ты и, выразив сожаление  но  поводу  того,
что свалял дурака, предложил тост за здоровье и благополучие  мистера  и
миссис Уинкль, коих он, чуждый всякой зависти, готов поздравить.
   Услышав эти слова, мистер Бен Эллен вдруг вскочил со стула и, схватив
бутылку, откликнулся с такой готовностью на тост, что лицо у него почер-
нело, как сама бутылка, ибо напиток отличался  крепостью.  Зятем  черпая
бутылка стала переходить из рук в руки, пока не опустела, вызвав столько
рукопожатий и поздравлений, что даже  металлическая  физиономия  мистера
Мартина расплылась в улыбку.
   - А теперь, - сказал Боб Сойер, потирая руки, - мы  чудесно  проведем
вечер.
   - Как ни досадно, но я должен вернуться в гостиницу, - возразил  мис-
тер Пиквик. - За последнее время я отвык от путешествий, и поездка чрез-
вычайно утомила меня.
   - Не выпьете ли вы чаю, мистер Пиквик?  -  с  покоряющей  любезностью
предложила старая леди.
   - Благодарю вас, никак не могу, - отвечал сей джентльмен.
   Дело в том, что возрастающее расположение  старой  леди  и  послужило
главной причиной, побудившей мистера Пиквика удалиться. Он вспомнил мис-
сис Бардл, и от каждого взгляда старой леди его бросало в холодный пот.
   Так как мистер Пиквик решительно отказался остаться,  то  условились,
по его инициативе, что мистер Бенджемин Эллен поедет вместе с ним к мис-
теру Уинклю-старшему и карета будет подана завтра к девяти  часам  утра.
Затем мистер Пиквик распрощался и в сопровождении Сэмюела Уэллера отпра-
вился в гостиницу "Кустарник". Следует отметить, что физиономия  мистера
Мартина судорожно исказилась, когда он прощался с Сэмом  и  пожимал  ему
руку, и что он выжал из себя улыбку и ругательство одновременно. На  ос-
новании таких симптомов те, кто был близко знаком со странностями  этого
джентльмена, заключили, что он  чрезвычайно  доволен  обществом  мистера
Уэллера и добивается чести более близкого с ним знакомства.
   - Прикажете занять для вас отдельный кабинет, сэр? - осведомился Сэм,
когда они прибыли в "Кустарник".
   - Нет, не стоит, Сэм, - отвечал мистер Пиквик. -  Я  уже  пообедал  в
ресторане и скоро лягу спать,
   Посмотрите, Сэм, есть ли кто-нибудь в комнате для торговых агентов.
   Мистер Уэллер отправился исполнять поручение и  вскоре  доложил,  что
там никого нет, кроме одноглазого джентльмена, который распивает подсла-
щенный портвейн с лимоном вместе с хозяином гостиницы.
   - Я присоединюсь к ним, - сказал мистер Пиквик.
   - Чудной парень этот одноглазый, сэр, - сообщил мистер Уэллер,  шагая
впереди. - Такой чепухи наболтал хозяину, что тот хорошенько  не  знает,
на ногах он стоит или на голове.
   Когда мистер Пиквик вошел, человек, к которому относилось это замеча-
ние, сидел в дальнем углу комнаты и курил большую голландскую трубку, не
спуская единственного глаза с круглолицего хозяина,  жизнерадостного  на
вид старика. Ему он только что рассказал какую-то поразительную историю,
о чем свидетельствовали отрывистые восклицания вроде: "Ну, ни за что  бы
не поверил! Да слыханное ли это дело! В голову бы не пришло,  что  такие
вещи случаются! ", и другие возгласы изумления, невольно вырывавшиеся  у
хозяина, когда он встречал пристальный взгляд одноглазого.
   - Здравствуйте, сэр, - сказал одноглазый мистеру Пиквику. -  Прекрас-
ный вечер, сэр.
   - О да! - отозвался мистер Пиквик, когда  слуга  поставил  перед  ним
графинчик бренди и горячую воду.
   Пока мистер Пиквик разбавлял бренди водой, одноглазый зорко посматри-
вал на пего и, наконец, сказал:
   - Как будто я с вами уже встречался.
   - Что-то не припоминаю, - отвечал мистер Пиквик.
   - Ну, конечно! - сказал одноглазый. - Вы меня не  Знаете,  а  я  знал
двух ваших друзей, которые останавливались в итенсунллском "Павлине"  во
время выборов.
   - Ах, вот как! - воскликнул мистер Пиквик.
