тизму, которые, по его мне-
нию, - Царь плюс Церковь.
   Большая заслуга К. Леонтьева в том, что он понял великое значение
учения Данилевского о культурно-исторических типах. Углубляя это уче-
ние, Леонтьев подчеркивает, что существование разных культурных ти-
пов есть признак жизненности человечества; невозможность создать но-
вый, смешение всех типов в один средний - есть признак приближения
человечества в смерти.*1 Если космополитические философы так же, как
В. Соловьев, говорят о соединении всех цивилизаций в одну всемирную
как показатель прогресса человечества,*2 то К. Леонтьев справедливо ви-
дит в нем его конец. Предсказывая новый этап движения Русской циви-
лизации и даже правление "социалистического Царя" - Сталина, К. Ле-
онтьев справедливо порицает "самодовольное" развитие технических на-
ук, которые, по сути дела, выражают духовную деградацию человечества.
"...Допустивши даже, - писал Леонтьев, - что будут еще (до неизбеж-
ного и надвигающегося светопреставления) один или два новых культур-
ных типа, мы все-таки не имеем еще через это права (рационального) на-
деяться, что этот новый культурный тип выработается непременно весь-

---------------------------------------------------------------------------

*1 Россия перед вторым пришествием.М., 1994.С. 68.
*2 Соловьев В. Сочинения. М., Правда.Т. 2.С. 271.
---------------------------------------------------------------------------

ма уже  старой Россией (900 лет с крещения! И больше 1000 лет с при-
звания князей!) и ее славянскими единоплеменниками, отчасти переходя-
щими  (как болгары и сербы) прямо из свинопасов в либеральных бур-
жуа, отчасти (как чехи и хорваты) давно уже насквозь пропитанными ев-
ропеизмом. И мне бы очень хотелось хоть с того света увидать этот но-
вый  и пышный (четырехосновный - по Данилевскому) культурный все-
славянский тип! - Но увы! Признаки  благоприятные есть; но они так
слабы и так еще мелки... И неблагоприятного со всех сторон так много,
что мне, признаюсь, все чаще и чаще представляется такого рода печаль-
ная картина: это национальная и религиозная реакция, которая теперь до-
вольно сильна в русском обществе, не есть ли это одна из тех кратковре-
менных  реакций к лучшему, к здоровью и силе, которые иногда испыты-
ваю  на себе и я (например) в моей старости? - Таких малых реакций,
небольших обратных течений на старой почве было в истории много (по-
старайтесь припомнить); но все это не было реакцией вековой на новых
основах; примерами последних были: Византийское Православие, потом
через 400-500 лет для Запада - феодализм и папство; а для Востока -
мусульманство и буддизм (привившийся в Китае и Тибете).
   Хорошо -  кабы так; иногда я думаю (не говорю мечтаю, потому что
мне, вкусам моим это чуждо, а невольно думаю, объективно и бесприс-
трастно предчувствую), что какой-нибудь русский Царь, - быть может,
и недалекого будущего, - станет во главе социалистического движения
(как Св. Константин стал во главе религиозного - "Сим победиши!") и
организует его так, как Конст(антин) способствовал организации хрис-
тианства, вступивши первый на путь Вселенских Соборов. -  Но что
значит "организация"? Организация значит принуждение, значит - бла-
гоустроенный деспотизм, значит - узаконение хронического, постоян-
ного, искусно и мудро распределенного насилия над личной волей граж-
дан. Поэтому либерал (по выводам своим дурацким, а не основам, впол-
не верным) Спенсер с ужасом видит в социализме новое грядущее го-
сударственное рабство. И еще соображение: организовать такое сложное,
прочное и новое рабство едва ли возможно без помощи мистики. Вот, ес-
ли после присоединения Царьграда небывалое доселе сосредоточение
Православного управления в Соборно-Патриаршей  форме (разумеется,
без всякой теории "непогрешимости", - которую у нас и не потерпят)
совпадет, с одной стороны, с усилением и усилением того мистического
потока, который растет еще теперь в России, а с другой - с неотврати-
мыми и  разрушительными рабочими движениями  и на Западе, и даже у
нас (так или иначе), - то хоть за две основы - религиозную и государ-
ственно-экономическую можно будет поручиться надолго. -Да и то все
к тому же окончательному смешению несколько позднее придет".

