е африканцы - как, к примеру, шевалье де Сен-Жорж,  пользовались
большим успехом у прекрасного пола.
     Точно так же - в своих скромных возможностях - и мистер Гамбо. Служанки
мистера Ламберта в сердечной своей доброте без стеснения проливали  слезы  с
ним вместе. Этти не могла удержаться от смеха, услыхав, как  голосит  Гамбо,
убиваясь но поводу того, что хозяин пошел  в  солдаты  и  не  взял  с  собой
верного своего слугу. А он готов был каждую  минуту  спасать  жизнь  мистера
Гарри, и непременно бы ее спас, и дал бы  разрезать  себя  на  двести  тысяч
кусков ради него, да, да!  Но  природа  берет  свое,  и  Гамбо  соблаговолил
сделать ей уступку, подкрепившись в кухне изрядной порцией пива  и  холодной
говядины. Он, безусловно, был порядочный врун, лентяй и обжора,  но  тем  не
менее мисс Этти подарила ему полкроны и была к нему необычайно добра. Язычок
ее, всегда столь бойкий и даже дерзкий, стал вдруг  на  удивленье  кроток  -
словно он никогда не произнес ни единой насмешки.  Смиренная  и  молчаливая,
бродила она теперь по дому. Она была почтительна с матерью, вежлива с Джоном
и Бетти, когда они прислуживали за столом, снисходительна к Полли, если  той
случалось, причесывая барышню, дернуть ее  нечаянно  за  волосы,  неслыханно
долготерпелива к Чарли, когда тот, придя домой из школы, наступал ей на ногу
или опрокидывал ее коробку с рукодельем, и молчалива в обществе  отца.  Нет,
положительно, малютка  Этти  преобразилась  неузнаваемо!  Вели  ей  папенька
зажарить бараний окорок или отправиться в церковь под руку с  Гамбо,  она  и
тут ответила бы, сделав книксен: "Как прикажете, папенька!" Велика важность,
бараний окорок! А чем кормят их  там,  этих  бедных  волонтеров,  когда  над
головами у них летают пушечные ядра? О, как дрожат ее колени,  когда  она  в
церкви преклоняет их во время чтения молитвы за сражающихся на поле  боя,  и
как низко склоняется ее голова! Когда же священник возглашает с кафедры: "Не
убий!" - ей кажется, что он смотрит на нее, и она еще ниже опускает  голову.
Все ее мысли теперь с теми - с путешествующими и плавающими! Как замирает ее
сердце, когда она бежит за газетой, чтобы прочесть сообщение о  походе!  Как
пытливо вглядывается она в  лицо  папеньки,  стараясь  угадать,  добрые  или
дурные  вести  он  принес  из  своего  артиллерийского  департамента.  Гарри
невредим? Его еще не произвели в генералы? Может быть, он ранен  и  попал  в
плен? О, боже, а  что,  если  ему  оторвало  обе  ноги  снарядом,  как  тому
инвалиду, которого они видели на днях в Челси? О, она готова сама  проходить
всю жизнь на костылях, лишь бы он на своих ногах возвратился  домой!  Ей  бы
следовало молиться, не подымаясь с колен, пока он не вернется с войны.
     - Ты слышала когда-нибудь, Тео, что  человек  может  поседеть  за  одну
ночь? - спрашивает Этти. - Так  вот,  я  нисколько  не  удивлюсь,  если  это
случится со мной. - И она смотрится  в  зеркало,  чтобы  удостовериться,  не
совершилось ли уже это явление природы.
     - Этти, дорогая,  ты,  помнится,  не  беспокоилась  так  ужасно,  когда
папенька был на Минорке, - замечает Тео.
     -  Ах,  Тео!  Легко  тебе  говорить,  когда  Джордж  не  в   армии,   а
преблагополучно сидит дома, - парирует удар Этти, заставляя  старшую  сестру
покраснеть и задуматься. Au fait {Что говорить (франц.).},  если  бы  мистер
Джордж был в армии,  мисс  Тео,  как  вы  понимаете,  вела  бы  себя  совсем
по-другому. Однако мы не хотим  больше  терзать  чьи-либо  нежные  сердца  и
спешим вас заверить, что Гарри  пока  угрожает  не  большая  опасность,  чем
любому офицеру гвардейского полка личной охраны его  величества  в  казармах
Риджент-парка.
