когда тебе случалось заболеть,
и счастлив тот мужчина, который назовет тебя своей!
     Ну конечно, молодые люди, по обычаю  того  времени,  преклонили  колени
перед родителями, и, конечно, миссис Ламберт расцеловала их  обоих  и,  тоже
как  положено,  обильно  оросила  слезами  свой  носовой  платок.  Этти   не
присутствовала при этой трогательной сцене, а, услышав о том, что произошло,
сказала холодно и с невеселым смехом:
     - Уж не думаете ли вы, что сообщили мне какую-то новость? Господи, да я
знала об этом много месяцев назад! Вы, верно, считаете, что у  меня  нет  ни
ушей, ни глаз?
     Впрочем, оставшись наедине  с  сестрой,  она  проявила  гораздо  болыпе
сердечности. Она бросилась Тео на шею, горячо ее  обняла  и  поклялась,  что
никогда, никогда никто не будет любить Тео так, как она.  С  Тео  она  стала
необычайно нежна и кротка, но  с  Джорджем  не  могла  удержаться  от  своих
обычных насмешек и подшучиваний, однако Джордж был слишком  счастлив,  чтобы
они могли его  задеть,  и  слишком  чуток,  чтобы  не  понимать  причины  ее
ревности.
     Однако, когда все ознакомились с  содержанием  письма  госпожи  Эсмонд,
послание это, надо  признаться,  показалось  им  довольно  туманным.  В  нем
содержалось только обещание принять молодую чету в  свой  дом,  но  не  было
сказано ни слова о том, на какие средства они будут жить. Генерал  задумчиво
покачал головой, - он удосужился прочесть письмо лишь спустя несколько  дней
после помолвки его дочери с Джорджем Уорингтоном,  и  теперь  был  несколько
обескуражен.
     - Не тревожьтесь, - сказал Джордж. - Я получу  триста  фунтов  за  свою
трагедию, а затем без труда могу писать по пьесе в год, и, на  худой  конец,
мы сумеем прожить на эти деньги.
     - На них и на отцовское наследство, - сказал мистер Ламберт.
     Джордж не без смущения вынужден был объяснить, что после оплаты  счетов
его маменьки, покрытия долгов Гарри и покупки ему офицерского чина, а  также
выплаты выкупа, от отцовского наследства не осталось почти ничего.
     При этом сообщении лицо мистера  Ламберта  потемнело  еще  больше,  но,
перехватив взгляд дочери, смотревшей на  него  с  надеждой  и  тревогой,  он
заключил ее в объятия и торжественно заявил, что, как бы плохо пи обернулось
дело, он не допустит, чтобы что-нибудь помешало счастью его дочери.
     Что же касается возвращения  в  Виргинию,  то  -  откровенно  признался
Джордж - мысль о том, чтобы поселиться в доме матери и жить в полной от  псе
зависимости, мало его прельщает. Он обрисовал генералу Ламберту  свою  жизнь
на родине и не утаил, сколь тягостным было для него это рабство. А почему бы
ему не остаться в Англии? Он будет писать пьесы, изучать право, может  быть,
поступит на службу. В  самом  деле,  почему  бы  нет?  H  он  с  ходу  начал
набрасывать план новой трагедии. Время от времени  он  приносил  отрывки  из
написанного мисс Тео и ее сестре. Этти, читая, зевала, но Тео  находила  эти
писания еще прекраснее и восхитительнее прежних, которые, по ее мнению, были
совершенны.
     О помолвке нашей юной пары  оповестили  родственников,  а  сэра  Майлза
Уорингтона племянник  Джордж  поставил  в  известность  церемонным  письмом.
Поначалу сэр Майлз не имел никаких возражений против  этого  брака,  хотя  и
полагал, конечно, что мистер Уорингтон с его именем и видами на будущее  мог
бы найти себе партию получше. Сэр Майлз считал, что госпожа Эсмонд  выделила
сыну весьма значительное состояние и  он  человек  более  чем  обеспеченный.
