S.  The
literary source of Hawthornes "Fanshawe".Modern Language Notes,  1945,  vol.
LX, N 1, p. 1-8.}.
     Не избежал влияния Метьюрина также другой видный американский  писатель
эпохи романтизма - Эдгар По (Edgar  Allan  Рое,  1809-1849).  О  его  раннем
знакомстве с "Мельмотом Скитальцем" свидетельствует упоминание его самим  Э.
По во "Введении" ("Письмо к м-ру Б.") к его "Стихотворениям" 1831 г. {В этом
"Введении" Э. По говорит: "Мельмот действует неутомимо в течение  всех  трех
томов, в восьмую долю листа, чтобы завершить гибель одной или двух душ, в то
время как обыкновенный черт за это время мог бы  погубить  их  две  или  три
тысячи". Ср.: Idman, p. 264.}  Последовавшие  вслед  за  этим,  третьим  его
поэтическим сборником публикации новелл в  свою  очередь  подтверждают,  что
впечатление, оставшееся у него от "Мельмота Скитальца", было сильным и долго
удерживалось в его памяти. Мы можем усмотреть  это  в  рассказе  "Колодец  и
маятник" (1842). Действие его  происходит  в  Испании,  в  подземной  тюрьме
Инквизиции Толедо, накануне того дня, когда этот  город  был  взят  войсками
Наполеона, а Инквизиция оказалась  в  руках  врагов-французов.  Но  историзм
новеллы  ограничивается  лишь  одним  этим  как  бы  случайным  указанием  в
последней строке ее текста:  время,  когда  происходит  изображенная  в  ней
чудовищная по своей изобретательности  пытка  страдальца,  приговоренного  к
смерти  трибуналом  Инквизиции,  в  сущности   не   столь   важно.   Гораздо
существеннее  то,  что  рассказ  с  поражающей  реальностью  и   количеством
подробностей воспроизводит ужас человека-узника перед  медленно,  неотступно
надвигающейся на него чудовищной казнью. В воспроизведении  психологического
состояния человека, близкого к безумию, но изобретательно, последним усилием
воли старающегося отвратить от себя неминуемую смерть, Э.  По,  быть  может,
вдохновлялся "Рассказом испанца"  в  "Мельмоте  Скитальце",  тем  более  что
застенок для пыток, с ужасающей наглядностью описанный Э. По, имеет сходство
с  камерой,  в  которую  Инквизицией  заключен  был  Монсада   в   "Мельмоте
Скитальце". Некоторое сходство  можно  усмотреть  также  и  в  более  мелких
подробностях обоих произведений. Так, в рассказе Э.  По  одним  из  наиболее
изощренных орудий пытки является длинный маятник, который вместо косы держит
изображенная на потолке тюремной камеры фигура Времени; нижняя  часть  этого
маятника представляла собой  стальной  полумесяц,  с  лезвием,  острым,  как
бритва, который, опускаясь вниз с каждым взмахом, должен был  рассечь  грудь
узника, привязанного к каменной плите пола.  Возможно,  что  этот  ужасающий
механизм внушен был воображению Э. По теми Часами Времени на  выступе  скалы
над пылающей бездной, которые Мельмот видит  в  последнем  сне  перед  своей
гибелью (см. гл. XXXVIII, "Сон Скитальца").
     Другая, не менее знаменитая  новелла  Э.  По  -  "Бочонок  амонтильядо"
(1846). этот тончайший аналитический этюд из  области  психология  мести,  в
свою очередь напоминает те главы "Мельмота Скитальца", в которых идет речь о
бегстве Монсады из монастыря: путь Фортунато с  его  спутником-мстителем  по
катакомбам Парижа, усеянным костями, очень походит на тот,  который  Монсада
совершает с монахом-отцеубийцей по  монастырским  подземельям  мимо  склепов
замурованных жертв.

        "6 "

     За пределами стран английского языка сильное и довольно продолжительное
увлечение  "Мельмотом  Скитальцем"  и   другими   произведениями   Метьюрина
сказалось прежде  всего  во  Франции.  Здесь  с  начала  20-х  годов  охотно
переводили его драмы и романы, приспосабливали  их  для  французской  сцены,
подражали им. Заметное воздействие Метьюрина  испытали  в  своем  творчестве
многие видные французские писатели - В. Гюго, А. де Виньи, Бельзак,  Бодлер,
Вилье де Лиль Адан и др. Явные следы  воздействия  Метьюрина  можно  увидеть
также в произведениях французской музыки и живописи романтической поры.
