. В  том-то  и  дело,  что  он  ушел,
бросил ее в тот самый момент, когда все только начиналось,  и  ощущения  эти
были так свежи и остры, что она  чуть  не  заплакала,  когда  услышала  звон
ключей и поняла, что вернулся отец. Бросившись к нему на шею,  она  залилась
слезами, как делала это в той, прошлой, детской жизни,  когда,  повиснув  на
шее у папы, можно было облегчить душу  какими-то  признаниями-сомнениями  и,
конечно, потоками теплых и соленых слез.
   - Папа, он ушел неожиданно и ничего мне не сказал... Пожалуйста, дай  мне
его адрес, и я спрошу его хотя бы, что же такое случилось... - канючила  она
ему в ухо. - И не запрещай мне с ним встречаться...
   Перепелкин молча  достал  записную  книжку  и  переписал  ей  оттуда  все
телефоны и адреса Сперанского, какие только у него имелись.
   - Ты завтракала? - спросил он, словно это было сейчас самым важным.
   - Он приготовил завтрак, но мне кусок в горло не лезет...
   В школе Тамара даже смотреть не хотела на Горкина, за одну ночь  он  стал
ей противен до отвращения. И когда он подошел к ней на  перемене  и  сказал,
что "вечером собираемся", она фыркнула  и  ушла  на  другой  этаж,  где  всю
перемену простояла у окна, представляя себе фигуру  Сперанского  на  залитой
солнцем спортивной площадке перед школой.
   А потом она села в автобус  и  поехала  на  Садовую,  где  неподалеку  от
областной больницы находился офис  Сперанского.  Она  нашла  серое  высотное
здание и, наугад перемещаясь по мраморным коридорам и узким белым лестницам,
позабыв о  существовании  лифтов,  нашла-таки  фирму  "Пласт".  В  уютной  и
крохотной  приемной  ее  встретила  улыбчивая   и   донельзя   размалеванная
секретарша.
   - Это завод пластмассовых изделий? - спросила Тамара,  чувствуя  на  себе
оценивающий взгляд потенциальной соперницы.
   - Да, а вы к кому?
   - А где же сам завод? И почему у вас такой маленький офис? Где директор?
   - Девушка, вы задали столько вопросов... Вы к кому, я спрашиваю?
   - К Сперанскому Игорю Сергеевичу. Я - его племянница.
   - Извините, но его сейчас нет.
   - А где же он?
   - Как раз на заводе. Но это далеко, за городом. Он должен вернуться  часа
через полтора, у него назначены здесь две встречи. Если хотите,  можете  его
подождать, только представьтесь, пожалуйста, а я ему  сей  час  перезвоню  и
спрошу, как быть с вами...
   Секретарша спрятала на время свои коготки -  к  чему  тратить  ревностный
пыл, если пришла всего лишь безобидная племянница?
   - Звоните, - как можно равнодушнее ответила Тамара и присела  на  краешек
кожаного дивана.
   Она слышала только половину  диалога,  и  поняла,  что  Игорь  Сергеевич,
находящийся на другом конце провода, готов прислать  за  "племянницей"  свою
машину.
   - Подождите немного, - разочарованно протянула секретарша, еще  помахивая
в каком-то рассеянно-удивленном трансе телефонной трубкой перед своим носом,
- за вами сейчас приедет машина.
   - Хорошо, спасибо. Я подожду на  улице,  -  сказала  Тамара  и  вышла  из
приемной.
   На улице у нее закружилась голова.  Ей  стало  нехорошо.  Она  вообще  не
понимала, что с ней происходит. Кровь пульсировала в щеках, как если бы  Его
Величество Стыд хлестал ее  по  лицу,  приговаривая:  какая  же  ты  свинья,
Перепелкина, как ты могла прийти сюда к влюбленному в  тебя  человеку,  зная
наперед, что ничего, кроме грязи, он от тебя не получит.
   Она уже представила себе, как Горкин или Кравцов  потрясают  перед  лицом
Сперанского пачкой фотографий наподобие тех, какие они  сделали  Ларчиковой,
чтобы отомстить ей за Льдова... Эти мальчишки не отпустят Тамару, а  если  и
отпустят, то только для того, чтобы содрать с нее и со  Сперанского  деньги.
Они будут выкачивать из них доллары, шантажируя Игоря  Сергеевича  связью  с
несовершеннолетней Перепелкиной, как выкачивали раньше с Веры Корнетовой  за
то, чтобы не лишать ее девственности.