   - Вот-вот, - подтвердил одноглазый. - Я рассказал им одну  историю  о
своем приятеле Томе Смарте. Быть может, они вам говорили об этом.
   - Частенько, - улыбаясь, ответил мистер Пиквик. -  Кажется,  это  был
ваш дядя?
   - Нет, только друг моего дяди, - возразил одноглазый.
   - А все-таки удивительный человек был этот ваш дядя, - заметил хозяин
гостиницы, покачивая головой.
   - Да, пожалуй, что так, - согласился одноглазый. - Об этом самом  дя-
де, джентльмены, я могу вам рассказать историю, которая вас удивит.
   - Неужели? - воскликнул мистер Пиквик. - Непременно расскажите.
   Одноглазый торговый агент зачерпнул стакан портвейна из чаши,  выпил,
затянулся голландской трубкой, крикнул Сэму Уэллеру, топтавшемуся у две-
ри, чтобы он не уходил, если ему хочется послушать, ибо эта история  от-
нюдь не секрет, и, уставившись единственным глазом в лицо хозяина, пове-
дал историю, которую мы изложим в следующей главе.


   ГЛАВА XLIX,
   содержащая историю дяди торгового агента

   "Мой дядя, джентльмены, - начал торговый агент, - был один  из  самых
жизнерадостных, приятных и остроумных людей. Жаль, что вы ею  не  знали,
джентльмены. А впрочем, нет, джентльмены, не жаль! Если бы вы его знали,
то по законам природы были бы вы все теперь пли в могиле, или во  всяком
случае так близко от нее, что сидели бы по домам и не показывались в об-
ществе, а, значит, я бы лишился бесценного удовольствия беседовать  сей-
час с вами. Джентльмены, жаль, что ваши отцы и матери не знали моего дя-
ди! Они были бы в восторге от него - в особенности  ваши  почтенные  ма-
меньки, это я наверняка знаю. Если бы  из  многочисленных  добродетелей,
его украшавших, надлежало выбрать две, превосходящие все остальные, то я
бы сказал, что это было искусство приготовлять пунш и петь после  ужина.
Простите, что я останавливаюсь на этих печальных воспоминаниях о почтен-
ном покойнике, - не каждый день встретишь такого человека, как мой дядя.
   Джентльмены, я всегда считал весьма существенным  для  характеристики
дяди то обстоятельство, что он был близким другом и приятелем Тома Смар-
та, агента большой торговой фирмы Билсон и Сдам,  Кейтетон-стрит,  Сити.
Дядя работал у Стиггинса и Уэллса, по долгое время разъезжал по  тем  же
дорогам, что и Том. И в первый же вечер, когда они встретились, дяде  по
душе пришелся Том, а Тому по душе пришелся дядя. Не прошло  и  получаса,
как они уже побились об заклад на новую шляпу, кто из них лучше пригото-
вит кварту пунша и кто скорее ее выпьет. Дяде  досталось  первенство  по
части приготовления, но Том Смарт на половину  чайной  ложечки  обставил
дядю. Они выпили еще по кварте на брата за здоровье друг друга и  с  тех
пор стали закадычными друзьями. Судьба делает свое дело, джентльмены, от
нее не уйдешь.
   На вид мой дядя был чуточку  ниже  среднего  роста,  малость  потолще
обыкновенной породы людей, с румянцем немножко ярче. Симпатичнейшее лицо
было у него, джентльмены, похож на Панча, но подбородок и  нос  благооб-
разнее. Глаза у него всегда добродушно  подмигивали  и  поблескивали,  а
улыбка - не какая-нибудь бессмысленная деревянная усмешка,  а  настоящая
веселая, открытая, благодушная улыбка - никогда не сходила с  его  лица.
Однажды он вылетел из своей двуколки и ударился  головой  о  придорожный
столб. Он свалился, оглушенный ударом, и лицо у него было так исцарапано
гравием, насыпанным возле столба, что, по собственному  выражению  дяди,
родная мать не узнала бы его, вернись она снова на землю. И в самом  де-
ле, джентльмены, поразмыслив об этом, я тоже считаю, что она бы  его  не
узнала: дяде было два года семь месяцев, когда она умерла, и очень  воз-
можно, что, не будь даже гравия, его сапоги с  отворотами  не  на  шутку
озадачили бы добрую леди, не говоря уже о его веселой  красной  физионо-
мии. Как бы там ни было, а он свалился у столба, и я не  раз  слыхал  от
дяди, что, по словам человека, который его подобрал, он и  тут  улыбался
так весело, словно упал для собственного удовольствия, а когда ему  пус-
тили кровь и у него обнаружились слабые проблески  сознания,  он  первым
делом уселся в постели, захохотал во все горло, поцеловал молодую женщи-
ну, державшую таз, и потребовал баранью котлету с маринованными грецкими
орехами. Джентльмены, он был большим любителем маринованных грецких оре-
хов. Всегда говорил, что они придают вкус пиву, если поданы без уксуса.
