  вернуться  домой?  О,  я  понимаю,  почему  Танбридж  тебе
разонравился. Если эти письма  обнаружатся,  ты  не  сможешь  показаться  на
людях.
     - В них, сударыня, не было ни  единого  дурного  слова  о  вас:  можете
ничего не опасаться.
     - Это сказал и Гарри, защищая вашу милость. Ну что  ж,  моя  милая,  мы
надоели друг другу, и нам будет лучше на время расстаться.
     - Таково и мое мнение! - ответила леди Мария, делая реверанс.
     - Мистер Сэмпсон проводит тебя в Каслвуд. Ты можешь поехать с горничной
в почтовой коляске.
     - Мы можем взять почтовую коляску, и мистер Сэмпсон  меня  проводит,  -
повторила леди Мария. - Вот видите, сударыня, я веду себя, как  почтительная
племянница.
     - Знаешь  ли,  моя  милая,  мне  кажется,  что  письма  у  Сэмпсона,  -
доверительно сказала баронесса.
     - Признаюсь, такая мысль приходила в голову и мне.
     - И ты собираешься отправиться домой в почтовой коляске, чтобы выманить
у него письма? Далила! Что же, мне они ни к чему, и я надеюсь, ты сумеешь их
заполучить. Когда ты думаешь ехать? Чем скорее, тем лучше, говоришь  ты?  Мы
светские женщины, Мария. Мы бранимся только в пылу гнева.  Нам  не  нравится
общество друг друга, и мы  расстаемся,  сохраняя  прекрасные  отношения.  Не
поехать ли нам к леди Ярмут? У. нее сегодня  прием.  Перемена  обстановки  -
превосходное  средство  от  легких   нервических   припадков,   которым   ты
подвержена, а карты развеивают тягостные мысли лучше всяких докторов.
     Леди Мария  согласилась  поехать  на  карточный  вечер  леди  Ярмут  и,
одевшись первой, дожидалась тетушку в гостиной. Госпожа Бернштейн, спускаясь
туда, заметила, что дверь в спальню Марии не притворена. "Она носит письма с
собой", - подумала старуха. Каждая уселась в свой портшез, и они отправились
развлекаться, продолжая выказывать  друг  другу  очаровательную  нежность  и
учтивость, как  это  умеют  женщины  после  -  и  даже  в  разгаре  -  самых
ожесточенных ссор.
     Когда они вернулись  ночью  от  графини  и  леди  Мария,  удалившись  в
спальню, позвонила в колокольчик, на ее зов явилась миссис Бретт,  горничная
госпожи Бернштейн. Миссис Бетти, вынуждена была со стыдом  объяснить  миссис
Бретт, сейчас в таком виде, что не может показаться  на  глаза  ее  милости.
Миссис Бетти кутила и веселилась  в  обществе  черного  камердинера  мистера
Уорингтона, лакея лорда Бамборо и других джентльменов и дам того же круга, и
вино - миссис  Бретт  содрогнулась  при  этих  словах  -  ударило  в  голову
негодяйке. Угодно миледи, чтобы миссис Бретт помогла  ей  раздеться?  Миледи
сказала, что разденется сама, и разрешила миссис Бретт удалиться. "Письма  у
нее в корсете", - решила госпожа Бернштейн. А ведь на лестнице они  пожелали
друг другу доброй ночи самым сердечным образом.
     Когда на следующее утро миссис Бетти  покинула  примыкавший  к  спальне
леди Марий чуланчик, где она спала, и предстала  перед  своей  госпожой,  та
сурово ее выбранила. Бетти в  раскаянии  созналась  в  слабости  к  ромовому
пуншу, который мистер Гамбо варит с необыкновенным искусством. Она  смиренно
выслушала выговор и. исполнив свои обязанности, удалилась.