Однако, когда он услышал, что Джордж в денежном отношении полностью  зависит
от матери и что его собственная небольшая доля  наследства  уже  растрачена,
подобно тому как была растрачена доля  его  брата,  возмущение  сэра  Майлза
безрассудством племянника не знало границ; у него  не  хватало  слов,  чтобы
выразить  свое  изумление  и  гнев  по  поводу  столь   полного   отсутствия
нравственных устоев, какое было проявлено этими несчастными молодыми людьми;
он считал, что долг повелевает ему не оставлять этого без  внимания,  и,  не
мешкая, отправил письмо вдове своего брата в Виргинию, в котором и  высказал
все начистоту. Ну, что сказать, писал он  про  генерала  Ламберта  и  миссис
Ламберт, которые как будто слывут почтенными  людьми!  Можно  ли  допустить,
чтобы они окрутили этого нищего молодого человека со своей нищей  дочкой?  И
сэр Майлз полностью изложил госпоже Эсмонд все,  что  он  думает  по  поводу
семейства Ламберт и поведения Джорджа, после чего, если Джордж наведывался к
нему, подавал племяннику два пальца и даже не угощал его своим прославленным
слабым пивом. По отношению же к Гарри он теперь несколько  смягчился.  Гарри
исполнил свой воинский долг, и о нем отзывались с похвалой в  самых  высоких
кругах. Он отдал дань заблуждениям  юности,  по  теперь,  по  крайней  мере,
делает некоторые шаги  к  исправлению,  в  то  время  как  Джордж,  промотав
наследство, стремится очертя голову к полной гибели, и имя его упоминается в
семействе сэра Майлза не иначе, как с осуждением.  Есть  ли  в  наше  время,
спрашиваю  я  себя,  такие  же   несчастные   молодые   люди,   которых   их
высокопоставленные родственники гонят  и  преследуют,  осуждают  и  побивают
камнями и вкладывают с той же целью камень  в  руку  ближнего  своего?  Силы
небесные! Промотал все наследство! Сэр Майлз просто бледнеет, когда  в  доме
появляется его племянник. Леди Уорингтон молится за  него  как  за  опасного
нечестивца, а Джордж тем  временем  разгуливает  по  городу,  совершенно  не
подозревая о том, какой изливается на его голову гнев и какие возносятся  за
него молитвы. Он берет юного Майли с собой в театр и приводит  его  обратно.
Он посылает билеты тетушке и кузинам, и им, сами понимаете,  неловко  их  не
принять, - ведь такой полный разрыв вызвал бы слишком много толков.  Поэтому
они не только принимают билеты, но всякий раз, когда в Лондон наезжают из их
округа избиратели, просят прислать побольше билетов,  не  упуская  при  этом
случая давать самые скандальные объяснения дружеским  отношениям  Джорджа  с
театральной братией и намекать на непозволительно интимную  близость  его  с
некоторыми актрисами.  Впрочем,  когда  одна  августейшая  особа  соизволила
посетить театр, а потом в беседе с сэром Майлзом на утреннем  приеме  у  его
королевского высочества в Сэвил-Хаус выразить свое одобрение  пьесе  мистера
Уорингтона, сэр Майлз, как  и  следовало  ожидать,  несколько  изменил  свое
мнение об этой драме и в дальнейшем отзывался о  ней  более  уважительно.  А
Джордж тем временем, как мы уже  говорили,  безмятежно  проводил  свои  дни,
нимало не заботясь о мнении всех дядюшек, тетушек, кузенов и  кузин,  вместе
взятых. У большинства  своих  родственников  по  эсмондовской  линии  Джордж
встречал все же более сердечный прием, нежели у родственников  из  семейства
Уорингтон. Лорд Каслвуд,  несмотря  на  свои  дурные  замашки  за  карточным
столом, испытывал, по его словам, расположение к братьям-виргинцам, и Джордж
находил удовольствие в его обществе. Лорд Каслвуд был куда  более  одаренным
человеком, чем большинство людей, сумевших преуспеть в жизни. Он унаследовал
хорошее имя и ухитрился его запятнать; обладал незаурядным умом, который  ни
в ком не вызывал доверия, и весьма богатым жизненным опытом и знанием людей,
что научило его не верить  никому,  а  особенно  самому  себе  и,  возможно,
послужило ему немалой помехой в жизни. Леди  Каслвуд,  женщина  светская  до
мозга костей, была неизменно закована  в  броню  вежливости,  безукоризненно
любезно принимала Джорджа  и  великодушно  позволяла  ему  оставлять  на  ее
карточных столах сколько угодно гиней.  Мистер  Уильям  никогда  не  жаловал
братьев-виргинцев, так же, как они его, а что до ледц Марии, то, хотя  с  ее
романтическим увлечением было покончено, она не  проявляла  злопамятности  и
даже оказывала сугубое  внимание  и  расположение  своим  кузенам,  а  те  о
благодарностью отчасти платили ей тем же.  Она,  как  зачарованная,  слушала
рассказы о подвигах Гарри; она была в восторге от  успеха  пьесы  Джорджа  в
театре; она не пропускала ни одного спектакля и знала  наизусть  все  лучшие
монологи Карпезана; и как вы думаете, кого повстречали однажды мистер Джордж
и  мисс  Тео  во   время   одной   из   своих   романтических   прогулок   в
Кенсингтон-Гарден,  как  не  свою  кузину  Марию  в  сопровождении   некоего
джентльмена в элегантном костюме и нарядной, расшитой позументом  шляпе?  Ну
конечно же, это был его величество Людовик, король венгерский, сиречь мистер
Хэган! Отвесив поклон, он тут же поспешил  ретироваться.  Леди  Мария  всего
минуту назад повстречалась с ним - совершенно случайно,  разумеется.  Мистер
Хэган, по его словам, заглядывает сюда порой, чтобы  в  тишине  и  уединении
парка повторить свою роль, пояснила леди Мария.  Обе  дамы  в  сопровождении
Джорджа направились к дому лорда Каслвуда на Кенсингтон-сквер, и  по  дороге
леди Мария рассыпалась в комплиментах по адресу Тео: она  расточала  похвалы
ее прелестной внешности, ее высоким добродетелям, ее папеньке и маменьке, ее
будущему супругу, с которым ее  ждет  счастье,  ее  очаровательной  накидке,
хорошеньким маленьким ножкам и даже пряжкам на ее башмачках!
