й  улице,  я
миновал мост через речку Пряжку и оказался перед проходной больницы.
   Старый  вахт„р,  порывшись  в  сво„м  журнале,   сказал,   что   Максимов
действительно находится в больнице, назвал номер отделения и палаты.
   Я, присев на топчан, призадумался. Если Максимов -  убивец,  то  довольно
стремно  разговаривать  с  ним  сейчас  на  эту   тему.   Пожалуй,   следует
ограничиться общими вопросами, избегая упоминания о ружье и  вечере  прошлой
пятницы.
   Я вышел из проходной,  отыскал  нужный  корпус,  заш„л  вовнутрь.  Здание
представляло собой весьма мрачное  зрелище.  Сводчатый  потолок,  кафель  на
стенах  с  зеленоватым  оттенком,  лестничные  прол„ты,  огороженные  мелкой
реш„ткой. Зловещая тишина. Даже в Крестах, по-моему, приятнее.
   По указателям на стенах я кое-как наш„л нужное  отделение  и  остановился
перед дверьми со звонком. Надеюсь,  что  здесь  не  прид„тся  кричать  через
дверь, доказывая, что я представитель Министерства внутренних дел.
   Я нажал звонок, через минуту к двери  кто-то  подош„л  и  открыл  запоры.
"Кем-то" оказалась медсестра в белом халате и со связкой здоровенных  ключей
на поясе.
   -Что вы хотите?
   -Я из милиции, хотел побеседовать с заведующим отделением.
   -Пройдите в конец зала, первый кабинет слева. Сестра впустила меня.  Мать
честная, фильм ужасов. В огромном зале с высокими  сводами  и  колоннами  по
всему свободному пространству стояли койки, между  которыми  как  привидения
бродили люди в полосатых халатах. Вернее, то, что раньше называлось  людьми.
Это было отделение, где  лежали  больные  белой  горячкой.  Максимов  влетел
именно сюда.  Люди-зомби  с  жуткими  лицами,  пустыми  взглядами,  сутулыми
спинами гуляли, ничего не замечая, в проходах, задевая друг друга,  падая  и
снова поднимаясь. Я с опаской двинулся к заветной  двери,  в  любую  секунду
ожидая какого-нибудь сюрприза. Некоторые  больные  проводили  меня  угрюмыми
взглядами. А может, я сам  сумасшедший,  а  они  все  нормальные?  Вс„  ведь
относительно.
   Лавируя меж койками, я дош„л до кабинета и быстро заскочил в дверь.
   Заведующая  была  крепка   сложением,   что   являлось   показателем   се
профессионализма. Совладать с такими ребятишками мог только человек, сильный
душой и телом,
   Когда я объяснил, что хотел бы побеседовать с Максимовым и узнать, чем он
приболел, она ухмыльнулась и произнесла:
   -Ха, у них у всех  один  диагноз.  -  Она  звонко  щ„лкнула  пальцем  под
подбородком. - А лежит он в третьей палате с одним таким же. Через  недельку
перевед„м в общую.
   -А вы уверены, что о" болен, может, косит, ну, симулирует?
   -А кто его знает? Симптомы есть - лечим. Нормальный человек сюда  попасть
не очень хочет.
   -Я могу с ним побеседовать?
   -Да ради Бога. Если он в рассудке.
   Узнав, где находится  палата,  я  миновал  зал  с  колоннами  и  заш„л  в
помещение с номером три на дверях. Шикарно. В психбольнице палата на  двоих,
как на Западе. Правда, содержимое немного портило впечатление.
   Один из больных сидел на койке, второй же, повернувшись носом  к  стенке,
вероятно, спал. Судя по спившемуся лицу, сидящий был Максимовым.
   -Привет, - сказал я, ничего не объясняя, сел на соседнюю койку и  положил
"дипломат" на колени.  Если  Максимов  и  был  сумасшедшим,  то  явно  не  в
настоящий момент. Пару минут мы просидели  в  полной  тишине,  подозрительно
наблюдая друг за другом.
