й стороной повернулся к ней мир...  Ну,
а теперь докладывай! Кто сказал тебе  в  четверг,  что  надо  немедленно
мчаться на автобусную станцию?
   - Позвонила миссис Гролли и сказала, что она в  опасности,  вынуждена
оставить ребенка на станции  "Грейхаунд"  и  попросила  меня  немедленно
приехать.
   - Но почему ты не говорил об этом раньше, Дуг?
   - Опасался, что если те, кто ее  захватил,  узнают  о  звонке  именно
прокурору, то убьют ее.
   - Очевидно, они узнали, - мрачно заметила Сильвия.
   - Да, догадаться было не трудно, особенно после того, как шериф  и  я
приехали за ребенком, но я не хотел давать лишнего подтверждения.
   Продолжая говорить, Селби медленно направился в сторону  водонапорной
башни.
   - Дуг, ты куда?
   - Хочу поискать следы, может быть, сюда кто-нибудь заезжал.
   - Ничего  не  получится.  Здесь  сплошная  пыль,  и  все  время  дует
восточный ветер.
   Селби показал на подтекающий кран рядом с водонапорной башней.
   - Похоже, там, под краном,  окажется  влажная  полоса,  и,  по-моему,
видна какая-то колея у амбара.
   - Может, ты и прав, - сказала Сильвия  и,  покинув  прохладную  тень,
направилась вместе с ним через опаленный  солнцем  двор  к  водонапорной
башне.
   Сочившаяся из крана вода образовала лужицу площадью в четыре или пять
квадратных футов. Подойдя ближе, они услышали шипение и  увидели  ровный
дождь капель из неисправного крана. Очевидно, какая-то машина,  объезжая
амбар, сделала здесь поворот. Оба левых колеса пересекли  узкую  полоску
грязи в тот момент, когда водитель начал поворачивать. Без  труда  можно
было отличить след переднего колеса от следа заднего.
   Селби исследовал рисунок протектора.
   - На левом переднем колесе поставлена  новая  резина,  -  сказал  он.
Потом  выпрямился  и  сосредоточенно  посмотрел  куда-то  вдаль,  сквозь
Сильвию, очевидно забыв о ее присутствии.
   - Что такое, Дуг? - спросила она.
   - Важное, - сказал Селби, как бы отвечая на свой собственный  вопрос,
- но все же не решающее доказательство.
   - О чем ты говоришь, Дуг?
   - Да вот этот след - новый специальный протектор  против  заносов  на
левом переднем колесе.
   - Как ты узнал?
   - У него специфический рисунок. Легко  различимый.  Наверное,  ты  не
очень внимательно осматривала автомобиль Лосстенов?
   - Нет, только помятые крылья и сломанный замок зажигания.
   - Два задних колеса их машины совершенно  изношены,  переднее  правое
изрядно потерто, но на переднем левом стоит совершенно новый специальный
протектор против заносов.
 
Глава 8 
 
   Сильвия Мартин внимательно посмотрела на отпечаток автомобильных  шин
и сказала:
   - Не понимаю, почему это не является решающим доказательством, Дуг?
   - Это улика, конечно, но  не  доказательство.  Такие  шины  стоят  на
великом множестве машин. Даже если мы установим, что здесь  была  машина
Лосстенов,  мы  не  сможем  доказать,  кто  сидел  за  рулем.  Возникает
проблема, с которой мы уже столкнулись, расследуя аварию.
   - Но если они опять заявят, что кто-то без их  ведома  воспользовался
машиной, то это будет крайне неубедительно.
   - Каждое  заявление  имеет  свою  собственную  ценность  и  не  может
рассматриваться   по   аналогии,   назидательно   заметил    Селби.    -
Следовательно,  мы  должны  заставить  Лосстенов  признать,  что  машина
находилась в их распоряжении в четверг постоянно  с  того  момента,  как
разрешила полиция. Для этого мне надо будет забросить приманку  -  нечто
такое, что заставило бы их убеждать нас в том, что машина была у них.
   - До какого времени полиция удерживала автомобиль?
   - Думаю, примерно  до  половины  одиннадцатого.  Насколько  я  помню,
машина была найдена незадолго до девяти.  Ее  сфотографировали,  механик
провел экспертизу, после чего миссис Лосстен опять вступила во  владение
ею.  Коронер  снял  один  из  номеров  перед  началом  дознания,   чтобы
предъявить его в качестве вещественного доказательства, и  вернул  сразу
же после завершения слушания дела. Но это было уже в пятницу.
   - Дуг, значит, ты знаешь точное время, когда произошло убийство?
