ся домой и снова предался одному из самых всепоглощающих  и
самых эгоистических занятий, которому  почти  каждый  мужчина,  доживший  до
тридцати лет, уже успевает отдать дань. Он заглядывает в маленькую комнатку,
которую раньше занимал Гарри, видит пепел полуистлевших бумаг в камине, и на
мгновение его сердце сжимает печаль. Но проходит еще несколько минут,  и  он
уже опять спешит на Дин-стрит и в неровном мерцании очага шепчет  что-то  на
ухо прильнувшей к нему возлюбленной. Она так рада, - о, так безумно рада!  -
что он вернулся. Ей просто даже совестно. Ну, не бесчеловечно ли это  -  так
радоваться, когда бедняжка Этти так грустит? Бедная  маленькая  Этти!  Право
же, это очень эгоистично - радоваться, когда она  так  печальна.  Чувствуешь
себя такой гадкой, глядя на нее!
     - Перестаньте, сэр! Я должна бы почувствовать себя несчастной, и очень,
очень дурно с моей стороны, что я этого не чувствую, - говорит  Тео,  и  нам
нетрудно понять, как терзается раскаянием ее нежное сердце.  Но  что  значат
эти слова: "Перестаньте, сэр!" Кто может ответить на этот вопрос? В комнате,
как я уже говорил, царит полумрак, неярко мерцает  огонь  в  камине,  он  то
разгорается, то гаснет,  и  "перестаньте",  без  сомнения,  вырвалось  в  ту
минуту, когда свет уступал место мраку.
     Но вот входят слуги с ужином и свечами. Понемногу собирается вся семья.
Беседа становится общей. Конечная цель экспедиции теперь уже известна  всем.
Войска на борту кораблей  достаточно,  чтобы  разгромить  всех  французов  в
Канаде, и под водительством такого командира, как Вулф, вознаградить нас  за
все ошибки и неудачи предыдущих походов. Правда, командующий и в самом  деле
выглядел совсем больным, но в этом слабом теле великий дух. Правительство  и
вся страна возлагают на него огромные надежды. После ужина мистер Ламберт по
заведенному обычаю собирает вокруг себя своих домочадцев, к  которым  теперь
уже можно причислить и Джорджа  Уорингтона,  и,  когда  он  начинает  читать
молитву за всех плавающих и путешествующих, обе его дочки преклоняют колена.
А корабль стремит свой бег все дальше и дальше на  Запад,  и  мысли  любящих
летят следом за ним, и наступает ночь, и ее сменяет утро.
     Проходит еще несколько дней, и снова все заняты своими делами - кто  за
работой, кто за книгой, а наш прославленный драматург Джордж  Уорингтон  уже
трудится над новой пьесой. После того как трагедия "Карпезан" была  показана
тридцать, а может быть, и сорок раз, подмостками завладели другие гении.
     Кое-кто, возможно, был поражен тем, что  город  мог  проявить  подобное
непостоянство, что такой шедевр,  как  эта  трагедия,  мог  так  быстро  ему
прискучить. Эти люди были просто не в состоянии примириться с  тем,  что  на
сцене  уже  лицедействовали  актеры,   обряженные   совсем   по-другому,   и
произносились  стихи,  написанные  другими  авторами,  но   Джордж,   будучи
скептиком по натуре, отнесся к судьбе своей трагедии вполне философски и  со
спокойным  удовлетворением  положил  в  карман  выручку  от  спектаклей.  Он
книгопродавца мистера Додели он получил обычное вознаграждение в виде  сотни
фунтов, от директора театра - две сотни, а то и больше, и  такое  количество
похвал от критиков и от друзей,  что  тут  же  уселся  писать  новую  пьесу,
уповая, что она будет иметь еще больший успех, чем его первый опыт.
     За этими занятиями, перемежающимися другими, еще более восхитительными,
пролетали месяц за месяцем. Счастливое время! Счастливые дни  юности,  когда
произнесено первое признание в любви и на него отвечено  взаимностью;  когда
сияющие глаза возлюбленной ежедневно встречают  тебя  ласковым  приветом,  а
милые губки неустанно поверяют тебе  свои  нежные  тайны;  когда  прощальные
слова "доброй ночи!" сопровождаются взглядом,  сулящим  сладостное  обещание
завтрашней встречи; когда сердце так переполнено  любовью  и  счастьем,  что
готово одарить ими целый  мир;  когда  день  заканчивается  благодарственной
молитвой и занимающаяся заря несет упоительные надежды; когда любое сомнение
кажется малодушием, несчастья - немыслимыми,  а  бедность  -  лишь  приятным
испытанием постоянства! Родители Тео, вспоминая дни  своей  весны,  с  тихой
радостью наблюдали  очаровательную  пастораль,  которую  юность  разыгрывала
перед их глазами. И много лет спустя Джордж  Уорингтон  в  одном  из  писем,
которые он неизменно посылал жене во время отлучек из  дома,  сообщит,  что,
проходя мимо старого дома на Дин-стрит, поглядел на окна и  подумал:  кто-то
сейчас сидит в той комнате, где они с Тео были когда-то так счастливы?
