того  противного  фээсбэшника,   так   зло   и   грубо   потрошившего   ее,
неподготовленную к подобной встрече. Но телефон  наверняка  прослушивался  -
иначе  как  еще  можно  было  объяснить  такую  великолепную  информационную
подготовку  внутренних  служб,  держащих   свою   лапу   на   пульсе   всего
происходящего в городе.
   Больше всего ее потряс факт, что ВСЕ ЗНАЛИ о  ее  интимных  отношениях  с
Ломовым. Ведь он был извращенцем, каких поискать. И,  что  самое  постыдное,
она ПРИНИМАЛА ЕГО УСЛОВИЯ ИГРЫ. Значит, она - такая же  ненормальная,  каким
был он!
   Но что поделаешь, ей всегда нравились необыкновенные, оригинальные  люди.
Она ужаснулась собственным мыслям  и  тотчас  вернулась  в  реальность,  где
по-прежнему звучал голос Виктора Львовича.
   - Как дела, птичка?
   - Птичка устала и хочет есть и спать. Хотя больше всего мне  хотелось  бы
сейчас встретиться с человеком, который помог бы мне найти нити,  ведущие  к
прошлому Белотеловой. Вы же знаете, какой я азартный игрок и как  мне  порой
мешает это и в жизни, и работе...
   - Ты говорила с Харыбиным?
   - Виктор Львович!
   - В чем дело? Откуда такое раздражение? Он что, обидел тебя?
   - Не притворяйтесь, будто вы ничего не знали...  Он  ведь  прилетел  сюда
вместе со всеми, а сейчас сидит в соседнем номере и  наверняка  подслушивает
нас.
   - Ты слишком высокого мнения о нем.
   - Это вы, Виктор Львович, подставили меня, и это именно с вашей помощью я
оказалась в калоше... Я понимаю, что это не телефонный  разговор,  но  я  не
совершала никакого преступления, и  поэтому  мне  нечего  бояться!  Господин
Харыбин, если вы сейчас подслушиваете нас, знайте, что я вас не боюсь...
   - Юля, что с тобой? - недоумевал в трубке голос Корнилова. - У тебя все в
порядке?
   - Смотря что считать порядком. В моем гостиничном номере вымыты  полы,  в
вазе стоит букет искусственных роз и чистая пепельница. Быть  может,  это  и
есть порядок?
   - Успокойся и возьми себя в руки.
   - Давайте-ка я лучше возьму в руки не себя,  а  ручку  и  запишу  фамилию
другого вашего друга, который,  надеюсь,  поможет  мне  разыскать  здесь,  в
Петрозаводске, родных и близких, - уже более примирительным тоном произнесла
Юля. - Надеюсь, он не окажется таким грубым, как Харыбин.
   - Послушай, это просто какое-то недоразумение,  Харыбин  -  прекраснейший
человек, он много для меня сделал, и я уверен  в  нем,  как  в  самом  себе!
Может, вы просто не поняли друг друга?!
   - Виктор Львович, диктуйте мне телефон вашего карельского  друга,  или  я
сейчас же вылетаю обратно...
   - Что-то ты, подруга,  совсем  расклеилась...  Записывай:  Соболев  Павел
Иванович, инспектор уголовного розыска, телефон...
   В конце разговора Юля извинилась перед Корниловым за свою невыдержанность
и сделала вид, что согласилась с ним относительно личности Харыбина.
   - Да, возможно, вы и правы, и мы с Харыбиным просто не поняли друг друга,
- проронила она скрепя сердце и, пожелав Виктору  Львовичу  спокойной  ночи,
положила трубку.
   За окном накрапывал дождь, и его деликатная дробь придавала всему  вечеру
особое, грустное настроение.
   Юля сидела в кресле и рассматривала большой букет роз. Они были прямо как
настоящие - нежные, с тонкими розовыми и белыми лепестками,  между  которыми
забились и сверкали при электрическом свете лампы прозрачные  капли  росы...
