возможность суду осуществить правосудие [вопреки] Ленинградскому обкому...
	АА согласилась -- но решила заручиться предварительно поддержкой
Твардовского и Суркова; мы дали им знать, что она хочет их видеть, но они
пока не отозвались.
	А суд длится. Если будет отказ -- не могу подумать об Иосифе, о
Фриде...
	И в то же время мне жаль АА, которая после трех инфарктов должна
предпринимать эти хлопоты...

		[19/III 65:] Москва
	Был у меня Наровчатов, принес письмо к Л. Н. Смирнову в защиту
Иосифа...
	Сделала это АА -- он [для нее] это написал.
	Но письмо толковое.
	Про него худо говорят, речь его на съезде произвела впечатление
сильного уклона вправо.
	В стихах он, безусловно, понимает -- но -- как возразил мне кто-то
-- "в начальстве он тоже хорошо разбирается".
	Завтра приму меры, чтобы передать его письмо Смирнову. Самому ему
"некогда"...

		[18/IV:]
	Была у Деда в Кунцевской больнице. Условия идеальные: отдельная
комната, с отдельным входом, отдельной ванной. Парк.
	Спросил о деле Бродского.
	Предложил, что в новое издание "Искусства перевода" вставит отрывки
из его переводов (сейчас я отбираю).
	Проводил до ворот. И пошел назад -- я поглядела вслед -- на слабых
ногах. На слабых, на старых.
	Вчера утром от глазной врачихи я забежала к Фриде. Первый ее
вопрос: как дело Бродского? Ну, как: обещано было "на днях", а оно до сих
пор не назначено; О. Г. Чайковскую, которая хотела говорить со Смирновым,
Смирнов к себе не пускает. Ходят слухи, что делом заинтересовался Микоян
(ему давно писал и отправил все наши бумаги Паустовский, но ответа не
последовало). Ира Огородникова*(32) взялась поговорить с его сыном.
	Фридочку завтра утром кладут в больницу, в ту же палату: второй
курс лечения.

		[23/IV 65:]
	Сегодня у меня была мать Иосифа. Он болен. Начальство тамошнее
запретило врачам давать ему бюллетень. (Там [новое] начальство.)
	Смирнов не принимает Чайковскую. Дело у него -- он его все не
назначает.
	Вчера в Доме журналистов на диспуте "Мораль и суд" выступал
Тендряков и сказал, что дело Бродского волнует людей во всех углах страны,
что он читал запись Вигдоровой и, если это правда, -- надо судить суд...
	Конечно Савельеву и Логунова*(33) давно пора судить.
	А Иосиф пока погибает...

		[17/V 65:]
	Смирнов улетел в Берлин -- и вернулся. Наш друг Анна Моисеевна
видела его на вечере памяти Короленки, и он сказал -- опять! -- что дело
Бродского будет решено на днях. На ее просьбу -- разрешить ей придти, он
ответил: не стоит! его решат в минуту!
	В дело уже вмешались Сартр, Арагон, Неруда.
	Сегодня вечером в Союзе встреча писателей с Зам. Пред. Верх. Суда
СССР. Приглашен Копелев и готовится выступить (о Бродском).

		[25/V 65:]
	На днях письмо от Бродского -- просит для родственника лекарство от
бронхиальной астмы. Три стихотворения, из которых одно -- "В распутицу" --
превосходно.
	Лекарство ищу. (В Кремлевке нет.) Копелева оборвал высокий гость,
не дал ему говорить ("Не надо на меня воздействовать"); писатели не
поддержали; Атаров сказал: "Не будем нарушать законы гостеприимства".
	(Лучше бы не нарушать законы справедливости -- и страны).

		[29/V 65:] Москва
	Оказывается, Иосиф неделю сидел в тюрьме за то, что на 2 дня
опоздал из Ленинграда. Мальчики, приехавшие к нему на день рождения (27/V),
пошли к секретарю райкома и упросили, чтобы его выпустили на этот день...
	Завтра пойду к Фридочке.

