зумеется, не  мог
отклонить столь настойчивое приглашение и весело отправился в путь со  своим
новым другом, - когда они проходили  под  отрубленными  головами  над  аркой
ворот, мистер Уорингтон, к немалому удивлению стряпчего, снял шляпу.
     - Эти джентльмены отдали жизнь за своего короля, сэр! Мы с  моим  милым
братом Джорджем всегда говорили, что поклонимся им, когда их увидим.
     - Но ведь за вами увяжется чернь, сударь! - испуганно сказал стряпчий.
     - К черту чернь, сэр! - высокомерно ответил Гарри, но прохожие думали о
собственных делах и не обратили ни малейшего  внимания  на  выходку  мистера
Уорингтона, а он пошел дальше по  людному  Стрэнду,  с  восторгом  глядя  по
сторонам и, я думаю, на всю жизнь запоминая новые картины и впечатления; тем
не менее он старался скрыть свой интерес, не желая, чтобы  стряпчий  заметил
его волнение, а встречные догадались, что он в столице впервые. Гарри  почти
не слышал рассказов своего спутника, хотя тот всю дорогу говорил без умолку.
Впрочем, надменное молчание Гарри ничуть не обижало  мистера  Дрейпера:  сто
лет назад джентльмен был джентльменом, а поверенный в делах -  его  очень  и
очень смиренным слугой.
     В "Бедфорде" управляющий проводил мистера Уорингтона в  его  комнату  с
заискивающими и радостными поклонами, ибо Гамбо не преминул вострубить хвалу
величию своего хозяина, а писец мистера Дрейпера подтвердил,  что  их  новый
постоялец - "знатная персона". Осмотрев апартаменты, мистер Уорингтон и  его
провожатый отправились на Лестер-Филд (мистер Гамбо важно шествовал за своим
господином), осмотрели  место,  где  был  ранен  дед  молодого  виргинца,  а
злосчастный лорд Каслвуд получил  смертельный  удар,  а  затем  вернулись  в
Темпл, в контору мистера Дрейпера.
     Какому неряшливо одетому толстяку поклонился  мистер  Уорингтон,  когда
они после обеда отправились прогуляться по саду?  Это  был  мистер  Джонсон,
литератор, с которым он познакомился в Танбридж-Уэлзе.
     - Послушайте совета человека, знающего свет, сударь,  -  сказал  мистер
Дрейпер, бросая презрительный взгляд на поношенный костюм  писателя.  -  Чем
дальше вы будете держаться от подобных людей, тем лучше. Мы, юристы,  знаем,
каких пакостей можно ожидать от этих писак, поверьте мне.
     - О, неужели! - отозвался мистер Уорингтон, которому его новый знакомый
нравился тем меньше, чем фамильярнее он становился.
     Театры были закрыты.  Не  отправиться  ли  им  в  Сэдлерс-Уэлз?  Или  в
Мэрибон-Гарденс? Или в Раниле?
     - Только не в Раниле! - объявил мистер  Дрейпер.  -  Ведь  аристократия
сейчас покинула Лондон.
     Но, прочитав в газете, что  в  Азлингтоне,  в  Сэдлере-Уэлз,  почтенную
публику будет развлекать неподражаемой игрой на восьми колокольчиках  мистер
Франклин, а также несравненная синьора Катарина,  Гарри  благоразумно  решил
посетить Мэрибон-Гарденс, где его ожидала музыка, выбор между чаем,  кофе  и
всевозможными  винами,  а  также  неумолчные   разглагольствования   мистера
Дрейпера. Только у дверей своей спальни Гарри наконец расстался с услужливым
стряпчим, - там наш молодой джентльмен с надменным величием  пожелал  своему
разговорчивому спутнику доброй ночи.
     На следующее утро  мистер  Уорингтон,  облачившись  в  парчовый  халат,
позавтракал и прочитал газету, наслаждаясь привольем жизни  в  гостинице.  В
газете были напечатаны известия из его родной колонии.  И  когда  он  увидел
слова "Уильямсберг. Виргиния, 7 июня",  его  глаза  вдруг  затуманились.  Он
только что получил нисьма  с  этой  же  июньской  почтой,  но  его  мать  не
упомянула про то, как "многие виднейшие землевладельцы  колонии  встали  под
команду высокородного Пейтона  Рандольфа,  эсквайра,  чтобы  отправиться  на
выручку  своим  угнетенным  соотечественникам  и  отмстить  за   жестокости,
творимые французами и их союзниками-дикарями. Им  присвоена  военная  форма:
одноцветный синий мундир, нанковый коричневый камзол и панталоны  и  простые
шляпы. Каждый вооружен легким кремневым ружьем, пистолетами и саблей".