   В пору листопада мой дядя совершал большое путешествие, собирая долги
и принимая заказы на севере: из Лондона он ездил в Эдинбург, из Эдинбур-
га в Глазго, из Глазго опять в Эдинбург, а оттуда на рыболовном судне  в
Лондон. Да будет вам известно, что вторую поездку в Эдинбург он совершал
для собственного удовольствия. Бывало, отправлялся туда на неделю  пови-
дать старых друзей; позавтракает с одним, закусит с другим, пообедает  с
третьим, а поужинает с четвертым, и, стало быть, всю  неделю  занят.  Не
знаю, случалось ли кому из вас, джентльмены, отведать  настоящий  сытный
шотландский завтрак, а потом среди дня закусить бушелем устриц и  выпить
этак дюжину бутылок эля и один-два стаканчика виски. Если случалось,  то
вы согласитесь со мной, что нужна очень крепкая голова, чтобы после это-
го еще пообедать и поужинать.
   Но, да помилует бог ваши души, дяде моему все это  было  нипочем!  Он
себя так приучил, что для него это была детская забава. Я слыхал от  пе-
го, что в любой день он мог перепить уроженцев Данди и  вернуться  после
того домой, даже не шатаясь; однако же, джентльмены, у  дандийцев  такие
крепкие головы и такой крепкий пунш, что крепче вряд ли вы найдете между
двумя полюсами. Я слыхал, как житель Глазго и житель Данди старались пе-
репить друг друга и пили пятнадцать часов, не вставая с места.  Оба  за-
дохлись в один и тот же момент,  насколько  это  удалось  установить,  и
все-таки, джентльмены, если не считать этого, они были в полном порядке.
   Как-то вечером, ровно за двадцать четыре часа до отплытия  в  Лондон,
мой дядя ужинал у своего старого друга, члена городского  сонета  Мак  -
имярек и еще четыре слога, - который проживал в  старом  Эдинбурге.  Тут
была жена члена городского совета, и три дочки члена городского  совета,
и взрослый сын члена городского совета, и трое-четверо дюжих хитрых ста-
рых шотландцев с косматыми бровями - член городского совета  позвал  их,
чтобы почтить моего дядю и повеселиться. Ужин был  превосходный.  Подали
копченую лососину, копченую треску, баранью голову, фаршированный  бара-
ний желудок - знаменитое шотландское блюдо, джентльмены, - о нем мой дя-
дя говаривал, что, поданное на стол, оно всегда напоминает ему живот ку-
пидона, - и еще много разных вещей, очень вкусных, хотя я и позабыл, как
они называются. Девицы были хорошенькие и симпатичные,  жена  члена  го-
родского совета - чудеснейшее создание в мире, а мой дядя был в прекрас-
нейшем расположении духа. И вот весь вечер молодые леди хихикали и  виз-
жали, старая леди громко смеялась, а член  городского  совета  и  другие
старики непрерывно хохотали так, что даже побагровели. Что-то не  припо-
минаю, сколько стаканов тодди выпил каждый после ужина, но мне известно,
что около часу ночи взрослый сын члена городского  совета  затянул  было
первый куплет "Вот Эмилли пива наварил", но впал в беспамятство,  а  так
как За последние полчаса только он да дядя были видны над столом красно-
го дерева, то дяде моему пришло в голову, что пора подумать и об уходе -
ведь пить-то начали с семи часов вечера, чтобы дядя мог вовремя  попасть
домой. Но, рассудив, что невежливо будет уйти внезапно,  дядя  сам  себя
выбрал в председатели, приготовил еще стаканчик тодди, встал, чтобы про-
изнести тост за свое собственное здоровье, обратился  к  самому  себе  с
блестящей хвалебной речью и выпил с большим энтузиазмом. Однако никто не
проснулся. Тогда мой дядя пропустил еще стаканчик, на этот раз  не  раз-
бавляя водой, чтоб тодди ему не повредило, и, схватив  шляпу,  вышел  на
улицу.