     Вечером того же дня Гарри случилось  приехать  в  Лондон  и  заночевать
дома. Утром, выйдя к завтраку, Джордж нашел  капитана  уже  в  столовой  (по
обычаю того времени, всех джентльменов,  находившихся  на  службе  в  армии,
принято было величать  капитанами):  Гарри,  сидя  за  столом,  просматривал
письма.
     - Послушай, Джордж, - воскликнул он. - Тут письмо от Марии!
     - Маленький мальчик принес его вчера вечером, когда мистер Джордж спал,
- сказал Гамбо.
     - О чем бы это она могла писать? - спросил  Гарри,  глядя  на  Джорджа,
пробегавшего глазами письмо с каким-то странным выражением лица.
     - О моей пьесе, конечно, о чем же еще, - отвечал Джордж, все с таким же
загадочным видом разрывая письмо.
     - Надеюсь, она не пишет любовных посланий тебе, Джордж?
     - Нет, мне она, разумеется, их не пишет, - отвечал Джордж, и больше  об
этом письме не было сказано ни слова. Однако, когда  Джордж  обедал  в  этот
день на Дин-стрит, миссис Ламберт спросила:
     - Так вы, значит, встретили  вчера  в  Кенсингтон-Гарден  некую  особу,
прогуливавшуюся в обществе венгерского короля?
     - Чей это длинный язычок уже успел наболтать? Это была чисто  случайная
встреча - король венгерский ходит туда учить роли, а леди Мария как раз  шла
парком, намереваясь посетить кого-то из слуг другого короля в Кен-пшгтопском
дворце.
     Вот и все, что было в тот раз сказано об этом предмете.
     Надвигались другие события, куда более интересные для наших  виргинцев.
Как-то вечером после  Рождества  оба  брата  ужинали  вместе  с  несколькими
друзьями у генерала Ламберта, и среди собравшихся оказался  новый  начальник
Гарри,  командир  шестьдесят  седьмого  полка  генерал-майор  Вулф.  Молодой
генерал был  в  этот  вечер  необычайно  серьезен.  Разговор  шел  о  войне.
Ожидались события чрезвычайной важности. Пришедший к власти  премьер-министр
был исполнен решимости вести войну значительно более  широким  фронтом,  чем
прежде.  Одна  армия  уже  была  отправлена  в  Германию  на  помощь  принцу
Фердинанду, другая крупная экспедиция готовилась отплыть в  Америку.  И  тут
мистер Ламберт предложил тост:
     - За здоровье нашего командира! Пожелаем ему  победы  и  благополучного
возвращения!
     - Почему вы не пьете, генерал Джеймс? - спросила хозяйка дома.
     - Ему не положено пить за самого себя, - пояснил генерал Ламберт. - Это
нам нужно выпить за его здоровье.
     Как? Значит, Джеймс уже получил назначение? Ну, за это  следует  выпить
всем. И нежные голоса дам слились с дружными аплодисментами гостей.
     Но почему же он кажется таким печальным, спрашивали  друг  друга  дамы,
вставая из-за стола. И не раз потом вспоминалось им его бледное лицо.
     - Быть может, он  только  что  простился  с  невестой?  -  предположила
добросердечная миссис Ламберт. И при этой  мысли  лица  всех  дам  сделались
печальны.