   Тамара закрыла лицо руками и замотала головой. Сейчас  приедет  машина  и
отвезет ее к Сперанскому. Он сначала удивится, а потом скажет ей, чтобы  она
никогда больше не приезжала и не испытывала его терпение. Она  уже  начинала
чувствовать свою власть над ним, и потому оставалось совсем немного до того,
чтобы он перешагнул грань, после которой  все  его  последующие  поступки  и
действия будут считаться преступными.
   Она увидела подъезжающую к крыльцу, на  котором  она  все  еще  стояла  в
нерешительности, большую черную машинус тонированными  стеклами.  Из  машины
вышел незнакомый крупный лысоватый мужчина:
   - Это вы-Тамара? - Он обращался к ней. Приехали за ней.
   - Нет, я не Тамара.
   - Извините.
   Мужчина скрылся за дверями. Он  пошел  искать  другую  Тому  Перепелкину,
которая еще год-полтора тому назад могла бы сесть в эту машину и поехать  на
завод пластмассовых изделий, чтобы увидеться там с  Игорем  Сергеевичем.  Но
той Томы уже не было. Она умерла на квартире старика  Иоффе,  а  вместо  нее
родилась жадная до удовольствий другая Тома Перепелкина. И  вот  теперь  она
стояла накрыльце и не знала, куда ей идти и что делать.
   Сообрази", что ее могут увидеть иэ окна,  Тамара  сбежала  с  крыльца  и,
свернув в первый же переулок, быстрым шагом дошла  до  ближайшей  автобусной
остановки. Через сорок минут она уже была на другом конце  города,  в  тихом
зеленом  парке,  где  дала  себе  волю  разрыдаться  на  одной  из  скамеек.
Проходящий мимо мужчина в темных очках  и  светлом  старомодном  костюме  из
душного синтетического кримплена сел рядом и попытался ее успокоить. От него
пахло  дешевой,  с  карамельно-цветочным  запахом,  туалетной  вoдой,  а  на
загорелой и блестящей, словно полированной,  лысине  с  темными  пигментными
пятнами шевелились от слабого  ветерка  несколько  седых  длинных  волосков.
Темные, как будто нанесенные шоколадный кремом тонкие  губы  его  улыбались,
открывая желтоватые прокуренные зубы.
   Он сказал ей, что живет недалeко oт парка и  у  него  Дома  есть  хорошие
немецкие успокоительные капли, и если она не хочет ему рассказывать  о  том,
что с ней произошло и почему она плачет, то он и  не  станет  ее  ни  о  чем
расспрашивать. Тамара встала и послушно  пошла  за  ним,  чувствуя  в  ногах
неприятную слабость, так хорошо знакомую ей, которая всегда сопутствовала ее
свиданиям  со  взрослыми  любовниками.  Это  напоминало  болезнь,  одним  из
признаков  которой  был  внутренний  зуд,  от  которого  зависело  ее  тело,
требующее удовлетворения. (Оля Драницына как-то сказала по этому поводу, что
это происходит от чрезмерного употребления шоколада и яиц, что организм надо
тренировать и не распускаться до такой степени, чтобы ложиться по первому же
требованию плоти под каждого встречного; нельзя, говорила она, зависеть даже
от своего тела; она имела в виду, что отдаваться  следует  только  тем,  кто
хорошо платит.) Большой тенистый двор, окруженный пятью  старыми  кирпичными
домами, дышал теплом распустившихся тополей, акации и дикой  смородины.  Они
поднимались по узкой, с запахом сырости и  кошачьей  мочи  лестнице  куда-то
наверх; Тамара смотрела, как ее новый знакомый, который просил называть себя
Славой (хотя на вид ему было лет шестьдесят с  лишним),  большим  допотопным
ключом открывает коричневую тяжелую дверь и  отодвигает  в  сторону  пеструю
гобеленовую занавеску, предлагая своей гостье поднырнуть под нее.
   В темном большом коридоре пахло вареной капустой и хлоркой. Слава сказал,
что он сейчас один, соседи на даче, и Тома сразу поняла, что они находятся в
коммунальной квартире.
   Комната, куда он пригласил ее войти, была желтой от пробивавшегося сквозь
желточного  цвета  занавески  солнечного   света,   который,   едва   Тамара
перешагнула порог, сразу померк, а в открытое окно, подрагивающее с  внешней
стороны занавески, вдруг ворвался  холодный,  пахнущий  улицей  и  тополиной
листвой ветер.
