Библиотека поэта. Большая серия. "Сов. пис.", М.-Л., 1965, "Осень", стр. 62.
*	31. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 24.
*	32. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 64.
*	33. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 46.
*	34. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 103.
*	35. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 77.
*	36. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 5.
*	37. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 104.
*	38. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 85.
*	39. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 31.
*	40. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 100.
*	41. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 113.
*	42. Иосиф Бродский. ОП, стр. 174.
*	43. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 70.
*	44. А. С. Пушкин. Полное соб. соч. в десяти томах. Изд. Академии Наук СССР. М., 1957, т. II, стр. 77.
*	45. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 99-100.
*	46. Иосиф Бродский. ОП, стр. 98.
*	47. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 40-43.
*	48. "Время и мы", Тель-Авив, # 17, 1977, стр. 133.
*	49. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 80.
*	50. The Complete Poetry of John Donne, ed. J. T. Shawcross, New York--London, 1968, p. 88.
*	51. Иосиф Бродский. ОП, стр. 225.
*	52. Антиох Кантемир. Собрание стихотворений. Библиотека поэта. Большая серия. "Сов. пис.", Л., 1956, стр. 173-174.
*	53. Е. А. Баратынский. Стихотворения и поэмы. "Худ. лит.", М., 1971, стр. 190.
*	54. А. С. Пушкин. Указ. соч., т. II, стр. 164.
*	55. Борис Пастернак. Указ. соч., стр. 441.
*	56. М. А. Кузмин. Собрание стихотворений. Ред. Дж. Малмстад и В. Марков. Wilhelm Fink Verlag, Muenchen, 1977, v. I, p. 131.
*	57. Иосиф Бродский. СП, стр. 94.
*	58. Иосиф Бродский. СП, стр. 226.
*	59. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 69.
*	60. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 69.
*	61. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 56.
*	62. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 90.
*	63. Иосиф Бродский. РЭ, IX.
*	64. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 92.
*	65. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 55.
*	66. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 85.
*	67. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 62.
*	68. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 107.
*	69. Иосиф Бродский. ОП, стр. 150.
*	70. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 69.
*	71. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 92.
*	72. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 82.
*	73. Russica-81, Литературный сборник, Руссика, Нью-Йорк, 1982, стр. 31.
*	74. Иосиф Бродский. ОП, стр. 135.
*	75. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 101.
*	76. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 86.
*	77. Иосиф Бродский. СП, стр. 101.
*	78. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 8.
*	79. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 10-11.
*	80. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 105.
*	81. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 105.
*	82. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 89.
*	83. Иосиф Бродский. РЭ, III.
*	84. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 70.
*	85. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 61.
*	86. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 66.
*	87. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. III.
*	88. Иосиф Бродский. НСД, стр. 21.
*	89. Иосиф Бродский. РЭ, 1.
*	90. Иосиф Бродский. ОП, стр. 196.
*	91. Иосиф Бродский. НСА, стр. 95.
*	92. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 28.
*	93. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 65-66.
*	94. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 102.
*	95. Иосиф Бродский. НСА, стр. 144.
*	96. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 75-82.
*	97. И. С. Тургенев. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. "Сов. пис.", Л., 1970, стр. 126.
*	98. Иосиф Бродский. ОП, стр. 171.
*	99. Иосиф Бродский. ОП, стр. 166-168.
*	100. Иосиф Бродский. ОП, стр. 26.
*	101. Иосиф Бродский. ОП, стр. 90.
*	102. Иосиф Бродский. НСА, стр. 88.