     Вскоре после того как "Мельмот Скиталец" вышел в свет в Англии, один за
другим появились два  его  французских  перевода.  Первый  из  них,  в  трех
маленьких томиках  в  двенадцатую  долю  листа,  без  имени  Метьюрина,  был
выполнен некоей г-жой Бежен. Переводчица своеобразно поняла  свои  задачи  и
безусловно превысила свои права; то,  что  она  опубликовала  под  заглавием
"Таинственный человек, или  История  Мельмота-путешественника"  {L'Homme  de
mystere, ou Histoire de Melmoth,  le  voyageur,  par  l'auteur  de  Bertram.
traduit de, -l'anglais par M-me E. F. B.  [Emile  Begin].  Paris,  Librairie
Nationale et etrangere. 1821, 3. vols, in 12o.},  строго  говоря,  не  может
быть названо переводом романа Метьюрина: это весьма неудачная  и  безвкусная
его переделка. О том, что под пером м-м Бежен "Мельмот  Скиталец"  подвергся
существенной  (и  неоправданной,  с   нашей   точки   зрения)   переработке,
свидетельствует она сама в предисловии к своему изданию. "Чтобы смягчить, по
возможности, моих судей, - писала переводчица, - я  опустила  приблизительно
около тома длиннот оригинала, которые, как мне казалось, замедляют  развитие
действия и уменьшают к  нему  интерес,  а  также  выбросила  сентиментальные
декламации; я попыталась, наконец, ослабить, насколько это  позволял  сюжет,
романтический  колорит  повествования  английского  писателя,   произведению
которого я стремилась  придать  простой  и  естественный  стиль".  Несколько
недель  спустя  другой,  более  искусный  французский  переводчик  Жан  Коэн
выпустил новый, более полный и близкий к  подлиннику  перевод  "Мельмота"  в
шести небольших томиках. Хотя этот перевод не  лишен  достоинств,  но  и  он
сделан "вольно",  т.  е.  с  сокращениями,  и  отличается  неточностями,  не
позволяющими представить себе вполне всю  выразительность,  яркость  и  силу
английского оригинала. Несмотря на это, именно  перевод  Жана  Коэна  сделал
"Мельмота" популярным среди многих французских (а вслед за ними  и  русских)
романтиков {Melmoth, ou l'homme  errant,  par  Mathurin  (sic!),  auteur  de
"Bertram", traduit librement de l'anglais par  Jean  Cohen,  ancien  censeur
royale. G.-H. Hubert. Paris, 1821, 6 vols, in  12o.  Жан  Коэн  считался  во
Франции в период Реставрации одним из  лучших  переводчиков  с  английского;
некогда он являлся цензором старой королевской службы  и  не  скрывал  своих
роялистских  убеждений.  Французская  тайная  полиция  числила   его   среди
английских шпионов (см.: Revue de litterature comparee, 1951, Э 4,  p.  480,
noie). В 1954 г. этот перевод Ж.  Коэна  был  переиздан  заново  в  качестве
своего рода литературного памятника, имеющего свою историю  (Melmoth,  ou  l
homme errant. Preface d'A. Breton, trad.  de  l'anglais  par  J.  Cohen.  I.
Pauvert. Paris, 1954, 516 pp.).}.
     После  "Мельмота"  во  Франции  начали   появляться   переводы   других
произведений Метьюрина. Так, в том же 1821 г. в  переводе  Тейлора  и  Шарля
Нодье опубликована была драма "Бертрам" {Bertram, ou  le  Chateau  de  Saint
Aldobrand. Tragedie de sinq actes, traduit libremant de l'anglais du Rev. R.
