ечером приехали мы в Рожнов. Не заходя  домой,  пошли
ночевать в гостиницу, а утром обратились с жалобой к прокурору Пыляеву. По
его распоряжению была создана комиссия, чтобы впустить нас в  квартиру.  В
эту комиссию вписали всех лиц, которые взламывали дверь. Но ушло три  часа
времени на то, чтобы заставить этих людей собраться к месту  происшествия,
то есть преступления.
   Особенно не хотели идти управдом Фунтикова  и  милиционер  -  лейтенант
Парфенов.
   Начальник  милиции  Абрамов  долго  спорил  с  прокурором  Пыляевым   и
согласился послать Парфенова  только  после  письменного  распоряжения  из
прокуратуры. А вот ломать дверь Абрамов  послал  Парфенова,  не  спрашивая
санкции прокурора.
   Пока собиралась комиссия, нам в горисполкоме сняли  копию  акта  насчет
взлома дверей и заверили ее круглой печатью.  Вот  кто  присутствовал  при
взломе двери:
   1. Управдом Фунтикова,
   2. Техник-смотритель - инженер Ломов,
   3. Квартиросъемщик Чиженок Зинаида,
   4. Участковый уполномоченный Парфенов,
   5. Плотник Гунькин (он же Дезертир).
   Примечание: одновременно Фунтикова  сказала  нам,  что  плотников  было
двое, но в акте почему-то записан один и подпись одна.
   Впускали нас в  квартиру  только  вчетвером.  Плотник  Гунькин  (он  же
Дезертир) по пути следования к нашему дому незаметно исчез.
   Придя с комиссией к квартире, мы обнаружили, что  дверь  поставлена  на
старое место в перевернутом виде, то есть  кверху  ногами,  и  к  тому  же
комнатной  стороной  в  коридор  (см.  приложенное  фото).  Петли  прибиты
снаружи, как ремешки в  собачьей  конуре,  да  и  то  по  одному,  по  два
шурупчика на петлю. Их можно легко вывернуть  и  входить  в  квартиру,  не
открывая замка.
   Из фотографии видно, что дверь  двустворчатая.  Французский  замок  уже
теперь роли не играл, поскольку был снаружи,  да  и  дверь  открывалась  в
другую сторону  и  шпингалеты,  защелки  оказались  снаружи.  Зато  уж  из
квартиры дверь нельзя  было  открыть  без  ключа.  Второй  замок,  висячий
(велосипедный), был повешен на две петли, и каждая петля пришпилена  одним
шурупом, которые легко вынимались  невооруженной  рукой.  Эти  петли  были
вырваны из двери во время взлома ее, а после того как  дверь  перевернули,
петли поставили в старые гнезда и воткнули в них по  шурупу  вроде  бы  на
смех.
   Даже при таком, "запертом" состоянии дверь свободно раскрывалась на  10
сантиметров - в эту щель вся квартира видна. Смотри, выбирай, что  хочешь,
и входи свободно.
   Маленькое добавление: когда  переносили  дверь  на  старое  место,  без
лишней надобности поломали притолоку у дверей, перегородку  при  входе  на
кухню и настенную полку.
   Когда вошли в квартиру, то мы сразу же обнаружили:
   1) Нет двух крашеных тесин, которые я приготовил, чтобы  сделать  новую
полку взамен запрещенной над газовой плитой пожарным инспектором.
   Между прочим, лейтенант Парфенов удивленно сказал: "Куда они делись?  Я
хорошо помню, что они стояли на кухне, когда мы дверь переносили".
   2) В кармане жакета,  висевшего  в  раздевальном  шкафу  на  кухне,  не
оказалось 90 рублей. Эти деньги были  приготовлены  женой  для  поездки  в
Москву  и  по  ошибке  остались  в  жакете  (другой  жакет   надела).   Мы
спохватились только в Стародубове. Ехать домой  -  обидно.  Мы  заняли  50
рублей  у  племянницы  жены  Костиковой  Светланы  Евсеевны.  Она   сможет
подтвердить.
   3)  Не  оказалось  китайского  свитера,  шерстяного,  темно-коричневого
цвета.
   4) Исчез отрез темно-синего бостона длиной три с половиной метра.
   Примечание: эти вещи лежали в самодельном шифоньере в спальне.
   Может быть, нет и еще каких-то вещей из принадлежащего добра  сыну.  Но
выяснить нам это до сих  пор  не  удалось,  повторяем,  они  находятся  за
границей (живут в длительной командировке).