     Надо сказать, что  Бетти,  одна  из  каслвудских  служанок,  покоренных
чарами мистера Гамбо, была очень хорошенькой синеглазой девушкой,  и  мистер
Кейс, доверенный слуга госпожи Бернштейн, также обратил на нее благосклонный
взор. Поэтому между господином Гамбо и господином Кейсом вспыхнула  ревнивая
вражда, нередко переходившая в открытые ссоры, и Гамбо,  человек  по  натуре
чрезвычайно мирный, предпочитал держаться  подальше  от  челяди  госпожи  де
Бернштейн с тех пор, как дворецкий баронессы  поклялся  переломать  ему  все
кости и даже убить его, если он  и  впредь  осмелится  ухаживать  за  миссис
Бетти.
     Однако в тот вечер, когда был сварен ромовый  пунш,  хотя  мистер  Кейс
застиг Гамбо и Бетти, когда они шептались в дверях на холодном сквозняке,  и
Гамбо побелел бы от страха, будь он на то способен, дворецкий обошелся с ним
очень любезно. Именно он первым заговорил о пунше, который был затем  сварен
и распит в комнатке миссис Бетти и в который Гамбо вложил все  свое  уменье.
Мистер Кейс весьма лестно отозвался о пении  Гамбо.  Вопреки  своим  трезвым
привычкам он то и дело пускал чашу вкруговую, и наконец бедняжка Бетти впала
в то состояние, которое навлекло на нее справедливый гнев ее госпожи.
     Что до мистера Кейса, который  квартировал  на  стороне,  то  пунш  так
расстроил его здоровье, что он весь следующий день провел в постели и только
перед ужином собрался наконец с силами и смог приступить к исполнению  своих
обязанностей. Его хозяйка добродушно попеняла ему,  заметив,  что  подобного
греха за ним прежде не водилось.
     - Да неужели, Кейс! А я готов был поклясться, что утром видел,  как  вы
во весь опор скакали  по  лондонской  дороге,  -  сказал  мистер  Уорингтон,
ужинавший у своих родственниц.
     - Я? Господи, сударь, да я пластом лежал и думал,  что  голова  у  меня
вот-вот расколется. В шесть часов я немножко поел и выпил стаканчик  слабого
пива и теперь совсем оправился. Ну, уж этот Гамбо, не при вашей  чести  будь
сказано. Чтобы я еще когда-нибудь выпил хоть глоток его пунша!
     И  честный  мажордом  принялся  наполнять  рюмки  ужинающих,  как  того
требовал его долг.
     После ужина госпожа  Бернштейн  была  очень  ласкова  с  племянником  и
племянницей. Она рекомендовала Марии подкрепляющие напитки на случай, если у
нее  опять  начнутся  обмороки,  столь  часто  ей   досаждающие.   Баронесса
настаивала, чтобы леди Мария посоветовалась с ее лондонским  врачом,  -  она
может послать ему с Гарри описание своего недуга.  С  Гарри?  Да.  Гарри  по
поручению тетушки на два дня уезжает в Лондон.
     - Не стану скрывать от тебя, милочка, что речь идет о его же  благе.  Я
хочу, чтобы мистер Дрейпер вписал его в мое завещание, а к тому же, когда мы
расстанемся, я намерена посетить кое-каких моих  друзей  в  их  поместьях  и
попрошу поэтому мистера Уорингтона на всякий случай забрать с собой в Лондон
шкатулку с моими драгоценностями.  Последнее  время  участились  грабежи  на
больших дорогах, и я опасаюсь встречи с разбойниками.
     Мария несколько растерялась, услышав  о  предполагаемом  отъезде  юного
джентльмена, однако выразила надежду, что он проводит ее в Каслвуд, куда уже
вернулся ее старший брат.
     - Ничего, - ответила тетушка. - Мальчик засиделся с нами в Танбридже, и
день в Лондоне  ему  не  повредит.  Он  успеет  выполнить  мое  поручение  и
вернуться в субботу.
     - Я предложил бы  сопровождать  мистера  Уорингтона,  по  в  пятницу  я
проповедую перед ее сиятельством, - сказал мистер Сэмпсон.