   Наконец он спросил:
   -Вы ко мне?
   -Ага.
   -Из милиции?
   -Точно.
   -Я сразу понял.
   -Почему?
   -У вас галстук форменный.
   -Значит, вы не сошли с ума?
   Молчание.
   -Что вы хотели?
   -А вы по моему галстуку догадаться не можете?
   -Нет.
   -Ну, тогда я сам. Фамилия Комаров вам что-нибудь говорит?
   -Это мой напарник по работе.
   -Он умер в пятницу. Вы случайно не знаете, почему?
   -Нет.
   -Жаль. И вс„-таки. Вы ведь друзья?
   -Ну и что?
   -А то, что вы не удивились моей новости. И  второе  -  вс„  прям  как  по
заказу. Вечером -  выстрел  в  живот,  потом  -  ваш  приступ.  Таких  милых
совпадений не бывает. Вы зря тряс„тесь. Я врач и, хоть и  на  тройку,  но  в
сво„ время сдал экзамен по психиатрии. Так что ваньку валять не стоит.
   -Кто вам сказал, что я здесь?
   -Мать.
   -Дура!
   -Как ваше самочувствие?
   -Я болен.
   -Тогда я тоже. А где вы были в пятницу вечером?
   -Гулял.
   -Один?
   -Один.
   -А серебристый "Опель" вам ни о ч„м не напоминает?
   -Нет, нет, нет! Зачем вы пришли? Я ничего не знаю! Комарова  убили,  а  я
тут при ч„м? Мне плохо!
   Голос Максимова постепенно приобретал визжащие  нотки.  Сосед  по  палате
перевернулся на другой бок.
   -Уходите! А! Какого ч„рта вам надо?
   Голос сорвался на крик.
   Я понял, что если сейчас не выйду, Максимов прыгнет на меня, что  создаст
лишние неудобства и привлеч„т  внимание  персонала.  Поэтому,  поднявшись  с
койки, я быстренько шмыгнул за двери, смешался с зомби и, пройдя  сквозь  их
строй, кубарем выкатился из палаты.
   Хорошенькая беседа. Я действительно не специалист по психиатрии, но явное
притворство от белой горячки как-нибудь  отличить  сумею.  Вернее,  даже  не
притворство. Испуг. Смертельный. Меня, что ли, он испугался?  Я,  вроде,  не
Квазимодо.

   Г Л А В А 4
   Рассуждая  о  пугливости  Максимова,  я  слегка  заблудился  в  лабиринте
переходов и палат, умудрился забрести в женское отделение, но вс„ же,  минут
через двадцать мне удалось наконец выбраться на улицу.
   После т„много помещения яркие снежные блики  нестерпимо  резали  глаз.  Я
прищурился, прош„л через проходную и направился к  мостику.  Но  тут  что-то
заставило меня обернуться. Вот так всегда, в самый ненужный момент меня  как
будто ч„рт д„ргает смотреть куда не надо. Как это говорят -  спинно-мозговая
реакция. Иногда она выручает, иногда - наоборот. Не  знаю,  как  оценить  е„
воздействие на этот раз, потому что, обернувшись, я увидел в тридцати метрах
от вахты серебристый "Опель". Хорошо это или плохо, я в тот момент как-то не
сообразил. Но ноги автоматически понесли вс„ остальное  мо„  тело  назад,  к
проходной. Неосновной инстинкт. Вопреки разуму  и  подсознательному  желанию
убраться подальше, сесть на трамвай, вернуться в кабинет и никуда не лезть.
   Сторож-вахт„р вс„ так же сидел и пил чай.
   -Батя, сейчас никто не проходил?
   -Двое прошли. Тоже из милиции. И  кажется,  Максимова  спросили.  Что  за
персона такая? Может, знаменитость?
   Я не дослушал, опрометью бросившись к зданию, откуда недавно вышел.