     А пока что кое-какие выдержки  из  письма  Джорджа  брату  помогут  нам
узнать, как протекали эти дни и чем были заняты наши друзья.

                                    "У старого окна напротив Бодфорд-Гарден,
                                                       20 августа 1759 года.

     Что заставило тебя  возвратиться  к  угрюмым  скалам,  унылым  берегам,
палящему летнему зною и зимней стуже своей родины, в то время как ты мог  бы
с тем же успехом пожинать лавры в Германии? Полк Кингсли вернулся, увешанный
ими, как Зеленый Джек  в  майский  праздник.  Шесть  наших  пехотных  полков
творили чудеса, и наша кавалерия отличилась  бы  не  меньше,  если  бы  лорд
Сэквилл дал ей такую возможность.  Но  когда  принц  Фердинанд  крикнул:  "В
атаку!" - его милость не расслышал или не сумел перевести иностранные  слова
на родной язык и не понял, что они означают  "вперед!",  и  потому  мы  лишь
разбили французов, а не уничтожили их всех до единого, что  легко  могли  бы
сделать, командуй нами лорд Грэнби или мистер Уорингтон. Милорд  возвратился
в Лондон и требует, чтобы его судили военным судом. Он очень высоко  задирал
голову в дни своих успехов, а теперь в беде проявляет такое упорство в своем
высокомерии, что это, право, достойно восхищения.  Можно  подумать,  что  он
прямо-таки завидует бедному мистеру Бингу и расценивает как manque  d'egards
{Недостаток уважения (франц.).}, что сам он избежал расстрела.
     Наш герцог уже получил  знак  свыше  и  готовится  покинуть  эту  юдоль
величия, побед, падений и разочарований. Его высочество  разбил  паралич,  и
pallida mors {Бледная смерть (лат.).} уже заглянула к нему в дверь,  как  бы
говоря: "Я зайду в другой раз".  Хоть  он  и  тиран,  но  свою  опалу,  надо
признать, несет с достоинством, и наш король имел в лице своего сына  такого
преданного слугу, какого не сыщется ни у одного монарха. Почему мои симпатии
всегда на стороне проигравшего? Почему мне всегда  хочется  восстать  против
победителя? Я раза два-три посетил палату общин и слышал вашего  знаменитого
мистера П., - он ведь главный покровитель твоего начальника и первый  открыл
его заслуги. Высокопарность этого человека мне претит.  Очень  бы  хотелось,
чтобы какой-нибудь маленький Давид низверг этого чванливого  великана.  Речь
его донельзя напыщенна, мысли тоже. Мне больше по душе  манера  Барри,  хотя
как актер мистер П., конечно, даст ему сто очков вперед.
     "Покахонтас" резво подвигается вперед.  Роль  капитана  Смита  пришлась
Барри по душе, и, дай ему волю, он обрядил бы его в красный мундир с  синими
галунами и эполетами, но я намерен одеть его точно по  портретам  придворных
королевы Елизаветы, висящим в Хэмптон-Корт, - у него  будут  брыжи,  большая
квадратная борода и тупоносые башмаки. "А что вы сделаете с  Покахонтас?  Вы
не думаете, что ее следует татуировать?" -  спросил  меня  дядюшка  Ламберт.
Роль воина, который хотя и влюблен в Покахонтас, но, заметив ее расположение
к капитану, благородно спасает последнего от смерти, поручена Хэгану и,  мне
кажется, будет иметь колоссальный успех. Странный субъект этот  Хэган:  весь
напичкан цитатами из пьес, словечка в простоте не скажет, но добрый, честный
и храбрый, - если, конечно, я не заблуждаюсь. Он очень  рассержен  тем,  что
ему недавно поручили роль сэра О'Браллагана в новом  фарсе  мистера  Маклина
"Любовь по моде". Он заявил, что не желает осквернять  свой  язык,  подражая
этому гнусному ирландскому акценту. Да куда уж ему подражать, когда  у  него
самого такой неподражаемо скверный выговор.
