Вокруг Иосифа Бродского

   Around Joseph Brodsky

   Лев Лосев и Петр Вайль:  Иосиф Бродский: труды и дни


  + Письмо И. Н. Томашевской ("Более чем с месячным опозданием попробую
ответить на Ваше письмо...") (19.1.64. Норинское)
  + Охранная грамота ("Риду Иосифовичу Вите (Грачеву) для ограждения его
от...") (Октября 16 дня 1967 года )
  + Три письма к Виктору Голышеву
    + (16 января 1971, Ялта)
    + (22 мая 1974 г., Нью-Йорк)
    + (1977)
  + Уфляндия. Заметка для энциклопедии (<1993>)
In conversation with Brodsky -- В разговоре с Бродским

In Russian -- по-русски

  + Комментарии к стихам (с П. Вайлем)
  + Диалоги с Бродским (С. Волков, книга)
  + О рождественских стихах (с П. Вайлем)
  + Беседа (с Е. Рейном)
  + О Д. Уолкотте (с П. Вайлем)
  + О журнале "Нью-Йоркер" (с П. Вайлем)
  + Интервью (Е. Якович, 1993)
  + О Джоне Донне (1981)
  + Интервью (С. Биркертс) (1979)
  + Интервью с журналом "Пшекруй" (1993)
  + Об эмиграции
  + Интервью для "МН" (1995)
  + Журнал "Экономист", Лондон (<1990>)
  + Диалог со слушателями в Ecole Normale Superieure (Париж) (11 января
1990 г.)
  + Интервью (Б. Езерская) (<1981>)
  + Интервью (Ф. Медведев) (Январь 1988 г.)
  + Интервью (И. Суслов, С. Резник, Д. Бейкер) (<1992>)
  + Интервью (А. Эпельбуан) (<1991>)
  + О войне на Балканах (<1990-е гг.?>)
  + Интервью (Д. Глэд)
In English -- По-английски

  + Brodsky at home
  + On poetry and literature ("The Argotist")
  + On language
  + On democracy
  + About Derek Walcott (with P. Vail, translation into English)
  + On "intelligentsia" (with A. Mikhnik, translation into English)

----------------------------------------------------------------------------

About Brodsky -- О Бродском

In Russian -- по-русски

  + О суде над Бродским (Л. Чуковская, дневник) (70 KB)
  + О суде над Бродским (Я. Гордин, документы) (150 KB)
  + Некролог из INFO-RUSS (Б. Великсон)
  + Памяти Бродского (А. Генис)
  + Стихи памяти Бродского (Д. Уолкотт)
  + Памяти Бродского (Б. Янгфельдт)
  + В. Уфлянд о Бродском
    + Чертоза
    + Парнас, Иосифу Бродскому
    + Белый петербургский вечер 25 мая
  + Иосиф Бродский: Труды и дни (книга под ред. П. Вайля и Л. Лосева) (600
KB)
Essays on Brodsky in Russian -- Критика о Бродском

  + Эссе о поэтике Бродского (Ю. Лотман)
  + Эссе: Бродский, Байрон и Стамбул (П. Вайль)
  + Эссе: Бродский и Джон Донн (Ю. Шайтанов)
  + Эссе: Бродский и христианство (А. Ранчин)
  + Поэтика Иосифа Бродского (книга М. Крепса) (400 KB)
In English -- По-английски

  + Nobel Prize press release
  + Obituary (Reuters)
  + Faculty reminisce about Brodsky
  + Several people remembering Brodsky (from MoscowChannel.com)
  + Czeslaw Milosz and Robert Hass remembering Brodsky (PBS)
Web authors about Brodsky -- О Бродском на сети

In Russian -- по-русски

  + Стихи из проекта "Молодая русская литература":
    + Алексей Верницкий. На смерть Иосифа Бродского (29.01.96 -- 8.03.96)
    + Полина Барскова. Памяти Бродского (февраль 1996)
    + Данила Давыдов. Памяти И. Бродского (27.10.96)
    + Ольга Зондберг. Освобождение (памяти И. Бродского)

  + Постпостскриптум (пародия, С. Виницкий, 1999)



   Лев Лосев и Петр Вайль
   Иосиф Бродский: труды и дни

Серия "Литературные биографии"

Иосиф Бродский: труды и дни

Составители Лев Лосев и Петр Вайль



Москва

Издательство Независимая Газета


Книга состоит из пяти разделов, в свободной, неакадемической форме
раскрывающих стороны жизни и творчества поэта, которые почти или вовсе
неизвестны в России. "О Пушкине и его эпохе" -- "взаимоотношения" Бродского
с отечественной классикой. "Поэт на кафедре" -- его преподавательская и
просветительская работа в США. "В Англии" -- ряд бесед о русском поэте с
видными британскими литераторами (И.Берлин, Дж. Ле Карре и др.). "Мемуары и
заметки" -- воспоминания друзей из России, Америки, Европы. "Нобелевский
круг" -- авторы и персонажи этого раздела: Ч.Милош, Д.Уолкот, О.Пас, Ш.Хини.