   Я давно понял, что горячка  до  добра  не  доводит.  Не  белая,  обычная,
которая в тот момент накрыла меня с головой,  заставив,  вместо  того  чтобы
спокойно рассмотреть указующие стрелки на стенах, нестись наверх  по  первой
попавшейся лестнице, в результате чего я, естественно, сразу заблудился.
   Домик  был  явно  дореволюционной  постройки,  с  множеством  лестниц   и
переходов, и поэтому палату белогорчични-ков, или как там правильно, я снова
наш„л лишь минут через десять. Оказавшись у заветной двери, я что  было  сил
принялся жать звонок, постукивая при этом ногой по косяку.
   -Иду, иду, кто там?
   -Да я, я, из милиции.
   -И что вы зачастили?
   Замок лязгнул, и я, довольно по-хамски оттолкнув с пути женщину в  белом,
влетел в зал. Уже не обращая никакого внимания на  людей-призраков,  а  лишь
бесцеремонно расталкивая их локтями, я добежал до третьей палаты и, застыв у
двери, прислушался. Однако расслышать что-либо мне не давали вопли обиженной
санитарки и ругань белогорчичников. Тогда,  решив,  что  незачем  понапрасну
терять время, я распахнул дверь и заскочил внутрь. Сосед вс„  так  же  спал,
уткнувшись в стену, но  вот  Максимов  уже  не  сидел,  а  лежал,  при  этом
судорожно размахивая руками, разевая рот как рыба без воздуха и  что-то  там
хрипя. На белой больничной рубахе, в районе сердца, алели два пятна. Значит,
если я ещ„ не совсем  позабыл  высшую  математику,  именно  столько  ранений
несколько минут назад получил этот бедняга. Не умер сразу  -  это,  конечно,
плюс. Надо  бы  помощь  оказать.  Я,  не  сводя  с  Максимова  глаз,  открыл
"дипломат" и достал чистый лист. Максимов, кажется, заметил меня, потому что
разом перестал трясти руками и стонать. Я нагнулся к нему.
   -Говори, ну! Кто они? Зачем? Слышишь?  Дурак!  Сергей  протянул  руку  и,
указав на тумбочку у кровати, снова захрипел.
   -На, подписывай! Быстрее!
   Я сунул ручку в ослабевшие пальцы Максимова и подя„с папку с листом к его
груди.
   -Давай, давай! Мы ещ„ на свадьбе твоей погуляем! Максимов вывел на  листе
свою подпись и закрыл глаза. Из двух глубоких  ран  на  груди  пульсирующими
толчками выпл„скивалась кровь. Я схватил  простыню,  разорвал,  положил  два
куска на раны и, выскочив из палаты, прокричал:
   -Вы, придурки лагерные! "Скорую", "скорую" скорее!
   Затем, вернувшись, я открыл тумбочку и достал оттуда  не  что  иное,  как
обычную резиновую грелку.  Встряхнув  е„,  я  понял,  что  она  не  пуста  и
наполнена совсем не водой. Сунув е„ под тулупчик, то  есть  совершив  мелкое
хищение государственного имущества, я выбежал из палаты.
   Побегав  ещ„  минут  десять  по  переходам,  я,  от  всей   души   матеря
архитектора, наконец  оказался  на  улице.  "Опеля",  конечно,  уже  и  след
простыл. И только тут я понял, каким лохом на деле являюсь. У меня и  раньше
бывали проколы, но сейчас... Борцу с преступностью такого гигантского уровня
это просто непростительно. Мало того, что я не запомнил  номер  машины,  так
ещ„ вместо того, чтобы просто постоять у проходной  и  тормознуть  тех,  кто
оттуда выйдет, пон„сся сло-мя голову в палату. И остался с носом. Хотя  нет,
не с носом, с грелкой.