     Рассказать ли тебе все без утайки?  Не  скрыть  ли  от  тебя  кое-какие
подробности? Не раню ли я твои чувства? Не разожгу ли  я  твою  ревность  до
такого предела, что ты запросишься в отпуск в  Европу?  Так  знай  же:  хотя
Карпезан давно мертв, кузина Мария не перестает посещать театр. Том  Спенсер
видит ее из вечера в вечер на галерее, и появляется она там в  тех  случаях,
когда в спектакле занят Хэган. Живее, сапоги и плащ  мистеру  Уорингтону!  И
пусть немедля закладывают карету четверкой, мы мчимся  в  Портсмут!  Письмо,
которое я сжег однажды утром, во время завтрака  (теперь  я  могу  позволить
этой тайне выпорхнуть на волю, ей ведь до тебя еще лететь и лететь), было от
кузины Марии и содержало намек на  то,  что  мне  следует  держать  язык  за
зубами, однако я не могу не шепнуть тебе, что  кузина  Мария  изо  всех  сил
старается как можно быстрее утешиться. Стоит ли портить ей игру? Поставлю ли
я в известность об этом ее брата? А какое мне, собственно,  до  этого  дело?
Чем мы с тобой обязаны Эсмондам, если не считать того,  что  они  обыгрывали
нас в карты? И все же наш благородный кузен мне нравится. Мне  кажется,  что
он очень хочет быть порядочным человеком, только это ему никак  не  удается.
Вернее, он хотел этого когда-то. Он пошел в жизни по ложному пути, и теперь,
по-видимому, его уже не воротишь  назад,  поздно!  О,  beati  agricolae  {О,
блаженные земледельцы! (лат.).}. У нас в Виргинии жизнь  скучна,  и  все  же
возблагодарим небеса за то, что мы выросли там.  В  детстве  из  нас  делали
маленьких рабов, но не рабов порока - азартных  игр,  недостойных  страстей,
дурных мужчин и дурных женщин. И,  только  покинув  родительский  кров,  мой
бедный Гарри попал в компанию жуликов. Я имею в виду  жуликов  en  grand  {С
размахом  (франц.).},  тех,  что  подстерегали  тебя  на   больших   дорогах
английского высшего света, устраивали на тебя засады и очищали твои карманы.
Я не считаю, что ты  уронил  себя  тем,  что  тебе  не  повезло  и  пришлось
расстаться с кошельком. Но теперь ты вознаградишь себя за все, поразишь  еще
немало "французских драконов", увенчаешь свое имя славой и  станешь  великим
полководцем. И наша матушка будет  рассказывать  о  своем  сыне-капитане,  о
своем сыне-полковнике, о своем сыне-генерале и закажет твой  портрет  маслом
со всеми регалиями и орденами, в то время как  я,  бедный,  так  и  останусь
прилежным рифмоплетом или - будем  надеяться  на  лучшее  -  добропорядочным
чиновником с небольшим особнячком в Ричмонде или в Кью и с дюжиной  детишек,
которые будут раскланиваться  и  делать  реверансы,  когда  их  дядя-генерал
подъедет к воротам на своем статном скакуне  в  сопровождении  адъютанта,  у
которого  карманы  будут  набиты  имбирными  пряниками  для  племянников   и
племянниц. Меч Марса - твой удел. Меня же  влечет  к  себе  тихая  пристань:
тихий домик, тихий кабинет, где вдоволь книг и Некто, dulce ridentem,  dulce
loquentem {Нежно смеющийся,  нежно  беседующий  (лат.).},  сидит  по  другую
сторону камина, пока я скриплю пером по бумаге. Я так  упоен  своей  мечтой,
она наполняет меня таким довольством и счастьем, что я боюсь предаваться ей,
боюсь, чтобы она не развеялась, как дым,  и  не  решаюсь  говорить  о  своем
счастье даже моему драгоценному Хелу. К чему честолюбивые  стремления,  если
может  осуществиться  такая  мечта?  Что  мне  войны,  если  здесь  я  нашел
обетованный край, сулящий мне райское блаженство?