     - Ах, почему мы не там, не с ними, Гамбо! - вскричал Гарри.
     - Да, почему мы не там! - возопил Гамбо.
     - Почему я тут таскаюсь за дамскими шлейфами! - продолжал виргинец.
     - По-моему, мистер Гарри, таскаться за дамскими шлейфами очень приятно!
- заметил материалист Гамбо, который ничуть не огорчился, когда его господин
прочел и другую весть с их родины: виргинское судно  "Красотка  Салли"  было
захвачено у входа в порт французским капером.
     Затем он узнал из  газеты,  что  в  гостинице  "Бык",  в  нижнем  конце
Хаттон-Гарденс, будут продаваться лучшая кобыла во всей Англии и пара весьма
породистых гнедых  иноходцев.  Гарри  решил  взглянуть  на  этих  лошадей  и
поспешил узнать дорогу к "Быку". Он тут  же  купил  пару  породистых  гнедых
иноходцев и заплатил за них, не торгуясь. Он никому не  рассказывал  о  том,
что еще делал  в  тот  день,  боясь  показаться  провинциалом,  однако  есть
основания полагать, что он  нанял  экипаж  и  отправился  в  Вестминстерское
аббатство, а оттуда велел везти себя в Тауэр,  затем  на  выставку  восковых
фигур миссис Солмен, а затем в Хайд-парк и к Кенсингтонскому  дворцу.  Затем
он решил ехать на биржу,  но  по  дороге  увидел  Ковент-Гарден  и  приказал
свернуть к гостинице, где  заставил  умолкнуть  возницу,  принявшегося  было
перечислять все места, куда они заезжали, бросив ему гинею.
     Оказалось, что в его отсутствие заходил мистер Дрейпер  и  сказал,  что
зайдет еще раз, однако мистер Уорингтон, прекрасно пообедав наедине с  самим
собой, поспешил еще  раз  посетить  Мэрибон-Гарденс  с  тем  же  благородным
спутником.
     Когда он вышел из гостиницы на следующее утро, колокола Святого Павла в
Ковент-Гардене звонили к обедне и напомнили ему о том, что в этот  день  его
друг Сэмпсон должен был прочесть свою проповедь.  Гарри  улыбнулся.  Он  уже
начал оценивать проповеди мистера Сэмпсона справедливо и по достоинству.


        ^TГлава XXXVII,^U
     в которой мы видим несколько схваток

     Прочитав в "Лондон адвертайзер", который был подан его милости вместе с
завтраком,  что  все  любители  мужественной   истинно   британской   забавы
приглашаются присутствовать при  том,  как  будут  меряться  силами  великие
чемпионы Саттон и Фигг, мистер Уорингтон решил поглядеть на  этот  бой,  для
чего и отправился в Вуден-Хаус,  на  Мэрибон-Филдс  в  экипаже,  запряженном
парой, которую он купил накануне. Юный возничий плохо знал  дорогу  и  менял
направление куда чаще, чем требовалось, так что в конце концов заплутался  в
лабиринте зеленых проулков  позади  круглой  молельни  мистера  Уитфилда  на
Тотнем-роуд и в лугах, посреди которых стояла Миддлсекская больница.  Однако
в конце концов он  добрался  до  места  своего  назначения  и  увидел  перед
деревянным павильоном многочисленное общество,  намеревавшееся  полюбоваться
подвигами двух чемпионов.
     У дверей этого храма британской  доблести  собрался  всякий  лондонский
сброд, а также  несколько  аристократических  экипажей,  владельцы  которых,
подобно   мистеру   Уорингтону,   явились   сюда   оказать   покровительство
мужественной истинно британской забаве. Вокруг нашего  молодого  джентльмена
тотчас столпились всевозможные нищие и калеки, клянча милостыню. Чистильщики
сапог отталкивали друг друга,  соперничая  за  честь  наваксить  сапоги  его
милости, а цветочницы и продавцы  фруктов  усердно  навязывали  свои  товары
мистеру Гамбо. Место схватки окружали пирожники, карманные воры,  бродяги  и
всякие  праздношатающиеся  зеваки.  Над  зданием  развевался  флаг,   а   на
возвышении у дверей под аккомпанемент барабана и трубы то и  дело  появлялся
распорядитель, чтобы оповестить толпу  о  том,  что  благородная  британская
забава вот-вот начнется.
