тпусти меня.
   - Она ХУЖЕ, чем вертихвостка. Она бросила меня.  -  И  отпустил  Юлю  так
резко, что она с трудом устояла на ногах. Юля едва не залепила ему пощечину,
чтобы хотя бы таким образом отрезвить его.
   - А ты думал, что только тебе позволено бросать девушек на  каждом  шагу?
Теперь ты испытал на себе всю прелесть односторонней любви?
   - Да что ты понимаешь, - он махнул рукой и поплелся в комнату. - Проходи.
Правда, у меня не убрано.
   Но это было слишком мягко сказано. Огромная квартира  Крымова  напоминала
собой поле битвы.
   - Не хватает потешного  войска.  Она  что,  привезла  к  тебе  весь  свой
гардероб? - Юля смотрела на разбросанные по дивану и креслам  женские  вещи,
косметику, какие-то щетки, флакончики, коробки, насадки для  фена,  домашние
голубые тапочки, отороченные белоснежным лебяжьим Пухом...
   - Я звонил ей с самого утра - ее нигде нет. Юле настолько неприятно  было
выслушивать это, что она прямиком направилась к выходу:
   -  Знаешь  что,  Крымов,  я  приехала  сюда  к  тебе  лишь  затем,  чтобы
удостовериться, что ты жив и относительно здоров.  Мне  некогда  выслушивать
твои стенания по поводу того, что тебя бросила очередная любовница.  У  меня
дел по горло. Кстати, вернулся Шубин и велел тебе передать, что у него все в
порядке. Так что,  уважаемый  шеф,  тебе  ничего  не  остается,  как  только
пересчитывать денежки. Бассы, как ты  знаешь,  нам  тоже  заплатили.  Можешь
спать спокойно - Какая же ты бессердечная, - тихо проронил Крымов и, взяв со
стола бутылку коньяка, отпил прямо из горлышка. - Вообще-то вы все такие.
   Уже в прихожей Юля вдруг  остановилась,  обратив  внимание  на  яркий,  в
красных розах, атласный женский халат,  висящий  на  вешалке.  Судя  по  его
длине,  любовница  Крымова  была  довольно  высокой  девицей.  Понимая,  что
совершает почти преступление, Юля,  воспользовавшись  тем,  что  Крымов  еще
какое-то время оставался в комнате и не  мог  видеть  ее,  сорвала  халат  с
вешалки, проворно свернула его и сунула в  висевший  здесь  же,  на  крючке,
большой пластиковый пакет. Минута - и она уже сбегала по лестнице вниз.
   Уже в машине она попыталась  найти  объяснение  своему  дикому  поступку.
Зачем она похитила этот халат? Надя бы поняла ее. Ей просто  хотелось  более
зримо ПРЕДСТАВИТЬ себе  свою  преемницу,  женщину,  которую  страстно  любил
Крымов.  Неужели  мужчины  так  любят  актрис  за  их   яркость,   смелость,
оригинальность, умение одеваться, сексуальность, доступность, наконец?
   Юля развернула халат и поднесла его  к  лицу,  вдохнув  горьковато-пряный
аромат духов. Золотистый, в алых и  розовых  розах  атлас  изнутри  оказался
мягким и пушистым, как байка. Карманы. Что в них?  Презервативы?  Интересно,
они  пользовались  презервативами  или  же  считали  это  недостойным  своих
чувств?..
   Она сунула руку в один карман и достала  массивную  янтарную  заколку,  в
которой застрял длинный  рыжий  волос.  Еще  был  носовой  платок,  довольно
чистый, расшитый  желто-синими  незабудками.  Все  предметы  показались  Юле
знакомыми, должно быть, она видела их в дорогих бутиках, которыми теперь был
заполонен центр города.
   В другом кармане оказался клочок бумаги. Держа  его  на  ладони,  Юля  не
верила своим глазам: это был точно такой же фрагмент исписанного  тетрадного
листа, который обнаружила  прилипшим  к  своей  подошве  Нора.  На  обратной
стороне, так же, как в первой записке, был виден телефонный номер Сырцова.
   Юля быстро пробежала глазами текст: "Да вон же!.. Такое огромное! ..  Ой,
Г., оно идет прямо на нас. Оно... Это же... Да это таракан с какой-то штукой
на спине!.. Это... Г.! Он без головы!  Как  же  он  ходит?  Г.!  Г.,  сделай
что-нибудь!.."
   "Чертовщина какая-то!"
   Юля  решила  возвратиться  в  квартиру  Крымова  и  вернуть  халат.  Свое
любопытство  она  удовлетворила,  подержав  в  руках   вещь,   принадлежащую
сопернице. Что это, фетишизм? Какая глупость!