C. Maturin, par M. M. Taylor et Ch. Nodier. Paris, Gide et  Ladvocat,  1821.
Этот перевод переиздан в Париже в 1956  г.  Марселем  Рюффом,  предпославшим
тексту свое ценное исследование "Метьюрин и французские  романтики"  (Paris,
1956, р. 7-66; далее сокращенно: Ruff), в котором подробно прослежена судьба
произведений Метьюрина во французской литературе.}, в следующем (в  переводе
того же Ж. Коэна) -  "Монторио"  {La  Famille  de  Montorio,  ou  la  Fatale
Vengeance, traduit de l'anglais par Jean Cohen. Paris (G.-C. Hubert),  1822,
(5 vols, in 12o).}; вместе с  тем  во  Франции  началась  также  театральная
интерпретация творчества Метьюрина,  оказавшая  несомненное  воздействие  на
формирование его литературной репутации между 1820-1840-ми  годами.  Немалое
значение в этом смысле имел перевод  "Бертрама"  Тейлора  и  Нодье.  Он  был
сделан ими после возвращения из совместной поездки в Англию  и  Шотландию  в
1821 г. В  этом  переводе  "Бертрам"  Метьюрина  на  французских  сценах  не
ставился;  зато  он  вызвал  к  жизни  несколько  театральных  подражаний  и
переводов,  все  больше  отклонявшихся  от  оригинала.  Об  одной  из  таких
переделок - большой мелодраме, шедшей в Париже в маленьком театре, рассказал
Бальзак в романе "Провинциал в Париже" (1839), вошедшем в цикл "Человеческой
комедии".  Существовала  во   Франции   еще   одна   переделка   "Бертрама",
примечательная тем, что она легла в основу оперы Винченцо Беллини ("Пират"),
долго игравшейся в Милане и Париже  {Обо  всех  превращениях  "Бертрама"  во
Франции из трагедии в мелодраму и оперу подробнее см. в указанной статье  М.
Рюффа (р. 29-33).}.
     Ободренные    успехом    "Бертрама"     и     "Пирата",     французские
литературно-театральные  ремесленники  не  могли  не  обратить  внимания  на
возможность приспособления к французской сцене "Мельмота  Скитальца".  Такой
спектакль вскоре действительно был  осуществлен  г.  Фердинандом  (под  этим
псевдонимом укрылся некий Лалу) и Сент-Илером, поставившим весною 1824 г.  в
Париже, в "Cirque Olympique", сочиненную ими "мимо-драму"  в  трех  актах  с
музыкой и танцами  под  заглавием  "Мельмот,  или  Скиталец"  ("Melmoth,  ou
l'homme  errant").  Об  этом  жалком  продукте  театральной   промышленности
сохранились весьма критические отзывы печати, из коих явствует, что  в  этой
безвкусной инсценировке от подлинного  "Мельмота  Скитальца"  уцелело  очень
немногое.  В  основу  сюжета  "мимо-драмы"  положена  свадьба   Мельмота   с
Иммали-Исидорой, а к этому событию  кое-как  прилажены  и  некоторые  другие
эпизоды из "вставных повестей" романа Метьюрина: смерть  Олавиды  в  истории
Стентона, внезапная гибель дона Себастьяна в  тот  момент,  когда  он  хочет
изобличить  Мельмота,  и  др.  Конечно,  весьма  прихотливая  и   запутанная
композиция "Мельмота" Метьюрина  исключала  возможность  воспроизведения  ее
сценическими средствами в  той  самой  последовательности  развития  сюжета,
какую   писатель   избрал   для   своего   повествования,   но   французские
инсценировщики на  этот  раз  не  обратили  никакого  внимания  на  глубокий
философский смысл романа  Метьюрина,  на  изображенные  в  нем  конфликты  и
сложные психологические ситуации, и смогли извлечь из всего этого лишь самые
внешние мелодраматические эффекты. В этой "мимо-драме" Исидора  отправляется
в ад тотчас же после свадьбы, а в апофеозе мы видим  ее  уже  на  небесах  в
сонме ангелов, в качестве прощенной невинной девы, с которой снято проклятие
"врага человеческого рода" {Melmoth, ou l'homme errant, mimo-drame en  trois
actes et a grand spectacle par M. M. Ferdinand et Saint-Hilaire, musique  de
Sergent, ballets de M. Jacquinet; represente Pour le premiere fois a  Paris,
au theatre du Cifque Olympique, le 16 mars 1824. Besou, Paris. 1824, in 16o.
Цит. по: Ruff, p. 44-45, 156.}.  Существуют  свидетельства,  что  во  второй
половине 20-х годов в  Париже  написана  была  еще  одна  "большая  и  очень
поэтическая  опера"  на  тему  о  Мельмоте  Скитальце,  но  что  театральные
администраторы отказались ставить ее на сцене под  тем  предлогом,  что  они
более не хотят иметь дело с  "феериями".  Эта  оперная  переделка  "Мельмота
Скитальца", несомненно более интересная, чем  указанная  выше  "мимо-драма",
однако, напечатана не была и партитура ее до нас  не  дошла  {Либретто  этой
оперы в 1828 г. написал Поль Фуше, музыку - Циммерман,  см.:  Raff,  p.  45;
здесь же приведены сведения еще об одной феерии, которую на сюжет  "Мельмота
Скитальца" написал Гаспар де Понс.}.