     Друг нашей матушки Мингер Ван ден Босх ездил по  Голландии,  разыскивая
своих родственников, и, как  ни  удивительно,  кое-кого  нашел.  Его  внучка
(которую наша матушка предназначала в  жены  вашей  милости)  пробыла  шесть
месяцев в Кенсингтонском пансионе и теперь покидает  его,  приобретя  немало
восхитительных познаний, которые должны придать ей лоск  настоящей  светской
дамы. Дедушка привозил ее на Дин-стрит засвидетельствовать свое почтение,  и
она засвидетельствовала  его  элегантнейшим  из  реверансов.  Хотя  ей  едва
сравнялось семнадцать, ни одна вдовствующая герцогиня на седьмом десятке  не
могла бы держаться более непринужденно. Она беседовала с  тетушкой  Ламберт,
как равная с равной, а барышень третировала как несмысленышей, чем привела в
ярость Этти и очень позабавила Тео. G генералом она беседовала о политике  и
с таким апломбом рассуждала о последних премьерах, туалетах, операх,  модах,
сплетнях и тому подобное, что, если бы не два-три  промаха,  можно  было  бы
подумать, что она родилась в  Мэйфэре.  Она  не  станет  жить  нигде,  кроме
придворной части города, заявила мисс Лидия, и совершенно не  понимает,  как
ее дед позволил себе поселиться на  Монумент-Ярд.  Для  тех,  кому  нравятся
смуглянки, более очаровательной малютки не сыскать на всем белом  свете.  Но
ты знаешь, дорогой братец, что мне больше по вкусу..."

     За этим следовала целая страница восторгов и стихотворных цитат. Однако
из уважения к памяти автора и из сочувствия к читателю  редактор  настоящего
издания отказался их опубликовать. Дамы и господа того возраста, который  не
принято уточнять, вероятно, легко могут припомнить то время, когда они  сами
предавались необузданным  восторгам,  когда  неуемные  хвалы  чаровнице  или
чародею неустанно лились с их губ и  стекали  с  кончика  их  перьев,  когда
расцветали все цветы и звенели весенние птичьи хоры. Пусть  теперь  облетели
листья, обнажив сухие ветви, разве это мешает  нам  хранить  в  памяти  пору
нашей весны? А что до вас, молодые люди, чей Май (или, может быть,  Апрель?)
еще не настал, вам нет нужды петь с чужого голоса; поверьте мне,  когда  для
вас придет пора весны, милостивая Природа повелит расцвести  всем  цветам  и
исторгнет из вашей переполненной счастьем груди звонкую песню.


        ^TГлава LXIX^U
     Невинное создание

     В приведенном выше письме Джордж Уорингтон упоминал также о том, что он
остался в приятельских отношениях  с  лордом  Каслвудом,  и  они  продолжают
встречаться по-родственному, невзирая на манипуляции  милорда  за  карточным
столом, жертвой которых некогда пая Гарри. Если Джорджу  нужно  было  франко
для отправки письма, или доступ в палату лордов, чтобы послушать дебаты, или
приглашение ко двору, кузен всегда готов был ему услужить, всегда  оставался
приятным  и  остроумным  собеседником  и  рад  был  всячески   содействовать
интересам своего родственника, при условии, что это не  нанесет  ущерба  его
собственным.
     Теперь  он  даже  пообещал  Джорджу  сделать   все   возможное,   чтобы
выхлопотать для него у влиятельных лиц какое-нибудь место, ибо  Джордж  день
ото дня проявлял все более  упорное  нежелание  возвращаться  на  родину,  к
матушке под каблук. И не только сентиментальные соображения удерживали его в
Англии. И его занятия правом, и лондонское  общество  -  все  это  было  ему
несравненно интереснее и приятнее того, что ждало его  на  родине.  Праздная
жизнь плантатора, быть может, и удовлетворила бы его, если бы  при  этом  он
мог сохранить свою независимость. Однако в Виргинии он был всего лишь первым
и, как ему казалось, наиболее жестоко угнетаемым вассалом своей  матери.  Ou
боялся подумать о том, какая жизнь будет уготована его молодой жене, если он
приведет ее в родительский дом.  В  Англии  он  будет  беден,  но  свободен;
здешнее общество отвечало его духовным запросам, и  у  него  были  кое-какие
надежды на будущее, на родине же его ждала монотонная рутина домашней жизни,
нудная  опека,  неизбежные  споры,  пререкания,   ревность.   И   на   такое
существование обрек бы он и свою молодую жену, если  бы  решил  возвратиться
домой.