*	103. Иосиф Бродский. ОП, стр. 173.
*	104. Иосиф Бродский. ОП, стр. 135.
*	105. Иосиф Бродский. ОП, стр. 177-218.
*	106. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 6.
*	107. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 11.
*	108. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 18.
*	109. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 20.
*	110. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 35.
*	111. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 65.
*	112. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. III.
*	113. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 57.
*	114. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 70.
*	115. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 37.
*	116. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 20.
*	117. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 62.
*	118. А. С. Пушкин. Указ. соч., т. V, гл. 2, стр. 42.
*	119. А. С. Пушкин. Указ. соч., т. III, стр. 353.
*	120. Одобренный цензурой вариант вообще неверен, ибо при его подстановке пропадает второй скрытый смысл эпиграммы, который современникам Пушкина, знавшим интимную жизнь светского общества, был вполне понятен. Князь Дондуков-Корсаков состоял в любовной связи с министром образования Уваровым, который и назначил его на пост вице-президента Академии наук. Так как Дондуков не блистал способностями, все поняли, что он получил этот пост именно потому, на что намекает Пушкин. Об этом см.: Simon Karlinksy. [The Sexual Labyrinth of Nikolai Gogol], Harvard University Press, Cambridge--London, 1976, p. 57.
*	121. Владимир Маяковский. Указ. соч., т. 10, стр. 280.
*	122. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 53.
*	123. Анна Ахматова. Указ. соч., стр. 59.
*	124. Анна Ахматова. Указ. соч., стр. 31.
*	125. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 59.
*	126. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 73.
*	127. Владимир Маяковский. Указ. соч., т. 1, стр. 40.
*	128. Н. Гумилев. Собрание сочинений. Вашингтон, 1964, т. II, стр. 49.
*	129. Иосиф Бродский. КПЭ, стр. 91.
*	130. Иосиф Бродский. НСА, стр. 120.
*	131. Александр Блок. Соб. соч. в восьми томах. "Худ. лит.", М.-Л., 1960, т. III, стр. 64.
*	132. Ф. И. Тютчев. Стихотворения. Письма. "Худ. лит.", М., 1957, стр. 232.
*	133. Иосиф Бродский. ОП, стр. 130.
*	134. Антиох Кантемир. Указ. соч., стр. 216-217.
*	135. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 44.
*	136. Г. Р. Державин. Стихотворения. Библиотека поэта. Малая серия. "Сов. пис.", Л., 1947, "Снигирь", стр. 198-199.
*	137. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 63.
*	138. Поэзия Европы в трех томах. "Худ. лит.", М., 1977, т. I, стр. 518-519.
*	139. Иосиф Бродский. ОП, стр. 161.
*	140. И. П. Мятлев. Стихотворения. Библиотека поэта. Большая серия. "Сов. пис.", Л., 1969, стр. 157.
*	141. И. П. Мятлев. Указ. соч., стр. 182.
*	142. The Portable Nietzsche, tr. & ed. W. Kaufmann, The Viking Press, New York, 1954, p. 69.
*	143. А. С. Пушкин. Указ. соч., т. II, стр. 286-287.
*	144. J. P. Eckermann. Gespraeche mit Goethe, F. A. Brockhaus, Wiesbaden, 1959, p. 482 (6 Mai 1827).
*	145. Ирина Одоевцева. На берегах Невы. Изд. Виктора Камкина, Вашингтон, 1967, стр. 473.
*	146. А. С. Пушкин. Указ. соч., т. 10, стр. 242.
*	147. Иосиф Бродский. ОП, стр. 99.
*	148, Иосиф Бродский. ЧР, стр. 23.
*	149. Иосиф Бродский. ОП, стр. 46.
*	150. Бытие. Глава 22, стихи 12, 15-18.
*	151. Иосиф Бродский. ЧР, стр 111.
*	152. Анна Ахматова. Указ. соч., стр. 193.
*	153. E. H. Plumptre. The Life of Dante, Dutton, New York, 1900, pp. 216-220.
*	154. В этой строфе содержится аллюзия на средневековое убеждение, что черты лица человека перелаются буквами во фразе OMO DEI. Примечание Бродского в сборнике стихов на английском языке: Joseph Brodsky. A Part of Speech. Farrar. Straus. Giroux., NY, 1980, p. 151.
*	155. А. С. Пушкин. Указ. соч., т. II, стр. 267.
*	156. Александр Блок. Указ. соч., т. III, "К Музе", стр. 8.
*	157. Анна Ахматова. Указ. соч., стр. 75.
*	158. Н. А. Заболоцкий. Указ. соч., "Ивановы", стр. 206.
*	159. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 25.
*	160. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 112.
*	161. Иосиф Бродский. ЧР, стр. 99.
*	162. А. С. Пушкин. Указ. соч., т. IV, стр. 325-326.