		[7/VI 65:]
	По поводу Иосифа была тревога: мне позвонила из Ленинграда
Грудинина, что будто дело уже решалось, 3/VI. Решение неизвестно, просила
узнать. Назавтра с утра милый Гнедин отправился в секретариат Верх. суда:
дело было поставлено на повестку, но снова снято и снова находится у Л. Н.
Смирнова.

		[10/VI 65:] Переделкино
	Дивные дни -- теплые, сухие. Расцветающий сад.
	И как всегда лгут -- птицы, тишина, зелень. Пошла я в дом накапать
капли в глаза. Телефонный звонок: Лев Зиновьевич. Ему сказала И.
Огородникова (из Иностр. Комиссии), что по делу Бродского -- отказ... Отказ
в пересмотре.
	Надо проверить -- правда ли это.

		[12/VI 65:] Москва
	Нет, кажется, неправда.
	Милый Гнедин ходил в секретариат Верх. Суда, там ему сказали, что
все на прежнем месте: т.е. дело у Смирнова... Но м.б. сведения
Огородниковой были из более высокой инстанции?

		[20/VI 65:] Москва
	Дело Бродского стоит на месте. Стало и стоит.

		[17/VII 65:]
	Вчера, после трехнедельного перерыва, вызванного моей болезнью,
поехала к ней.
	Она лежала на боку, раскинув руки, с закрытыми глазами. Потом:
	-- Как наш рыжий мальчик?
	Медленно, трудно, но с отчетливой ясностью всех мыслей и
ассоциаций.

		[20/VII 65:]
	Фрида как-то еще выше лежит на подушке, словно бы на облаке. Или
поднятая на крест.
	Спросила, что нового.
	Я рассказала ей о Евтушенке: вернувшись из Италии, он написал в ЦК
записку -- отчет и там о Бродском: как вредит нам это дело, как необходимо
его выпустить поскорее и потом издать его книгу -- причем он, Евтушенко,
берется отобрать стихи и написать предисловие.
	-- Не до книги, -- сказала Фрида. -- Освободили бы поскорее.

		[11/VIII 65:]
	Вчера мы похоронили Фриду -- свет, жизнь.
	В толпе -- Над. Як. Мандельштам, приехавшие из Ленинграда:
Дьяконова, Адмони, Эткинд, Руня Зернова, Нат. Долинина; Калабалин с детьми
из своего детского дома; Фридина любимая учительница -- Анна Ивановна;
множество друзей (Савичи, Облонская, Галь, Грекова, Гнедины, Ивичи, Сана,
Оттены), множество знакомых -- лечившие ее врачи, шившая ей портниха, В.
Корнилов, Аким, Эмма Гр. Герштейн, Н. Иос. Ильина; журналисты из трех
газет; читатели; незнакомцы.
	За кулисами -- чиновничья возня: кто будет "вести" траурный митинг.
Копелев не годится, нужен член секретариата... Бегают друг за другом Галин,
Борисов.
	Сменяется почетный караул. И я постояла немного, посмотрела на
Фридин лоб и брови -- всЈ, что осталось неизменным.
	Венки от "Нового Мира", от "Сов.Писателя", от К. И. (кот. еще не
знает о смерти; это, и телегр., организовали мы с Кларой и Люшей), от
"Известий", от "Комсомолки".
	Распоряжающийся Арий.*(34)
	Я, присев в духоте, оказалась рядом с Над. Як. (чего вовсе не
хотела) -- она меня познакомила с Шаламовым. Я с истинным глубоким
уважением пожала его руку.
	Начался митинг. Открыл Галин. Произносил пошлые газетные
приблизительности. Потом Калабалин. Это человек талантливый, оратор
блестящий, но надгробные речи -- не его жанр, к тому же он все время
плакал. Потом Орлова -- хорошо. В заключение она прочла телеграмму от А.А.
"Пусть ее светлый образ останется для нас утешением и примером душевного
благородства". Потом я. Став на свое место, я почему-то совсем перестала
волноваться и говорила спокойно.
	О деле Бродского, как мы условились с Копелевыми, говорили только
отвлеченно, не называя фамилий.
	Потом Глеб Семенов -- стихи.
	Оттен прочитал полстраницы очень трогательные, присланные
Паустовским. Там была хорошая мысль: что с Фридой Абрамовной случилась
такая беда, которую не может исправить даже сама Фр. Абр.