   - Нет. Я лишь полагаю, что знаю, но не имею  доказательств.  Надеюсь,
доктор  Трумэн  сумеет  установить  время  смерти  достаточно  в   узких
пределах, тогда мы сможем сделать свои выводы... Миссис  Гролли  звонила
мне в четверг незадолго до полудня... Возможно, ее убили  лишь  вечером,
продержав некоторое время в заточении.
   Обдумав ситуацию, Сильвия произнесла:
   - Теперь я понимаю твои сложности. Это мог быть  любой  автомобиль  с
такой же шиной на переднем левом колесе. След мог быть оставлен за  день
или два до убийства или на следующий день после него; и  даже  если  это
машина Лосстенов, ты не сможешь доказать, кто был за рулем.
   - Абсолютно верно,  -  согласился  Селби.  -  Невозможно  обвинить  в
убийстве автомобиль,  можно  предъявить  обвинение  лишь  водителю.  Все
сомнения толкуются на суде в пользу обвиняемого. Если свидетельство  или
улика могут  быть  объяснены  приемлемой  гипотезой,  исключающей  вину,
присяжные обязаны принимать во внимание лишь эту гипотезу.
   - Но все-таки мне кажется, что у тебя достаточно оснований для ареста
Лосстенов.
   Селби покачал головой:
   - Нет, придется еще посидеть, подождать.
   - Мы окажемся сидящими на гвоздях,  как  только  эта  новость  станет
достоянием публики. "Окружной прокурор скрывает телефонный звонок убитой
женщины!" Единственный способ спастись - арестовать кого-нибудь и  таким
образом создать собственную сенсацию.
   Селби рассмеялся, но в его смехе можно было уловить грусть.
   - Иди в дом, - сказал прокурор, - осмотри труп на полу,  и  ты  лучше
поймешь мое состояние.
   Сильвия направилась было к дому, но, вернувшись  с  полпути,  подошла
опять к Селби и сказала:
   - Дуг, не будь слишком осторожным.
   - Что ты этим хочешь сказать?
   - Арестуй их, не дожидаясь сбора всех доказательств. Если ты веришь в
их вину, брось преступников за решетку и отрабатывай детали позже.
   Селби машинально кивнул в ответ,  показывая,  что  слышит  ее  слова.
Однако Сильвия поняла, что его мысли далеко, он занят анализом ситуации,
поиском доказательств, и смысл ее слов не достигает его сознания.
   - Дуг Селби, лучше послушай меня! Я с  тобой  говорю!  Ты  не  должен
осторожничать. Люди хотят действий. Ты служишь людям и должен давать  им
то, что они хотят. И если у тебя есть достаточно  улик  против  кого-то,
производи арест. Люди желают действий.
   Селби сунул руки  глубоко  в  карманы  брюк  и,  набычившись,  сказал
неторопливо:
   - Да, они всегда вопят, требуя действий, но платят они мне  вовсе  не
за это.
   - А за что, позволь тебя спросить?
   - За победу справедливости.
   Сильвия Мартин хотела что-то сказать, но  передумала,  повернулась  и
направилась к дому. Селби вернулся на свое место в тени деревьев.
   Через пятнадцать минут на пороге  появился  шериф  Брэндон,  и  Селби
подошел к нему:
   - Рекс, тебе,  наверное,  приходило  в  голову,  что  ребенку  грозит
опасность?
   Брэндон кивнул.
   - Я хотел предложить, чтобы ты поехал домой и  рассказал  все  миссис
Брэндон. Постарайся сделать это так, чтобы не встревожить ее...
   Рекс Брэндон прервал прокурора:
   - Она никогда не простила бы меня, если бы я сразу не  оповестил  ее.
Десять минут назад я разговаривал с ней по телефону и рассказал  о  том,
что случилось.
   - Как она отнеслась к этому известию?
   - У меня дома валяется кольт, который я  таскал  в  то  время,  когда
перевозил почту. Моя жена может  из  него  с  пятидесяти  ярдов  пробить
консервную банку девять раз  из  десяти...  Пуля  сорок  пятого  калибра
делает в человеке огромную дырку, и после того, что я  рассказал  миссис
Брэндон,  она  без  колебаний  нажмет  на  спусковой  крючок...  Сильвия
сказала, ты здесь нашел улику в виде следа шины?
   Селби кивнул.
   - Мы могли бы скрутить этих Лосстенов еще до  того,  как  ты  уложишь
последние соломинки в стог.