Юле  даже  показалось,  что  розы  пахнут...  Неуловимый  сладковатый  запах
свежести напомнил ей почему-то свадьбу и  царапающий  своими  шипами  тонкие
кружевные перчатки букет роз, подаренный ей Земцовым. Боже, как же давно все
это было и какие восхитительные цветы тогда украшали свадебный стол!
   Она приподнялась, чтобы поближе рассмотреть и понюхать  розы,  как  вдруг
резко выпрямилась, едва коснувшись лицом прохладных лепестков: цветы-то были
ЖИВЫЕ! Она не поверила своим глазам.  Потрогала  пальцами  -  и  капли  воды
настоящие, и лепестки, и листья... и шипы, конечно.
   Кто? Кто посмел войти сюда к ней и оставить этот букет, который наверняка
стоит целое состояние?
   На столе зазвенел телефон и заставил Юлю вздрогнуть. Она не знала,  брать
трубку или нет, но рука сама уверенно схватила ее и прижала к уху:
   - Слушаю.
   - Добрый вечер, Юля. Я хотел извиниться перед вами. Это Дмитрий.
   - Для меня вы Харыбин, понятно? И мне не нужны  никакие  извинения,  сами
знаете, что все это лишь сотрясение воздуха, я не верю в искренность  вашего
раскаяния. И черт бы вас побрал вообще!.. Это ваши розы?
   - Ваши. Вы собираетесь выбросить их в окно?
   - Розы здесь ни при чем. Вы были  так  грубы  со  мной  в  самолете,  что
никакие розы на свете  не  смогут  заставить  меня  простить  вас  или  даже
попытаться воспринимать как-нибудь  иначе,  чем  как  полковника  внутренних
органов Д.
   Харыбина. Я бы посмотрела, как бы вы выглядели, окажись на моем месте...
   - Я тоже как на ладони, не  переживайте.  Сейчас  полночь,  но  некоторые
рестораны еще открыты. Если бы вы согласились поужинать со мной,  я  был  бы
просто счастлив.
   - Это исключено, я не могу вас видеть. Какое право вы имели  так  унизить
меня, вспомнив Ломова? Вы же не, могли не знать,  насколько  болезненны  для
меня связанные с ним  воспоминания!  И  после  всего  этого  вы  собираетесь
поужинать со мной; чтобы продолжитв начатую операцию по вербовке?
   - Послушайте, Юля, мы же не в  шпионов  играем,  перестаньте  произносить
вслух это слово, вас может подслушать какая-нибудь горничная...
   Юля бросила трубку. Откуда взялся этот полковник? И почему,  услышав  его
голос, она так нервничает?
   В дверь постучали.
   - Кто там?
   Но, вместо ответа, дверь распахнулась, и на пороге она увидела невысокого
человека с лисьими глазами. Сейчас, при вечернем освещении, он показался  ей
чуточку старше и в то же время элегантнее, солиднее.
   - Пойдемте пройдемся... Вы извините  меня  за  сегодняшнее;  ноя  ведь  и
завтра вам повторю все то же самое.
   - Зачем вы пришли ко мне? Я же не разрешала.
   - Хотите, я сделаю так, что к вам в номер сейчас принесут ужин?
   Юля посмотрела на окно - на улице  шел  дождь.  Харыбин,  Зверев,  Шубин,
Крымов...Человек, которого она в самолете готова была отхлестать  по  щекам,
подошел к ней и, слегка склонив голову, внимательно посмотрел ей в глаза.