		[11/VIII 65:]
	А неприятности своим чередом: сегодня позвонила мне И. Н. Пунина из
Ленинграда, спрашивает, нет ли чего решительного плохого об Иосифе. -- Нет,
говорю, а что?
	"Меня вызвал директор издательства и в очень грубой форме предложил
снять стихотворение "Последняя роза" с эпиграфом из Бродского "Вы напишете
о нас наискосок" из книги АА" (Ленинград, "Советский Писатель"). Почему? --
спросила я. "Бродский -- антисоветский поэт, упоминать его мы не будем"...
Вот я и подумала -- говорит мне Ирина Николаевна -- что здесь что-нибудь
случилось".
	-- Пока нет, -- говорю я. -- Ответа ни от Микояна, ни из Верх. Суда
мы не получили.
	-- Значит, должна решать сама АА, -- говорит И. Н. -- А я боюсь,
она снимет всю книгу...
	Я этого не думаю. Но вряд ли это фанаберия Ленинградского
отделения. Что-то случилось.

		[12/VIII:]
	Да, случилось.
	Сегодня мне стало известно, что в Гослите Косолапов*(35) распорядился
выбросить из сборника "Голоса друзей" переводы Бродского.
	Почему? А потому, что в ЦК было идеологическое совещание, на
котором т. Семичастный*(36) (большой специалист по поэзии Пастернака) назвал
Бродского "антисоветским явлением"... Вот и ответ. Никакой Верх. Суд,
никакой Микоян теперь за него не заступятся...
	На том же совещании некто Скоба с Украйны возмущался напечатанием
"малограмотной повести Солженицына".
	Кто-то взывал: чей журнал "Новый Мир"?
	Словом, мы снова переживаем весну -- весну 63 года.
	Плоды совещания видны уже в прессе: "Правда" выступила против
Семина, "Известия" против целой серии имен: Битов, Семин, Аксенов, Горышин.
	Когда Фридочка умирала, я вспомнила чьи-то мудрые слова, сказанные
по поводу других погибших: всегда старайтесь понять, для чего человек умер.
Чтобы не дожить [до чего]?
	Для чего умерла Фрида? Это мы скоро увидим.

		[15/VIII 65:]
	Оказывается, уже после выступления знатока поэзии, Семичастного,
несколько ленинградцев, во главе с Дудиным, ходили к Демичеву заступаться
за Бродского...

		[17/VIII 65:]
	Пробую кое-что предпринять в защиту выкидываемых переводов Иосифа.
Но, кроме всей обстановки -- на шее -- август! все, кого я хотела бы
просить пойти к Косолапову, в отъезде...
	А СЯ, говоривший с ним некогда, в могиле.

		[18/VIII 65:]
	Из Ленинграда вернулись вездесущие и всемогущие Копелевы.
	Сил у них -- на зависть. Съездить в Ленинград и обратно, повидаться
с десятками людей, им ничего не стоит...
	Видели АА, были у нее в Комарове.
	Снять стихотворение "Последняя роза" (с эпиграфом из ИБ) она, к
моему удивлению и огорчению, очень легко согласилась.
	Зато сильно сердится на какую-то типографскую ошибку в листах
книги, где 4 строки приклеены к какому-то не тому стихотворению... Конечно,
это безобразие, но ведь гораздо меньшее... А там надо было упереться
насмерть.
	Виделись они с Граниным. Он действительно вместе с М. Дудиным
объяснял Демичеву*(37), как вредит нам за рубежом дело Бродского и Демичев,
оказывается, при них звонил в Верх. Суд РСФСР с просьбой ускорить дело...
	Итак, Смирнов (или Французов?) между Семичастным и Демичевым.
	А к Косолапову пошел Евг. Мих. Винокуров, редактор (внешний)
сборника "Голоса друзей". Он не шибко храбрый, но, видно, общественного
мнения боится больше, чем боится Косолапова. Это делает ему честь.
	Косолапов отказал... Переводы Бродского велено снять. Какое
беззаконие! Новое.