___
			II. Темы и вариации


			1. Понятие лейтмотивности

	Почти каждое стихотворение Бродского помимо своей уникальной темы характеризуется некоторым варьирующимся набором доминантных тем поэта, которые мы назовем лейтмотивными. В каждом данном стихотворении присутствуют лишь несколько из таких тем, входящих между собой в особые сложные семантические отношения, тем не менее, на уровне творчества Бродского почти все лейтмотивные темы легко выделяемы и могут быть представлены следующим более или менее постоянным набором:
	1) Тема болезни
	2) Тема старения
	3) Тема смерти
	4) Тема Ада и Рая
	5) Тема Бога и человека
	6) Тема Времени и Пространства
	7) Тема Ничто (Небытия)
	8) Тема разлуки и одиночества
	9) Тема свободы
	10) Тема империи
	11) Тема части речи (творчества)
	12) Тема человека и вещи
	В свою очередь каждая лейтмотивная тема может разбиваться внутри себя на более мелкие подтемы, являющиеся ее непосредственными составляющими. Лейтмотивные темы легко выделить благодаря их повторяемости в различных текстах, но далеко не легко анализировать, ибо каждый раз они представлены в необычной спайке, характерной лишь для данного стихотворения и вырывание их из контекста автоматически огрубляет и обедняет их неповторимый смысл. К тому же все эти темы имеют ярковыраженный метафизический характер, что побуждает критика попытаться искусственным образом выделить в чистом виде философию поэта -- дело в большинстве случаев плохо осуществимое из-за самой сути его: попытка во что бы то ни стало поставить знак равенства между поэзией и философией. В конкретном случае дело усугубляется зачастую невозможностью расчленить спайку на составляющие так, чтобы, разбирая одно, не задеть другое: в большинстве случаев у Бродского одна лейтмотивная тема переливается в другую и влечет за собой третью, так что в конечном счете в чем-то семантически разнится с подобной же мыслью из другого стихотворения. Сознавая всю сложность анализа как лейтмотивных тем, так и философских посылок, мы все же попытаемся в самых общих чертах рассмотреть и то и другое, заранее отдавая себе отчет в поверхностности и схематичности подобных операций.