   Просто ей хотелось ПОЧУВСТВОВАТЬ эту женщину и  понять,  наконец,  почему
Крымов предпочел именно ее и почему сейчас из-за нее страдает. Чем  она  так
его приворожила? Телом? Душой? Тем, что у нее волосы  пахнут  коньяком,  или
потому что "у ее волос какой-то коньячный оттенок"? Но,  с  другой  стороны,
разве можно постичь что-либо по одной  вещи?  Навряд  ли.  Вот  если  бы  их
поместили в одну комнату и  заперли,  дав  возможность  посмотреть  друг  на
друга, изучить, понять.
   "Непонятности. Несуразица. Бессмыслица. Странная  жутковатость.  Болезнь.
Путаница. Паутина. Причина. Следствие. Раздвоение личности. Хичкок. Кошмары.
Психушка. Любовь. Смерть. Обнаженные тела. Белье, принадлежащее двум  разным
женщинам. Которые, в свою очередь, принадлежали одному и  тому  же  мужчине.
Возможно, что в ночь убийства.  Я  уверена,  что  это  убийство.  Девушка  в
розовом сарафане спала с Садовниковым, а в это время  Лора  была  дома.  Или
нет: ее дома не было. Она пришла потом. И застала их в постели. Но девушка в
розовом сарафане не могла вот так спокойно убить их.  Разве  что  дождалась,
когда они займутся любовью, чтобы выйти из укрытия и  пристрелить  обоих?  А
что, если ОНИ умерли до того, как их головы  были  прострелены  пулями?  Они
выпили яду и уснули, а девушка в розовом сарафане,  положив  их  на  постели
лицом друг к другу, инсценировала двойное самоубийство. Как в  кино.  Только
вместо Катрин Денев была Лора, а вместо Омара Шерифа - Сергей Садовников?.."
   Юля ехала на машине и,  глядя  на  дождевые  капли  на  ветровом  стекле,
пыталась оформить свои мысли в стройную систему. У нее ничего не получалось.
Какая-то пестрая мешанина впечатлений, догадок, кажущихся причин.
   Она притормозила, вдруг вспомнив, что уже  вечер  и  что  скоро  наступит
время встречи с Ломовым, а она не одета, не собрана. Резко развернув машину,
она помчалась домой. К черту дела, у нее тоже есть право на личную жизнь!
   Она приняла душ и довольно  долго  просидела  перед  зеркалом,  занимаясь
макияжем. Она не собиралась являться  в  ресторан  в  вечернем  платье,  это
обязывало бы ко многому. Остановив свой выбор на красном облегающем  платье,
довольно строгом и почти глухом, не считая  разреза,  доходящего  до  самого
начала бедер. Юля несколько  раз  провела  щеткой  по  пышным,  уложенным  с
помощью фена волосам и, придирчиво оглядев себя в зеркале,  осталась  вполне
довольна своим видом. Теперь немного духов - и можно начинать жизнь с самого
начала.
   Когда-то точно с таким же трепетом она спешила на свидания к Земцову.  Он
тоже казался ей таинственным и необыкновенным. Но  серые  будни  супружеской
жизни с  ее  каждодневными  ритуалами  взаимных  приветствий,  обязанностей,
семейными завтраками и ужинами, ожиданием, когда  освободится  ванная...  Ее
просто бесило, что Земцов бесстыдно занимает утром ванную  так,  словно  она
принадлежала только ему и только он мог себе позволить плескаться под  душем
больше часа, повизгивая и пофыркивая, доводя Юлю просто до бешенства. Щукина
говорит, что  это  сказывалось  отсутствие  любви.  Но  разве  может  любовь
существовать в строгих рамках замужества?
   - Ни-ког-да! - Она отошла от туалетного столика, накинула на плечи черный
бархатный жакет, прозрачный английский дождевик, взяла сумочку и,  прихватив
зонт, вышла из квартиры.
   В подъезде она взглянула на часы: без четверти семь.
   На лестнице ее окликнули:
   - Юлия Александровна?  -  снизу,  с  первой  ступеньки,  на  нее  смотрел
невысокий человек в сером костюме, с серым,  незапоминающимся  лицом.  Хотя,
возможно, это ей только показалось, поскольку в подъезде  было  темно  -  за
окнами шумел осенний дождь.
   - Да.
   - Вас ждут. Мы подумали, что вам незачем ехать на своей машине...
   - А вы, собственно, кто?
