е стихи, но с яркими находками и образами. Я не включила их в сборники, однако считала автора способным. До осени 1963 года с Бродским лично не встречалась. После опубликования статьи "Окололитературный трутень" в "Вечернем Ленинграде" я вызвала к себе Бродского для разговора, так как молодежь осаждала меня просьбами вмешаться в дело оклеветанного человека. Бродский на мой вопрос -- чем он занимается сейчас? -- ответил, что изучает языки и работает над художественными переводами около полутора лет. Я взяла у него рукописи переводов для ознакомления.
	Как профессиональный поэт и литературовед по образованию я утверждаю, что переводы Бродского сделаны на высоком профессиональном уровне. Бродский обладает специфическим, не часто встречающимся талантом художественного перевода стихов. Он представил мне работу из 368 стихотворных строк, кроме того, я прочла 120 строк его переводных стихов, напечатанных в московских изданиях.
	По личному опыту художественного перевода я знаю, что такой объем работы требует от автора не менее полугода уплотненного рабочего времени, не считая хлопот по изданию стихов и консультаций специалистов. Время, нужное для таких хлопот, учету, как известно, не поддается. Если расценить даже по самым низким издательским расценкам те переводы, которые я видела собственными глазами, то у Бродского уже наработано 350 рублей новыми деньгами, и вопрос лишь в том, когда будет напечатано полностью все сделанное.
	Кроме договоров на переводы, Бродский представил мне договоры на работы по радио и телевидению, работа по которым уже выполнена, но также еще полностью не оплачена.
	Из разговора с Бродским и людьми, его знающими, я знаю, что живет Бродский очень скромно, отказывает себе в одежде и развлечениях, основную часть времени просиживает за рабочим столом. Получаемые за свою работу деньги вносит в семью.
	Адвокат: Нужно ли для художественного перевода стихов знать творчество автора вообще?
	Грудинина: Да, для хороших переводов, подобных переводам Бродского, надо знать творчество автора и вникнуть в его голос.
	Адвокат: Уменьшается ли оплата за переводы, если переводил по подстрочникам?
	Грудинина: Да, уменьшается. Переводя по подстрочникам венгерских поэтов, я получала за строчку на рубль ([старыми деньгами]) меньше.
	Адвокат: Практикуется ли переводчиками работа по подстрочнику?
	Грудинина: Да, повсеместно. Один из крупнейших ленинградских переводчиков, А. Гитович, переводит с древнекитайского по подстрочникам.
	Заседатель Лебедева: Можно ли самоучкой выучить чужой язык?
	Грудинина: Я изучила самоучкой два языка в дополнение к тем, которые изучила в университете.
	Адвокат: Если Бродский не знает сербского языка, может ли он, несмотря на это, сделать высокохудожественный перевод?
	Грудинина: Да, конечно.
	Адвокат: А не считаете ли вы подстрочник предосудительным использованием чужого труда?
	Грудинина: Боже сохрани.
	Заседатель Лебедева: Вот я смотрю книжку. Тут же у Бродского всего два маленьких стишка.
	Грудинина: Я хотела бы дать некоторые разъяснения, касающиеся специфики литературного труда. Дело в том...
	Судья; Нет, не надо. Так, значит, какое ваше мнение о стихах Бродского?
	Грудинина: Мое мнение, что как поэт он очень талантлив и на голову выше многих, кто считается профессиональным переводчиком.
	Судья: А почему он работает в одиночку и не посещает никаких литобъединений?
	Грудинина: В 1958 году он просил принять его в мое литобъединение. Но я слышала о нем как об истеричном юноше и не приняла его, оттолкнув собственными руками. Это была моя ошибка, я очень о ней жалею. Сейчас я охотно возьму его в свое объединение и буду с ним работать, если он этого захочет.
	Заседатель Тяглый: Вы сами когда-нибудь лично видели, как он лично трудится над стихами, или он пользовался чужим трудом?
	Грудинина: Я не видела, как Бродский сидит и пишет. Но я не видела и как Шолохов сидит за письменным столом и пишет. Однако это не значит, что...
	Судья: Неудобно сравнивать Шолохова и Бродского. Неужели вы не разъяснили молодежи, что государство требует, чтобы молодежь училась? Ведь у Бродского всего семь классов.