     Мистер Уорингтон заплатил за вход и был препровожден на галерею, откуда
был прекрасно виден помост, на котором должен был  происходить  бой.  Мистер
Гамбо сидел в амфитеатре под галереей или,  когда  ему  надоедало  смотреть,
выходил наружу, чтобы выпить кружку  пива  или  перекинуться  в  картишки  с
собратьями-лакеями и кучерами,  восседавшими  на  козлах  в  ожидании  своих
хозяев. Ливрейные лакеи, форейторы, всяческие прочие слуги - старое общество
было обременено огромным их количеством. Благородные господа и дамы не могли
и шагу ступить, если их не сопровождал хотя бы один  служитель,  а  чаще  их
бывало и два и три. В каждом театре имелась галерка для лакеев, полки ливрей
маршировали у дверей любой церкви, они кишели в передних, они  возлежали  на
полу в прихожих и на площадках лестниц, они обжирались, опивались,  буянили,
мошенничали, играли в карты, вымогали у посетителей  чаевые  -  это  древнее
благородное племя лакеев ныне  почти  вымерло.  Нам  осталось  их  не  более
нескольких тысяч. Величавые,  рослые,  прекрасные,  меланхоличные  -  такими
иногда нам еще бывает дано узреть их в дни торжественных приемов вместе с их
букетиками и пряжками, их плюшем и пудрой. Точно так же я  видел  в  Америке
образчики, а вернее - стоянки и деревни краснокожих индейцев.  Но  раса  эта
обречена. Веление Рона свершилось, и Ункас с томагавком и орлиным пером, как
Джеймс с треуголкой и длинной тростью,  навеки  покидают  мир,  где  некогда
шествовали, осиянные славой.
     Перед тем как на помост вступили  главные  соперники,  там  состязались
бойцы помельче. Первыми вышли боксеры, но дрались они без особого задора,  и
ни один не потерпел значительного урона, так  что  мистер  Уорингтон  и  все
прочие зрители не получили от этого  зрелища  никакого  удовольствия.  Затем
начался  бой  на  дубинках,  однако  проломленные  головы   были   настолько
неизвестными, а ушибы и раны  настолько  пустяковыми,  что  зрители,  вполне
понятно, начали свистеть, вопить и всякими  иными  способами  выражать  свое
недовольство.
     - Чемпионов! Чемпионов! - вопила толпа, и после некоторого  промедления
на помост наконец соблаговолили выйти указанные знаменитости.
     Первым по ступеням поднялся неустрашимый Саттон, держа в руке шпагу,  -
он отсалютовал публике этим  грозным  оружием  и  отвесил  низкий  поклон  в
сторону частной ложи-балкона, в  которой  сидел  тучный  джентльмен,  особа,
по-видимому, важная. Вслед за Саттоном  на  помосте  появился  прославленный
Фигг, которому тучный джентльмен одобрительно помахал рукой. Оба бойца  были
в рубашках и обриты наголо, так что взору зрителей открылись шрамы и  рубцы,
полученные ими в бесчисленных великолепных схватках. На могучей правой  руке
оба доблестных чемпиона повязали свои "цвета" -  широкие  ленты.  Гладиаторы
обменялись рукопожатием,  и,  как  выразился  некий  поэт,  их  современник,
"заговорила сталь"  {*  Читателю,  любящему  старину,  несомненно,  известны
простодушные стихи, помещенные в шестом томе  антологии  Додели,  в  которых
описывается эта схватка. (Прим. автора.)}.
     В начале схватки великий Фигг нанес противнику  удар  такой  чудовищной
силы, что, придись он по благородной  шее  этого  последнего,  туловище  его
лишилось бы своего изящного украшения, отсеченного с легкостью, с какой  нож
рубит морковь. Однако Саттон принял клинок соперника на свой, и  мощь  удара
была такова, что шпага Фигга переломилась, уступив в упорстве  сердцу  того,
чья рука ее направляла. Бойцам подали новые шпаги. Первая кровь брызнула  на
вздымающейся груди Фигга под восторженные вопли приверженцев Саттона, однако
ветеран воззвал к зрителям - и не столько  к  ним  всем,  сколько  к  тучной
персоне в ложе - и показал, что ранила его  собственная  шпага,  сломавшаяся
при предыдущем выпаде.