   - Послушай; никто и никогда ничего не узнает, - прошептал он ей на ухо, и
его руки обняли  ее;  -  И  не  надо  меня  ненавидеть  или  бояться.  Одной
неразборчивой связью больше - одной меньше, не все ли  равно?  Юля  Земцова,
разреши мне остаться у тебя на ночь. Если тебе, как и всякой глупой женщине,
нужны  сумасбродства,  дикие  выходки  с.цветами  и   шампанским,   дорогими
подарками и прочей чепухой, то я все это предусмотрел.  В  одном  кармане  у
меня кольцо, в другом духи, внизу, в холле,  стоит  корзина  роз  и  большой
торт, я не знаю, чем еще тебе  угбдить.  Квартира  у  меня  тоже  есть,  две
машины, я не женат. Понимаю, что выгляжу как идиот,  но  ничего  не  могу  с
собой поделать. Я терпел, когда ты спала с Крымовым, все-таки  он  роскошный
мужик, ничего не скажешь.  Смолчал,  когда  вы  стали  играть  с  Шубиным  в
молодоженов, потому что он тоже мне нравится...  Но  когда  к  вам  заявился
Зверев,  которого  в  нашем  городе  практически  никто  не  знает,  и  стал
обхаживать тебя, терпeние мое кончилось, и я попросил Корнилова организовать
нам встречу.
   - А самолет в Петрозаводск?.. Это тоже вы устроили?
   - Нет, но я сделал вид, что имею к этому отношение. Нас с тобой  взяли  с
оказией. Но похлопотал, естественно, я.
   - Я не могу оставить вас здесь на ночь. Я же вас совсем не знаю.
   - Тебе предоставляется прекрасная возможность ликвидировать этот пробел в
биографии. Я бы просто хотел побыть рядом с  тобой,  послушать  твой  голос,
досыта насмотреться на тебя. Пойми, я уже года полтора любуюсь  тобой  и  не
знаю, как к тебе подойти и с чего начать ухаживания... Не стану лукавить - у
меня было много женщин, но... когда  у  нормального  мужчины  на  весь  день
портится настроение при мысли о том, что  женщина,  в  которую  он  влюблен,
ложится в постель с другим, это уже диагноз, тебе не кажется? Я понимаю, что
ты еще не забыла Крымова, но я помогу тебе это сделать... Однако я не Шубин,
который безропотно терпит твои колебания, - ты будешь жить  либо  только  со
мной, либо без меня. Ты понимаешь, о чем я говорю?
   Юля молча высвободилась из объятий Харыбина, вернулась в кресло  и  села,
забравшись в него с ногами. Волосы ее золотистой волной струились от  головы
к коленям. Она была так хороша,  что  Харыбин  (и  это  было  видно  по  его
сверкающим влажным глазам и появившемуся на щеках румянцу),  едва  сдерживая
себя, чтобы не наброситься на нее, как он проделывал это сотни раз  в  своих
фантазиях, усилием воли заставил себя  сесть  в  кресло  напротив  и  крепко
сцепил пальцы рук.
   - Я не могу настаивать на чем-либо, но погулять-то мы можем?
   - Можем, - ответила она, рассудив, что прохлада дождя остудит  не  только
его порозовевшее от возбуждения лицо, но и сердце.
   Они вышли в дождь без зонта и где-то с  час  шатались  по  ночным  улицам
Петрозаводска, подставляя мелким, бисерным брызгам лица и раскрытые ладони.
   - Послушайте, Дмитрий, вы всегда  так  поступаете  с  женщинами,  которых
хотите?
   - Нет, конечно. Обычно женщина, которая  мне  нравится,  догадывается  об
этом, а потому сама же и провоцирует меня на какой-то поступок.  Иногда  это
случается очень быстро, а в другой раз  ждешь  несколько  месяцев,  пока  не
выполнится обязательная в таких случаях программа с цветами и  духами.  Меня
лично это раздражает. Я не Крымов и не умею  ухаживать.  Зато  я  знаю,  что
нужно женщине вообще. Да вот, собственно... - Он  достал  маленькую  красную
коробочку, в которой оказалось тонкое золотое кольцо  с  прозрачным  камнем,
похожим на бриллиант или цирконий.