   - Вот  этого  я  и  боюсь,  -  ответил  Селби.  -  Надо  быть  крайне
осторожным, имея дело только с косвенными уликами.
   Когда  Брэндон  заговорил,  в  его  голосе  послышались  одновременно
настойчивость и озабоченность:
   - Знаешь что, сынок, не позволяй Инес Стэплтон  чересчур  командовать
тобой. Долгое время вы были хорошими друзьями,  я  знаю,  что  она  тебе
нравится, но...
   Селби явно думал о чем-то своем. Без всякой связи  с  предупреждением
шерифа он сказал:
   - Я лечу в Сан-Франциско, Рекс.
   - Зачем, Дуг? Новая версия? Селби покачал головой:
   - Нет. Просто мы слишком мало знаем об этой женщине.
   Брэндон внимательно посмотрел на прокурора и сменил тему разговора:
   - Нашлась ее сумочка. Миссис Гролли, видимо, уронила ее за диван.
   - Что в сумочке?
   - Немного денег,  водительское  удостоверение,  ключи,  вечное  перо,
карточка  социального  обеспечения,  пудреница,   губная   помада,   две
запечатанные в целлофан соски, английская булавка и  огрызок  карандаша,
заточенного тупым ножом человеком, который ничего не смыслит  в  заточке
карандашей.
   - Доктор Трумэн определил время смерти?
   - Пока он не совсем уверен,  но,  по-видимому,  это  четверг,  где-то
вскоре после разговора с тобой.
   - Так, значит, ее сумочка находилась за диваном?
   - Да.
   - Могла она завалиться туда случайно?
   - Никоим образом.
   - А если бы  у  убийц  было  намерение  спрятать  ее,  они  наверняка
подыскали бы другое место?
   - Верно.
   - Следовательно, она бросила ее туда  специально,  чтобы  навести  на
след.
   - Какой след?
   - Она допускала, вероятно, что ее куда-нибудь увезут из этого  места,
и бросила сумочку или... У нас  не  возникает  проблем  с  установлением
личности убитой, Рекс?
   - Абсолютно никаких.  На  ней  обручальное  кольцо.  На  водительских
правах отпечаток большого пальца правой руки, фотография...
   - Попроси Терри сопоставить отпечаток пальца с тем,  что  на  правах,
хорошо?
   - Это первое, что  мы  сделали.  Отпечатки  идентичны.  Так  что  это
бесспорно Алиса Гролли.
   -  Хорошо,  Рекс.  Я  постараюсь  успеть  на  пятичасовой  самолет  в
Сан-Франциско.
 
Глава 9 
 
   Оказалось, что воздух  Сан-Франциско  резко  отличается  от  сухой  с
запахом пустыни атмосферы Мэдисон-Сити.  Холодный  туман,  приплывший  с
океана, рождал золотистые нимбы вокруг уличных фонарей. Звонки трамваев,
монотонный вой портовых сирен,  низкие  пароходные  гудки,  приглушенные
пухлым  покрывалом  тумана,  звучали,  словно  музыкальное  попурри   из
какого-то другого мира.
   Дом с меблированными квартирами приютился  на  крутом  склоне  холма.
Селби нажал на кнопку, расположенную рядом с табличкой: "Управляющий".
   Дверь открыла  женщина  лет  сорока.  Было  заметно,  что  она  ведет
отчаянное арьергардное сражение с  возрастом.  Это  пока  проявлялось  в
слишком щедро нанесенных румянах,  уголках  губ,  постоянно  приподнятых
сознательным  напряжением  мышц  лица,  которое,  казалось,  замерло   в
искусственной, накладной улыбке. Некоторая скованность походки указывала
на постоянное ношение чересчур узкого корсета.
   Женщина с профессиональной сердечностью улыбнулась Селби:
   - Вы ищете студию или квартиру?
   - Ни то, ни другое, - ответил Селби. - Я окружной  прокурор  графства
Мэдисон. Меня интересует миссис Гролли и...
   - А, исчезнувшая женщина.
   - Мы нашли ее сегодня днем. - Где?
   - В одном доме - мертвой.
   Женщина сделала вид,  что  это  известие  ее  крайне  взволновало,  и
спросила:
   - А как ребенок?
   - С ребенком все в порядке, - ответил Селби.
   - Полиция уже тщательно осмотрела ее квартиру.
   - Мне хотелось бы взглянуть еще разок.  Поколебавшись  какой-то  миг,
женщина сказала:
   - Хорошо, я дам вам ключи, но хотелось бы, чтобы вы удостоверили свою
личность.