     Ему очень хотелось блеснуть своим  проповедническим  даром  перед  леди
Ярмут, и госпожа  Бернштейн,  пустив  в  ход  свое  влияние  на  королевскую
фаворитку, заручилась ее согласием послушать капеллана.
     Гарри очень понравилась мысль съездить  в  Лондон  и  повеселиться  там
денька два. Он обещал держать  пистолеты  наготове  и  доставить  бриллианты
банкиру в целости и сохранности. Остановиться ему в лондонском доме тетушки?
Нет, ему будет там неудобно - ведь  дом  стоит  пустой  и  из  прислуги  там
остались только горничная и конюх. Он остановится в "Звезде и  Подвязке"  на
Пэл-Мэл или в какой-нибудь гостинице вблизи Ковент-Гардена.
     - Ах, как часто я обсуждал эту поездку! - сказал Гарри грустно.
     - С кем же это, сударь? - осведомилась леди Мария.
     - С тем, кто собирался приехать сюда вместе со мной, - ответил  молодой
человек, как всегда с глубокой нежностью вспоминая о погибшем брате.
     - Он не такой бессердечный,  как  многие  из  нас,  Мария,  -  заметила
тетушка Гарри, догадавшись о его чувствах.
     Наш молодой человек по-прежнему нередко испытывал  необоримые  приступы
горя. Ему вспоминалось расставание с братом, поле сражения и обстоятельства,
при которых год назад погиб Джордж, его слова, планы путешествия по  Англии,
которые они строили, вместе, и его охватывала печаль.
     - Право, сударыня, -  шепнул  капеллан  на  ухо  госпоже  Бернштейн,  -
некоторые ваши общие знакомые в Англии вряд ли стали бы так тосковать  из-за
смерти старшего брата.
     Но, конечно, грусть рассеивалась, и мы без труда представим  себе,  как
мистер Уорингтон с большой охотой  отправляется  в  Лондон  -  счастливый  и
радостный уже потому, приходится признаться, что он избавляется при этом  от
общества своей пожилой возлюбленной. Да. Что поделаешь! В Каслвуде он в один
злосчастный вечер предложил сердце и руку своей  перезрелой  кузине,  и  она
приняла предложение глупого юнца. Но о скором браке не могло  быть  и  речи.
Ему  предстояло  испросить  согласие  матери,   которая   была   пожизненной
владелицей  виргинского  поместья.  И,   разумеется,   она   не   могла   не
воспротивиться подобному союзу. Поэтому было решено  пока  отложить  все  на
неопределенное время.  Но  эта  помолвка  тяжким  бременем  лежала  на  душе
молодого человека, горько раскаивавшегося в своей опрометчивости.
     Не удивительно, что он становился все веселее, приближаясь к Лондону, и
что  он  глядел  в  окошко  кареты  на  поднимавшийся  перед  ним  город   с
любопытством и восторгом. Разбойники не остановили  нашего  путешественника,
когда он проезжал Блекхит. И вот впереди  уже  заблестели  купола  Гринвича,
обрамленные зеленью деревьев. А  вот  прославленная  Темза  с  бесчисленными
судами, а вот самый настоящий лондонский Тауэр. Смотри, Гамбо! Вон Тауэр!
     - Да, хозяин, - отвечает Гамбо,  который  знать  не  знает,  что  такое
Тауэр.
     Но Гарри знает - он вспоминает, как читал про Тауэр в "Медулле" Хауэлла
и как они с братом играли в Тауэр, и начинает с восторгом думать, что вскоре
он своими глазами увидит старинное оружие, драгоценности и львов. Они минуют
Саутуорк и въезжают на знаменитый Лондонский  мост,  который  еще  два  года
назад был весь застроен  домами,  как  улица.  Но  теперь  от  них  остались
одни-единственные ворота, да и те уже ломают. Карета катит по городу...
     - Смотри, Гамбо, вон собор Святого Павла!
     - Да, хозяин, собор Святого Павла! - подхватывает Гамбо,  хотя  красота
собора оставляет его равнодушным.