     Первый поход, в котором принял участие наш  храбрый  волонтер,  если  и
может быть назван успешным, то уж никак не доблестным. Британский лев,  как,
впрочем,  и  всякий  другой  лев,  не  всегда  может  встретить   достойного
противника и дать генеральное сражение. Представим себе, что  лев  вышел  на
охоту в поисках тигра, тигр не появился, и тогда льву  приходится  придушить
гуся и позавтракать этой птицей. Львы, как известно, тоже хотят есть, как  и
все прочие животные. А теперь предположим,  что  в  поисках  вышеупомянутого
тигра лев вернулся в лес, огласив его  своим  воинственным  рыком,  и  вдруг
увидел, что к нему направляется не один, а целых шесть тигров? Это уже  явно
не по правилам. И  он  поджимает  царственный  хвост  и  со  всей  возможной
быстротой прячется в свое уютное логово. А решись он вступить в драку  сразу
с шестью тиграми, вы бы сами сказали, что это не лев, а осел.
     Так вот, первый военный подвиг Гарри Уорингтона был примерно такого  же
рода. 1 июня он в числе других тринадцати тысяч солдат  находился  на  борту
одного из многочисленных военных  судов  и  транспортов,  покидавших  остров
Уайт, и на заре 5 июня вся эта флотилия стала на якорь  в  бухте  Канкаль  в
Бретани. Некоторое время он вместе с другими джентльменами-волонтерами  имел
удовольствие разглядывать французский берег с борта своего корабля, так  как
главнокомандующий   и   командир   отправились    на    катере    произвести
рекогносцировку в гавани. На берегу паслось стадо, вдали протрусили рысцой и
скрылись из глаз несколько драгун, а крошечный форт с двумя пушками позволил
себе наглость обстрелять катер, на борту которого  находился  его  светлость
герцог Мальборо и коммодор. В два часа дня уже вся британская флотилия стала
на якорь, и был отдан приказ  всем  гренадерским  ротам  одиннадцати  полков
погрузиться на плоскодонные лодки  и  собраться  вокруг  флагманского  судна
"Эссекс".  Тем  временем  мистер  Хоу,  подняв  флаг  на  фрегате   "Успех",
приблизился в  сопровождении  других  фрегатов  к  берегу,  дабы  обеспечить
высадку войск, после чего все суда с  волонтерами,  гренадерскими  ротами  и
тремя батальонами гвардии под командованием лорда Сэквилла и генерала  Дьюри
поплыли к берегу.
     Нашим волонтерам не пришлось совершить при этом каких-либо  героических
подвигов, поскольку французы, которым надлежало дать им  отпор,  убежали,  а
британские фрегаты заставили замолчать пушки маленького форта, потревожившие
главнокомандующего во время его рекогносцировки. Войска пошли на  приступ  и
взяли в плен весь гарнизон, прострелив ему ногу.  Как  выяснилось,  гарнизон
состоял из одного пожилого джентльмена, который храбро палил из  своих  двух
пушек и сказал завоевателям: "Если бы каждый француз действовал, как  я,  не
видать бы вам Канкаля, как своих ушей".
     Передовой  отряд  захватчиков,  заняв   деревушку   Канкаль,   неусыпно
бодрствовал там всю ночь с оружием наготове, и  волонтеры  посмеивались  над
нашим героем, говоря,  что  ему  не  терпится  понюхать  пороху  и  снять  с
французов два-три скальпа. Ни один француз, однако, не  подставил  себя  под
его томагавк: единственной за целый день жертвой войны  пал  некий  француз,
направлявшийся куда-то верхом в сопровождении слуги и случайно  напоровшийся
на лорда Доуна, волонтера, наступавшего со своей ротой  в  авангарде  полка.
Лорд Доун предложил  французу  сдаться,  на  что  тот  по  глупости  ответил
отказом, после чего и он, и его слуга, и обе их лошади  были  застрелены  на
месте.
     На следующий день высадка закончилась, и войско двинулось из Канкаля  к
Сен-Мало. Все попадавшиеся по пути деревни были пусты.  Дороги,  по  которым
двигалось войско, местами становились столь узки, что  позволяли  идти  лишь
гуськом,  и  перестрелять  наших  людей  из-за  высоких   живых   изгородей,
тянувшихся по обе стороны дороги, было бы совсем нетрудно, скрывайся за ними
хоть один неприятельский солдат.
     К вечеру войско достигло Сен-Мало и было  встречено  огнем  артиллерии,
причинившим мало ущерба по причине темноты. Английские солдаты под  покровом
ночи подожгли в гавани суда, деревянные постройки, склады  смолы  и  вара  и
устроили грандиозный пожар, полыхавший до утра.