     Отразился   "Мельмот   Скиталец"   также   во   французской    живописи
романтической поры, и прежде всего  в  творчестве  выдающегося  французского
художника Эжена Делакруа (1798-1863). Бальзак в  своей  известной  статье  о
Гаварни (1830), рассуждая о  современных  ему  французских  рисовальщиках  и
карикатуристах, между прочим, мечтал о том дне, когда кто-нибудь  из  лучших
французских художников создаст иллюстрации к "Мельмоту  Скитальцу"  {Бальзак
об искусстве, с. 461.}. Таких иллюстраций во Франции создано не было, но  мы
знаем, что  мысль  об  этом  одно  время  сильно  занимала  Эжена  Делакруа.
Насколько мы можем судить из его дневника (запись  от  4  апреля  1824  г.),
Делакруа прочел "Мельмота Скитальца" и был так увлечен  этим  произведением,
что задумал к нему серию рисунков  {Journal  de  Eugene  Delacroix,  edition
revue  et  augmentee,  t.  I.  Paris,  1950,  p.  66.}.  Замысел   этот   не
осуществился, но в 1831 г.  Делакруа  написал  картину,  в  которой  он  дал
живописное воплощение одного  из  эпизодов  "Мельмота  Скитальца",  особенно
поразившего воображение художника. В 1834 г. эта картина была  выставлена  в
парижском Салоне и была названа в каталоге:  "Мельмот,  или  Внутренний  вид
доминиканского монастыря в Мадриде" {Первую мысль Делакруа об  этой  картине
относят к сентябрю 1831 г., когда он побывал в Руане во  Дворце  правосудия.
("Palais de Justice") этого города; именно просторный зал этого  готического
здания  изображен  им  на   картине   в   качестве   внутреннего   помещения
"доминиканского монастыря в Мадриде".}. Затем на несколько  десятилетий  эта
картина исчезла из поля зрения любителей искусств, пока в  1860  г.  она  не
появилась вновь в одном  из  выставочных  залов  Парижа  ("Galerie  Francais
Petit") среди других полотен  новейших  французских  мастеров,  но  уже  под
другим  названием:  "Публичное  покаяние"  ("Amende  populaire").  В  газете
"Moniteur Universel" (в номере от 5 мая  1860  г.)  Теофиль  Готье  поместил
большую статью об этой выставке, уделив здесь  внимание  также  и  указанной
картине  Э.  Делакруа.  "Публичное  покаяние,  -  писал   он,   -   тревожит
воображение, создает впечатление таинственное и мрачное,  подобно  некоторым
произведениям Анны  Радклиф,  Льюиса  и  Метьюрина".  Прочитав  эту  статью,
Делакруа тотчас же написал Т. Готье письмо (от 11 мая 1860  г.),  в  котором
благодарил его за сочувственный отзыв о своем произведении, и  прежде  всего
за то, что критик довольно точно определил,  каким  литературным  источником
внушена его картина. "Ваше  поэтическое  чутье,  -  писал  художник,  -  как
обычно, позволило вам угадать сюжет картины,  столь  глупо  и  необоснованно
окрещенной названием "Публичное покаяние". Между тем следовало лишь  открыть
каталог того  "Салона",  где  она  была  выставлена!  Сюжет  заимствован  из
"Мельмота",  которым  вы,  конечно,  восхищаетесь  так  же,  как  и  я;  там
рассказана патетическая история испанца, заточенного в монастырь. Его влекут
к епископу по полу, усеянному битым стеклом, босого, ступающего на носках  и
т. д. и т. д., чтобы затем отхлестать бичом и опустить в постыдную подземную
тюрьму, куда помещают также и его любовницу. Затем следует сцена, в которой,
прежде чем они оба умирают от голода, любовник съедает  кусочек  тела  своей
обожаемой любовницы; история умалчивает, какой именно... Я не счел возможным
изобразить это мгновение" {Delacroix E. Correspondence generale,  publ.  par
A. Jubin, t. IV. Paris, 1938,  p.  174-175.}.  Делакруа  несколько  изменила
память, когда он писал эти строки, - со времени  создания  им  этой  картины
как-никак прошло тридцать лет: страшный эпизод смерти от голода послушника и
его любовницы, заточенных в подземелье монастыря, хотя и находится в той  же
VIII главе первой книги "Мельмота Скитальца",  что  и  рассказ  о  неудачном
бегстве из подземелья Алонсо Монсады, но эту историю  Алонсо  переживает  не
сам, а слышит из уст монаха. Делакруа  изобразил  на  своей  картине  другой
момент, - когда монастырская братия тащит  беднягу  Алонсо  после  всех  его