   - Но если делать подарки женщине для  вас  -  бессмысленный  поступок  и,
возможно, даже пытка, то оставьте это кольцо себе или вообще выбросьте... Вы
неоригинальны, Харыбин. - Юле не понравились его рассуждения. -  Думаю,  что
это элементарная жадность,  которую  вы  прикрываете  псевдооригинальностью.
Нормальный мужчина, да к тому же еще  и  влюбленный  в  женщину,  испытывает
приятнейшие   чувства,   доставляя   ей   удовольствие.   Если   вы    такой
принципиальный, то и я стану подражать вам, - и с этими словами Юля швырнула
красную коробочку в канализационную решетку,  куда  медленно,  прижимаясь  к
каменному бордюру, текла черная, в желтых бликах огней, вода.
   - Но ведь это было золотое кольцо с бриллиантом, - остановился Харыбин  и
некоторое время молча смотрел на решетку. - Это неразумный поступок, Юля.
   - А заявляться ко мне  в  гостиничный  номер  после  полуночи  и  просить
разрешения остаться у меня  на  ночь  -  это,  по-вашему,  разумно?  Никакой
женщине, даже самой  некрасивой  или  распущенной,  не  нравится,  когда  ее
принимают за шлюху. Я согласна с вами в том, что я какой-то период жизни  не
могла разобраться со своими мужчинами, но Крымова я действительно любила,  а
вот Игорь... Я хотела стать ему женой, но не смогла, и это трудно объяснить.
Хотя уверена, что он был бы мне хорошим мужем, никогда не устраивал  бы  мне
сцен и с пониманием относился к тому, чем  я  занимаюсь.  Мне  нравится  МОЕ
ДЕЛО.
   - Я знаю. Но как же тогда прикажете быть мужчине, который хочет  добиться
вашего расположения?
   - Вы снова перешли на "вы", а это хороший знак. Теперь вы уже не  станете
проситься ко мне в номер?
   - Не знаю. Вы не замерзли?
   - Нет, я чувствую себя отлично.
   - Вы приехали сюда, чтобы выяснить прошлое  Белотеловой?  Я  бы  мог  вам
помочь.
   - Вот от этого я не откажусь.  Тем  более  что  ее  дело  становится  все
запутаннее. Вам кто-нибудь рассказывал о ней?
   - Нет. Я бы вообще не хотел, чтобы вы задавали мне подобные вопросы.
   - Понимаю. Но тогда и вы не вмешивайтесь в мои дела, понятно?
   - Не злитесь. Набросьте-ка лучше мой пиджак, а то еще простудитесь.
   Женщинам нельзя мерзнуть, от этого они болеют и становятся  сварливыми  и
капризными.
   - А вы противный и вредный, Харыбин, и глаза у вас хитрющие... Почему  вы
до сих пор не женаты?
   - Не знаю. Некогда было, да и  не  встречал  такой  женщины,  которая  бы
устраивала меня во всех отношениях.
   - Объясните, пожалуйста, поподробнее.
   - Не хочу. Главное, что мы сейчас вместе, идем  рядом,  разговариваем,  и
мне пока больше ничего не надо... Разве только это... - И он, остановившись,
двумя руками взял ее за талию, прижал к  себе,  отыскал  губами  ее  губы  и
поцеловал.
   "Послушай, никто и никогда ничего не узнает..."
 
*** 
 
   - Я не хочу с ними, - сказала Оля.
   Она стояла босая на полу, на втором этаже дачи Михаила Яковлевича,  возле
окна,  и  чувствовала  его  дыхание  на  своем  затылке.  Накрапывал  дождь,
постепенно  темнела  внизу,  между  цветущими  деревьями,   земля.   Громко,
по-хозяйски, щебетали птицы, перелетая с ветки на ветку.  У  ворот  дачи,  в
тени небольшого дуба, стояла серая иностранная машина, вытянутая, как  будто
отраженная в кривом зеркале. Из нее только что  вышли  двое  мужчин.  Михаил
Яковлевич объяснял Оле, что он многим обязан им, что  они  очень  занятые  и
серьезные люди, обремененные сложными проблемами, в том числе  и  чужими,  в
частности, и его, Михаила Яковлевича, проблемами, связанными с  кредитом;  и
хотя Оля имела самое смутное  представление  о  том,  что  такое  банковский
кредит, она поняла, что ее любовник собрался расплатиться ею,  Олей  Драницы
ной, за этот самый кредит,  оформить  который  ему  помогут  вот  эти  самые
мужчины.