   - Я - тень Ломова.  Но  если  вас  интересует  мое  имя,  то  меня  зовут
Вениамин. Павел Андреевич ждет вас в машине.
   Юля несколько  помедлила,  но  потом  взяла  себя  в  руки  и,  осторожно
спускаясь  в  туфлях  на  высоких  каблуках,  решила   все   же   довериться
представителю своего поклонника. В конечном счете на улице шел дождь, Крымов
пил  в  своей  квартире  из-за  другой  женщины,  в   морге   лежали   трупы
Садовниковых, Надя занималась любовью с патологоанатомом, кожа которого была
пропитана запахом разложения. Все вокруг было слишком мрачно  и  безысходно,
чтобы отдавать себя на растерзание вечерней осенней тоске и  отчаянию.  Будь
что будет!
 
*** 
 
   Большая черная машина лоснилась от дождевой мороси в приглушенных матовых
кругах света уличных фонарей.
   Стоило Юле в сопровождении Вениамина, который держал над ее головой  СВОЙ
огромный мужской зонт, приблизиться к машине, как  из  нее  вышел  невысокий
плотный господин во всем черном. У него был такой оттенок лица, что  даже  в
полной темноте оно светилось бы  бледным,  мертвенным  светом.  Внимательные
темные глаза осматривали Юлю, и от этого взгляда ей стало не по себе.
   - Вы не представляете, как долго я ждал этого часа... - господин  подошел
к Юле вплотную, и она успела рассмотреть даже ворсинки его длинного  черного
пальто, нитяные переплетения золотистого, в растительных узорах кашне и даже
треугольник   кремового   перламутрового   галстука   с   дождевой   каплей,
напоминающей прозрачную булавочную головку. Тонкий цитрусовый аромат исходил
от одежды потенциального любовника Юли. Глядя на это умное, с выразительными
и крупными чертами лицо, она почему-то сразу  почувствовала  волнение...  Он
был очень сексуален, этот  горбун.  Секс  сквозил  в  его  взгляде,  одежде,
невероятно сутулой и уродливой фигуре, которую она успела разглядеть,  когда
он, повернувшись к ней, чтобы открыть дверцу, словно продемонстрировал  свой
горб.
   - Прошу вас, - Ломов взял  ее  за  руку  и  помог  опуститься  на  заднее
сиденье, после чего довольно резво обошел машину и,  открыв  противоположную
дверцу, сел рядом с Юлей.
   Вениамин, проверив, хорошо ли заперты все  двери,  занял  свое  место  за
рулем, и машина  плавно  тронулась  с  места  и  заскользила  по  густой  от
надвигающегося тумана улице в сторону церкви.
   - Ты ведь не боишься меня? - Ломов смело взял ее руку в свою и сжал.  Она
обратила внимание на то, что его руки по-прежнему оставались в перчатках.
   - Боюсь, конечно. Вы так  скоро  перешли  на  "ты",  что  меня  это  даже
несколько шокировало.
   - Но ведь ты хотела увидеть меня? Тебе нравилось, когда  Щукина  говорила
тебе о том, что опять звонил твой поклонник или что-нибудь в этом роде...
   - Вы прослушиваете наши разговоры? - Юле стало жарко, она  вдруг  поняла,
что от этого человека можно ожидать чего угодно.
   - Зачем? Я это просто знаю, поскольку знаю людей вообще.
   - Вы знаете, чем закончится сегодняшний вечер?
   - Конечно.
   - Может быть, расскажете?
   - Тебе понравится проводить со мной время, и ты расстанешься  с  чувством
глубокого неудовлетворения.
   - Вы  собираетесь  предложить  поужинать  улитками  или  сырыми  морскими
гребешками?
   - Нет, об этом можешь не беспокоиться. Юля, ты не могла бы  показать  мне
сейчас свои колени или хотя бы одно...
   "Начинается..."
   Она хотела возразить, сказать этому странному человеку, что  не  намерена
раздеваться прямо в машине, что это пошло, мерзко и вообще непозволительно в
первую минуту  знакомства.  Но  вместо  этого  она  распахнула  полы  своего
дождевика, раздвинула складки платья по разрезу и обнажила до бедра  колено,
затянутое в прозрачный тонкий черный чулок.
   - Ты в чулках, это просто восхитительно, - и Ломов, лишь сейчас буквально
сорвав с руки тугую черную кожаную перчатку, просунул два пальца под  платье
уже в том месте, где начиналась кружевная резинка. - Я только  дотронусь  до
твоей кожи и тотчас оставлю тебя в покое.
   Юля чувствовала, как щеки ее начало пощипывать от прилившей к ним  крови.