	Грудинина: Объем знаний у него очень большой. Я в этом убедилась, читая его переводы.
	Сорокин: Читали ли вы его нехорошие порнографические стихи?
	Грудинина: Нет, никогда.
	Адвокат: Вот о чем я хочу вас спросить, свидетельница. Продукция Бродского за 1963 год такая: стихи в книге "Заря над Кубой", переводы стихов Галчинского ([правда, еще не опубликованные]), стихи в книге "Югославские поэты", песни каучо и публикации в "Костре". Можно ли считать это серьезной работой?
	Грудинина: Да, несомненно. Это наполненный работой год. А деньги эта работа может принести не сегодня, а несколько лет спустя. Неправильно определять труд молодого поэта суммой полученных в данный момент гонораров. Молодого автора может постичь неудача, может потребоваться новая длительная работа. Есть такая шутка: разница между тунеядцем и молодым поэтом в том, что тунеядец не работает и ест, а молодой поэт работает, но не всегда ест.
	Судья: Нам не понравилось это ваше заявление. В нашей стране каждый человек получает по своему труду и потому не может быть, чтобы он работал много, а получал мало. В нашей стране, где такое большое участие уделяется молодым поэтам, вы говорите, что они голодают. Почему вы сказали, что молодые поэты не едят?
	Грудинина: Я так не сказала. Я предупредила, что это шутка, в которой есть доля правды. У молодых поэтов очень неравномерный заработок.
	Судья: Ну, это уж от них зависит. Нам этого не надо разъяснять. Ладно, вы разъяснили, что ваши слова шутка. Примем это объяснение.
	[Вызывается новый свидетель -- Эткинд Ефим Григорьевич.]
	Судья: Дайте ваш паспорт, поскольку ваша фамилия как-то неясно произносится. ([Берет паспорт]). Эткинд... Ефим Гиршевич... Мы вас слушаем.
	Эткинд ([он член Союза писателей, преподаватель Института имени Герцена]): По роду моей общественно-литературной работы, связанной с воспитанием начинающих переводчиков, мне часто приходится читать и слушать переводы молодых литераторов. Около года назад мне довелось познакомиться с работами И. Бродского, Это были переводы стихов польского поэта Галчинского, стихи которого у нас еще мало известны и почти не переводились. На меня произвели сильное впечатление ясность поэтических оборотов, музыкальность, страстность и энергия стиха. Поразило меня и то, что Бродский самостоятельно, без всякой посторонней помощи изучил польский язык. Стихи Галчинского он прочел по-польски с таким же увлечением, с каким он читал свои русские переводы. Я понял, что имею дело с человеком редкой одаренности и -- что не менее важно -- трудоспособности и усидчивости. Переводы, которые я имел случай читать позднее, укрепили меня в этом мнении. Это, например, переводы из кубинского поэта Фернандеса, опубликованные в книге "Заря над Кубой", и из современных югославских поэтов, печатаемые в сборнике Гослитиздата. Я много беседовал с Бродским и удивился его познаниям в области американской, английской и польской литературы.
	Перевод стихов -- труднейшая работа, требующая усердия, знаний, таланта. На этом пути литератора могут ожидать бесчисленные неудачи, а материальный доход -- дело далекого будущего. Можно несколько лет переводить стихи и не заработать этим ни рубля. Такой труд требует самоотверженной любви к поэзии и к самому труду. Изучение языков, истории, культуры другого народа -- все это дается далеко не сразу. Все, что я знаю о работе Бродского, убеждает меня, что перед ним как поэтом-переводчиком большое будущее. Это не только мое мнение. Бюро секции переводчиков, узнав о том, что издательство расторгло с Бродским заключенные с ним договоры, приняло единодушное решение ходатайствовать перед директором издательства о привлечении Бродского к работе, о восстановлении с ним договорных отношений.
	Мне доподлинно известно, что такого же мнения придерживаются крупные авторитеты в области поэтического перевода, Маршак и Чуковский, которые...
	Судья: Говорите только о себе.
	Эткинд: Бродскому нужно предоставить возможность работать как поэту-переводчику. Вдали от большого города, где нет ни нужных книг, ни литературной среды, это очень трудно, почти невозможно: на этом пути, по моему глубокому убеждению, его ждет большое будущее. Должен сказать, что я очень удивился, увидев объявление: "Суд над тунеядцем Бродским".