   Ночь была ненастная. Захлопнув за собой дверь, дядя покрепче нахлобу-
чил шляпу, чтобы не сорвало ветром, засунул руки в карманы  и  воззрился
на небо, желая определить, какова погода. Облака неслись с  головокружи-
тельной быстротой, то застилая луну, то позволяя ей красоваться во  всем
великолепии и заливать светом окрестности, то с  возрастающей  быстротой
заволакивая ее снова и окутывая мраком все вокруг. "Этак не  годится,  -
сказал мой дядя, обращаясь к непогоде, словно она нанесла ему личное ос-
корбление. - Такая погода не годится для моего путешествия. Никак не го-
дится", - внушительно сказал дядя. Повторив это несколько раз, он не без
труда восстановил равновесие - так долго он глазел на небо, что  у  него
голова закружилась, - и весело тронулся в путь.
   Дом члена городского совета был в  Кенонгете,  а  дядя  направился  в
дальний конец Лит-уока, за милю с лишним. До обеим сторонам дороги  были
разбросаны поднимавшиеся к темному небу высокие хмурые дома, с потемнев-
шими фасадами и окнами, которые как будто разделяли участь  человеческих
глаз и, казалось, потускнели и запали от старости. Дома  были  в  шесть,
семь, восемь этажей этаж громоздился на этаж, - так дети строят  карточ-
ные домики, - отбрасывая темные тени на неровную мостовую и сгущая  мрак
черной ночи. Несколько фонарей горело на большом расстоянии друг от дру-
га, но они служили только для того, чтобы освещать грязный проход в  ка-
кой-нибудь узкий тупик или общую лестницу с крытыми и извилистыми  пово-
ротами, ведущую в верхние этажи. Равнодушно посматривая вокруг, как  че-
ловек, который не раз все это видел и не считает достойным особого  вни-
мания, дядя шагал посреди улицы, засунув большие пальцы в карманы  жиле-
та, и, услаждая себя обрывками разных песен, распевал с  таким  жаром  и
воодушевлением, что мирные честные обыватели пробуждались от первого сна
и дрожали в своих постелях, пока звуки не замирали вдали. Зятем,  решив,
что это какой-нибудь пьяный бездельник возвращается домой, они  укутыва-
лись потеплее и снова погружались в сон.
   Джентльмены, я описываю с такими подробностями, как мой дядя  шество-
вал посреди улицы, засунув пальцы в жилетные карманы, ибо,  как  он  сам
частенько говаривал (и не без оснований), в этой истории нет ничего  по-
разительного, если вы сразу не усвоите, что дядя отнюдь не был в  мечта-
тельном или романтическом расположении духа.
   Итак, засунув пальцы в Жилетные карманы, шествовал дядя посреди  ули-
цы, распевая то любовную, то застольную песню, а когда это ему  надоеда-
ло, он мелодически насвистывал, пока не дошел до Северного моста,  кото-
рый соединяет старый Эдинбург с новым. Тут  он  на  минуту  остановился,
чтобы полюбоваться странными, беспорядочными скоплениями огоньков,  наг-
роможденных друг на друга и мерцавших высоко в воздухе,  словно  Звезды,
со стен замка с одной стороны и с высот Колтон-хилла  -  с  другой,  как
будто они освещали подлинные воздушные замки. Внизу, в  глубоком  мраке,
спал тяжелым сном старый живописный город, Холйрудский дворец и часовня,
охраняемые днем и ночью, как говаривал один приятель дяди, Троном старо-
го Артура, мрачным и темным, вздымающимся, как хмурый гений, над древним
городом, который он так долго сторожит. Повторяю, джентльмены, дядя  ос-
тановился здесь на минуту, чтобы осмотреться, а затем, отпустив  компли-
мент погоде, которая начала проясняться, хотя луна уже заходила, продол-
жал путь все так же величественно: держался с большим достоинством сере-
дины дороги и, казалось, весьма не прочь был встретить кого-нибудь,  кто
бы вздумал оспаривать его права на эту дорогу. Однако случилось так, что
никто не расположен был затевать спор, и дядя, Засунув пальцы в жилетные
карманы, шел мирно, как ягненок.