   - А у них есть жены?
   - Ты задаешь глупые вопросы, а у нас очень мало времени. Кроме того, я же
назвал тебе сумму. Тебе ведь нравится делать это  за  деньги,  ты  мне  сама
говорила об этом.
   - Но я же их совсем не знаю. - Оля даже притопнула ногой об пол. - А если
они из милиции?
   Девочка, которая за неполные пятнадцать  лет  смогла  перешагнуть  своими
стройными  ножками  так  много  граней,  отделявших   ее   детскую,   полную
родительских притязаний и школьных мытарств жизнь от сегодняшней, насыщенной
новыми переживаниями и радостями, вдруг испугалась этих  незнакомых  мужчин,
стоящих сейчас под дачными окнами и в нетерпении курящих  одну  сигарету  за
другой. А ведь они приехали сюда из-за нее, чтобы сделать то, что  делают  с
ней все ее знакомые мужчины. Значит, им это нужно, а если  нужно,  то  пусть
заплатят в два раза больше или, если они  договаривались  без  денег,  а  за
кредит, пусть за них ей заплатит сам дядя Миша. И она назвала новую цифру.
   - Послушай, здесь тебе не базар.
   - Тогда я сейчас выпрыгну в  это  окно  и  убегу  в  деревню,  найду  там
милиционера и все расскажу ему про вас и про этих... с кредитами. Я  думала,
что мы будем здесь одни.
   - Во-первых, отойди отокна и не кричи так громко, а то тебя услышат.
   - Ну и пусть. Я вас не боюсь.
   - Хорошо, договорились. - Он крепко схватил Олю за руку и больно сжал ее.
Она вскрикнула, и стоящие внизу мужчины как по команде подняли головы вверх,
но Оля уже сидела на кровати и пересчитывала деньги. Руки ее  дрожали,  а  в
животе стало холодно, словно она проглотила кусок льда, который теперь  таял
где-то внизу, вызывая легкую тошноту и мурашки. Это был страх. Самое лучшее,
чего бы ей сейчас хотелось, это оказаться дома, в  своей  комнате,  и  чтобы
мама позвала ее на кухню обедать. Она даже почувствовала  аромат  горохового
супа, который так любила.
   ...Мужчины даже не раздевались. А когда  они  уехали,  Михаил  Яковлевич,
войдя в комнату, где на кровати лежала насупившаяся, с  презрительной  миной
на лице, Оля, подошел к ней, молча поцеловал ее в живот и уселся рядом с ней
с видом доктора, пришедшего навестить выздоравливающую пациентку:
   - Ну, как самочувствие?
   - Я хочу есть, - с вызовом ответила она, натягивая на себя простынку.
   - Никаких проблем, сейчас поедим, я привез печенку, мы ее мигом поджарим.
Ты любишь салат из свежих помидоров?
   - Люблю.
   - Я забыл сказать тебе "спасибо".
   - Пожалуйста. - Она отвернулась от него к стене.
   - А чего ты такая грустная?
   - Ничего.
   Она знала, что он так просто ее не оставит, что перед тем,  как  пожарить
печенку, дядя Миша ляжет к ней в постель. Она изучила  его  очень  хорошо  и
всегда знала, о чем и в какой  момент  он  ее  попросит,  а  то  и  прикажет
сделать.