     Джентльмены  тем  временем  продолжали  рассуждать   о   войне   и   ее
перспективах. Когда кто-то из присутствующих заявил, что экспедиция,  должно
быть, будет направлена  в  Канаду,  мистер  Вулф  не  стал  опровергать  это
предположение.
     - Ах, сэр, - сказал Гарри, - как бы мне хотелось быть  в  вашем  полку,
когда вы отправитесь туда, и нанести еще один визит моим старым приятелям  в
Квебеке!
     Как, разве Гарри уже побывал там? О да, пять лет назад, и Гарри  описал
свое посещение Квебека. Он хорошо помнил  и  город,  и  прилегающую  к  нему
местность. Взяв кусочки печенья, он разложил их на столе, а по бокам  пустил
ручейки пунша.
     - Эта вилка - остров Орлеан, - объяснил он, - а с этой и с той  стороны
- северный и южный рукава реки Святого Лаврентия. Здесь нижняя часть  города
с батареей. Сколько пушек было установлено там в наше время,  братец?  Но  с
берега Сент-Джозефа с дальней дистанции можно  вести  ответную  стрельбу  не
хуже. Здесь то, что они называют маленькой  речкой,  -  река  Сент-Чарльз  с
понтонным мостом, ведущим к укреплениям с  расположенной  на  них  батареей.
Здесь крепость, а здесь монастыри - монастырей очень много - и собор. А  вот
здесь, на юго-западе, лежит  так  называемое  Авраамово  плато,  где,  между
прочим, произошло некое событие, - ты помнишь, братец? Джордж и один молодой
офицер из Русиньонского полка бились на шпагах, выкрикивая "ca, ca!" {А  ну,
а ну! (франц.).}  минут  двадцать,  и  Джордж  взял  верх,  после  чего  они
поклялись друг другу в  amitie  eternelle  {Вечной  дружбе  (франц.).}.  Для
Джорджа это было удачей, - ведь его секундант спас ему  жизнь  в  тот  день,
когда были разгромлены силы Брэддока. Он был славный малый, этот  секундант,
и я предлагаю тост: je bois a la sante  du  Chevalier  de  Florac!  {Пью  за
здоровье шевалье де Флорака! (франц.).}
     - Так вы, я вижу,  тоже  говорите  по-французски,  Гарри?  -  промолвил
мистер Вулф.
     Молодой человек устремил на генерала загоревшийся взгляд.
     - Да, - сказал он, - и я тоже, но хуже, чем Джордж.
     - Но он, как видите, хорошо помнит город и может  расположить  батареи,
да и всю местность знает в сто раз лучше меня! - воскликнул его брат.
     Оба старших офицера переглянулись. Мистер Ламберт улыбнулся  и  кивнул,
словно отвечая на немой вопрос товарища, Вулф сказал:
     - Мистер Гарри, если светское общество, скачки и кофейня  Уайта  теперь
уже не слишком влекут вас к себе...
     - О, сэр! - вскричал молодой человек, покраснев до корней волос.
     - И если вы не против отправиться  в  морское  путешествие  по  первому
приказу, наведайтесь ко мне завтра поутру.
     Что за ликующие крики  донеслись  внезапно  до  ушей  дам,  сидевших  в
гостиной? Это Гарри Уорингтон, вскочив на ноги, вопил во всю глотку  "ура!",
услыхав приглашение генерала.

     В тот вечер дамам уже не пришлось перекинуться словом с мужчинами, а на
следующий день генерал Ламберт с утра  отправился  по  служебным  делам,  не
успев повидаться с членами своего семейства и сообщить им  о  причине  столь
бурной радости, проявленной Гарри накануне вечером. Тем не менее, когда  сей
почтенный джентльмен  встретился  со  своим  семейством  за  обедом,  одного
взгляда, брошенного на лицо мисс  Эттн,  было  для  него  достаточно,  чтобы
понять: ей уже  известно,  что  здесь  накануне  произошло  и  какая  судьба
уготована теперь младшему из братьев-виргинцев. После обеда миссис Ламберт в
задумчивости взялась за свое рукоделие, а мисс Тео погрузилась в итальянскую
поэзию. Никто из обычных посетителей их дома в этот вечер не появился.
     Сжав ручку Этти в своей  ладони,  генерал  заговорил.  Он  не  коснулся
предмета, который, как он понимал, заполнял сейчас  все  ее  мысли,  и  лишь
особенная нежность и доброта, звучавшие в его голосе, быть  может,  дали  ей
понять, что отец читает в ее сердце.