	Судья: Вы же знали это сочетание.
	Эткинд: Знал. Но никогда не думал, что такое сочетание будет принято судом. При стихотворной технике Бродского ему ничего не мешало бы халтурить, он мог бы переводить сотни строк, если бы он работал легко, облегченно. Тот факт, что он зарабатывал мало денег, не означает, что он не трудолюбив.
	Судья: А почему он не состоит ни в каком коллективе?
	Эткинд: Он бывал на наших переводческих семинарах...
	Судья: Ну, семинары...
	Эткинд: Он входит в этот семинар в том смысле...
	Судья: А если без смысла? ([Смех в зале]). То есть я хочу спросить: почему он не входил ни в какое объединение?
	Эткинд: У нас нет членства, поэтому я не могу сказать "входил". Но он ходил к нам, читал свои переводы.
	Судья ([Эткинду]): Были ли у вас недоразумения в работе, в вашей личной жизни?
	Эткинд ([с удивлением]): Нет. Впрочем, я уже два дня не был в Институте. Может быть, там что-нибудь и произошло.
	([Вопрос аудитории и, по-видимому, свидетелю остался непонятным]).
	Судья: Почему вы, говоря о познаниях Бродского, напирали на иностранную литературу? А почему вы не говорите про нашу, отечественную литературу?
	Эткинд: Я говорил с ним как с переводчиком и поэтому интересовался его познаниями в области американской, английской, польской литературы. Они велики, разнообразны и не поверхностны.
	Смирнов ([свидетель обвинения, начальник Дома обороны]): Я лично с Бродским не знаком, но хочу сказать, что если бы все граждане относились к накоплению материальных ценностей, как Бродский, нам бы коммунизм долго не построить. Разум -- оружие опасное для его владельца. Все говорили, что он -- умный, и чуть ли не гениальный. Но никто не сказал, каков он человек. Выросши в интеллигентной семье, он имеет только семилетнее образование. Вот тут пусть присутствующие скажут, хотели бы они сына, который имеет только семилетку? В армию он не пошел, потому что был единственный кормилец семьи. А какой же он кормилец? Тут говорят,-- талантливый переводчик, а почему никто не говорит, что у него много путаницы в голове? И антисоветские строчки?
	Бродский: Это неправда.
	Смирнов: Ему надо изменить многие свои мысли. Я подвергаю сомнению справку, которую дали Бродскому в нервном диспансере насчет нервной болезни. Это сиятельные друзья стали звонить во все колокола и требовать -- ах, спасите молодого человека. А его надо лечить принудительным трудом, и никто ему не поможет, никакие сиятельные друзья. Я лично его не знаю. Знаю про него из печати. И со справками знаком. Я медицинскую справку, которая освободила его от службы в армии, подвергаю сомнению. Я не медицина, но подвергаю сомнению.
	Бродский: Когда меня освободили как единственного кормильца, отец болел, он лежал после инфаркта, а я работал и зарабатывал. А потом болел я. Откуда вы обо мне знаете, чтоб так обо мне говорить?
	Смирнов: Я познакомился с вашим личным дневником.
	Бродский: На каком основании?
	Судья: Я снимаю этот вопрос.
	Смирнов: Я читал его стихи.
	Адвокат: Вот в деле оказались стихи, не принадлежащие Бродскому. А откуда вы знаете, что стихи, прочитанные вами, действительно его стихи? Ведь вы говорите о стихах неопубликованных.
	Смирнов: Знаю, и все.
	Судья: Свидетель Логунов.
	Логунов ([заместитель директора Эрмитажа по хозяйственной части]): С Бродским я лично не знаком. Впервые я его встретил здесь, в суде. Так жить, как живет Бродский, больше нельзя. Я не позавидовал бы родителям, у которых такой сын. Я работал с писателями, я среди них вращался. Я сравниваю Бродского с Олегом Шестинским -- Олег ездил с агитбригадой, он окончил Ленинградский государственный университет и университет в Софии. И еще Олег работал в шахте. Я хотел выступить в том плане, что надо трудиться, отдавать все культурные навыки. И стихи, которые составляет Бродский, были бы тогда настоящими стихами. Бродский должен начать свою жизнь по-новому.