   Дойдя до конца Лнт-уока, он должен был миновать большой пустырь,  от-
делявший его от переулка, куда ему предстояло свернуть, чтобы  добраться
до дому. В ту пору этот пустырь был огорожен и принадлежал какому-то ко-
лесному мастеру, который заключил контракт с почтовым ведомством на  по-
купку старых, поломанных почтовых карет. Дяде моему - большому  любителю
карет старых, молодых и среднего возраста - вдруг взбрело в голову свер-
нуть с дороги только для того, чтобы поглазеть на эти кареты сквозь щель
в заборе. Он помнил, что их там было штук десять - двенадцать, ветхих  и
разваливающихся. Джентльмены, мой дядя был человек восторженный  и  впе-
чатлительный; убедившись, что в щель плохо видно, он перелез через забор
и, преспокойно усевшись на старую ось, начал задумчиво разглядывать поч-
товые кареты.
   Их было не меньше дюжины, - дядя хорошенько не помнил  и  никогда  не
называл точной цифры, ибо был он на редкость аккуратен  по  части  цифр.
Как бы там ни было, но они стояли тут, сбитые в кучу, и находились в са-
мом жалком состоянии. Дверцы были сняты с петель и унесены; обивка  сод-
рана, лишь кое-где сохранились обрывки, державшиеся на  ржавых  гвоздях;
фонарей не было, дышла давным-давно исчезли,  железо  заржавело,  краска
облезла; ветер свистел сквозь щели в деревянных остовах, а вода, скопив-
шаяся на крышах, стекал внутрь, и капли падали с глухим  меланхолическим
стуком. Это были гниющие скелеты умерших карет, и в безлюдном  месте,  в
ночное время, они производили тяжелое, гнетущее впечатление.
   Дядя опустил голову на руки и задумался о тех  энергических  торопив-
шихся куда-то людях, которые в былые времена разъезжали  в  этих  старых
каретах, а теперь изменились так же, как они.  Думал  о  тех,  кому  эти
дряхлые, разрушающиеся экипажи привозили в течение многих лет изо дня  в
день, во всякую погоду ожидаемую весточку,  желанный  денежный  перевод,
сведения о Здоровье и благополучии,  нежданное  сообщение  о  болезни  и
смерти. Купец, влюбленный, жена, вдова, мать, школьник,  даже  маленький
ребенок, бежавший к двери на стук почтальона, - с каким нетерпением жда-
ли они прибытия старой кареты! А где они теперь?
   По уверению дяди, джентльмены, он обо всем этом успел тогда подумать,
но я подозреваю, что он это вычитал позднее из какой-нибудь  книжки.  Он
сам говорил, что задремал, сидя на старой колесной оси и глядя на разва-
лившиеся почтовые кареты, а проснулся,  когда  церковный  колокол  глухо
ударил два раза. А ведь дядя всегда был тугодумом, и если б он успел обо
всем поразмыслить, я не сомневаюсь, он думал бы по меньшей мере до поло-
вины третьего. Вот почему, джентльмены, я решительно придерживаюсь  того
мнения, что дядя задремал, ровно ни о чем не думая.
   Как бы там ни было, а на церковной колокольне пробило два часа.  Дядя
проснулся, протер глаза и в изумлении вскочил.
   Как только пробили часы, на этом безлюдном,  тихом  пустыре  закипела
жизнь и поднялась суматоха. Дверцы старых карет снова висели на  петлях,
появилась обивка, железные части блестели, как новые,  краска  вернулась
на свое место, фонари были зажжены, подушки и плащи  лежали  на  козлах,
носильщики совали пакеты в ящики, кондуктора прятали почтовые сумки, ко-
нюхи поливали водой починенные колеса, какие-то люди суетились, прилажи-
вая дышла к каретам; появились пассажиры, привязывали чемоданы, впрягали
лошадей, - короче, было совершенно ясно, что  все  эти  почтовые  кареты
вот-вот тронутся в путь. Джентльмены, дядя так широко раскрыл глаза, что
до последней минуты своей жизни не переставал удивляться, как  ему  уда-
лось снова их закрыть.
   - Ну, что же вы стоите? - раздался голос, и  дядя  почувствовал,  как
чья-то рука опустилась ему на плечо. -  Для  вас  оставлено  одно  место
внутри. Полезайте.
   - Для меня? - оглядываясь, воскликнул дядя.
   - Да, конечно.
   Джентльмены, дядя не нашелся что ответить - так он был изумлен. А са-
мым диковинным было то, что хотя Здесь собралась целая  толпа  и  каждую
секунду появлялись новые лица, но немыслимо  было  сказать,  откуда  они
взялись. Казалось, они каким-то чудесным образом выскакивали из-под зем-
ли или возникали из воздуха и так же точно исчезали. Носильщик,  положив
вещи в карету и получив плату, поворачивался и скрывался из