ББК 83.3(2Рос=Рус)6-8я43
 ISBN 5-86712-040-6
 © Издательство Независимая Газета, 1998
© "Знамя", 1996
 © П.Вайль, Л.Лосев: редакторы-составители, 1998
 © А.Рыбаков, художественное оформление, 1998

----------------------------------------------------------------------------

Содержание

П.Вайль. Рифма Бродского .................. 5

О Пушкине и его эпохе

Л.Лосев. Вступление 1 ...................... 13
 Дж.Райс. О переписке с И.Бродским.......... 19
 И.Бродский. Письмо Джеймсу Райсу ......... 21
 П.Вайль. Вслед за Пушкиным ............... 24
 И.Бродский. Предисловие к "Антологии русской поэзии XIX века". .... 29
 И.Бродский. Из заметок о поэтах XIX века .....36

Поэт на кафедре

Л.Лосев. Вступление 2 ...................... 43
 Дж.Коппер. Амхерст колледж: 1974--1975 ...... 51
 В.Полухина. Мичиганский университет: 1980 ... 55
 А.Батчан. Колумбийский университет: 1982. ....61
 П.Вайль. Стихи рядом с молоком и аспирином. ...67

В Англии

В.Полухина. Вступление ................... 83
 Д. Абаева-Майерс. "Мы гуляли с ним по небесам..." Беседа с Исайей
Берлином. ... 90
 В.Полухина. Интервью с Джоном Ле Карре. ... 111
 В.Полухина. Интервью с Джеральдом Смитом. . 121
В.Полухина. Интервью с Дэниэлом Уэйсбортом 125

Мемуары и заметки

В.Уфлянд. Чертоза. ...................... 137
 Е.Рейн. Мой экземпляр "Урании" ........... 139
 А.Кушнер. Здесь, на земле ............... 154
 Ш.Маркиш. "Иудей и Еллин"? "Ни Иудей, ни Еллин"? .... 207
 Дж.Л.Клайн. История двух книг ............ 215
 Б.Янгфельдт. Шведские комнаты. ........... 229

Нобелевский круг

Ч.Милош. Борьба с удушьем ............... 237
 П.Вайль. Поэты с имперских окраин. (Беседа с И.Бродским о Д.Уолкоте)
....... 248
 М.Игнатьев. Интервью с Октавио Пасом. ..... 256
 Ш.Хини. Песнеслагатель (об Иосифе Бродском) 259
В.Полухина. Интервью с Шеймусом Хини .... 264

----------------------------------------------------------------------------
Петр Вайль. Рифма Бродского

Со смертью Иосифа Бродского возникло ощущение пустоты, зияния -- словно в
одной строке сошлись подряд гласные звуки, превращая строку в крик или вой.
В политических, социальных, художественных потрясениях нашего времени он
был опорой, неким парижским метром. Мы знали, что есть Бродский, и Бродский
пишет стихи. Все, казалось, -- более или менее -- в порядке с русской
культурой, пока он в ней. Разумеется, он в ней остался и останется. Дело не
в нем, а в нас. Мы -- остались без него.

Как-то -- давно -- Бродский написал: "Отсутствие мое большой дыры в
пейзаже/ не сделало; пустяк: дыра, -- но небольшая". Это "Пятая годовщина"
-- 77-й год. Уже тогда утверждение было неверно -- тем более сейчас. То
есть неверно ни в ту, ни в другую сторону. Либо дыра огромна -- не залатать
ничем и никогда, либо ее нет вообще -- потому что из отечественной
словесности Бродский не уходил: его хватало на две литературы.