                                   115

   Русский интеллигент, потерявший национально-религиозное чувст-
во и ощущающий   внутри свою духовную неполноценность вне веры в
Бога, стремится на своем языке убедить себя в его существовании. Но
так как это убеждение идет не от души, а от ума, его рассуждения о
Боге - скорее лекции по философии, чем живое религиозное чувство.
Истинная Вера всегда неотрывна от национального святоотеческого со-
знания и предания, передаваемого из поколения в поколение. Там, где
вера отрывается от национального сознания, там она превращается в
абстракцию, отвлеченное понятие, которое не может тронуть и зажечь
человеческую душу.
   Что стоят только интеллигентские мудрствования о Софии! Почти
каждый  русский "религиозный философ" считал своим долгом внести
свой вклад в разработку этой темы, причем каждый по-разному. Полу-
чилась удивительная по своему абсурду и оторванности от живой ве-
ры система схоластических рассуждений о высшей мудрости, располо-
женной  между Богом и человеком, а на деле не имеющей отношения
ни к Богу, ни к человеку.
   Оторванная от национальной жизни, философия нередко порожда-
ла философские  нелепости. Идеал личности, по Соловьеву и Бердяе-
ву, - некое двуполое существо - "цельная личность, сочетающая муж-
чину и женщину", соединяющая мужские и женские добродетели. Этот
идеал полностью осуществим в Царстве Божием, в котором преобра-
женные  тела не имеют половых органов или сексуальных функций.
Следовательно, по мнению этих философов, в Божием Царстве лично-
сти сверхсексуальны и не двуполы.
   Для большей части интеллигентов, лишенных национального созна-
ния, религиозные искания заканчивались отпадом от Православия, со-
провождаемым  его оголтелой и чаще всего примитивной  критикой.
Православие объявлялось ими оплотом реакции и отсталости, который
необходимо разрушить. Так думала большая часть русских интеллиген-
тов во второй половине XIX века. Разочаровавшись в Православии, эти
люди, как правило, не переходили в другую веру, а становились самы-
ми вульгарными  атеистами. Вульгарный атеизм - характерная черта
многих русских интеллигентов XIX века, Православие для них - мра-
кобесие, а священники - обманщики и плуты. Религиозное искусство
для них примитивно и недостойно внимания, ходить в церковь может
только отсталый человек. Идет постоянная травля православных по-
движников. В конце XIX века, например, интеллигенция ведет клевет-
ническую кампанию против святого Иоанна Кронштадтского.
   А он смело и глубоко обличает интеллигенцию, лишенную нацио-
нального сознания. "Безумны и жалки интеллигенты наши, - говорит