     Со стороны французов не было сделано ни малейшей  попытки  хоть  как-то
противостоять этим  подвигам  британского  оружия.  Однако  было  достоверно
известно, что в Сен-Мало сосредоточены крупные французские  отряды,  и  хотя
они не показывали наружу носа, все же его светлость герцог Мальборо  и  лорд
Джордж Сэквилл решили не тревожить гарнизона, отступили  обратно  в  Канкаль
и... погрузились на корабли.
     Будь наше повествование не  правдой,  а  вымыслом,  для  нас,  как  вы,
надеюсь, понимаете, не составило бы труда отправить нашего виргинца в  более
прославленный поход. Однако ровно через  четыре  недели  после  отплытия  из
Англии мистер Уорингтон уже снова был в Портсмуте  и  послал  оттуда  письмо
своему брату Джорджу, а тот немедленно по получении его бросился со всех ног
на Дин-стрит.
     - Замечательные новости, сударыни!  -  вскричал  он,  застав  семейство
Ламберт за завтраком. - Наш  отважный  воин  возвратился.  Его  подстерегали
неисчислимые опасности, но  ему  все  же  удалось  уцелеть.  Он  даже  видел
драконов - клянусь честью, он сам так пишет.
     - Драконов? Как это попять, мистер Уорингтон? - Только он ни одного  из
них не убил - как вы сейчас услышите. Вот что он сообщает:

                             "Мой дорогой брат!

     Ты, я знаю, будешь рад узнать, что я вернулся  из  похода,  правда,  не
получив пока еще офицерского чина и ни единой царапины, словом,  ничем  себя
не прославив, но, во всяком случае,  живой  и  невредимый.  На  борт  нашего
корабля нас набилось столько, что я вспомнил бедного мистера Холуэлла и  его
товарищей в Калькуттской Черной Яме. Море было бурное, и  кое-кто  из  наших
джентльменов-волонтеров,  предпочитающих  плавать  в  тихую  погоду,  ужасно
ворчал. Желудки наших  джентльменов  слишком  избалованы,  и  после  стряпни
Браунда и деликатесов Уайта солдатские сухари и ром не особенно пришлись  им
но вкусу. Ну а мне море не в диковинку, и я был вполне доволен своим  пайком
и стаканом рома, да и хотелось  мне  показать  нашим  изнеженным  английским
франтам, что нас ничем не проймешь и наш брат виргинец  не  хуже  любого  из
лих.  Да,  очень  хотелось  бы  мне  ради  нашей  старушки  Виргинии   иметь
возможность чем-нибудь похвалиться, но, увы, не кривя  душой,  могу  сказать
только одно: мы побывали во Франции и возвратились обратно. Боюсь, что  даже
твое перо трагика не сумело бы ничего состряпать из такого  похода.  Шестого
числа мы высадились в  бухте  Канкаль,  видели  издали  на  холме  несколько
драконов..."
     - Ну, что, не говорил я вам, что там были драконы? - со смехом  спросил
Джордж.
     - Господи помилуй! Какие еще драконы? - воскликнула Этти.
     -  Огромные  длиннохвостые  чудища  со  стальной  чешуей   на   хребте,
изрыгающие из пасти огонь и пожирающие по одной девственнице в  день.  Разве
ты не читала о них в "Семи поборниках"? -  спросил  мистер  Ламберт.  -  Ко,
увидав на нашем флаге святого Георгия, они,  надо  думать,  уползли,  поджав
хвост.
     - Я читал про них, - с важностью объявил самый младший член  семейства,
прибывший домой на каникулы. -  Они  любят  пожирать  женщин.  Правда  ведь,
папенька, один из них хотел проглотить Андромеду, а другого, который  стерег
яблоню, убил Язон.
     - "...на холме, - продолжал читать Джордж, - несколько драконов, но они
ускакали от  нас,  не  завязав  боя.  Мы  провели  ночь  в  палатках.  Потом
направились в Сен-Мало и сожгли там великое множество каперских судов, после
чего снова погрузились на корабли, так  ни  разу  и  не  скрестив  оружия  с
неприятелем и даже не повстречав на  своем  пути  никого,  кроме  нескольких
бедняг, которых наши солдаты ограбили. Ну, может,  в  следующий  раз  больше
повезет! Этот поход ничем особенным не замечателен и не принес нам славы, но
я получил от него удовольствие. Я понюхал пороху, не говоря уже  о  смоле  и
варе, который мы сожгли. Я  видел  неприятеля,  спал  в  палатке  и  испытал
морскую болезнь на битком набитой палубе корабля. Такая жизнь мне  нравится.