злоключений на суд епископа. Статья  Т.  Готье  дает  подробное  и  довольно
точное описание указанной картины Делакруа: "В огромном  готическом  зале  с
высокими  сводами,  освещенном  мертвенно-бледным  светом  дня,  проникающим
сквозь узкие окна, происходит странная сцена,  мрачная  монастырская  драма,
тайна которой не просочилась наружу. В левом углу холста  изображен  епископ
или настоятель с митрой на голове, бугорчатой  от  усеявших  ее  драгоценных
камней. Он сидит на троне,  над  которым  возвышается  балдахин,  и  окружен
церковными служками. К нему приведен сюда несчастный, в рубахе;  голова  его
упала на грудь, ноги подкашиваются; он упал бы лицом вниз, если  бы  его  не
поддерживали. Из глубины зала с крестом на хоругви  приближается  призрачная
процессия монахов, безучастных в своих  рясах,  похожих  на  саваны;  на  их
хмурых  лицах  -  никакой  симпатии,  никакой  жалости;  монастырский  устав
налагает на них каменную маску. Осужденный совсем  одинок  в  этом  огромном
здании, где монахи кажутся статуями.  Из  глубины  какой  камеры  для  пыток
приведен он сюда, после того ли, как отрицал свои воззрения,  испрашивая  ли
прощение своей ошибке или, может быть, своей добродетели? Мы не знаем,  дает
ли картина определенный ответ на эти вопросы, но мы и не  хотим  его  знать:
неизвестность усиливает ужас представленной  сцены"  {Эта  картина  Делакруа
(1,31X1,62 м) имеет подпись художника и дату:  "1831".  Подлинник  находится
ныне в "Музее искусств" в Филадельфии (Museum of  Art,  Philadelphia,  USA),
куда поступил в 1894 г. Мы воспроизводим  эту  картину  в  нашем  издании  с
любезного  разрешения  музея,  которому  приносим  за  это  нашу   искреннюю
благодарность. Благодарим также  И.  В.  Линник  за  любезное  содействие  в
получении фотоснимка этой картины.}.
     Увлечение Делакруа творчеством Метьюрина было  довольно  длительным.  В
одной из рабочих тетрадей художника, в которую он  заносил  свои  заметки  и
выписки из прочтенных книг, находится выдержка из романа Метьюрина  "Молодой
ирландец",  сделанная,  по-видимому,  около  1840  г.  {Journal  de   Eugene
Delacroix, edition revue et augmentee, t. III, p. 389.}; в начале 50-х годов
он  сделал  уменьшенное  повторение  своей  картины   на   сюжет   "Мельмота
Скитальца", с небольшими изменениями. Этот  холст  принадлежал  собранию  А.
Брюйа в Монпелье {См.: Cantalon A. Eugene Delacroix, l'homme  et  l'artiste,
ses amis et ses critiques, raris, 1864, p. 26. Эта картина находится ныне  в
г. Урбана, США (Krennert Art Museum^University of Illinois).}.
     Наиболее  ощутительное  влияние   Метьюрин   оказал   на   произведения
французских писателей-романтиков. Возможно, что  увлечение  им  Шарля  Нодье
было  не  очень  продолжительным  и  что  не  раз  отмечавшееся  воздействие
Метьюрина на молодого В. Гюго было несколько преувеличено. Тем не менее  оно
существовало.  Так,  несомненно,  что  Гюго  внимательно   изучил   трагедию
"Бертрам" в переводе Тейлора и Нодье, и это  сказалось  в  его  романе  "Ган
Исландец", где наибольшее количество эпиграфов (десять) заимствовано автором
именно из Метьюрина (прежде всего из "Бертрама", но  также  из  "Мельмота").
"Ган Исландец" (начатый в мае 1821  г.  и  оконченный  в  1822  г.)  хотя  и
представляет собой исторический роман, но он во многих отношениях  создан  в
манере английского готического романа и традиционного восприятия этого жанра
французской  "неистовой  словесностью".   "Гана   Исландца"   с   "Мельмотом
Скитальцем" сближали  уже  современники  обоих  произведений  {Таково  было,
например, мнение Ш. Нодье, отзыв  которого  о  "Гане  Исландце"  появился  в
"Quotidienne" в 1823  г.  Р.  Брэ  в  исследовании  "Хронология  романтизма"
считает, что для "Гана Исландца" влияние Метьюрина было определяющим, однако
не его "Мельмота", а "Бертрама" (Bray R. Chronologie du  romantisme.  Paris,
1932, p. 80), что едва ли соответствует действительности.}. В самом деле,  в
их структуре и образах действующих лиц есть известное сходство: и там и  тут
действуют мрачные герои, зловещие  пал