За каких-нибудь несколько мгновений она возбудилась до предела. Такого с ней
еще не бывало. Даже вчера, на даче Бассов, когда Крымов повалил ее на диван,
она не испытала и тысячной доли этого приятнейшего из ощущений.
   Она  не  заметила,  как  машина  остановилась  на  углу  Бахметьевской  и
Ильинской. Казалось, что путешествие по ее коленям длилось всего  минуту,  а
на самом деле прошло не так уж и мало времени.
   - Ты оделась именно  так,  как  я  хотел...  -  хрипловатый  голос  Павла
Андреевича пробирал до мурашек. Он гипнотизировал ее всем, начиная с  голоса
и  кончая  редкими  прикосновениями,  когда  в  гардеробе  он  помогал   Юле
освободиться от длинного, похожего на прозрачный кокон, дождевика и даже  от
бархатного жакета.
   - Оставайся в одном платье. Ты выглядишь изумительно.
   Маленький зеркальный холл ресторана "Клест"  -  ресторана  для  редких  и
дорогих гостей - заполнился десятком женщин в красном:
   Юля подивилась резкому контрасту тоненькой и высокой девушки, затянутой в
красное платье, и поддерживающего ее под локоть  горбуна  в  черном  жуковом
костюме - многократно повторенная картинка, которую она увидела в зеркалах.
   - По-моему, мы неплохо смотримся, - услышала она голос над самым ухом,  и
горячая волна окатила все ее тело, начиная с предательски пылающих щек.
   - Послушайте, откуда вы меня знаете? -  спросила  она  уже  в  зале,  где
неразговорчивый метрдотель пригласил их занять кресла за столиком.  Шелковые
оранжевые круглые абажуры делали светильники, стоящие на столиках,  похожими
на светящиеся изнутри гигантские апельсины. Мягкое освещение сказалось и  на
цвете лица Павла Андреевича - теперь уже оно не  казалось  таким  бледным  и
безжизненным. Круглая  голова  его  с  аккуратно  подстриженными  темными  с
проседью  волосами,  казалось,  росла  прямо  из  плеч,  пренебрегая   таким
излишеством, как шея. Под глазами Ломова Юля заметила темноватые мешки,  что
придавало его лицу налет душевного страдания. "А может быть, просто  больная
печень?" Павел Андреевич гримасничал, суживая губы и втягивая  щеки,  и  Юля
решила, что это у него нервное.
   - Мешочек из копченого лосося, цыпленка и лазанью. - Ломов, делая  заказ,
даже не смотрел на подобравшегося перед ним мальчика-официанта. - На  десерт
девушке землянику и шоколад.
   Официант удалился, Павел Андреевич поднял глаза на Юлю:
   - Ты слишком напряжена, расслабься. Ты хочешь узнать, почему ТЫ?
   - Да. Откуда вы меня знаете, ведь я раньше вас никогда не видела.
   - Ниоткуда. Увидел  на  улице,  когда  проезжал  на  машине  мимо  вашего
агентства.
   - И когда это было?
   - Не важно. Увидел, и все. Навел справки, узнал твой домашний  телефон  и
позвонил.
   - И часто вы таким образом знакомитесь с девушками?
   - Не задавай пошлых вопросов.  В  НАШЕМ  случае  это  не  имеет  никакого
значения. Меня тянет к тебе, и все. Мне бы не хотелось копаться в  причинах,
что-то искать... Это нам дано природой. Я не люблю рассуждений на эту  тему.
Мне бы хотелось, чтобы ты была моей. Хотя бы на час, на день, на месяц -  на
сколько пожелаешь. Вариантов контракта может быть бесчисленное множество.  Я
решаю твои проблемы, ты - мои.
   - Но я не проститутка.
   - Это не важно. Даже если бы ты и была ею, меня  бы  это  не  остановило.
Меня вообще не интересует занятие  женщины,  если  она  привлекательна  и  я
испытываю к ней влечение.
   Он не  умел  красиво  говорить.  Он  умел  делать  подарки,  интриговать,
шокировать.
   - Вы хотите со мной встречаться? - Юля смотрела, как расставляет официант
приборы на столике, и испытывала неловкость, причину которой  еще  не  могла
понять. Ей казалось, что она сидит голая посреди этого зала  и  десятки  лиц
обращены в ее сторону. Хотя на самом деле все окружающие их люди были заняты
друг другом или поглощением вкусных  блюд.  На  сцене  готовились  к  началу
музыкального номера: какая-то девица в блестящем зеленом, напоминающем шкуру
змеи платье проверяла микрофон, пощелкивая  по  нему  пальцем  и  произнося:
"Раз, раз, раз".