Сам он всегда протестовал против, как он говорил, "назначения" одного поэта
в одну эпоху, называя Баратынского, Вяземского, Катенина в пушкинскую пору,
указывая на многолюдный Серебряный век. Но именно в его, в наше время
возникла ситуация не-

6

бывалая: Бродский ушел в отрыв. Оттого и есть чувство внезапного слома,
остановки поэтического времени. Когда умер Пастернак, писала Ахматова,
скончалась Ахматова -- остался Бродский, на тридцать лет подряд. Как всякое
выдающееся явление, он рассмотрен со всех мыслимых сторон, и у него найдено
множество недостатков, -- но любой разговор о нашей современной словесности
начинается и заканчивается его именем; притяжением или отталкиванием -- но
всегда к нему.

Сам он не стерпел бы такого разговора при жизни, такого тона. Чрезмерное
самоуважение почиталось смертным грехом гордыни. Не могу представить себе,
чтобы он произнес "моя поэзия" или того пуще -- "мое творчество". Всегда
только -- "стишки". Так выражались его любимые римляне -- versiculi.
Снижением своего образа Бродский как бы уравнивал высоту, на которую
взмывали его стихи.

Таков он был неизменно: ироничен, нацелен на "нисходящую метафору", как он
выражался. Таким запомнится, и чем заполнить еще и эту пустоту? Чтобы
осознать Бродского как классика -- а им он стал давно -- тем, кому судьба
послала близость с ним, надо отрешиться от Иосифа. Иначе останется лишь
горестное бормотание о потере человека, который значил для тебя так много,
которого ты искренне и преданно любил -- даже если бы он не писал
гениальных стихов. Я не встречал в жизни человека такой щедрости, тонкости,
заботливой внимательности. Не говоря о том, что беседа с Бродским -- даже
простая болтовня, хоть бы и о футболе, обмен каламбурами или анекдотами --
всегда была наслаждением. Совместный поход в китайский ресторан в Нью-Йорке
или на базар в Лукке превращался в праздник. И нельзя не помнить о том, что
Мария стала вдовой. Страшное слово. И еще более страшное -- сирота, это об
Анне, Нюше, которая за первые два с половиной года своей жизни успела
доставить столько счастья отцу.

Пустота заполняется домыслами и умственными упражнениями с оттенком
мистики. Вспоминаются сбывшиеся пророчества, отмечаются, по слову Пушкина,
"странные сближения". 28 января скончались Петр Великий и Достоевский, на
день позже -- 29 января -- как раз Пушкин. Стихотворение Бродского "На
смерть Т.С. Элиота" начинается строчками "Он умер в январе,

7

в начале года. Под фонарем стоял мороз у входа". Еще раньше стихи "На
смерть Роберта Фроста" датированы 30 января: "Значит, и ты уснул./ Должно
быть, летя к ручью,/ ветер здесь промелькнул,/ задув и твою свечу". Кто-то
сказал, что случайностей не бывает только в плохой художественной
литературе. Литература продолжается. Отпевание Иосифа Бродского происходило
в нью-йоркской церкви Благодати 1 февраля. Читали стихи. Готовился Михаил
Барышников, но он, выступавший на прославленных сценах перед многотысячными
аудиториями, оказался слишком взволнован и попросил выйти к кафедре другого
близкого друга поэта -- Льва Лосева. Тот выбрал "Сретенье". Ни Барышников,
ни Лосев, люди не церковные, не знали, что 1 февраля -- канун Сретения.

Он шел умирать. И не в уличный гул
	он, дверь отворивши 	руками, шагнул,
	но в глухонемые владения 	смерти.
 	Он шел по пространству, 	лишенному тверди,

он слышал, что время утратило звук.
	И образ младенца с 	сияньем вокруг
	пушистого темени 	смертной тропою
	душа Симеона несла пред 	собою,

как некий светильник, в ту черную тьму,
	в которой дотоле еще 	никому
	дорогу себе озарять не 	случалось.
 	Светильник светил, и 	тропа расширялась.

Через день я пришел к церкви Благодати -- она в трех кварталах от дома, где
Бродский прожил последние два года, -- просто взглянуть еще раз, на память.
Здание храма было обставлено нарядными полосатыми столбами, на манер тех, к
которым привязывают гондолы. В церкви шел благотворительный аукцион,
проходивший под знаком Венецианского карнавала. "Странные сближения"
продолжались, литература длится, жизнь рифмуется. Окончательное погребение
Иосифа Бродского состоялось в Венеции.

Полтора года местом временного пристанища было кладбище при церкви Святой
Троицы в Манхэттене. Там красиво. Все -- из светло-серого камня готических
очертаний. С крутого берега Гудзона виден через реку соседний штат
Нью-Джерси, мост Джорджа Вашингтона, возле которого Пресвитерианская
больница. В ней

8

Бродский отходил после всех своих инфарктов. Кроме последнего. Саркофаг в
стенной нише был закрыт плитой, на которой в первые дни еще не было
надписи, и место опознавалось по придавленным плитой красным розам, как бы
для рифмы законсервированным от мороза.