	Адвокат: Надо же все-таки, чтобы свидетели говорили о фактах. А они...
	Судья: Вы можете потом дать оценку свидетельским показаниям. Свидетель Денисов.
	Денисов ([трубоукладчик УНР-20]): Я Бродского лично не знаю. Я знаком с ним по выступлениям нашей печати. Я выступаю как гражданин и представитель общественности. Я после выступления газеты возмущен работой Бродского. Я захотел познакомиться с его книгами, Пошел в библиотеки -- нет его книг. Спрашивал знакомых, знают ли они такого? Нет, не знают. Я рабочий. Я сменил за свою жизнь только две работы. А Бродский? Меня не удовлетворяют показания Бродского, что он знал много специальностей. Ни одну специальность за такой короткий срок не изучить. Говорят, что Бродский представляет собою что-то как поэт. Почему же он не был членом ни одного объединения? Он не согласен с диалектическим материализмом? Ведь Энгельс считает, что труд создал человека. А Бродского эта формулировка не удовлетворяет. Он считает иначе. Может, он очень талантливый, но почему же он не находит дороги в нашей литературе? Почему он не работает? Я хочу подсказать мнение, что меня его трудовая деятельность как рабочего не удовлетворяет.
	Судья: Свидетель Николаев.
	Николаев ([пенсионер]): Я лично с Бродским не знаком. Я хочу сказать, что знаю о нем три года по тому тлетворному влиянию, которое он оказывает на своих сверстников. Я отец. Я на своем примере убедился, как тяжело иметь такого сына, который не работает. Я у моего сына не однажды видел стихи Бродского. Поэму в 42-х главах и разрозненные стихи. Я знаю Бродского по делу Уманского. Есть пословица: скажи, кто твои друзья. Я Уманского знал лично. Он отъявленный антисоветчик. Слушая Бродского, я узнавал своего сына. Мой сын тоже говорил, что считает себя гением. Он, как Бродский, не хочет работать. Люди, подобные Бродскому и Уманскому, оказывают тлетворное влияние на своих сверстников. Я удивляюсь родителям Бродского. Они, видимо, подпевали ему. Они пели ему в унисон. По форме стиха видно, что Бродский может сочинять стихи. Но нет, кроме вреда, эти стихи ничего не приносили. Бродский не просто тунеядец. Он -- воинствующий тунеядец. С людьми, подобными Бродскому, надо действовать без пощады. ([Аплодисменты]).
	Заседатель Тяглый: Вы считаете, что на вашего сына повлияли стихи Бродского?
	Николаев: Да.
	Судья: Отрицательно повлияли?
	Николаев: Да.
	Адвокат: Откуда вы знаете, что это стихи Бродского?
	Николаев: Там была папка, а на папке написано "Иосиф Бродский".
	Адвокат: Ваш сын был знаком с Уманским?
	Николаев: Да.
	Адвокат: Почему же вы думаете, что это Бродский, а не Уманский тлетворно повлиял на вашего сына?
	Николаев: Бродский и иже с ним. У Бродского стихи позорные и антисоветские.
	Бродский: Назовите мои антисоветские стихи. Скажите хоть строчку из них.
	Судья: Цитировать не позволю.
	Бродский: Но я же хочу знать, о каких стихах идет речь. Может, они не мои?
	Николаев: Если бы я знал, что буду выступать в суде, я бы сфотографировал и принес.
	Судья: Свидетельница Ромашова.
	Ромашова ([преподавательница марксизма-ленинизма в училище имени Мухиной]): Я лично Бродского не знаю. Но его так называемая деятельность мне известна. Пушкин говорил, что талант -- это прежде всего труд. А Бродский? Разве он трудится? Разве он работает над тем, чтобы сделать свои стихи понятными народу? Меня удивляет, что мои коллеги создают такой ореол вокруг него. Ведь это только в Советском Союзе может быть, чтобы суд так доброжелательно говорил с поэтом, так по-товарищески советовал ему учиться. Я как секретарь партийной организации училища имени Мухиной могу сказать, что он плохо влияет на молодежь.
	Адвокат: Вы когда-нибудь видели Бродского?
	Ромашова: Никогда. Но так называемая деятельность Бродского позволяет мне судить о нем.