   - Да, разумеется.
   - И что мы с вами будем делать? Ведь мы почти незнакомы!
   - Мы будем привыкать друг к другу... - и Ломов  первый  раз  за  все  это
время улыбнулся. - Юлечка, почему ты не  ешь?  Ты  должна  хорошо  питаться,
следить за своим здоровьем и побольше бывать на свежем воздухе.
   И все-таки он был странный. Она смотрела, как  Ломов  ест,  как  медленно
отправляет в рот ломтики лосося, и пыталась определить, как же дальше  будут
развиваться их отношения и что может произойти в следующую  минуту.  А  что,
если он повезет ее к себе? Как  будет  он  вести  себя  с  ней?  Всем  своим
необычным видом он вызывал в ней смешанное  чувство  страха,  любопытства  и
сексуального волнения одновременно. Но что у них может быть общего?  Она  не
могла представить себя в постели с этим  огромным  горбуном,  как  не  могла
представить его в обнаженном виде. Наверно, его тело сплошь  покрыто  густой
шерстью. А как выглядит горб? Что это, дьявольский нарост или,  как  было  у
Караколя, - сложенные крылья?
   Только навряд ли он поднимется в воздух. Он слишком грузен и неповоротлив
для этого. Хотя, с другой стороны, двигается он довольно быстро.
 
*** 
 
   За ужином говорили о Юлиной работе, Павел Андреевич активно интересовался
причиной, заставившей молодую женщину заняться частным сыском. И  тогда  Юле
пришлось изложить в общих чертах историю своего неудачного замужества.
   - Я что-то не понял, почему же ты разошлась со своим Земцовым?
   - Мы не любили, а потому постепенно стали надоедать друг другу.  Это  так
нелепо. Так жаль  потерянного  времени.  Но,  в  сущности,  он  был  хорошим
человеком... - Юля  поняла,  что  это  выпитое  вино  развязало  ей  язык  и
заставило заговорить о бывшем муже. А ведь, собираясь на свидание с Ломовым,
она дала себе психологическую установку не болтать лишнего и  придерживаться
принципа, что чем меньше ему будет о ней известно, тем лучше.
   - И где сейчас твой муж?
   - Уехал куда-то. Кажется, к своим родителям. Мы не переписываемся.
   - А твоя мама, она по-прежнему живет в Москве?
   - Да, но откуда вам это известно?
   - Просто знаю, и все.
   Он  был  закрытым,  как,  впрочем,  и  подобает   мужчине,   старающемуся
произвести впечатление на женщину.
   Возвращались молча. Павел Андреевич крепко держал Юлю за руку, и его рука
снова была в перчатке.
   - Спасибо, - сказал он, провожая ее до самой квартиры и целуя ей руку.  -
А я приготовил тебе подарок.
   И он достал из кармана коробочку, раскрыв которую,  показал  Юле  золотые
серьги в форме лилии.
   - Но я не могу принять такой дорогой подарок. Мне бы не хотелось сразу же
чувствовать себя обязанной. Ведь может случиться так, что отношения наши  не
сложатся.
   - Юля, ты не должна говорить подобные вещи. Надевай серьги  и  думай  обо
мне.
   Она приняла из его рук коробочку и, осторожно доставая  по  очереди  одну
серьгу за другой, принялась продевать их  в  уши,  одновременно  снимая  те,
которые были на ней раньше. Павел Андреевич в это время,  опустившись  перед
ней на одно колено, приподнял подол платья...
   ...Когда она открыла глаза, его уже не было.  Она  стояла,  прислонившись
спиной к своей двери, и, тяжело дыша, смотрела себе под ноги. Того, чего она
хотела, как выяснилось теперь, весь вечер, не произошло. Он ушел, не насытив
ее.
   Она долго не могла уснуть, ворочалась  на  кровати  и,  представляя  себе
вновь и вновь мужчину - крупного, тяжелого, с хриплым  прерывистым  дыханием
совершающего в ней какие-то движения, - стонала от безысходности. И только к
утру, стараясь  изо  всех  сил  думать  о  Рите  Басе,  Германе  Соболеве  и
окровавленных трупах Садовниковых, угомонилась и уснула. Но стоило ей только
погрузиться в блаженное забытье, как раздался звонок в дверь.
   Она села на постели и, ничего не соображая, уставилась на дверь  спальни.
Звонок повторился. Затем еще и еще. К встрече с  Ломовым  она  была  УЖЕ  не
готова.
   Она подошла к двери и посмотрела в "глазок". Эт