     Так мы наконец добираемся до Темпла, и Гамбо и его господин с  трепетом
глядят на головы мятежников на его воротах.
     Карета подъехала к конторе мистера Дрейпера в Миддл-Темпл-лейн, и Гарри
вручил мистеру Дрейперу  шкатулку  с  драгоценностями,  а  также  письмо  от
тетушки, которое  стряпчий  прочел  с  заметным  интересом  и  по  прочтении
спрятал. Затем он убрал драгоценности  в  железный  шкафчик  и  удалился  на
несколько минут со своим писцом  в  соседнюю  комнату,  после  чего  изъявил
полную готовность проводить мистера Уорингтона в гостиницу. Лучше всего  ему
будет поселиться где-нибудь в Ковент-Гардене.
     -  Мне  придется  задержать  вас  в  Лондоне  на  два-три  дня,  мистер
Уорингтон, - объяснил стряпчий. - Вряд ли бумаги, которые  нужны  баронессе,
будут готовы раньше. А пока, если вы захотите осмотреть Лондон,  я  к  вашим
услугам. Сам я живу за городом - у меня небольшой домик в Кемберуэлле, где я
был бы счастлив видеть мистера Уорингтона моим гостем, но полагаю, сэр,  для
молодого человека всегда приятнее ничем не стесненная жизнь в гостинице.
     Гарри согласился, что в гостинице ему будет удобнее, и карета  покатила
к "Бедфорду", увозя только писца мистера Дрейпера, так как было решено,  что
молодой виргинец и мистер Дрейпер отправятся туда пешком позже.
     Мистер Дрейпер и мистер Уорингтон  еще  некоторое  время  беседовали  в
конторе. Дрейперы, отец и сын, были поверенными семьи Эсмонд с  незапамятных
времен,  и  стряпчий  поведал  мистеру  Уорингтону  немало  историй  о   его
каслвудских предках. Мистер Дрейпер уже не был поверенным в делах  нынешнего
графа: его батюшка и граф поссорились, после чего его сиятельство  отказался
от  услуг  фирмы,  но  баронесса  по-прежнему  оставалась   их   досточтимой
клиенткой, и мистер Дрейпер был весьма рад,  что  ее  милость  питает  такое
расположение к своему племяннику.
     Когда они собрались уходить и уже надели шляпы, младший писец остановил
патрона в коридоре и сказал:
     - Прошу прощения, сэр, но бумаги баронессы были вручены  дворецкому  ее
милости, мистеру Кейсу, два дня назад.
     - Будьте добры не вмешиваться в то, что вас не касается, мистер  Браун,
- ответил стряпчий с  некоторым  раздражением.  -  Сюда,  мистер  Уорингтон.
Лестницы у нас в Темпле темноваты. Разрешите, я пойду впереди.
     Гарри перехватил прощальный  гневный  взгляд,  который  мистер  Дрейпер
бросил на мистера Брауна.
     "Так, значит, два дня назад Кейс и вправду ездил в  Лондон,  -  подумал
он. - Что могло понадобиться здесь старому лису?" Но чужие  секреты  его  не
интересовали, и он более не размышлял об этом.
     Так с чего же они  начнут  осмотр  города?  Гарри  хотел  прежде  всего
побывать на том месте в Лестер-Филд, где его дедушка и лорд Каслвуд  дрались
на дуэли пятьдесят шесть лет тому назад. Мистер Дрейпер хорошо  знал  и  это
место, и всю связанную с ним историю. А к Лестер-Филд они могут пройти через
Ковент-Гарден и посмотреть, удобные ли комнаты отвели мистеру Уорингтону.  И
заказать обед, добавил мистер Уорингтон. О нет! На это мистер Дрейпер  никак
не мог согласиться. Он выразил надежду,  что  мистер  Уорингтон  окажет  ему
честь в день своего приезда отобедать у него. Ведь  он  даже  взял  на  себя
смелость уже заказать обед в "Петухе". Мистер Уорингтон, ра