Мой нижайший поклон тетушке Ламберт, и прошу передать мисс Этти,  что  я  не
очень испугался при виде французской конницы. Твой горячо любящий брат
                                                           Г. Э.-Уорингтон".

     Думается нам, что письмо Гарри должно было утишить  угрызения  совести,
терзавшие мисс Этти,  -  ведь  поход  был  окончен,  и  Гарри  пока  что  не
пострадал. Скорее даже наоборот. Мистер  Ламберт  имел  случай  посетить  по
долгу службы войска, расположенные в Портсмуте и на острове Уайт,  и  Джордж
Уорингтон составил ему компанию. Они нашли, что перипетии и волнения  похода
пошли весьма на пользу Гарри, укрепив и тело его и дух; он с большим рвением
постигал свои новые военные обязанности, был весел, деятелен, бодр и  совсем
не  походил  на  того  вялого  ипохондрика,  который  праздно  слонялся   по
лондонским кофейням и часами просиживал в гостиной  миссис  Ламберт.  Войска
были размещены в палатках, погода стояла отменная, и Джордж видел,  что  его
брат с большой охотой  и  усердием  предается  военным  занятиям  на  свежем
воздухе. Немало  обрадованный  старший  брат,  прогуливаясь  по  палаточному
городу под руку с младшим и вспоминая недолгий опыт  своей  военной  службы,
пришел к выводу, что здесь  перед  ним  была  армия,  во  многих  отношениях
превосходящая то незадачливое войско, плачевную судьбу которого он  разделил
два года назад. Поход, в том виде,  в  каком  он  был  нами  описан,  ничем,
конечно, себя не прославил, но тем не менее и сама армия и  нация  ликовали.
Мы посрамили надменного Галла - таково было всеобщее  мнение.  И  мы  бы  не
только посрамили, но и разбили бы его, если бы  он  посмел  появиться  перед
нами. Да, в конце-то концов, разве может кто-нибудь сравниться  доблестью  с
британцем? Надо полагать, такие и тому подобные мнения можно было услышать и
не  столь  давно.  Я  отнюдь  не  намекаю  на  то,  что  мы  более   склонны
прихвастнуть, чем любая другая нация, или что теперь стали  еще  хвастливее,
чем прежде. Разве не прошли перед нашими глазами битвы при  Лейпциге,  Иене,
Дрездене,  Ватерлоо,  Бленгейме,  Банкерс-Хилле,  Новом  Орлеане?  И   какая
героическая нация не сражалась, не побеждала, не отступала и не  хвасталась,
в свой черед, победами? Ну, словом, британская нация была весьма взволнована
своей блистательной победой при Сен-Мало. Драгоценные трофеи, захваченные  в
походе, были отправлены на родину и выставлены  для  всеобщего  обозрения  в
Лондоне. Народ был приведен в такое возбуждение, что требовал новых лавров и
новых побед, и горящая воодушевлением армия отправилась их добывать.
     В этом новом походе принял участие доброволец столь высокого ранга, что
мы должны отвести ему особое место среди всех прочих дилетантов как военной,
так и морской службы.  То  был  наш  славный  принц-моряк,  его  королевское
высочество   герцог   Эдуард,   доставленный   на    борт    "Эссекса"    на
двенадцативесельной лодке с развевающимся на носу английским флагом, которую
эскортировал адмирал на лодке с адмиральским флагом и все капитаны на других
лодках в порядке старшинства.
     И вот эскадра снялась с якоря, и Гарри, бодрый телом  и  воспламененный
духом, машет шляпой друзьям, громкими возгласами напутствующим его с берега.
Он, конечно, в самом недалеком будущем будет  произведен  в  офицеры.  Какие
могут быть к тому препятствия? - думает Джордж. В  его  шкатулке  достаточно
денег, чтобы купить брату чин прапорщика, но если  он  может  заслужить  его
примерным поведением и отвагой, не вводя никого в расход, так и того  лучше.
Командир полка весьма лестно  отозвался  о  молодом  новобранце;  солдаты  и
офицеры любят его. Нетрудно заметить,  что  этот  молодой  человек  храбр  и
далеко пойдет.