                                   116

святой Иоанн  Кронштадтский. - Они  утратили по своему легкомыс-
лию  и недомыслию веру отцов своих, веру - эту твердую опору жиз-
ни нашей во всех скорбях и бедах, этот якорь твердый и верный, на ко-
тором незыблемо держатся жизнь наша среди бурь житейских и Оте-
чество наше!"
   "Как относятся наши интеллигенты, некоторые учителя и неблаго-
намеренные писатели, и многие учащие и учащиеся к святому и живо-
творящему  орудию нашего спасения - Кресту? - спрашивает русский
святой и отвечает: - Они, по невежеству и легкомыслию, не хотят
чтить Креста и не кланяются ему, и не считают его нужным для себя;
значит, переучились и из света христианского вступили в непрогляд-
ную  тьму бесовскую; возгордились сатанинскою гордостью и забыли
Того, Кто, будучи Богом, "смирил Себя" ради нас "до смерти и смерти
крестной", чтобы дать нам Собою образец смирения и терпения и при-
мер послушания Богу и властям земным. Без веры, смирения, терпения
и послушания  никто не угодит Богу и не избегнет страшного правди-
вого суда Его - вечного огня и ужасного тартара. Но, впрочем, недо-
учки и переучки не верят и в личного, праведного, всемогущего и без-
начального Бога, а верят в безличное начало и в какую-то эволюцию
мира и всех существ; верят бредням еретика Толстого и подобных ему
безверов, а не Богу Истинному и потому живут и действуют так, как
будто никому не будут давать ответ в своих словах и делах, обоготво-
ряя самих себя, свой разум и свои страсти".
   Святой Иоанн Кронштадтский обращается к "грешникам нераскаян-
ным  и еврейскому неверующему множеству" с призывом - покайтесь!
   В каком положении, наставляет он их, явятся нынешние, прошед-
шие и будущие наши неверующие, интеллигенты называемые, и все де-
каденты -  неверующие и злонамеренные писатели, сделавшие слово
печатное орудием клеветы, обмана, соблазна, торговли и издевательст-
ва над всякой святыней и над благонамеренными людьми? Пред ними
слишком будет действительно то, над чем они глумились, что они от-
вергали здесь, над чем издевались.
   "Истинно, - повторяет русский святой, - близок день пришествия
страшного Судии или суда над всеми людьми, потому что уже настало
предсказанное отступление от Бога и открылся уже предтеча антихри-
ста, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, на-
зываемого Богом, или святынею; тайна беззакония уже в действии,
только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удержи-
вающий  теперь, - и тогда откроется беззаконник, которого Господь
Иисус убьет духом уст Своих, и истребит явлением пришествия Свое-
го того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякою си-

                                   117

дою и знамениями  и чудесами ложными,  и со всяким неправедным
обольщением погибающих за то, что они не приняли любви истины для
своего спасения. И за сие пошлет им Бог действия заблуждения, так
что они будут верить лжи (и верят лжецу Толстому), да будут осужде-
ны все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду".*1
   К концу века вульгарный атеизм уже не удовлетворяет всей массы
русской интеллигенции, лишенной национального сознания, и рядом с
ним возникает другая вульгарная разновидность отношения к рели-
гии - религиозное реформаторство и, в частности, предложение объе-
динить Православие и католицизм при главенствующем значении по-
следнего (В. Соловьев). Это выражало не меньше, чем у вульгарных ате-
истов, пренебрежение Русским Православием. Были также попытки к
созданию новых религий, все они порождены духовным невежеством их
создателей, представляли из себя чудовищную ересь и, естественно, тер-
пели крах. Все эти искатели "религии сердца", "религии братства", "ре-
лигии человечества", "религии богочеловечества" были по своей сути
жалкими, беспочвенными людьми, не сумевшими  устроить даже свою
жизнь, и как щепки выбрасывались на задворки бытия. Но тем не ме-
нее некоторые из них оказывали влияние на молодежь. Так, основатель
секты "богочеловеков" Маликов увлек за собой в США немало молоде-
жи строить религиозную коммуну, которая, естественно, провалилась.
   Отпадение от Православия значительной части правящего и образо-
ванного слоя (фактический отпад, не внешний, - внешне многие из них
могли исправлять церковные обряды) привело к тому, что в конце XIX
века главным оплотом православной веры был простой народ. Он про-
должал верить так, как верили его предки. Однако неучастие в деле ве-
ры образованного слоя, его западный критический взгляд на Правосла-
вие подорвали веру и в простом народе, который все в большей степе-
ни стал поддаваться западническим настроениям господ. Но и господа
начинают менять свое отношение к религии, многие из них понимают
свою религиозную  ущербность, стремятся восстановить порванную
связь с Православием. Однако стремления эти идут на западный манер
в духе исканий "Философско-религиозного общества", в них чувствует-
ся эстетство и высокомерное отношение к вере простого народа. Скла-
дывается парадоксальная ситуация: простой народ теряет веру, а обра-
зованные слои безуспешно ищут ее в каком-то религиотворчестве. "Хри-
стианство в России, как и повсюду в мире, - писал Н. Бердяев, - пе-
рестает быть народной религией по преимуществу. Народ, простецы, в
значительной массе своей уходит в полупросвещение, в материализм и