   Слава, дрожа от нетерпения, достал из старинного буфета совершенно новую,
словно только что отпечатанную на цветном принтере сторублевую  купюру,  но,
увидев удивленные глаза  Тамары,  сидящей  неестественно  прямо  на  жестком
деревянном стуле и следящей за его движениями, помедлил немного и достал еще
две точно такие же, сложил их вместе и, свернув  в  трубочку,  резко  сунул,
предварительно приоткрыв своими горячими  и  сухими  пальцами  губы,  Тамаре
прямо в рот. Она даже не успела покраснеть, а лишь выхватила деньги и зажала
их в руке, как брешь, образовавшаяся после этого ее движения,  тут  же  была
заполнена.
   Она, как парализованная, по-прежнему сидела  на  стуле,  закрыв  глаза  и
стараясь  ничего  не  чувствовать.  Мужчина,  который  заплатил  ей  за  это
неслыханное удовольствие, был, несмотря на возраст,  сильным  и  энергичным,
твердым и жилистым; держа одной рукой Тамару крепко за  волосы,  придерживая
ей таким образом голову, другой, раскрытой ладонью, он заботливо обнимал  ее
за щеку, как если бы  у  нее  был  флюс.  Звуки,  едва  различимые  на  фоне
распоясавшегося в своей маразматической дури старого  будильника,  стоявшего
всего в метре от уха Тамары, сводили ее с ума. "Ну и пусть, - думала она,  -
пусть все идет, как идет, и это даже хорошо, что все так получилось;  каждый
должен знать свое место, а мое место вот  в  этой  желтой  комнате,  с  этим
стариком, который имеет право за свои пенсионные деньги делать со мной  все,
что ему заблагорассудится".
   Она пробыла в этой комнате до самого вечера - Слава еще  дважды  открывал
дверцу буфета и  доставал  из-за  сер'ой  мути  стекол  деньги,  одним  лишь
взглядом умоляя ее лечь сначала на  мягкую,  розовую,  пропахшую  нафталином
перину,  а  потом  лягушкой  расположиться  на  краешке   старинного,   явно
трофейного зеленого канапе.
   А в девять часов она уже звонила в дверь квартиры Иоффе.
 
*** 
 
   Корнилов обрадовался, когда ему сказали, кто пришел по его душу.
   Горкина! Мама одного из одноклассников Льдова.
   Она вошла чуть ли не на цыпочках - простая женщина, для которой  визит  к
следователю прокуратуры -  целое  событие.  Химическая  завивка  полугодовой
давности, слегка отекшее  лицо,  карминная  помада  на  маленьких,  поджатых
жизнью и природным терпением губах, испуганные зеленые  глаза.  На  ней  был
серый трикотажный костюм,  плотно  облегающий  ее  округлое  и  бесформенное
маленькое тело. Тысячи похожих на нее женщин влачат  уже  ставшее  привычным
беспросветное существование,  смысл  которого  сводится  к  единственному  -
свести концы с концами, чтобы хоть как-то прокормиться. О  том,  чтобы  дать
своим детям высшее образование, не может быть и речи. Как правило, их  мужья
пьют, а дети ведут почти растительный образ жизни.
   - Моего сына зовут Женя. Женя Горкин. Он учится в девятом "Б", где учился
и  Вадик  Льдов.  Я  была  у  директорши  школы,  Галины  Ивановны,  и   она
посоветовала мне обратиться к вам.
   Женщина нервничала, голос ее дрожал.
   - Как вас зовут?
   - Елена Михайловна.
   - Что случилось, Елена Михайловна? Успокойтесь, пожалуйста. Хотите  воды?
Вы что-нибудь знаете об убийстве Льдова?
   - Нет, я ничего не знаю, но тот, кто убил Вадика, живет рядом  с  нами  и
может убить кого угодно... Мне страшно, понимаете?...
   - Что-нибудь случилось? - снова повторил свой вопрос Корнилов.
   - Да, случилось. У  нас  пропал  видеомагнитофон  и  все,  абсолютно  все
золотые вещи: обручальные кольца - мое и мужа, - цепочка с кулоном  "Телец",
маленький перстенек с  искусственным  рубином.  А  еще...  сто  долларов.  Я
держала на черный день. Эти  деньги  у  нас  остались  от  продажи  маминого
погреба.
   - Вы кого-нибудь подозреваете?
   - Да я не то что подозреваю, я просто знаю,  кто  все  это  взял,  вот  и
все... - и она, не выдержав, расплакалась.
   Но Корнилов и так понял, кого она имеет в виду.
   - Как вы узнали, что это ваш сын?
   - Потому что видела, видела, понимаете, своими собственными глазами,  как
он выносил этот магнитофон из квартиры... Это было в половине второго ночи.