   Я достал этот медицинский прибор, отвинтил крышку и потряс над снегом. Из
грелки, сверкнув на солнце, вывалился какой-то странный предмет. Я нагнулся,
начинающими замерзать пальцами  разрыл  снег  и  поднял  с  земли  настоящее
произведение ювелирного искусства - золотой массивный перстень с монограммой
"МК" на  прямоугольной  площадке.  Сунув  его  в  карман,  я  размахнулся  и
зашвырнул грелку за  забор,  вернув  таким  образом  государству  похищенное
имущество. После чего, немного отдышавшись, вернулся назад в больницу,
   Как говорит одна мудрая пословица: "Что  знают  двое,  знает  и  свинья".
Именно эту философскую истину я пытался развить, сидя  в  сво„м  кабинетике,
накрывшись тулупом  и  пуская  в  пространство  белый  пар  дыхания.  Кто-то
каким-то образом узнал, что мистер Максимов зал„г в  психушку,  несмотря  на
то, что знали об этом только я и его мать. Вот как раз и те двое, о  которых
упоминалось в пословице, а значит, есть ещ„ и свинья.
   Я окончательно запутался. У Максимова было ружь„,  но  пропало.  В  вечер
убийства Комарова он влетел в больницу, перед этим отсутствуя дома. По всему
получалось, что именно он стрелял в  Мишу,  не  исключено,  что  на  пару  с
владельцем  "Опеля".  Но  его  убийство  рубило  все  концы.  Кстати,  забыл
сообщить, что по моему возвращению в палату Максимов был уже м„ртв, несмотря
на оказанную мной квалифицированную первую помощь. И ещ„  этот  перстен„к  с
таинственными инициалами.
   В больнице я, поговорив с медсестрой, узнал, что спустя минуты две  после
моего визита в двери позвонили два молодых  человека,  лиц  которых  она  не
запомнила, и, предъявив удостоверения  сотрудников  милиции,  спросили,  где
лежит Максимов.
   Так как я тоже спрашивал его, она без всяких сомнений указала  на  третью
палату.  Товарищи  находились  там  минуты  три,  после  чего,  поблагодарив
медсестру, вышли. Естественно, она не запомнила ни фамилий,  ни  должностей.
Хорошо хоть запомнила, что один был одет в малиновый пуховик. Учитывая,  что
полгорода ходило в таких пуховиках, примета прекрасная.
   Собственно, а что я д„ргаюсь и  переживаю?  После  убийства  Максимова  к
работе подключился убойный отдел Главка, меня  допросили,  а  я  вс„  честно
рассказал, "забыв" упомянуть, однако,  о  двух  чистых  листах  с  подписями
покойных, золотой гайке с вензелем и об "Опеле" в  придачу.  А  посему  меня
теперь не волнует,  раскроют  там  эти  убийства  или  нет,  хотя  формально
обязанности по убийству Комарова лежали на мне, но только формально, поэтому
можно садиться и писать бумаги, а ищут пускай другие. В конце концов, мне до
пятницы со всеми долгами рассчитаться надо. Не разорваться же мне.  Так  что
сейчас открою сейф и начну строчить, ни в какие заморочки больше не  влезая.
Хватит. Главный  принцип  нашего  общества  -  не  высовывайся,  что  бы  ни
случилось. Сиди и смотри "Поле чудес", Марианну там какую-нибудь или  бумаги
пиши. Грабят пускай, убивают, мы ничего не видим и не хотим знать. Вам  надо
- вы и копайтесь.
   Я откинулся в кресле. Что-то гложет. Неосновной инстинкт. Инстинкт опера.
Ты-то - не все. Как в одной  восточной  сказке  -  мир  держится  на  людях,
которые не живут,  как  все.  Которые  ломают  глупые  законы,  смеются  над
маразма-тическими устоями и не боятся поступать так, как считают нужным. Что
толку от бумажки, которая сто лет пролежит в сейфе и истлеет в конце концов.
А все сидят и пишут эти бумажки. Все. Потому что это очень удобно.  Не  надо
бегать, нервничать, рисковать. Сиди себе и пиши. Зачем же  мы  тогда  нужны?
Научи писать первоклассника, посади за стол и пусть пишет - разницы никакой.