   Селби предъявил женщине документ, который, видимо, полностью снял все
подозрения. Она передала ему ключи со словами:
   - Это на  шестом  этаже,  дверь  налево  в  глубине  коридора.  Номер
шестьсот девятнадцать. Когда будете уходить, не забудьте вернуть ключи.
   Дребезжащий, тускло освещенный лифт доставил Селби на шестой этаж. По
затхлому   коридору,   устланному   потертой   дорожкой,    мимо    ряда
негостеприимных дверей он подошел к  нужной  квартире.  Цифра  619  была
практически незаметна в красноватом полумраке  коридора.  Селби  вставил
ключ в замочную скважину и открыл дверь.
   Полиция,  очевидно,  отнеслась  к  осмотру  достаточно  формально.  В
квартире не осталось никаких  следов  ее  пребывания,  если  не  считать
выдвинутого ящика письменного стола и открытой дверцы платяного шкафа.
   Это  была  совсем  крошечная  квартира.   Повсюду   виднелись   следы
пребывания ребенка. Резиновая собачка  с  пищалкой  в  животе,  издающая
пронзительный визг при нажатии,  погремушка,  пластмассовое  кольцо  для
зубов, пустышка валялись на столе. Там же  находилось  несколько  свежих
номеров журналов, взятая в  библиотеке  книга  и  нераспечатанная  пачка
сигарет.
   Картины, развешанные по стенам, явно входили в стандартное оформление
меблированной комнаты. Правда, среди них Селби обнаружил два исключения.
На вставленной в рамку фотографии  был  изображен  Эзра  Гролли.  Селби,
привыкший  встречать  лохматого,  оборванного  фермера,   был   безмерно
удивлен, увидев его в белой сорочке и безукоризненном  галстуке.  Другой
снимок запечатлел  маленькую  девочку.  Голенькая,  как  в  день,  когда
увидела  впервые  свет,  она,  ухватив  большой  палец  ноги,  счастливо
улыбалась в объектив беззубым ртом. Очевидно, это была увеличенная копия
снимка, сделанного тут же, в комнате.
   Из всего увиденного следовало,  что  миссис  Гролли  весьма  поспешно
приняла решение отправиться в Мэдисон-Сити.
   Но почему?
   Что-то должно было произойти, что-то толкнуло ее на  этот  шаг.  Если
рассуждать логически, естественной причиной путешествия могло  послужить
известие о серьезной болезни мужа. Скорее всего, она узнала об  этом  из
телеграммы,  но,  поскольку  телеграммы  в  ее  сумочке  не   оказалось,
очевидно, ее следовало искать в квартире.
   Селби приступил к тщательному  обыску.  В  картонной  коробке  из-под
туфель, стоявшей в углу, на  полке  стенного  шкафа,  окружной  прокурор
обнаружил несколько пачек писем. Эти письма явно остались незамеченными,
когда сан-францисские полицейские вели расследование  по  просьбе  Рекса
Брэндона.
   Селби уселся и принялся за чтение. По мере того как он  углублялся  в
содержание писем, прокурор все меньше замечал душную, унылую  комнату  с
плотно закрытыми окнами.  Перед  ним  постепенно  развертывались  яркие,
полные драматизма страницы жизни убитой женщины. Селби настолько увлекся
чтением, что почти забыл о цели своего приезда.
   В коробке оказались письма от Эзры Гролли и от матери  Алисы  Гролли.
Письма матери первоначально были адресованы мисс Алисе Доллман, а  позже
- миссис Алисе Гролли. Они были лаконичны, содержательны и порой  весьма
желчны. Письма с простой подписью "мама" были написаны нетвердой  рукой.
Женщина жаловалась на зрение,  но  ее  ум  был  ясен  и  точен,  она  не
стремилась смягчать выражения.
   О клерке, которым, видимо, заинтересовалась дочь, мать писала:
   "Если ты полагаешь,  что  можешь  быть  счастлива  с  этим  снятым  и
вдобавок скисшим молоком, то,  несомненно,  мы  встречаемся  с  примером
настоящей любви. У него нет и никогда не будет денег,  чтобы  обеспечить
семье сносную жизнь.  Если  девушка  собирается  выйти  замуж  за  столь
тонкошеее и убогое существо, то она,  несомненно,  безумно  влюблена.  Я
вовсе не хочу, чтобы мои соображения как-то повлияли на твое решение".
   Позже в ее письма вкралась нотка какой-то неуверенности.
   "Эти поганцы-врачи построили весьма своеобразную  этическую  систему.