     Не удивительно, что  наш  молодой  виргинец  с  радостью  ухватился  за
обещание лорда Каслвуда выхлопотать для него  местечко.  Правда,  милорд  не
слишком-то преуспел в устройстве дел своего родного брата, да и  собственное
его положение было не из завидных, хотя он и носил звание пэра; но мы всегда
верим в то, во что нам хочется верить, и Джордж Уорингтон  возлагал  большие
надежды на протекцию своего  родственника.  В  отличие  от  Уорингтоновского
семейства, лорд Каслвуд вполне милостиво принял известие о помолвке  Джорджа
с мисс Ламберт; он нанес визит ее родителям, расхвалил им Джорджа, а Джорджу
- его избранницу и был так очарователен и мил, что эти добрые люди забыли  о
ходящей за ним дурной славе и единодушно решили: только очень злые сплетники
могли оклеветать такого хорошего человека.  Милорд  же,  со  своей  стороны,
заявил, что в общении с  такими  людьми  всякий  становится  лучше,  и  это,
разумеется, произошло и с ним. И действительно, в их обществе он  был  добр,
умен, занимателен. Всю свою светскость и  коварство  он  оставлял  вместе  с
плащам в прихожей и снова обретал их, лишь садясь в портшез. Какой  светский
человек не попадал на своем жизненном пути в такие приюты тишины и покоя,  в
такие тихие гавани, где он мог укрыться от бурь? Вполне возможно,  что  лорд
Каслвуд и в самом деле становился лучше, пока "ж находился в  обществе  этих
добрых людей, и на этот раз, во всяком случае, слова его была не лицемерны.
     И, надо полагать, почтенная чета Ламберт не изменила в  худшую  сторону
своего мнения о милорде после того, как он открыто выразил  свое  восхищение
мисс Тео. Это чувство было  вполне  искренним,  хотя,  по  его  собственному
признанию, не слишком глубоким.
     - Я не лишусь сна и сердце  мое  не  будет  разбито,  оттого  что  мисс
Ламберт оказывает предпочтение кому-то другому, - заметил он. - Я лишь о том
сожалею, сударыня, что судьбе не было угодно послать мне в юности встречу  с
таким же прекрасным и добродетельным созданием, как ваша дочь. Это спасло бы
меня от многих неосмотрительных поступков, но, увы, невинные, добродетельные
молодые женщины не встречались на  моем  пути,  иначе  под  их  влиянием  я,
несомненно, стал бы лучше, чем я есть.
     - Право же, милорд, и теперь еще не поздно!  -  мягко  заметила  миссис
Ламберт.
     Милорд, неверно истолковав ее слова, казалось, слегка опешил.
     - И теперь еще не поздно, сударыня? - повторил он.
     Миссис Ламберт покраснела.
     - Ухаживать за моей дочерью вам, разумеется,  уже  поздно,  милорд,  но
покаяться никогда не поздно - так учит нас Священное  писание.  Вспомните  о
тех, кто был принят в одиннадцатый час, - зачем же терять надежду?
     - Боюсь, я знаю свое сердце лучше,  чем  вы,  -  меланхолично  произнес
милорд. - Я свободно изъясняюсь по-французски и по-немецки, а все почему? Да
потому, что обучился этим языкам еще в детстве. Тот же, кто приобщился к ним
в более позднем  возрасте,  никогда  ими  не  овладеет.  То  же  самое  и  с
добродетелью: в моем возрасте она уже не прививается.  Мне  остается  только
восхищаться ею, наблюдая ее у других. И когда я буду... ну, словом, не  там,
куда  попадают  праведники,  поднесет  ли  мне  мисс  Тео  глоток  воды?  Не
хмурьтесь, миссис Ламберт, я знаю, что обречен попасть туда. Кому-то из  нас
ведь непременно уготована эта участь, и в том числе  и  кое-кому  из  нашего
семейства. А есть колеблющиеся души, и тут никто не знает  наперед  -  какая
чаша весов перетянет. Ну, а есть такие, которым предначертано быть ангелами,
и они, как им положено, вознесутся к небесам и будут  делать  там  все,  что
пожелают.
     - О милорд, почему вы не можете быть к  ним  причислены?  Когда  у  вас
впереди есть хотя бы день, хотя бы час, нельзя  отчаиваться!  -  воскликнула
растроганная матрона.
     - Я знаю, о чем ваши мысли, моя дорогая миссис Ламберт, - более того  -
я читаю в ваших глазах молитву, которую вы возносите к богу, но  чему  может
она помочь? - печально вопросил лорд Каслвуд. - Вы же не знаете  всего,  моя
дорогая. Вы не знаете, что такое светская жизн