		[21/VIII:]
	Придумали для защиты интересов Иосифа вот что: чтобы Гранин
обратился к Демичеву с просьбой, чтоб тот позвонил в Гослит... Для них это
перекрыло бы Семичастного... Удастся ли?
	Новое наступление на "Новый Мир" и пр., кажется, "захлебнулось".
Судя по газетам, литературу пока не травят. Весна 63 года не повторяется.
Тем более обидно, если снимут переводы.

		[22/VIII:]
	Обдумываю, как браться за новую книгу. Она должна быть памятником
Фриде.
	По-видимому, новое наступление на литературу "захлебнулось". Судя
по газетам, оно не развивается. Очевидно наверху не договорились.
	Но с борьбой против изъятия переводов Иосифа ничего не выходит.
Ленинградский вариант отпал.
	М.б. я сама напишу Демичеву. Я готова. Беда только в том, что мое
слово мало значит.

		[25/VIII 65:]
	Оказывается, Семичастный говорил о Фриде. В числе тех литераторов,
которые сбивают молодежь (Аксенов, Солженицын, Семин, Вигдорова). Чем она
сбивает? Распространением записи суда над "антисоветчиком" Бродским.
	Произнесено это было 6 августа...
	Какая дивная концовка для книги!
	Его речь 6-го, ее смерть 7-го и моя речь 10-го*(38).
	Я решила писать Демичеву. Завтра.

		[29/VIII:]
	Письмо Демичеву я написала и послала.

		[1/IX 65:]
	Вчера мне сказала Сара Эммануиловна, что Твардовский сказал Фишу,
что он, Твардовский, говорил с Горкомом и Руденко о деле Бродского. И те
согласились, что дело беззаконное, но:
	"Толстиков сказал -- через мой труп".
	Толстиков -- реальная власть, Верх. Суд -- мнимость.

		[7/IX 65:] Переделкино
	Месяц со дня Фридиной смерти.
	Пред отъездом -- неприятность: от Демичева мне ответа нет, но,
очевидно, он запросил Гослит не о том, почему выбрасывают принятые переводы
Бродского, а почему они были приняты?
	Такого поворота я не ожидала...
	Значит, письмо мое принесло вред.

		[9/IX 65:] Переделкино
	Чудеса в решете -- нет, принесло пользу!
	Вчера мне позвонила сюда Юля, что все переводы Иосифа велено в
сборнике восстановить. Таков звонок -- приказ. Трус и гад Косолапов (вместе
со своим покровителем Семичастным) съел гриб.
	А сегодня, когда Марина*(39) привезла деду "Правду" со статьей
Румянцева*(40) об интеллигенции, либерализм в деле с переводами Иосифа
сделался понятен. Мое письмо нежданно-негаданно попало в самую точку.
	А м.б. тут еще сработал мой разговор с Алексиным, которого я
просила позондировать Михалкова?
	А м.б. тут еще письмо Суркова и Сартра куда-то наверх, о чем мне
вчера сообщила Юля?