---------------------------------------------------------------------------

*1 См.: Новые грозные слова отца Иоанна Кронштадтского "О страшном поистине Су-
де Божием, грядущем и приближающемся", 1906-1907 годы.М., 1993.
---------------------------------------------------------------------------

                                   118

социализм, переживает первое увлечение марксизмом, дарвинизмом и
проч. Интеллигенция же, верхний культурный слой, возвращается к
христианской вере... Старый бытовой, простонародный, стиль Правосла-
вия кончился, и его нельзя восстановить... И простая баба сейчас... ста-
ла нигилисткой и атеисткой. Верующим же стал философ и человек
культуры". Бердяев проводит мысль, что в его время к самому средне-
му христианину предъявляют несоизмеримо более высокие требования,
мол, верить по-настоящему может только ученый человек (И!). Это за-
блуждение очень характерно для интеллигенции начала XX века, вера
для многих из них - предмет особой науки, который простому челове-
ку недоступен. Православное мироощущение через добротолюбие и со-
борность остается вне внимания многих российских интеллигентов.
   Русская интеллигенция перевернула понятия добра и зла. С ее лег-
кой руки нетрудовые босяцкие элементы общества стали героями, а на-
стоящие труженики - реакционным  элементом.
   Праздношатающийся  человек без ремесла и дела, по-нашему, тунея-
дец, был для Руси явлением довольно редким. Такой человек мог жить
либо на милостыню, либо воровством. Как закон, так и народное нрав-
ственное чувство сдавливало его со всех сторон, не давая развиваться.
Именно поэтому на Руси таких лиц было сравнительно мало.
   Но именно в этой нетрудовой и босяцкой среде рождалась и разви-
валась своя нетрудовая "босяцкая" культура со своим языком и фоль-
клором и, естественно, неистребимым презрением к труду и народной
морали.
   В середине XIX  века происходит в известном смысле сближение
идеологии босячества и некоторой части российской интеллигенции,
ибо те и другие стояли на основах отрицания народной культуры.
Именно в этом сближении и сочетании родились большевистские воз-
зрения на Русский народ.
   Впрочем, в формировании  этих  воззрений приняли участие два
сравнительно узких слоя российской интеллигенции, относящихся к
"малому народу".
   С одной стороны - слой людей, не знавших России, не понимавших
ее богатейшей культуры, не чувствовавших родства с ней, видевших в
ее истории только примеры своих  национальных обид и утеснений.
Причем  любые ошибки  царского правительства объяснялись предста-
вителями этого слоя отсталым характером Русского народа, его темно-
той, дикостью и невежеством.
   С другой - слой российских интеллигентов, сблизившихся с босяц-
кой нетрудовой средой, выражавших  мировоззрение деклассирован-
ных элементов страны, по-своему романтизируя паразитические эле-