   Я вылез из-за стола, достал сигарету и закурил, надеясь  чуть  согреться.
Инстинкт. Который тянет из кабинета, заставляет забывать вс„, кроме одного -
найти. Узнать. Достать. Я ненавижу этот  инстинкт.  Но  это  ни  на  что  не
влияет. Он либо есть, либо его нет. У меня он есть.
   Что же делать? Убийцы гуляют, милиция бумажки пишет,  граждане  телевизор
смотрят, а ты сидишь и голову ломаешь. Ну, придумай что-нибудь.  Безвыходных
положений не бывает, просто надо получше поискать.

   Г Л А В А 5
   На другой день, сделав фотографию перстня, я рванул  в  центр.  Выйдя  на
Невский, я направился на так называемую Галеру у  Гостиного  Двора,  надеясь
встретить кого-нибудь  из  старых  знакомых,  ориентирующихся  в  преступной
среде.
   Обычная суета, давка. Центр. Никакой системы. Но это на первый взгляд. На
самом  деле,  вс„  ид„т  по  написанному  сценарию,  подчиняясь   невидимому
режисс„ру. Железные законы. Не хочу утомлять вас словесной  игрой,  возьмите
газету и прочитайте про это вс„ сами. Моя задача - найти  знакомое  лицо,  с
которым можно пошептаться. Поэтому я ш„л по Га-л„ре, пристально всматриваясь
в прохожих.
   О, кажется, есть. Замечательная личность. Имею честь быть знакомым с  ней
лично, ввиду проживания с„ на моей территории. Вернее, его.  Марк  Сергеевич
Шварц. Солидный мужчина пятидесяти  лет,  неизвестно  какой  национальности,
имеющий за спиной десять лет усиленного режима по самой творческой статье  -
мошенничество. Всего - ходки три на зону.
   Мошенники, кстати, весьма творческие люди. Иногда такие фокусы выкидывают
- Кио позавидует. Помню, был у нас один на территории. Снимет в старом  доме
ручки внутри лифта на первых двух этажах и ид„т клиента  искать.  Изображает
покупателя аппаратуры или ещ„ кого. Видит лоха, предлагает  сходить  к  себе
домой за деньгами. Вместе в подъезд входят. Жулик дверь  в  лифт  открывает,
коробку с аппаратурой бер„т, якобы помочь, а лоха впер„д  пропускает.  Затем
двери захлопывает и бежать. Человек дверь открыть хочет, да не может. Он  на
второй этаж жм„т, а там тоже ручки нет. Пока до третьего добер„тся и вниз по
ступенькам сбежит, мошенника и след простыл.
   Но мне больше нравятся разыгрываемые комбинации, где состав  преступления
и доказать-то  практически  невозможно.  Но  это  отдельная  тема,  я  опять
отвл„кся.
   Марк Сергеевич деловито вышагивал в  пот„ртой  дубл„нке,  держа  в  руках
полиэтиленовый  пакет  и  изображая  безобидного   рассеянного   пенсионера,
решившего купить подарок внучке.
   Я незаметно подобрался к Шварцу и, подтолкнув, сделал изумл„нное лицо.
   -Ба, Марк Сергеевич! Какими судьбами?
   -Кирилл Андреич? Очень рад видеть. Что вы тут  делаете?  Это  же  не  ваш
участок.
   -Какая осведомл„нность, я прямо тронут. Кстати, Марк Сергеевич, вас тут в
"600 секунд" показывали, не видели?
   -Не может быть, я вс„ время смотрю эту  замечательную  программу,  но  ни
разу себя не заметил.
   -Ну как же? Помните, сюжет с блоками "Мальборо"? Ну, когда кто-то  открыл
купленный  блок  сигарет,  а  там  -  мятая   бумага.   Невзоров,   конечно,
кооператоров обвинил, но мы-то знаем, в ч„м дело, а?
   -Право, Кирилл Андреевич, я вас не понимаю. При  ч„м  тут  я  и  какие-то
сигареты?