     Гип-гип, ура! Вы слышали, какие замечательные вести поступили к нам  на
десятый день после отплытия флотилии? 7 и 8 августа  войска  его  величества
высадились на берег в бухте Марэ в двух лье к западу от Шербура на глазах  у
крупных  сил  противника.  Устрашенные  появлением  доблестного  британского
воинства,  неприятельские  поиска  рассеялись.  Шербур  сдался  на   милость
победителя, и английские флаги взвились на трех ближайших фортах.  Англичане
сожгли в гавани двадцать  семь  неприятельских  судов  и  захватили  великое
множество отличных медных пушек.  Простые  же  чугунные  пушки  были  просто
уничтожены, так же как и док (которым так похвалялись  господа  французы)  и
два мола у входа в гавань.
     В Лондоне нескончаемые празднества;  одновременно  с  пушками  Шербура,
захваченными Хоу, прибывают  неприятельские  знамена,  захваченные  мистером
Вулфом при Луисбурге.  Знамена  под  гром  литавр  и  труб  и  под  эскортом
восьмидесяти   лейб-гвардейцев   и   восьмидесяти   конных   гренадеров    с
соответственным количеством офицеров доставляются  из  Кенсингтона  в  собор
Святого Павла. У западных  врат  собора  их  встречает  настоятель  со  всем
капитулом, и в то же мгновение - бум, бом, бах! - гремит пушечный  салют  из
Тауэра и Парка! На следующий день наступает черед шербурских пушек и мортир.
Это уже орудия, которые захватили мы. Полюбуйтесь на их резные орнаменты, на
их дерзкие эмблемы  -  на  лилии,  короны,  девизы!  Вот  они:  "Temeraire",
"Malfaisant", "Vainqueur" {"Отважный",  "Опасный",  "Победитель"  (франц.).}
(подумать только - победитель британцев) и еще множество других. Какие клики
оглашают воздух, когда эти трофеи волокут по улицам! Что касается мисс  Этти
и миссис Ламберт, мне кажется, они  твердо  убеждены,  что  Гарри  самолично
захватил эти пушки все до единой, стащив их с вражеских редутов и  уничтожив
канониров. За последние дни  он  неслыханно  вырос  в  общественном  мнении.
Госпожа де Бернштейн уже справлялась о  нем.  Леди  Мария  просила  дорогого
кузена Джорджа наведаться к ней и рассказать, если можно, что слышно  о  его
брате. Джордж, всего два месяца назад неоспоримый глава семьи, видит, что он
уже низложен и не представляет решительно никакого интереса - в глазах  мисс
Этти. во всяком случае. Ваша ученость, ум, ваши трагедии -  все  это,  может
быть, прекрасно, дорогой Джордж, но чего они стоят по сравнению  с  громкими
победами и медными пушками? Джордж принимает свое низложение  очень  кротко.
Армия  британцев  насчитывает  пятнадцать  тысяч?  Так  почему  бы   им   не
отправиться снова в поход и не взять штурмом Париж? Что ж тут  невозможного,
думают некоторые из дам. Они обнимаются, поздравляют  друг  друга,  они  вне
себя от волнения. Впервые они жалеют, что сэра Майлза и леди Уорингтон нет в
городе, - им не терпится нанести  ее  милости  визит  и  спросить:  "Что  вы
скажете теперь о вашем  племяннике?  Слышали  вы  о  том,  что  он  захватил
двадцать одну прекрасную медную пушку, потопил в море сто двадцать чугунных,
сжег в гавани двадцать семь судов и уничтожил док и два  мола?"  Весь  город
иллюминирован и предается ликованию, и наши достойные  дамы  не  отстают  от
других - щеки их пылают,  как  пурпурные  знамена,  а  глаза  сверкают,  как
маленькие фейерверки, зажженные в честь героя-победителя.
     А затем,  с  грустью  должен  признаться,  после  этих  солнечных  дней
наступает ненастье. Наши командиры, не удовлетворив своих аппетитов на  пиру
славы, решают, что награбленного в Сен-Мало добра им мало, а посему,  пробыв
некоторое время в Портсмуте и на  острове  Уайт,  победители  Шербура  снова
отправляются в поход. Они  высадились  в  бухте  Сен-Лгонар,  на  расстоянии
нескольких миль от Сен-Мало, и двинулись к нему, с тем  чтобы  на  этот  раз
стереть его с лица земли. Но  тут  выясняется,  что  стоять  в  бухте  Люнар
небезопасно, и флот отходит к Сен-Ка, продолжая держать связь с  наступающей
армией.
     Однако британского льва ждет сюрприз: Сен-Мало, который он  намеревался
проглотить одним глотком,  обороняется  французскими  войсками,  присланными
губернатором  Бретани  для  за