     Пока продолжался спор, вызванный этим происшествием,  мистер  Уорингтон
заметил, что в ложу  тучного  незнакомца  вошел  джентльмен  в  костюме  для
верховой езды и в простом парике - и, к своему большому удовольствию,  узнал
в нем своего танбриджского друга, лорда Марча и Раглена. Лорд Марч,  который
отнюдь не был щедр на любезности,  казалось,  питал  к  тучному  джентльмену
величайшее почтение, и Гарри  обратил  внимание  на  то,  с  каким  глубоким
поклоном его сиятельство принял  банкноты,  которые  хозяин  ложи  вынул  из
бумажника и вручил ему. В эту минуту лорд Марч заметил  нашего  виргинца  и,
кончив свои переговоры с тучным джентльменом, прошел туда, где сидел  Гарри,
и радостно поздоровался со своим молодым другом. Они сели рядом и продолжали
следить за боем,  который  велся  с  переменным  успехом,  но  с  величайшим
искусством и мужеством с обеих сторон. После  того  как  бойцы  наработались
шпагами, они сменили их на дубинки, и  это  долгое  восхитительное  сражение
завершилось тем, что победа еще раз осенила своего верного служителя Фигга.
     Пока  бой  еще  длился,  разразилась  гроза;  и  мистер   Уорингтон   с
благодарностью принял приглашение милорда Марча поехать  в  его  карете,  на
козлы же его собственного экипажа сел грум. Благородное зрелище, которое  он
наблюдал, привело Гарри в неистовый восторг: он объявил, что ничего лучше он
в Англии еще не видел, и, как обычно, почувствовав сожаление, что  не  может
разделить такое удовольствие с любимым товарищем своих детских игр, начал со
вздохом:
     - Как бы я хотел... - Но тут же умолк и докончил: - Нет, этого бы я  не
хотел.
     - Чего вы хотели бы и не хотели бы? - осведомился лорд Марч.
     - Я вспомнил своего старшего брата, милорд, и жалел,  что  его  нет  со
мной. Видите ли, мы  собирались  приехать  на  родину  вместе  и  много  раз
говорили об этом. "Но такая грубая забава ему не  понравилась  бы  -  он  не
любил подобных вещей, хотя нельзя было найти человека храбрее его.
     - О! Храбрее  его  нельзя  было  найти  человека?  -  повторил  милорд,
откидываясь на подушку сиденья и поглядывая на своего  виргинского  друга  с
некоторым любопытством.
     - Видели бы вы его, когда он поссорился с  одним  доблестным  офицером,
нашим другом, - ссора была нелепой, но Джордж не дал бы  ему  пощады.  Богом
клянусь, я не видел, чтобы человек мог  быть  так  хладнокровен,  так  полон
ярости и решимости. Для чести Виргинии было бы куда лучше, если  бы  он  мог
приехать сюда вместо меня и показать вам,  что  такое  настоящий  виргинский
джентльмен!
     - Право, сударь, для этого вполне годитесь и вы. Поговаривают, что вы в
милости у леди Ярмут, не так ли?
     - Да, конечно, я не хуже других.  Я  умею  ездить  верхом  и,  пожалуй,
стреляю лучше Джорджа, но зато у моего брата была голова на плечах,  сударь,
голова! - заявил Гарри, постукивая по собственному лбу.  -  Даю  вам  слово,
милорд, что он прочел чуть ли не все книги, какие только есть  на  свете,  а
еще он умел играть и на скрипке, и на клавесине и сочинял стихи и проповеди,
самые изящные. А я - что я умею? Ездить верхом, да играть в карты,  да  пить
бургундское. - И кающийся грешник уныло поник головой. - Но зато уж в этом я
с кем угодно потягаюсь. По правде говоря, милорд, тут я поставлю на себя без
всяких опасений, - докончил он, к немалому удовольствию своего собеседника.
     Лорд Марч смаковал naivete {Наивность (франц.).} молодого виргинца, как
пресыщенный чревоугодник, который до конца своих дней будет смаковать сочную
баранью отбивную.
     - Черт побери, мистер Уорингтон,  -  сказал  он,  -  вас  следовало  бы
повезти на Эксетерскую ярмарку и показывать в балагане.
     - С какой это стати?
     - Как  джентльмена  из  Виргинии,  который  лишился  старшего  брата  и
искренне его оплакивает. У нас тут эта порода не водится. Честью и  совестью
клянусь, я верю, что вы обрадовались бы, если бы он воскрес.
     - Верите! - воскликнул виргинец, и лицо его побагровело.