   Я проснулась от шума, встала и вышла в коридор. Женя шел с магнитофоном в
руках к двери... Понимаете, я испугалась. Я сначала подумала, что это не он,
а вдруг бы этот бандюга выстрелил в  меня  или  прирезал...  Я  вернулась  в
спальню, разбудила мужа, но, когда мы вышли из нашей спальни, Женина комната
была пуста.
   Его нигде не было. Я хотела позвонить  в  милицию,  но  в  это  время  он
вернулся! На цыпочках прошел мимо нас с отцом и лег спать. В коридоре сильно
запахло сигаретным дымом и как будто бы даже спиртным. Я думаю,  что  он  во
что-то влип...  Его  заставили,  понимаете?  Он  вообще  в  последнее  время
изменился, стал дерзким, для него обругать меня матом ничего уже не стоит...
Он все время где-то пропадает с Максимом Олеференко, и еще с  ними  Кравцов.
Этот Кравцов дружил с Льдовым, вот я и подумала, а что, если Кравцов  вместе
с Льдовым по глупости во что-то вляпались, Льдова убили, а Кравцов  задолжал
кому-то деньги?..
   - Но почему вы пришли к такому выводу?
   - Кравцов звонил Жене за сутки до этого, до этой  ночи...  Я  сама  брала
трубку и могу поклясться, что это был его голос. Женя  говорил  ему,  что  у
него денег нет, что ему и занять-то негде. Он не знал, что я подслушиваю  их
разговор. А я сразу сказала тогда  отцу,  что  Кравцов  во  что-то  влип.  А
поскольку он дружил с Вадиком...
   - А вы не спрашивали Женю утром, куда он дел видеомагнитофон, не брал  ли
он деньги?
   - Спрашивали, конечно. С ним говорил отец. А меня в комнату не пустили.
   Костя (так зовут моего мужа) вышел от Жени и говорит мне: ты, мол,  баба,
не суйся, дело это серьезное, сами как-нибудь разберемся.
   - Ваш муж знает, что вы здесь?
   - Нет. Он мне запретил рассказывать об этом кому-либо. Но мне  страшно...
Я была на похоронах Вадика,  ведь  они  совсем  еще  мальчики...  И  еще,  -
добавила Горкина совершенно уж убитым голосом, - по-моему, Женя  выпивает...
Он иногда возвращается, и от него пахнет то пивом, то водкой... Мы  с  отцом
уже с ним не сладим. Он катится в пропасть... Я не знаю, что мне делать.
   - А наркотики... Вы не знаете, он не колется?
   - Я не видела у него на руках ничего  такого...  Но  зато  несколько  раз
видела его лицо и... глаза... Это был  уже  не  мой  сын.  Совершенно  чужой
человек с мертвыми глазами. Он говорил  мне:  "Ма,  оставь  меня..."  Вы  же
знаете, молодежь сейчас ранняя, я у него  в  брюках,  в  карманах,  находила
эти... - Она покраснела.
   - Он мужчина, у него кто-то есть, раз он покупает эти штуки. Только бы не
подцепил какую-нибудь гадость...
   - Вы не разговаривали с родителями Олеференко? Может, подобное происходит
и у них?
   - Я незнакома с ними, не знаю... Но  с  полгода  тому  назад,  зимой  или
поздней осенью, как раз после поездки в Москву...
   - Какой поездки?
   - Ларчикова,  это  наша  классная  руководительница,  организовала  очень
дешевые путевки для  своих  учеников  в  Москву,  на  экскурсию...  Их  было
пятнадцать человек, в том числе и наши мальчишки.  И  Льдов,  и  Кравцов,  и
Олеференко, и девочки... Так вот, сразу после этой  поездки  мама  одной  из
девочек, Веры Корнетовой, встретилась мне как-то в магазине и  рассказала  о
том, что у них пропали бабушкины золотые часы и деньги. А  потом  я  уже  от
других узнала, что их ограбили,  унесли  видеомагнитофон  и  норковую  шапку
матери, отца у них нет...
   Это, видимо, так подкосило их, что бедная женщина тяжело заболела, а Вера
целый месяц не  ходила  в  школу,  ухаживала  в  больнице  за  матерью.  Мы,
родительский комитет, собрали деньги, купили  ей  зимнюю  шапку,  только  не
норковую, конечно...
   Социальный педагог организовала единовременное пособие, и  все  вроде  бы
закончилось более-менее благополучно, Вера вернулась в школу... А  в  марте,
тоже мне кто-то  рассказывал,  Корнетовы  собрались  уезжать  в  деревню,  к
родственникам.
   Я их прекрасно понимаю... Работы-то здесь нет, на что жить? Там у Верочки
тетка живет, и тоже одинокая. Я  бы  сама  перебралась  в  деревню,  развела
хозяйство, но у меня муж не приучен к сельскому труду, не любит он землю...