	Судья: А факты вы можете какие-нибудь привести?
	Ромашова: Я как воспитательница молодежи знаю отзывы молодежи о стихах Бродского.
	Адвокат: А сами вы знакомы со стихами Бродского?
	Ромашова: Знакома. Это у-жас. Не считаю возможным их повторять. Они ужа-а-сны.
	Судья: Свидетель Адмони. Если можно, ваш паспорт, поскольку фамилия необычная.
	Адмони ([профессор Института имени Герцена, лингвист, литературовед, переводчик]): Когда я узнал, что Иосифа Бродского привлекают к суду по обвинению в тунеядстве, я счел своим долгом высказать перед судом и свое мнение. Я считаю себя вправе сделать это в силу того, что 30 лет работаю с молодежью как преподаватель вузов, в силу того, что я давно занимаюсь переводами.
	С И. Бродским я почти не знаком. Мы здороваемся, но, кажется, не обменялись даже двумя фразами. Однако в течение, примерно, последнего года или несколько больше я пристально слежу за его переводческими работами -- по его выступлениям на переводческих вечерах, по публикациям. Потому что это переводы талантливые, яркие. И на основании этих переводов из Галчинского, Фернандеса и других, я могу со всей ответственностью сказать, что они требовали чрезвычайно большой работы со стороны автора. Они свидетельствуют о большом мастерстве и культуре переводчика. А чудес не бывает. Сами собой ни мастерство, ни культура не приходят. Для этого нужна постоянная и упорная работа. Даже если переводчик работает по подстрочнику, он должен, чтобы перевод был полноценным, составить себе представление о том языке, с которого он переводит, почувствовать строй этого языка, должен узнать жизнь и культуру народа и так далее. А Иосиф Бродский, кроме того, изучил и сами языки. Поэтому для меня ясно, что он трудится -- трудится напряженно и упорно. А когда я сегодня -- только сегодня -- узнал, что он вообще кончил только семь классов, то для меня стало ясно, что он должен был вести поистине гигантскую работу, чтобы приобрести такое мастерство и такую культуру, которыми он обладает. К работе поэта-переводчика относится то, что Маяковский говорил о работе поэта: "Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды".
	Тот указ, по которому привлечен к ответственности Бродский, направлен против тех, кто мало работает, а не против тех, кто мало зарабатывает. Тунеядцы -- это те, кто мало работает. Поэтому обвинение И. Бродского в тунеядстве является нелепостью. Нельзя обвинить в тунеядстве человека, который работает так, как И. Бродский -- работает упорно, много,-- не думая о больших заработках, готовый ограничить себя самым необходимым, чтобы только совершенствоваться в своем искусстве и создавать полноценные художественные произведения.
	Судья: Что вы говорили о том, что не надо судить тех, кто мало зарабатывает?
	Адмони: Я говорил: суть указа в том, чтобы судить тех, кто мало работает, а не тех, кто мало зарабатывает.
	Судья: Что же вы хотите этим сказать? А вы читали указ от 4 мая? Коммунизм создается только трудом миллионов.
	Адмони: Всякий труд, полезный для общества, должен быть уважаем.
	Заседатель Тяглый: Где Бродский читал свои переводы и на каких иностранных языках он читал?
	Адмони ([улыбнувшись]): Он читал по-русски. Он переводит с иностранного языка на русский.
	Судья: Если вас спрашивает простой человек, вы должны ему объяснить, а не улыбаться.
	Адмони: Я и объясняю, что он переводит с польского и сербского на русский.
	Судья: Говорите суду, а не публике.
	Адмони: Прошу простить меня. Это профессорская привычка -- говорить, обращаясь к аудитории.
	Судья: Свидетель Воеводин. Вы лично Бродского знаете?
	Воеводин ([член Союза писателей]): Нет. Я только полгода работаю в Союзе. Я лично с ним знаком не был. Он мало бывает в Союзе, только на переводческих вечерах. Он, видимо, понимал, как встретят его стихи, и потому не ходил на другие объединения. Я читал его эпиграммы. Вы покраснели бы, товарищи судьи, если бы их прочитали. Здесь говорили о таланте Бродского. Талант измеряется только народным признанием. А этого признания нет и быть не мо