			2. Отчуждение

	Метафизическая атмосфера стихов Бродского некоторыми чертами близка кругу тем и идей, представленных в философских и философско-литературных учениях философов-экзистенциалистов: Кьеркегора, Хайдеггера, Ясперса, Марселя, Сартра, Камю, а из русских -- Бердяева и Шестова. Как ни заманчива идея рассмотреть поэзию Бродского как иллюстративный материал к посылкам того или иного экзистенциалиста, мне придется от нее решительно отказаться. На это есть несколько веских причин.
	Во-первых, сам экзистенциализм не есть сколько-нибудь стройная философия, а скорее конгломерат разных, порой противоречивых, идей и мнений. Даже пренебрегая разницей между теистическим и атеистическим экзистенциализмом мы все-таки не сможем привести к синтезу разные (порой внутренне довольно стройные) учения экзистенциалистов, некоторые из которых активно отмежевывались от причисления их к данной группе. Описание же даже самое краткое идей каждого из философов кроме того, что оно увело бы критика и читателя далеко за рамки работы о поэзии, молчаливо предполагало бы знакомство Бродского со всеми разбираемыми трактатами -- посылка при всей широте знаний поэта все-таки гипотетическая.
	Во-вторых, такой подход к проблеме выставлял бы поэта только лишь как пассивного "усвоителя" положений той или иной системы, тем самым косвенно отрицая способность его внести новое содержание в известную концепцию, то есть низводил бы оригинального мыслителя до уровня попугая-иллюстратора, выражающего в стихотворной форме то, что и без того давно известно из философии.
	В-третьих, рассуждения о "верном" или "искаженном" представлении данной экзистенциалистической идеи того или иного философа неизбежно уводили бы критика и читателя от вопроса насколько Бродский оригинален как поэт к вопросу насколько он прилежен как ученик -- то есть в область чуждую данному исследованию.
	В-четвертых, сама работа такого рода даже при игнорировании вопроса о ее порочности заставила бы критика выступать в качестве детектива, разыскивающего в работах экзистенциалистов мысли близкие той или иной строке поэтического текста. При всей тщательности такого исследования литературоведческая его ценность мало бы выиграла от подобного подхода, неизменно предполагавшего бы живой средой -- философию, а поэзию лишь рыбкой, выуженной из нее. Уклонившись от всего перечисленного по причинам всего вышесказанного мы все-таки будем иметь в виду философию экзистенциализма как некую близкую среду поэтике Бродского и поэтому будем ориентироваться на читателя хотя бы в общих положениях знакомого с этой средой.
	С точки зрения экзистенциализма, отчуждение является атрибутом человеческого существования, которое в отличие от всякого иного возможного бытия является самосознающим, само себя переживающим бытием. Человеческое бытие немыслимо без сознания, поэтому один из самых важных вопросов философии, согласно Хайдеггеру, есть "вопрошание о смысле бытия". Почти все философы-экзистенциалисты говорят о двух аспектах человеческого существования -- "бытии в мире" и "бытии в себе" (экзистенция собственно). Человеческое Я всегда "заброшено" куда-то, находится в том, что не есть Я. Эта "заброшенности', однако, не есть следствие каких-либо злых сил, -- оно закономерно вытекает из самой природы человеческого бытия, дано a priori. Человеческое Я все время пребывает в чуждой среде, которая засасывает и обезличивает его. Это и есть ситуация отчуждения от своей "самости", "неподлинное существование" человека в мире, которую Хайдеггер называет "Das Man" (безличное). В "безличном" человек подвержен стадному чувству, он живет в массе, в которой думают (man denkt) и делают (man tut) так, как думают и делают все другие. По мнению Хайдеггера, пребывание друг возле друга полностью растворяет существование личности в способе бытия "других" -- сфере, где господствует диктатура "безличного": "Мы наслаждаемся и развлекаемся так, как наслаждаются другие; мы читаем, смотрим и высказываем суждения о литературе и искусстве так, как смотрят и высказывают суждения другие; но мы сторонимся "толпы" так, как сторонятся другие; мы возмущаемся тем, чем возмущаются другие".*(1) Понятия необходимости, нормативности, принятости и престижности затемняют собственные, не зависящие от других, понятия и вкусы. "Подлинное существование" или "экзистенция" достигается лишь при умении абстрагировать себя от внешней среды, остаться наедине с самим собой.
	К тому же, по мнению Хайдеггера, бытие в мире неподлинно еще и в силу лгущего общественного сознания, прикрывающего истинные враждебные отношения людей всевозможными фальшивыми альтруистическими и гуманистическими фразами: "Сосуществование в "безличном" вовсе не является замкнутым, равнодушным бытием друг возле друга, а напряженной подозрительной слежкой друг за другом, тайным взаимным подслушиванием. Под маской друг для друга скрывается друг против друга."*(2)
	Абстрагируясь от массы, человек приходит к "подлинному существованию", вовлекается в сферу "в-себе-бытия", становится свободным от мнения "других" и приобретает способность понять проблему существования человека. Однако, абстрагироваться от массы для личности еще недостаточно, чтобы прийти к "в-себе-бытию". Он должен еще и абстрагироваться от себя. При господстве "безличного" в обществе происходит постоянная деперсонификация личности, человеческое экзистенциальное Я заменяется маской, общественной ролью. Каждый человек с этой точки зрения не живет в обществе, а играет какую-то роль, например, роль хорошего руководителя, прекрасного семьянина, целомудренной девушки, борца за свободу и т. п. Человек, понимающий все это, старается высвободиться из-под диктата роли. Социальное отчуждение неизбежно перерастает в самоотчуждение, в поисках себя глубинного человек кажется все более чуждым себе самому.
	В одном из ранних стихотворении Бродского отражен такой процесс отчуждения сначала от социальной среды, а потом от себя самого:

		Сумев отгородиться от людей,
		я от себя хочу отгородиться.
		Не изгородь из тесаных жердей,
		а зеркало тут больше пригодится.
		Я озираю хмурые черты,
		щетину, бугорки на подбородке.
		Трельяж для разводящейся четы,
		пожалуй, лучший вид перегородки.*(3)