   Члены комиссии  составлять  акт  на  эти  безобразия  не  стали,  якобы
мотивируя тем, что устали. Составили акт мы с  женой.  Но  члены  комиссии
подписывать его не стали. Парфенов сказал тогда свою знаменитую фразу:  "Я
человек бывалый и опытный в таких делах. Акт не подпишу и вам не  советую.
Вот если они про вещи не станут писать, тогда поглядим..."
   В тот же день я позвонил районному прокурору. Тов. Пыляев сказал:  "Ну,
что ж, силом их  не  заставишь  подписывать.  Подпишите  один  и  сделайте
оговорку, что они от подписи отказались. И немедленно  сделайте  заявление
начальнику милиции о пропаже вещей и денег. Не забудьте просьбу  написать,
чтобы привлекли виновных".
   Мы тут же написали заявление и подали их в милицию и в прокуратуру. Да,
нам еще в областной прокуратуре посоветовали: пригласите общественность  с
места работы. Пригласили. К нам пришли  рентгенотехник  больницы  Орлов  и
медсестра Глухова. Тов. Орлов даже сфотографировал дверь, замки, петли, да
еще в разных вариантах. Вспышку  магния  использовал...  Вот  кто  проявил
настоящую заботу о нас.
   А члены  комиссии,  почуяв  недоброе,  разбежались.  Правда,  лейтенант
Парфенов привел с собой плотника Гунькина и  приказал  ему  сделать  дверь
по-настоящему (чтобы следы замести). Но мы плотника к работе не допустили,
сказав: "До прихода  оперуполномоченного  и  составления  им  протокола  к
дверям прикасаться не позволим".
   Так нам по телефону советовал поступить работник областной прокуратуры.
Он добавил еще: "Будут не только фотографировать, но, возможно, снимать  и
отпечатки пальцев".
   5 сентября подали в милицию второе заявление, просили  ускорить  осмотр
двери оперуполномоченным, так как ее надо отремонтировать, чтобы закрывать
и уходить на работу. А то нам пришлось  поочередно  дежурить  в  квартире,
отчего у жены моей произошло осложнение на работе и ей  пришлось  уйти  на
пенсию по старости.
   Это второе заявление было отдано заместителю  начальника  милиции  тов.
Помозову при свидетелях: сотрудниках  больницы  Глуховой  и  Орлове.  Тов.
Помозов очень недовольно сказал:
   "Меньше надо разъезжать и скрываться  от  властей.  А  то,  видите  ли,
понадеялись на замки. Оставили бы кого-нибудь за себя, и кражи не было бы.
Нечего на замки надеяться".
   Но я возразил, что надеялся не только на замки, но и на  милицию  и  не
предполагал, что есть такие начальники, которые  способны  посылать  своих
подчиненных ломать двери в квартиру, не имея на то права.
   На что Помозов ответил: "Кто посылал, тот и найдет право".
   Наше заявление  со  своей  резолюцией  он  отослал  оперуполномоченному
Жуликову, у которого уже третий день лежало наше первое заявление.
   Наконец-то прибыл тов. Жуликов к нам, то есть на место происшествия, 15
сентября с Ломовым, с двумя понятыми и милицейским фотографом. Тов.  Ломов
в присутствии понятых подтвердил, что дверные замки и  петли  находятся  в
таком же состоянии, в котором были оставлены 29 августа, то  есть  в  день
взлома. Было также установлено, что в квартиру можно легко войти, не ломая
дверей.
   Надо бы акт составлять, но тов. Жуликов сказал, что  потом  оформит  и,
когда надо, пригласит нас на подпись.
   Фотограф  начал  фотографировать  дверь.  Но  странно  -  осветительной
аппаратуры у него не было, а в нашем коридоре сумеречно  и  даже  лампочки
нет. Они, видимо, считали нас за простачков и решили разыграть перед  нами
инсценировку расследования. То есть чтобы мы после  их  "фотографирования"
сейчас же приступили к ремонту двери и заметали следы их преступления.
   Я тогда повернулся к жене и сказал во всеуслышание:
   "Маша, эти оперативные работники, наверное, никогда не  фотографировали
в темноте. Принеси им наши снимки, пусть сличат".
   Мария Ивановна принесла снимки Орлова, и я передал их тов. Жуликову. Он
недовольно заметил: "Больно много берете на себя.  У  нас  пленка  высокой
чувствительности". Но снимки мои взял с собой.
   Через час в тот же день приходил плотник Гунькин, но дверь переделывать
мы не разрешили. Так мы и  жили  при  раскрытых  дверях  еще  две  недели.