Из Нью-Йорка тело поэта отправилось в Венецию на самое красивое в мире
кладбище Сан-Микеле, где уже легло в землю. Изгнанник, кочевник,
путешественник, Бродский закончил свой путь в городе, который любил больше
всех других на свете и о котором так много написал. Одно из венецианских
стихотворений Бродского начинается строкой: "Однажды я тоже зимою приплыл
сюда...". Сбылось еще одно пророчество поэта. И поэтически, словно рондо,
завершилось его странствие по миру. Первые стихи о Венеции написаны в
декабре 73-го, последние -- в октябре 95-го.

...В переулке земного рая
	вечером я стою, вбирая
	сильно скукожившейся 	резиной
	легких чистый, 	осенне-зимний,
	розовый от черепичных 	кровель
	местный воздух, которым 	вдоволь
	не надышаться, особенно 	-- напоследок!..

Если в его жизни последним -- уже посмертным -- путешествием в Венецию
описан гармоничный рифмованный круг, то творчество Иосифа Бродского
представляется мне ровной восходящей прямой. Построив график, где по
горизонтали отложатся годы, а по вертикали -- глубина, тонкость и
виртуозность, такую получим линию: без срывов, спадов, всплесков --
уверенно вверх. С каждым годом Бродский -- хоть часто казалось, что выше
уже некуда -- брал нотой выше. И самое последнее его, январское,
стихотворение -- "Август" -- есть образец некой абсолютной поэзии,
высочайшей экономии языка, огромной смысловой, эмоциональной, музыкальной
нагрузки на каждую букву. То же -- в осеннем 95-го "Корнелию Долабелле".

По поводу этого стихотворения я позвонил, чтобы выразить свои восторги, в
пятницу 26 января, за два до. Бродский сказал: "Последняя строчка довольно
точно отражает то, что со мной происходит". Эта строчка -- "И мрамор сужает
мою аорту". Аорта сузилась. Ток остановился. Остается -- мрамор.

9

Лев Лосев точно приложил формулу Адамовича -- "одиночество и свобода" -- к
Бродскому. Три с лишним десятилетия, с процесса 64-го года, он и был равен
понятию "свобода". Тот ее запредельный уровень, которого достиг Бродский --
осенний полет ястреба над долиной Коннектикута -- невозможен не в одиночку.
Но это -- в творчестве, в стихах, до приземления.

Пьеса Бродского "Мрамор" заканчивается словами: "Человек одинок, как мысль,
которая забывается". Если верно это уподобление, посмертное одиночество не
может угрожать поэту. Так было и при жизни. Он знал любовь, дружбу,
семейное счастье. Знал множество житейских радостей: с удовольствием водил
машину, ценил вино, разбирался в еде, не пропустил ни одного кафе в
Гринвич-Виллидже, восхищался Мэрилин Монро и Хэмфри Богартом, слушал своих
излюбленных Перселла и Гайдна, смотрел первенство мира по футболу, и летом
94-го мы подробно обсуждали каждый игровой день. Его строчку справедливо
отнести к нему самому: "...понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке".
И жизнь ему воздавала любовью и преданностью -- отзываясь в рифму.

Наследием Иосифа Бродского занимаются и будут заниматься литературоведы,
критики, ученые. Но есть один очень простой прием, вопрос, который вообще
стоит задавать себе, когда читаешь стихотворение или рассказ, смотришь
фильм или слушаешь музыку: "Это про меня или нет?". Вот стихи Бродского --
про меня, про нас. Один мой нью-йоркский приятель сказал: "Знаешь, я хоть и
жил с рядом с Бродским, но даже не стремился с ним знакомиться. Думаю,
зачем -- ведь у меня и так никого ближе не было".