     - То есть, вы верите, что обрадовались бы этому.  Но  не  сомневайтесь:
никакой радости вы не почувствовали бы. Это противно человеческой  натуре  -
как я ее понимаю, во всяком случае. А сейчас вы увидите  несколько  недурных
домов. Вон тот на углу принадлежит сэру Ричарду  Литлтону,  а  этот  большой
особняк - лорду Бингли. Как жаль, что с этим пустырем, с Кавендиш-сквер, еще
ничего не сделали и только обнесли его безобразным забором. Черт побери!  Во
что превращается Лондон! Из Монтегью-Хаус устроили дурацкую  кунсткамеру  на
манер музея дона Сальтеро, набили его  книгами,  а  также  чучелами  птиц  и
всяких носорогов. Проложили дурацкую новую улицу через сады Бедфорд-Хауса  и
нарушили покой герцога, хотя, полагаю,  возмещение  его  утешит.  Право,  не
знаю, что еще придумают городские власти! Как мы поедем? По  Тайберн-роуд  и
через парк или по Своллоу-стрит прямо  в  кварталы,  где  обитают  приличные
люди? Мы можем пообедать на Пэл-Мэл или, если вы предпочтете, у вас; и вечер
проведем так, как вам будет угодно, - с дамой пик или...
     - С дамой пик, ваше сиятельство, - перебил мистер Уорингтон, розовея.
     Засим карета покатила к его гостинице в Ковент-Гардене, хозяин  выбежал
ему навстречу с обычным подобострастием, а узнав милорда  Марча  и  Раглена,
поспешил смиренно приветствовать его сиятельство,  склонив  кудри  парика  к
самым башмакам графа.  Кем  вы  предпочли  бы  стать  -  богатым  и  молодым
английским  пэром  в  царствование  Георга  II  или  богатым   патрицием   в
царствование Августа? Вот  прекрасный  вопрос,  который  могли  бы  обсудить
нынешние   молодые   джентльмены   на   заседании    какого-нибудь    своего
дискуссионного клуба.
     Разумеется, молодому  виргинцу  и  его  благородному  другу  был  подан
наилучший английский обед. За обедом в обильном количестве последовало вино,
настолько  недурное,  что  эпикуреец-граф  остался  доволен.  За  вином  они
обсуждали, отправиться ли им в Воксхолл посмотреть на фейерверк или сесть за
карты. Гарри, который никогда в жизни не видел фейерверка, если  не  считать
десятка шутих, запущенных в Уильямсберге 5 ноября (зрелище, показавшееся ему
великолепным), предпочел бы  Воксхолл,  по  уступил  желанию  своего  гостя,
выбравшего пикет, и вскоре они уже были поглощены этой игрой;
     Вначале Гарри, по обыкновению, выигрывал, но через  полчаса  удача  ему
изменила и улыбнулась лорду Марчу, который уже давно сердито хмурился. Тут в
комнату с поклонами вошел мистер Дрейпер, поверенный мистера  Уорингтона,  и
принял приглашение Гарри присесть и выпить  вина.  Мистер  Уорингтон  всегда
приглашал всякого гостя присесть и выпить вина и потчевал его лучшим, что  у
него было. Имей он одну черствую корку, он делился бы  ею,  имей  он  оленью
ногу, он  угощал  бы  олениной,  имей  он  графин  воды,  он  пил  бы  ее  с
удовольствием, имей он бутылку  бургундского,  он  весело  распил  бы  ее  с
другом,  томимым  жаждой.  И  не   воображайте,   будто   гостеприимство   и
хлебосольство - такая уж обычная добродетель. Вы прочитали о ней  в  книгах,
мой дорогой сэр, и считаете себя хлебосолом, потому что даете шесть обедов в
год  на  двадцать  кувертов,  отплачивая  своим  знакомым   любезностью   за
любезность, но где радушие, где дружеский дух и доброе сердце? Поверьте мне,
они в нашем эгоистическом мире - большая редкость.  Возможно,  мы  в  юности
привозим их с собой из деревни, но перемена почвы обычно идет им во вред,  и
они чахнут и погибают в душном лондонском воздухе.
     Дрейпер не слишком любил  вино,  зато  общество  графа  было  для  него
неотразимой  приманкой.  Он  рассыпался  в  уверениях,  что  для  него   нет
наслаждения выше, чем следить, как играют в пикет два  искуснейших  знатока,
да еще принадлежащих к большому свету. И, придвинув стул  поближе,  стряпчий
погрузился в созерцание  игры,  нисколько  не  смущаясь  хмурыми  взглядами,
которые бросал на него  искоса  лорд  Марч.  Гарри  не  мог  быть  серьезным
противником для опытного игрока, завсегдатая лондонских клубов. И к тому  же
в этот вечер лорду Марчу шла хорошая карта, помогавшая его искусству.
     Ставки, по которым они играли, мистера Дрейпера  не  касались:  молодые
люди сказали, что будут иг