   Вот и сейчас, лежа к нему спиной и не  видя  его,  она,  прислушиваясь  к
звукам, поняла, что он уже разделся.  Скрипнул  под  его  коленом  пружинный
старый матрац, и этот звук тотчас эхом отозвался где-то за  окном,  в  саду.
Оля, зажмурившись, замерла, почувствовав, как, сорвав с нее  простыню,  дядя
Миша обнял ее сзади и, распаленный, уже готов был войти в  нее,  но  звук  в
саду повторился.
   Михаил Яковлевич грязно выругался и тяжело зашлепал босыми ногами к окну.
Увидев что-то в саду, он выругался  еще  раз  и,  обернувшись  к  неподвижно
лежащей на кровати Оле,  хриплым  от  волнения  и  даже  испуганным  голосом
скомандовал:
   - Вставай быстрее, собери свою одежду и спрячься в нише, видишь, на стене
полоска рваных обоев, там фанерная дверца, а за ней  пустота,  там  я  зимой
держу подушки и всякий хлам...
   - А что, кто-то пришел? - Оля медленно встала и, сгибаясь от  слабости  и
ломоты во всем теле, принялась поднимать с пола свои  вещи  (в  принципе  ей
было глубоко наплевать на то, кто и зачем пришел на дачу, она  была  слишком
утомлена, чтобы думать еще и об этом), после чего  забралась  в  приоткрытую
для нее нишу за кроватью, где устроилась на старой подушке, закрыла глаза  и
почти сразу уснула.
   А проснулась она от крика. Кричала женщина, и голос Оле  показался  очень
знакомым. А потом он резко  оборвался,  захлебнувшись  на  самой  высокой  и
душераздирающей ноте, и Оля, неловко повернувшись и попросту вывалившись  из
ниши прямо на голый дощатый пол, увидела страшную картину.
   Дядя Миша стоял посреди комнаты с ножом в руках, а перед ним на  полу,  в
луже крови, лежала полуодетая молодая женщина, в  которой  Оля  узнала  свою
классную  руководительницу  -  Татьяну  Николаевну.  Еще   окончательно   не
проснувшись, но понимая, что этот огромный и острый нож в любую минуту может
быть всажен ей в горло, как это только произошло с Ларчиковой, Оля бросилась
к раскрытому окну, спрыгнула вниз, на землю, и, не обращая внимания на  боль
в лодыжке, побежала к лесу, чтобы оттуда выбраться на центральную трассу,  а
там рукой подать  до  железнодорожного  узла.  В  маленьком  кармашке  юбки,
закрытые застежкой-"молнией", лежали "заработанные" ею  деньги,  с  которыми
она могла бы купить билет хоть до Владивостока.  Но  ей  хотелось  домой,  к
маме, в теплую кухню, где пахнет гороховым супом и укропом...
   Выстрел прогремел совсем близко. Исторгнув каркающий гортанный стон, Оля,
на лету взмахнув руками, как подбитая  крупная  птица,  свалилась  боком  на
влажную, пахнущую сыростью и дубовыми листьями землю.
 
*** 
 
   Адрес Александра Павлова, маклера, который  занимался  продажей  квартиры
Пермитина, Крымов с Шубиным выяснили за несколько минут, позвонив Корнилову.
   Каково же было их удивление, когда они, прекрасно зная, что Павлов убит и
лежит теперь в морге, подойдя к двери его квартиры,  расположенной  почти  в
центре города, услышали громкую танцевальную музыку, голоса и смех...
   - Может, у него сегодня поминки, -  мрачно  пошутил  Крымов,  нажимая  на
кнопку звонка.
   Но дверь открыли не сразу, прошло довольно много времени, пока на  звонки
отреагировали.
   - Вы к кому? спросила-кудрявая  смешная  голова  неопределенного  пола  с
пьяными глазами и большим мокрым ртом.
   - Павлов Александр здесь живет?
   - Точнее будет сказать - ЖИЛ.  Он  умер,  и  его  жена  продала  нам  эту
квартиру.
   Кудрявая