   Горкина вздохнула и кулаком неловко вытерла слезы со щеки.
   - Вы хотите, чтобы я узнал, кто и зачем заставил вашего сына  вынести  из
квартиры видеомагнитофон?
   - Нет, просто мне кажется, что эта ниточка тянется кЛьдову...
   - Хорошо, я попробую разобраться во всем этом. Но только вы  пока  никому
не говорите о своем визите сюда. И сына не пытайте, не расспрашивайте  ни  о
чем, но, если услышите, что еще  у  кого-то  из  ваших  знакомых  происходят
подобные вещи, обязательно сообщите мне. Договорились? Вот вам  номер  моего
телефона... -  Корнилов  протянул  ей  листочек  с  номером.  -  А  что  эта
девочка... Корнетова. Она уже уехала?
   - Не знаю, должны были уехать. Но я не  думаю,  что  их  ограбление  было
связано с Вадиком, это я просто так  вспомнила,  жалко  людей...  Знаете  же
сами: где тонко, там и рвется...
   - Елена Михайловна, тут у меня есть список класса,  мнбгих  ребят  я  уже
расспросил, где кто был в момент убийства... У всех, представьте,  алиби.  В
основном все были дома, и у них имеются свидетели. А вот где был ваш  сын  и
еще... - Корнилов просмотрел лежащий  перед  его  глазами  на  столе  список
учеников 9 "Б" с черными галочками и красными крестиками  возле  фамилий,  и
взгляд его остановился на Перепелкиной Тамаре, - Тамара Перепелкина? Они  не
могли быть вместе?
   - Не знаю... Тамара девушка из хорошей семьи, красивая, хорошо учится.
   Я не думаю, что они могли быть где-нибудь вместе. А почему вы спрашиваете
об этом? Их что, кто-нибудь видел?
   - Жанна Сенина сказала мне, что ваш сын Женя сначала был влюблен в Наташу
Голубеву, а теперь у него роман с Тамарой Перепелкиной. Я пока еще не  знаю,
имеет ли это какое-то значение, но вы же сами только что сказали, что убийца
Льдова живет где-то рядом, а потому надо обращать внимание на все...
   - А вы еще не выяснили, из-за чего  Наташа  Голубева...  отравилась?  Это
правда, что от любви к Вадику Льдову?
   - Не знаю, я пока еще ничего не знаю. Наши дети,  Елена  Михайловна,  как
раковины-беззубки. Они все  закрыты  от  нас  и  живут  своей,  обособленной
жизнью.
   Уверен, что ученики 9 "Б" знают куда больше того, что рассказали  мне,  и
все они, я просто чувствую,  чего-то  или  кого-то  боятся.  Возможно,  есть
человек, причем взрослый человек, который доставляет им наркотики... Что  вы
так на меня смотрите?! Сегодня утром  в  школу  приехала  группа  врачей  из
районного подросткового кабинета, чтобы провести медосмотр девятиклассников.
Понятное дело, что это была внеплановая акция с целью выявления  наркоманов,
и никто, представьте, почти никто из 9 "Б"  не  сдал  кровь,  а  девочки  не
пришли к гинекологу. Вот скажите, в наше время такое могло случиться?  То-то
и оно, что нет. Но не станешь же  применять  физическую  силу,  чтобы  взять
анализы крови и прочего?..
   - А что же делать?
   - Я понимаю вас, родителей,  ведь  если  вы  даже  и  заподозрили  что-то
связанное с наркотиками, никто из вас мне ничего  не  расскажет  -  кому  же
хочется доносить на собственных детей, тем более что за это светит приличный
срок... Но учтите,  что  по  наркотикам  эта  школа  внушает  самые  большие
опасения. Такие дела...
   Горкина задумчиво смотрела в окно, за которым раскачивалась  от  ветра  и
шелковисто шелестела листьями бледно-зеленая ива.
   - Дождь... Обещали дождь и ветер.
   И как бы в ответ на ее слова где-то вдалеке прогремел гром.
 
Глава 9 
 
   Из гостиницы, как и договаривались, Юля позвонила Корнилову домой.
   Услышав  в   трубке   знакомое   покашливание   Виктора   Львовича,   Юля
почувствовала,  как  кожа  ее  покрывается  мурашками.  "Боже,  какая  же  я
впечатлительная..."  Но   она   знала,   откуда   этот   внезапный   прилив,
сентиментальных чувств: Харыбин! Как ей хотелось пожаловаться  Корнилову  на
э