     - Я завтракал сегодня с Джеймсом Вулфом, - сказал генерал, - и наш друг
Гарри составил нам компанию. Когда Гарри и остальные  приглашенные  ушли,  я
остался, чтобы поговорить с Джеймсом о предстоящей экспедиции. Как печально,
что его храбрый отец не дожил до этого дня! И всего-то несколько месяцев ему
бы еще пожить, и он бы  увидел,  как  его  сын,  увенчанный  ратной  славой,
возвращается из-под  Луисбурга  и  вся  Англия  ждет  от  него  еще  больших
подвигов! Здоровье Джеймса совсем плохо - так плохо, что я, правду  сказать,
очень боюсь за  него,  -  и  он  немало  расстроен  тем,  что  ему  придется
расстаться с некой молодой особой - давнишним предметом его любви. Небольшой
отдых, полагает он,  мог  бы  восстановить  его  пошатнувшееся  здоровье,  а
назвать эту особу своей было ведь его заветной мечтой; но как ни велика  его
любовь  (а  он  и  по  сей  день  такой  же  романтик,  как  любой  из  вас,
семнадцатилетних), все же долг и честь для  него  превыше  всего,  и  по  их
велению он готов покинуть семейный очаг и невесту и  пожертвовать  покоем  и
здоровьем. И всякий, если он человек чести, поступил бы  так  же,  и  каждая
истинно любящая женщина пристегнет воину его шпагу. Сегодня  вечером  Джеймс
поедет проститься со своей матушкой, и хотя она безгранично к нему привязана
и на свете не сыщется более любящей матери, ручаюсь, она не выкажет  и  тени
слабости при расставании с ним.
     - А когда отплывает его корабль, папенька? - спросила дочь.
     - Через пять суток он поднимется на борт своего судна.
     Этти было слишком хорошо известно, кто будет на борту вместе с ним.


        ^TГлава LXVIII,^U
     в которой Гарри отбывает на Запад

     Описание прощания и даже сама мысль о нем ранят наши нежные  сердца,  и
посему я умолчу о чувствах, волновавших Гарри Уорингтона, когда он  прощался
с братом и друзьями. Разве тысячи людей не подвергаются такому же испытанию?
Разве не предстояло мистеру Вулфу вскоре поцеловать свою мать, расставаясь с
ней (его храбрый отец покинул земную юдоль в то время, как сын  стяжал  себе
славу при Луисбурге), и заключить в прощальные объятия свою возлюбленную?  И
разве не пришлось бравому  адмиралу  Холмсу,  отплывая  на  Запад  со  своей
эскадрой - "Грозным", "Нортумберлендом", "Сомерсетом",  "Принцем  Уильямом",
"Трезубцем", "Дианой", "Морским Конем" и "Дублином", на  котором  развевался
его флаг, - проститься с миссис Холмс и дочерьми? И  разве  адмирал  Сондер,
последовавший за ним днем позже, был лишен тех  же  человеческих  чувств?  И
вот, бороздя бурные волны, скрывается из  глаз  "Принц  Уильям"  с  командой
своих веселых  матросов,  и  бедная  черноглазая  Сьюзен,  стоя  на  берегу,
провожает взглядом корабль, превращающийся в точку на фоне закатного неба.
     За горизонт уплывает он, на Запад. Над океаном сгущается  ночь.  Теперь
моряки уже далеко, но  сердца  их  еще  на  родине,  и  с  какой  неизбывной
нежностью, в молчании, думает каждый из них о тех, кого покинул! И какой хор
трогательных молений возносится к отцу нашему  небесному  в  эту  прощальную
ночь - возносится с океана и с суши, от  опустевшего  ложа,  где,  обливаясь
слезами, преклонила колена супруга, от очага, где  мать  сливает  воедино  с
детьми свои молитвы, или с палубы корабля, где моряки вперяют  свой  взор  в
усыпанное звездами полуночное небо, в то время как  судно  рассекает  грудью
ревущую морскую стихию. Но завтра, как обычно, взойдет солнце,  и  мы  снова
приступим к своим каждодневным обязанностям и трудам.
     Джордж отправился проводить брата и оставался вместе с ним в Портсмуте,
пока эскадра ждала попутного ветра. Он пожал руку мистеру Вулфу, в последний
раз взглянул на его бледное лицо и проводил взглядом суда, покидавшие гавань
под перезвон колоколов и грохот пушек, паливших с  берега.  А  на  следующий
день он возвратил