Наконец второго октября майор Жуликов пригласил меня на подпись акта.  Он,
может быть, и еще протянул бы, но мы ему звонили каждый день по шесть  раз
- с утра Мария Ивановна, а после обеда я.
   А еще через день приехал из областной прокуратуры Савушкин. При  снятии
с нас допроса Савушкин уделял внимание только тому, кто и как  переставлял
дверь, а тот факт, что дверь взломали и что пропали вещи из  квартиры,  он
как бы отметал от себя.
   Тогда мы сказали ему: "Очень странно! Почему это  вы  все  преступление
разбиваете на два отдельных дела - на переноску двери, причем игнорируете,
что она была взломана, и на кражу вещей?" Он ответил мне: "Взломом двери и
кражей вещей пусть занимается милиция. А наше дело выяснить - по закону вы
перенесли дверь или нет?" - "Как же так? Ведь дверь  ломали  и  переносили
одни и те же люди. И кража произошла по их вине. Пусть они и  заплатят  за
это сполна".
   Мы сказали ему, что если он не впишет в допрос насчет пропажи вещей, то
протокол мы подписывать не  станем.  Он  нехотя  вписал  показания  насчет
пропажи вещей и денег, и то в самом конце.
   Через три дня начальник  милиции  Абрамов  уведомил  нас  об  отказе  в
возбуждении уголовного дела по поводу взлома двери и кражи и выдал нам  на
руки постановление, подписанное Жуликовым.
   Это постановление, утвержденное  самим  Абрамовым,  проливает  свет  на
блюстителей порядка, то есть они заинтересованы не в том, чтобы привлечь к
ответственности своего же сотрудника, а в том,  чтобы  заметать  следы.  В
нем, например, сказано, что дверь была заперта на два замка и  в  квартиру
попасть нельзя. Но ведь сам Жуликов, не трогая замков,  открывал  при  нас
дверь! И Ломов проделал это в присутствии понятых. Зачем же  писать  такую
чепуху?
   Или вот еще одна запятая в этом постановлении: "Свидетели -  соседи  по
коридору  подтверждают,  что  никто  из  посторонних  лиц   в   отсутствие
Полубояриновых к ним в квартиру не входил".
   Очень интересно! Один из этих свидетелей - Чиженок в  декабре  того  же
года украл из совхозного магазина кусок панбархата и пропил его. Это  было
обнаружено той же милицией. Но чем дело кончилось, не знаем.
   Да и вообще насчет соседей это выдумка: когда был у нас тов. Жуликов  с
понятыми, никаких соседей он и в глаза не видал.
   Мы обращались к прокурору Рожновского района с  просьбой  отменить  это
постановление. Но тов. Пыляев отказал нам.
   С той поры куда мы только ни посылали жалобы, но все они возвращаются к
нам же ни с чем. Тов. Пыляев сказал нам: "Так оно и будет тянуться. Мы  не
в силах вести это дело и не  знаем,  для  чего  из  областной  прокуратуры
пересылают к нам ваши жалобы. Ведь пока Павлинов не будет наказан,  а  это
может сделать только областной прокурор, никаких сдвигов по вашему делу не
будет".
   "А разве другие не виноваты?" - спросили мы.
   Он ответил: "Конечно, и другие виноваты, но Павлинов их изнасиловал  на
это дело".
   Потом он признался чистосердечно: я, говорит, сам удивлен - вы в  своих
жалобах пишете о взломе двери и  краже  вещей,  а  они  вам  отписывают  о
ремонте и переноске дверей. Это они делают с целью.
   С той поры много месяцев ведем мы такую бесполезную переписку. И  конца
ей не видать.
   К сему П.Полубояринов".



        14

   И грянул гром... В  одно  прекрасное  утро  Полубояриновым  принесли  с
курьером сразу два конверта - один из милиции, второй из прокуратуры.
   В одном документе значилось:

   "29  августа  196...  года  комиссия  из  Рожновского  горисполкома   в
присутствии  участкового  уполномоченного  Парфенова   в   момент   Вашего
отсутствия произвела перестановку входной двери Вашей квартиры.
   Присутствие т.Парфенова не вызывалось никакой необходимостью, за что он
мною наказан в дисциплинарном порядке.
   Нач. Рожновского ГОМ подполковник милиции Абрамов".

   - Слыхала, Марья? Один получил по  шее,  -  радостно  воскликнул  Павел
Семенович.
   - Читай дальше! - сердито приказала Мария Ивановна.
   В другом документе младший советник юстиции Пыляев писал:
   "...Вам уже сообщалось устно, что непосредственный виновник в нарушении
неприкосновенности  Вашего  жилища,  участковый  уполномоченный   Парфенов
привлечен к ответственности..."