Вы платите им деньги, чтобы узнать, что с  вами,  но  вместо  этого  они
удовлетворяют лишь собственное любопытство.  Единственное,  что  говорят
всем, состоит в универсальной формуле: "Не беспокойтесь". Не знаю, что и
сказать о твоем Эзре Гролли. Никогда не встречала этого  человека.  Твои
письма полны энтузиазма. Это меня беспокоит, потому что никто  не  знает
тебя лучше меня. В твоих словах я слышу избыток энтузиазма. Это  значит,
что либо ты пытаешься внушить нечто себе, либо, напротив, навязать  свои
идеи мне".
   Со времени  отправления  этого  письма  прошло  примерно  шестнадцать
месяцев. Спустя шесть недель у миссис Доллман уже не оставалось  никаких
иллюзий ни по поводу своего здоровья, ни по поводу причины,  побуждающей
дочь сочетаться браком с Эзрой Гролли. Она писала:
   "Послушай меня, Алиса. Я не так романтична,  как  большинство  женщин
моего поколения. Я считаю, что лишь первый брак бывает  по  любви.  Если
это не так, значит,  женщина  больше  склонна  прислушиваться  к  голосу
рассудка, чем к влечению сердца. Обычно она делает это ради себя.  Но  у
тебя не так. Ты собираешься выйти замуж ради моего блага. Мое тело много
лет верно служило мне, но старый механизм изрядно  поизносился.  Доктора
еще способны подпаять его в одном или залатать в другом месте,  но  если
хочешь узнать мое мнение, то исход гонки между  косой  времени  и  ножом
хирурга предрешен, и участие в этом состязании лишено  смысла.  Конечно,
операция, которую они хотят сделать, немного продлит мои дни, а  морской
круиз доставит огромную радость женщине, которая так обожает совать свой
нос в дела ближних. Однако  никакой,  даже  самый  искусный,  хирург  не
вернет  мне  молодость,  а   каждая   секунда   океанского   путешествия
превратится в кошмар при мысли о том, что оно  стало  возможным  потому,
что ты продала себя у алтаря. Я хорошо знаю тебя, и  мне  известно,  что
мои советы вряд ли что-нибудь изменят,  но  я  заявляю  прямо:  если  ты
выйдешь замуж, я не приму ни цента твоих денег свыше тех сорока долларов
в месяц, которые ты мне высылаешь сейчас. Я приму с радостью каждый цент
этих денег, но не больше,  даже  если  твой  муж  -  владелец  монетного
двора".
   Тремя месяцами позже пришло еще одно письмо, в котором было  прямо  и
просто сказано:
   "Что же, если ты так ставишь  вопрос,  я  соглашусь  на  операцию.  Я
надеялась удержать тебя от замужества, но так как не преуспела в этом, а
ты сожгла за собой все мосты,  и  при  этом  твой  муж  оказался  щедрой
личностью, я принимаю даяние. Я сожалею о своих словах в ранних письмах,
где говорилось, что ты выходишь замуж из-за денег. Но в тебе тогда  было
чересчур много энтузиазма. Теперь я вижу твое истинное отношение к  мужу
и то, какой  он,  наверное,  замечательный  человек.  После  операции  я
обязательно приеду тебя навестить".
   Но после операции возникли осложнения, а к тому времени,  когда  мать
достаточно  восстановила  силы,  чтобы  отправиться  в   рекомендованный
докторами океанский вояж, стало ясно, что ее дочь все-таки  вышла  замуж
без любви. Беременность еще больше ослабила ее интерес к мужу.
   Затем последовала серия  почтовых  открыток  из  Гаваны,  Кристобаля,
Барранкильи, Рио-де-Жанейро и Монтевидео. Все  закончилось  радиограммой
капитана  судна,  который  извещал  Алису,  что  ее  мать  скоропостижно
скончалась.
   В коробке  находились  также  письма  от  Эзры  Гролли  -  суховатые,
выдержанные в  деловом  тоне,  несмотря  на  то  что  касались  интимных
подробностей семейной жизни. Селби усмехался помимо  воли,  когда  читал
послание, отправленное из Мэдисон-Сити и адресованное миссис Гролли, где
говорилось следующее:
   "Моя дорогая Алиса! В ответ на твое письмо  от  девятнадцатого.  Я  с
интересом и определенным удивлением узнал, что в результате нашего брака
возникает возможность появления потомства.  Я  надеюсь,  что  ты  будешь
держать меня в курсе дел, и в том случае, если события будут развиваться
так, как сказано в твоем письме от девятнадцатого, я обеспечу увеличение
выплат  до  размеров,  достаточных,