   Я взял его под руку и медленно пош„л по Галере.
   -Да, можно сказать ни при ч„м. Ну какие к вам могут быть вопросы, ведь вы
же просто рассеянный человек? Подходите к ларьку, да„те продавщице деньги  и
просите запечатанный блок сигарет. Она, естественно, да„т, вы бросаете его в
свой пакет, а потом стучите себя по лбу, мол, старый склеротик,  купил  ведь
уже один. И возвращаете блок назад,  требуя  вернуть  деньги.  Продавец  без
вопросов возвращает их, забирая у вас сигареты. Вот, собственно, и  вс„.  За
исключением сущей мелочи: в возвращ„нном блоке вместо сигарет - бумага, а вы
с сигаретами уже отвалили. Вс„ гениальное просто.
   Марк Сергеевич натужно улыбнулся.
   -Хорошая история. Только поверьте,  Кирилл  Андреевич,  она  про  кого-то
другого.
   -А в вашем пакетике сейчас, конечно, настоящие сигареты?
   -Не знаю, я только что купил.
   -Так давайте покурим за компанию.
   -Я вообще-то в подарок приобр„л.
   -Понимаю. Подарки - дело нужное. Только, Марк Сергеевич, мы  ведь  старые
знакомые, и я бы не стал рассказывать вам всю эту историю, если б  хотел,  к
примеру, вас посадить. Слово  даже  какое-то  неприятное.  А  может,  хватит
притворяться джентльменами, поговорим попроще? Матюги не забили, сэр?
   Мы остановились.
   -А  можно  спросить,  откуда   вам   про   эти   сигареты   известно?   -
поинтересовался Шварц.
   -Я вообще много чего знаю. Если б не знал, то на этом месте долго  бы  не
задержался. Я имею в виду, в ментуре.
   -Понимаю. Настучали.
   -Угу. Ну, как насч„т поговорить?
   -Смотря о ч„м. Если кого вломить, то это не по адресу - я одиночка. Да  и
по характеру не стукач.
   -Это только так кажется. Припр„т - кого угодно сдашь, и брата,  и  свата.
Но я не об этом. Мне нужна  всего  лишь  консультация.  Мне  помнится,  Марк
Сергеевич, вторую свою ходку вы получили за аферу  с  ювелирными  изделиями?
Сколько влепили?
   -Я не помню.
   -Зато я помню - пятерик. Я вс„ помню, а что делать -  без  этого  нельзя.
Пойд„мте отсюда куда-нибудь в тишину. Не нравится мне тут, в давке и  суете,
беседовать с интеллигентным человеком. Может, в Катькин садик?
   Марк Сергеевич, посмотрев незаметно по сторонам, кивнул, и  мы,  как  два
старых друга, спустились вниз.
   Возле  подземного  перехода,  увидев  нищего,  Шварц  вынул  из   кармана
червончик и сунул тому в протянутую  руку.  При  этом  прослезился,  покачал
головой и посетовал:
   -Боже мой, до чего дожили?! Старичкам кушать  нечего.  Может,  лет  через
пять я также буду стоять с  протянутой  рукой,  и  какой-нибудь  благородный
человек поделится со мной последним.
   -Гражданин  Шварц,  перестаньте  бить   на   жалость.   Где   было   ваше
благородство, когда вы у "Альбатроса" валюту ломали?
   -То было застойное время, и я лишь боролся с существующим положением. Что
за ерунда - статья 87 - незаконные валютные операции! Человек не мог пойти и
свободно купить валюту. Я  был  против  и  пытался  таким  образом  привлечь
общественное мнение. Но, увы, общество не оценило моих порывов.
   -Бедняга.
   Продолжая мирно беседовать, мы дошли до садика и  сели  на  скамеечку  за
памятником Екатерине.
   -Слушаю, - прокашлявшись, сказал Шварц. Я  достал  фотографию  перстня  и
показал.
   -Знакомая штучка? Марк Сергеевич внимательно рассмотрел фото.
   -Эт