----------------------------------------------------------------------------

О Пушкине и его эпохе

Лев Лосев. Вступление 1

В конце лета 1990 года, вернувшись домой из дальней поездки, я стал
проверять записи на автоответчике и сразу услышал неповторимый голос
Иосифа: "...звоню из глубины шведских руд..." (как и у всех русских,
бытовая речь Бродского была пересыпана цитатами, полуцитатами, парафразами
пушкинских строк). Дальше не следовало ничего существенного: просто
хотелось поболтать, позвоню в другой раз, -- но я был поражен звучанием его
голоса -- я уже давно не слышал его таким радостно звенящим. Через день или
два Иосиф перезвонил, и я узнал, в чем дело: он влюблен, любим и женится.
Началось последнее пятилетие его жизни, вторая, предсмертная, молодость --
рождение дочери, обзаведение собственным домом, новый взлет
трудоспособности. И прежде, по стандартным меркам, у Бродского не было
непродуктивных периодов, но в эти пять с половиной лет он особенно много
писал, путешествовал, выступал, ввязывался в политические и литературные
дискуссии. Все его стихи этих лет предельно конкретны, словно адекватны
реальности, но реальность -- это живое и неживое в равной пропорции, а в
последних стихах Бродского -- только живое, быт, бытие, существование. Уже
дважды чинен-

14

ное хирургами сердце все чаще давало сбои, в его состоянии любой из нас
перешел бы на пугливый инвалидный режим, а он не только работал в полную
силу, но и засиживался за полночь с интересными собеседниками, веселился,
выпивал и не бросал проклятого курева. Годами раньше он писал в шутливом
послании другу:

Не знаю, есть ли Гончарова, но сигарета мой 	Дантес.

И в другом месте, с той же иронией:
Входит Пушкин в летном шлеме, в тонких пальцах 	папироса.

Сигареты сделали свое черное дело не хуже лепажей. Он умер, оставив молодую
красавицу-жену, приняв меры перед смертью, чтобы arranger sa maison1.

Хотя в свое время, еще в самиздате, имела место полемика относительно того,
является ли Бродский Пушкиным сегодня или нет2, вряд ли стоит трактовать
эту тему с большей серьезностью, чем это делал сам Бродский. Сама
параллельность некоторых моментов в биографиях двух гениев лишь
подчеркивает, что Бродскому приходилось иметь дело либо с кошмарным, либо с
гротескным вариантом пушкинской ситуации. Учрежденческие клубы и
коммуналки, где юный Бродский завоевывал сердца первых слушателей, не
только убранством, но и как социальные явления отличались от
аристократических салонов пушкинского века. Ленинградские партийные
чиновники уровнем образованности даже Бенкендорфу и Дубельту в подметки не
годились, не говоря уж о графе Уварове. Душевному убожеству таких гонителей
Бродского, как Е. Воеводин или Я. Лернер, ужаснулся бы Фаддей Булгарин. В
ссылку Пушкина не этапировали в тюремном вагоне, предварительно помытарив
по тюрьмам и психбольницам. Быт опального барина в селе Михайловском
отличался от быта ссыльного рабочего совхоза в деревне Норенской. Но даже
если бы с Бродским и не обращались безжалостнее и подлее, чем с Пушкиным,
сходство отдельных моментов биографии у людей далеко друг от друга
отстоящих эпох всегда поверхностно и ни о чем не говорит.
 _________________
 1 Обустроить свои дом (франц.).
 2 "Пушкин и Бродский" и "А. Каломиров. "Иосиф Бродский (место)" "Вестник
РХД". Париж, 1977, N 123.

15

Есть более значительное, типологическое, сходство--в характере культурной
деятельности обоих поэтов: и тот и другой свели в своем творчестве воедино
и довели до совершенства все основные направления в литературе своего и
предшествовавшего поколений (для Пушкина то были русский неоклассицизм и
ранне-романтическая "школа гармонической точности", для Бродского --
русский модернизм от символистов до Луговского и Слуцкого), и тот и другой
решительно обогатили наш духовный мир, "переводя на русский", органически
приращивая к русской ментальности формы художественной восприимчивости, к
русскому языку средства выражения, изначально им несвойственные (Пушкин --
галльские, Бродский -- англокельтские, оба -- латинские). Это огромная
тема, которую еще предстоит обдумывать. Замечу только, что в нашем
предпоследнем разговоре, когда Иосиф изложил примерно те же соображения о
прозе Пушкина, что и в публикуемом ниже письме, он заинтересованно отнесся
к моему замечанию, достаточно впрочем банальному, что мышление Пушкина в
значительной степени формировалось французским синтаксисом и постоянным,
привычным творением адекватных ему форм на русском1.

Для всех, кто внимательно следил за творчеством Бродского или знал его
лично, публикуемое здесь письмо особенно интересно потому, что, в лекциях и
частных беседах, рассуждая о русской поэзии XIX века, о Пушкине Бродский
высказывался скупо, значительно подробнее о тех, кого Пушкин обычно
затмевает в массовом сознании. Это, в первую очередь, Баратынский, о
кото