	Разводящаяся чета -- бытие поэта в себе и его бытие в мире -- могла бы, конечно, быть истолкована в традиционном ключе "двойничества" (и у'же: поэт и его двойник в зеркале, см. Блока, Ходасевича, Есенина) если бы не начальные строки об "отгораживании" себя от людей и себя от себя самого, обнаруживающие новое, несвойственное русским поэтам экзистенциальное сознание. Конечно нужно учитывать и то, что личная судьба Бродского во многом способствовала экзистенциалистскому пониманию окружающего его социального мира как враждебной стихии; тема "ухода от людей" характерна для его стихотворений периода ссылки в Архангельскую область. В одном из них под заглавием "К северному краю"*(4) поэт ассоциирует себя то с "глухарем", ничего не слышащим, отрешившимся от мира, то с затравленным "лисом", боящимся выйти из своей норы. В этих строках поэт как бы дает обет северному краю, что он будет себя вести хорошо, и северному краю за него не влетит от властей:

		Нет, не волнуйся зря:
		я превращусь в глухаря,
		и, как перья, на крылья мне лягут
		листья календаря.
		Или спрячусь, как лис,
		от человеческих лиц,
		от собачьего хора,
		от двуствольных глазниц.

И концевая строфа:

		Не перечь, не порочь.
		Новых гроз не пророчь.
		Оглянись если сможешь --
		так и ухолят прочь:
		идут сквозь толпу людей,
		потом вдоль рек и полей,
		потом сквозь леса и горы,
		все быстрей, все быстрей.

	В зрелый период творчества обезличивание человека обществом часто звучит в стихах Бродского; особенно раздражают его те теории (в частности марксизм), которые рассматривают человека не в этическом, а в сугубо экономическом плане. Критике марксизма посвящена большая часть стихотворения "Речь о пролитом молоке". Тема отчуждения (тема "постороннего") поднимается в таких стихотворениях как "Песня невинности, она же -- опыта", а также в стихах жанра "туристического комментария". Интересно, что Эрих Фромм усматривает яркий пример состояния отчужденности в туристах, созерцающих действительность, в которой для них нет ничего родного: "Турист с его фотоаппаратом -- это внешний символ отчужденного отношения к миру."*(5)
	В поэтическом плане тема отчуждения поэта от общества имеет свою давнюю традицию в оппозиции "поэт и толпа", однако в трактовке их есть существенная разница. Тема "поэт и толпа" всегда ставит поэта над толпой, подчеркивает его исключительность и избранность, в то время как в экзистенциализме упор делается на обретение свободы личностью путем отделения от толпы, любой личностью, независимо от ее талантов и способностей. Само собой разумеется также, что самоотчуждение -- понятие качественно новое и вряд ли свойственное традиционной романтической трактовке темы "поэта и толпы" в целом.


			3. Ад и Рай (Нечто и Ничто)

	В одной из своих статей о поэзии Иннокентий Анненский заметил, что у поэтов в основном три темы: или они пишут о страдании, или о смерти, или о красоте.*(6)
	Смерть -- одна из центральных тем поэзии Бродского, включающая множество подтем: страх смерти и его преодоление, смерть как небытие, смерть как переход в Ничто, размышления о возможности/невозможности жизни за пределами смерти, поэтическое отношение к смерти, поэтическое преодоление смерти, смерть как победа вечного и всепоглощающего времени, борьба с этим временем, слово/поэзия как форма борьбы со временем/смертью или выход в бессмертие, христианское понимание смерти и его приятие/неприятие поэтом, размышления о цели Творца, о понятиях Рай и Ад, о возможности встречи за пределами жизни, о доверии к судьбе и ее "ножницам" и т. д.
	Если уместно говорить о философии в поэзии вообще, то Бродский более философ, чем любой русский поэт, и не только потому, что ему удается вырваться иэ замкнутого круга традиционно годных для поэзии философских тем, ни тем более потому, что он выдвигает какое-то новое неслыханно стройное учение о жизни и смерти. Бродский -- философ потому, что он вовлекает читателя в серьезные размышления о мире, о жизни, о смерти, о времени, о пространстве. В философских размышлениях поэта читатель чувствует громадную искренность и животрепещущесть высказываемого, это не игра (даже самая тонкая), не поза (даже самая искренняя), не поэтическое самолюбование (даже самое невинное).
	Самое главное в поэтической философии Бродского -- универсальность ее точки зрения, идущей от универсальности как принципа художественной позиции в его зрелых вещах, где он высказывается не только "от лирического себя" с его накалом личных, необычных, годных только для автора эзотерических чувств и ощущений, -- особенного, но от человека вообще, любого, нас,