		[10/IX 65:] Москва
	Как я мечтала: "Саша?*(41) Это ты? Говорит ЛК... Скажи маме: дело
пересмотрено, Иосиф свободен".
	Нет, ей некуда позвонить.
	Вчера -- звонок и старческий голос нашей старушки*(42):
	-- В субботу, 4-го, дело пересмотрено, он свободен...
	Сегодня -- капля яда.
	Лев Зиновьевич пошел сам в Верх. Суд РСФСР. Приговор отменен только
в части срока; вместо 5-ти лет -- 1 год 5 месяцев (т.е. отбытое наказание)
-- значит, все-таки, он в чем-то виноват был? в чем же? значит прописки в
Ленинграде ему не дадут -- и Толстиков, Лернер и Прокофьев снова могут
сделать с ним, что хотят...
	Все гадают: чье вмешательство побудило Верх. Суд наконец
рассмотреть дело? Я думаю -- капля долбит камень. Фрида своею записью
докричалась до целого мира. На нас Толстиков может плевать. А на Сартра и
Европейское Содружество ему плевать не позволяют. А Сартр говорят, написал,
Микояну, что в октябре писатели содружества съедутся в Париже и там
разговор о Бродском пойдет непременно...
	Фридочка, вот что вы сделали своими маленькими сильными руками...

		[13/IX:]
	Позвонил некто т. Мелентьев*(43) из ЦК и сообщил то, что я уже знала:
"Указано Гослиту восстановить переводы Бродского".

		[17/IX 65:] Москва
	Вчера вечером на даче мне вдруг стало страшно, что нет вестей об
освобождении Иосифа. Стала я звонить в город -- Юле, Нике -- никого нет
дома. А вечером позвонила мне Света Орлова, что звонил из Коноши Иосиф --
ничего там о нем еще не получено... Сегодня я через старушку навела справки
в Верх. Суде -- бумага послана в Архангельск 9 сентября.
	Я дала ему телеграмму.

		[22/IX 65:] Переделкино
	Сегодня здесь был Солженицын.
	Беда: 7/IX он взял из "Нового Мира", из сейфа, 3 экз. своего романа
и отвез друзьям. 11/IX там был обыск... Искали у хозяина какие-то
теософские сочинения -- всерьез? или для виду? неизвестно -- и напоследок
спросили: а что в этом чемодане? белье? Хозяйка ответила правду.
	Они унесли чемодан.
	-- А роман мой обладает большой убойной силой, -- говорит С. --
Теперь они его читают.
	Один экз. он сейчас же снес в ЦГАЛИ. Не знаю, по правде, зачем...
Ведь ЦГАЛИ это то же министерство.
	В Рязани житье ему плохое. Квартира в старом, развалившемся
деревянном доме, напротив -- база или склад, где бывает 40 -- 50 грузовиков
в день. Жить нельзя.
	Он хотел перебраться в Обнинск. Жена его прошла там по конкурсу в
каком-то институте. Но начальство отклонило ее принятие -- всякими
ухищрениями: Обнинск, как и Рязань, ненавидит Солженицына. (Разумеется, не
население, а начальство.) И ненавидит не по приказу свыше, а из глубины
души.
	Рассказал, какие о нем распространяются слухи -- нарочно,
начальством:
	Сначала Павлов*(44) заявил, что он уголовник.
	Теперь инструкторы сообщают слушателям, что он был в плену, что он
-- власовец, что он был полицаем...
	Арестованы -- уже довольно давно -- Синявский (автор предисловия о
Пастернаке) и переводчик Даниэль. Их обвиняют в том, что они -- Абрам Терц.
	Всюду ищут самиздат.
	От Иосифа сведений нет. По-видимому, он еще в Коноше.
	Я попрошу известинцев позвонить в Архангельскую область, куда 9/IX
Верх. Суд послал свое решение.

		[24/IX 65:] Москва
	АлЈна ходила в Верх. Суд и выяснила к нашему ужасу, что по ошибке
решение об Иосифе заслано вместо Архангельской области -- в
Ленинградскую... А он, бедняга, звонит оттуда, спрашивает, когда же.