                                   119

менты общества (босяков, обитателей хитровых рынков и даже уго-
ловных преступников, видя в них жертву социальной системы). В лю-
бой нации существуют паразитические элементы, не желающие рабо-
тать и постоянно противопоставляющие себя творческому большинст-
ву. Любая нация всегда сдерживает рост этих элементов, пресекая их
развитие. У нас же произошло иначе. Разочаровавшись в трудящемся
крестьянстве, не принявшем чужую социальную философию, разруше-
ние родных святынь именем европейской цивилизации, многие рос-
сийские социалисты начали делать ставку на те малочисленные слои
населения, которые, по их мнению, были более отзывчивы на "револю-
ционную пропаганду". Да и идти к ним далеко было не надо. В любом
кабаке или ночлежке можно найти готовых "революционеров" (челка-
шей, обитателей хитровок, "романтиков дна"), всей своей жизнью от-
рицавших общественные устои. Именно с тех времен для определен-
ной части российских социалистов деклассированные и уголовные
элементы стали "социально близкими". Именно им были созданы ус-
ловия наивысшего благоприятствования, и именно они стали опорой
большевистского уголовного режима на островах ГУЛАГа под тем же
названием - "социально-близких". Трудовой паразитизм деклассиро-
ванных элементов воспринимался в подобной среде как героический
социальный протест, нежелание работать - как своего рода забастов-
ка, пьяное прожигание жизни - жертвенность за какую-то неосознан-
ную идею.
   Именно такую мысль несла пьеса М. Горького "На дне", которой так
восхищались представители российского образованного общества. Ло-
дыри, бездельники, уголовная шпана становятся положительными ге-
роями. Их немного, но вокруг них создается ореол жертвенности. Де-
вяносто процентов населения настоящих тружеников-крестьян России
представляются темной массой по сравнению с челкашами. И, о пара-
докс! - наступает момент - и о нравственных качествах русского че-
ловека начинают судить по этим деклассированным элементам, выду-
манным "положительным героям". Дешевая романтика "дна" сбивала с
толку даже выдающихся литераторов, заставляя видеть в представите-
лях "дна" типичных выразителей трудовой России. Так, например, И.
Бунин писал: "Ах, эта вечная русская потребность праздника! Как чув-
ственны мы, как жаждем упоения жизнью, - не просто наслаждения, а
именно упоения, - как тянет нас к непрестанному хмелю, к запою, как
скучны нам будни и планомерный труд".
   Создателем мифа о  героической сущности презираемых народом
челкашей, певцом "романтики дна" и восхваления социально вредных
элементов стал Максим Горький.

                                   120

   Важно отметить воззрения "романтиков дна" на русскую культуру
труда. Они обуславливаются общим отношением к народу - его "жут-
кой темноты", "невежественности", "культурного идиотизма". И вот вы-
вод: "...русский человек в огромном большинстве плохой работник. Ему
неведом восторг строительства жизни и процесс труда не доставляет
ему радости; он хотел бы - как в сказках - строить храмы и дворцы
в три дня и вообще любит все делать сразу, а если сразу не удалось -
он бросает дело. На Святой Руси труд... подневолен... отношение (рус-
ского человека) к труду - воловье". Этот антирусский вывод стал точ-
кой отсчета для теоретических построений российских социал-демокра-
тов, задав заранее ложные предпосылки - мол, русские лентяи, - их
еще надо учить работать, учить добросовестному отношению к труду и
умению жить  вообще.
   Горький предлагает еще целый ряд обобщений такого рода. Все бе-
ды не в том, что народу навязывают чужой ему уклад жизни и формы
хозяйствования, а в том, что русские не умеют добросовестно работать.
"Костер зажгли, - пишет Горький, - он горит плохо, воняет Русью,
грязненькой, пьяной и жестокой. И вот эту несчастную Русь тащат и
толкают на Голгофу, чтобы распять ее ради спасения мира... А запад-
ный мир суров и недоверчив, он совершенно лишен сентиментализма...
В  этом мире дело оценки человека очень просто: вы... умеете рабо-
тать?... Не умеете?... Тогда... вы лишний человек в мастерской мира.
Вот и все. А так как россияне работать не любят и не умеют, и запад-
ноевропейский мир это их свойство знает очень хорошо, то нам будет
очень худо, хуже, чем мы ожидаем..."

     Глава 14

 Русские среди других народов. - Антирусские националистические
            движения. - Изменники-самостийники.

   В  царствование Николая  II на территории России  жило  около
140 народов и народностей, объединенных Русским народом (включая
малороссов и белорусов) на началах Русской цивилизации. Русское го-
сударство не эксплуатировало нерусские народы, входившие в его со-
став, а предоставляло им значительную помощь и поддержку, создавая
равные