   - Когда же это  сообщалось  нам?  -  поднял  в  удивлении  глаза  Павел
Семенович.
   - Тебе говорят, читай! - грозно повторила жена.
   - Дак что, и спросить нельзя? - обиделся Павел  Семенович  и  продолжал
читать:
   "Домоуправ Фунтикова Е.Т., допустившая проникновение  в  Вашу  квартиру
комиссии,   также   привлечена   к   дисциплинарной   ответственности   по
постановлению прокурора".
   - Ага, и эта достукалась, - сказал Павел Семенович.
   - Ну уж нет, голубчики! От меня так  дешево  не  отделаетесь.  Пока  не
накажут Федулеева и Павлинова, я и  сама  сна  лишусь  и  другим  не  дам.
Поехали в облисполком! Сейчас же.
   - Чего мы там не видали?
   - Дурак! Значит, туда ответ пришел на жалобу. Иначе она бы не сработала
сразу в двух заведениях.  Поехали!  Пусть  нам  дадут  решение  Верховного
Совета на руки. Тогда поглядим, кто запляшет камаринскую, а кто "Вдоль  по
Питерской...".
   Мария Ивановна оказалась права, хотя получить решение Верховного Совета
на руки ей и не удалось.
   В приемной самого председателя исполкома областного Совета они спросили
молодую интересную девушку:
   - Александр Тимофеевич у себя или нет?
   - А по какому вопросу? - спросила в свою очередь девушка.
   - Мы посылали жалобу в Верховный Совет, и нам доподлинно известно,  что
ответ на нее находится здесь, - твердо сказала Мария Ивановна.
   - А как ваша фамилия? - очень вежливо  и  как  бы  с  испугом  спросила
девушка.
   - Мы Полубояриновы из Рожнова.
   - Минуточку! - девушка выпорхнула из-за стола и скрылась за  дверью  не
самого Александра Тимофеевича, а в кабинете напротив, на  дверях  которого
была дощечка с надписью  "Заместитель  председателя  И.В.Акулинов".  Через
минуту вышел Акулинов.
   - Что вы хотите?
   - Во-первых, ознакомьте меня с ответом Президиума Верховного Совета  на
мою жалобу;  во-вторых,  очень  прошу,  чтоб  меня  принял  сам  Александр
Тимофеевич, то есть председатель.
   Акулинов хоть и был  человеком  в  годах,  но  будто  бы  тоже  чего-то
стеснялся:
   - Александра Тимофеевича нет в кабинете, поэтому прошу проследовать  ко
мне. Леся! - сказал он секретарше. - Принесите мне нужную папку.
   Леся принесла нужную папку, Акулинов раскрыл  ее,  немного  полистал  и
спросил:
   - Откуда вы, товарищ Полубояринов, достали номера телефонов в отдел ЦК?
И почему надоедаете им с какой-то  дверью?  -  спрашивал  строго,  но  сам
улыбался.
   - Номера телефонов в нашей стране  являются  не  секретом,  и  странно,
товарищ Акулинов, что вам это неизвестно! - ответил Павел Семенович.  -  А
звонил я не из-за двери, а потому, что полгода не  разбирали  мои  жалобы,
где затронуты мной очень важные  вопросы,  то  есть  нарушение  закона  об
уголовном преступлении, об  издевательствах,  глумлении,  совершенных  так
называемыми членами партии, которые занимают даже ответственные посты.
   - Я вас предупреждаю, выражайтесь осторожнее, - сказал Акулинов. Он уже
не улыбался.
   - А то что будет? - спросила Мария Ивановна.
   - Я просто сообщу куда следует.
   - Интересно, а  куда  же  это  следует  сообщать?  -  усмехнулся  Павел
Семенович.
   - Вы зачем пришли? Жалобу разбирать или чернить многих ответработников?
   - Дайте мне прочесть решение, - сказала Мария Ивановна.
   - Решения нет. Есть письмо, адресованное исполкому.
   - Дайте прочесть это письмо.
   - Не имею права. Это всего лишь внутренняя переписка.
   - В таком случае пусть примет нас Александр Тимофеевич.
   - Говорят вам, он очень занят и в отъезде!
   Акулинов, отвечая на эти вопросы, поглядывал в папку - прочтет один-два
пункта, что-то скажет, потом опять глаза косит туда.
   Мария Ивановна подтолкнула Павла Семеновича, тот смекнул, в чем дело, и
давай по стульям передвигаться к столу.