		[25/IX 65:]
	Иосиф.
	Только что ушел от меня.
	Освобожден. В Ленинграде еще не был. Приехал сначала сюда, говорит
-- чтобы получить деньги в Гослите.
	Иосиф. Тот, кого не дождалась Фрида. Не я имела право обнять его в
дверях, и жарить ему яичницу, и смотреть, как он ест...
	Но -- выпало это мне. И я старалась радоваться, и мне это почти
удавалось.
	Он как-то еще вырос и поширел. Большой, будто сильный. Но нет,
болезнь видна: не кончает фраз, бегает по комнате, все время крутит
пальцами...
	Мы вместе звонили в Ленинград: Анне Андр. И его тетушке.
	Очень плохо одет. Но и это его не портит.
	Доброта, простодушие, ум, дурной нрав -- ребячливость -- прямой
поэт.
	Читал стихи -- но бросал, забывал их...
	Теперь предстоит Ленинград и последний барьер: прописка.
	Хочет, прописавшись в Ленинграде, ехать в Таллин.
	Зашла Юля. Подавая ей ее клетчатое пальто, Иосиф сказал:
	-- Все в клетку, как тюремная решЈтка!
	Стараюсь догадаться, как поступила бы Фрида? Иосиф освобожден, но
не реабилитирован. Решение Суда РСФСР (несомненно, под воздействием
Толстикова) вопиющее: освободить как психически-неполноценного. (А не как
оклеветанного!)
	Думаю -- надо укрепить его благополучие, т.е. чтоб он был прописан,
стал членом Группкома переводчиков и пр., а потом -- а потом, когда страсти
улягутся -- подумать.

		[6/X 65:] Москва
	Из Ленинграда ни звука. Не знаю -- прописывают Иосифа или не
прописывают? Берут на учет в Группком переводчиков -- не берут?
	Сегодня я постараюсь дозвониться Эткинду или Грудининой.

		[15/X 65:] Вечер. Комарово
	Да, Комарово. Море шумит. Тепло и сухо. Я в комнате Й 4. Пока
тишина полная.
	Иосиф звонил мне из Ленинграда в Москву и повторял, что у него все
хорошо: прописан на год; в Группком, вероятно, примут... Но за 40 минут до
моего отъезда позвонил Толя и сказал, что нужна характеристика от К. И. Мне
пришлось поручить создать шпаргалку и съездить к деду Копелевым; они
сделают это хуже, чем я, и я тревожусь.
	Завтра Иосиф ко мне приедет. (Имя, звук, тревога, обратившаяся в
человека!) Я хочу поговорить с ним о его дальнейшей жизни. Дело в том, что
даже если ему дадут сейчас гору переводов -- деньги воспоследуют не раньше,
чем через год...
	Подарю ему Фридину фотографию (от Гали и Саши) и свое "Над гробом".
	Меня огорчает, что ближайшие "соратники" -- Копелевы, Гнедины --
считают наши бродские дела конченными... Это не по-Фридиному: судьба его
еще не устроена.

		[16/X 65:] Комарово
	Светлый день. В 12 ч приехали Иосиф и Яша*(45).
	Дело не кончено, как я и боялась.
	Прописка не осуществлена еще, п.ч. нет снятия с военного учета в
Коноше.
	Вопрос о принятии в Местком будет решаться 26-го.
	А участковый уже приходил осведомляться: где он работает?
	Членство в Группкоме, достаточное для всех, для него может
оказаться защитой недостаточной. Да и денег ведь нет и за переводы не будет
ранее, чем через год. А деньги?
	Стало быть, надо хоть на первое время идти куда-то на службу.
	Так он и собирается поступить.
	Мы пошли гулять. Яша скоро помчался на поезд. А мы гуляли вдвоем и
впервые в жизни разговорились. Он умен, тонок, блистателен... "Прямой
поэт". Более всех любит англичан: Браунинга, Саути, Кольриджа. И
американцев: Фроста. Из русского ХХ века -- Цветаеву.
	Оказалось, что он живет в доме Мурузи... Подумать только, в двух
шагах от моего детства, наискосок от Маршака, в доме, где была студия Дома
Искусств, а до того, где жили Мережковские!
	Считает гением переводчика Андрея Сергеева.
	Элегантен: в куртке, привезенной из Италии Анной Андреевной, при
галстуке. Красив. Очень внимателен, любезен, починил лампу от моего
пюпитра, которая снова сломалась.