   - Поскольку жалоба наша, и ответ положено читать нам, а не кому-нибудь,
- говорил Павел Семенович, передвигаясь по стульям.
   - Неужели с вас недостаточно, что  их  наказали?  -  спросил  Акулинов,
оторвавшись от чтения.
   - Кого их?
   - Ну, Парфенова и Фунтикову.
   - Дак нас вон как наказали!  Жена  работы  лишилась,  -  говорил  Павел
Семенович, опираясь локтями уже на стол и пытаясь заглянуть в папку.  -  А
сколько вещей пропало!
   Акулинов закрыл перед носом Павла Семеновича папку и сказал:
   - Нам часто говорят о пропажах куда более ценных. Даже о золотых часах.
Да не всему надо верить.
   - Дак мы же не имеем цели воспользоваться  случаем,  -  ответила  Мария
Ивановна. - Мы не написали, что у нас пропало 200 рублей. Сколько пропало,
столько и пропало. Пусть Павлинов заплатит нам из своего кармана.
   - Интересно вы смотрите на чужой карман, - сказал Акулинов.
   - А как смотрят на наш карман? Залезли да вынули. Сколько хотели...
   - Я вам советую обратить внимание на такой факт - из-за какой-то  двери
вы можете потерять здоровье, - с укором поглядел Акулинов на них. -  И  не
надо писать жалобы выше своей головы.
   На что Павел Семенович с достоинством ответил:
   -  Я  знаю  только  одно   -   любой   произвол,   малейшее   нарушение
социалистической  законности  у  нас  недопустимы.  Никому  не   позволено
нарушать закон.
   - Между прочим,  ставлю  вас  в  известность,  -  ответил  Акулинов,  -
горисполком может вынести решение о переноске двери вашей квартиры  и  без
приглашения вас на заседание...
   Павел Семенович опять встал, опираясь руками о стол:
   - Эхо что, закон такой? Или в ответе так написано?
   - Успокойтесь, пожалуйста. Это мое личное мнение.
   - Мнений может быть много, а закон один. Я  деньги  на  поезда  тратил,
время, здоровье... не ради какого-то мнения,  а  чтобы  закон  найти!..  -
распалялся Павел Семенович, стуча кулаком по столу.
   Мария Ивановна встала и тоже закричала:
   - Павел, успокойся! Слышишь? Добром говорю!
   Павел Семенович даже и не поглядел на нее:
   - Хорошо! Если вы  считаете,  что  горисполком  за  моей  спиной  может
вынести решение и взломать двери в моей  квартире,  напишите  мне  это  на
вашем бланке. И чтоб с личной росписью!
   - Закон такой письменно подтвердить  не  могу,  но  от  слов  своих  не
отказываюсь, - ответил Акулинов, тоже весь красный, словно ошпаренный.
   - Да видал я ваши слова в гробу, в белых тапочках...
   - Замолчи ты наконец, чертова фистулька! - крикнула  еще  громче  Мария
Ивановна и от нервности тоже покрылась пятнами.
   Тут вошел в кабинет незнакомый  товарищ  и,  увидев,  как  покрасневшая
Мария Ивановна, размахивая руками, грозилась на стол, где сидел  такой  же
красный Акулинов, сказал строго:
   - Вы, гражданочка, не рисуйтесь своими картинками истерик. Здесь вам не
базар, а  официальное  учреждение.  Нас  ничем  не  удивишь.  Много  я  их
видывал...
   - Не надо, гражданин, так  грубить  пожилому  человеку.  У  нее  голова
седая, нервы больные, повышенное кровяное давление, -  распекал  вошедшего
Павел Семенович. - Она оперирована по поводу разрыва сетчатки глаза.
   - А вы чего стоите не на своем месте? - набросился на него вошедший.  -
Развалился тут на столе начальника. Выйди сейчас же  оттуда!  И  сядь  где
положено... Вон там! - указал на стул у порога.
   - Иван, ты что, опупел, что ли? - сказал ему Акулинов. - Он же инвалид.
   - Ну и что? Посади его на шею. Он еще и ножки свесит.
   - Может, мне штаны задрать? Показать, что одна нога короче? Я  опираюсь
на стол по стечению несчастных обстоятельств...
   В это время загремели стулья, и Мария Ивановна навзничь  повалилась  на
пол.
   - Воды! - крикнул Павел Семенович.
   - Воды скорее. Воды! - закричал и  Акулинов,  выбегая  из-за  стола.  -
Иван, пойди вон!
   - Ну да, у них нервы, понимаешь, а у нас веревки,  канаты...  -  ворчал
Иван, уходя. - Посидел