людям, но и личность  наставника.
В  Мамонта  были  влюблены  все  члены  группы.  Он  не  кичился  положением
командира, не создавал дистанцию между собой и ребятами, держался  просто  и
дружелюбно,  как  старший  товарищ.  Что  очень   важно   -   не   изображал
идеологического святошу: рассказывал и охотно слушал политические  анекдоты,
возмущался    тупостью    чиновников    и    многочисленными     нелепостями
совпартдействительности.  Нормальный  веселый  мужик.  И  сейчас  жарит  ему
яичницу, как будто так и надо...
   - Что случилось, Константин Иванович? Хромаете, лицо залеплено...
   - Брали вчера одного лба... Здоровенный, гад, нескольких наших покалечил.
Чуть не застрелил его, - охотно ответил Мамонт.
   Сашка  Зубов  рассказывал,  что  Мамонтов  входит  в  особую  группу  для
проведения "острых" операций. Туда включены физически крепкие  и  специально
подготовленные сотрудники Управления, каждый из них регулярно проходит сборы
в Москве, где прыгает с парашютом, взрывает мины и тренируется в  рукопашном
бою. "Учится отрывать яйца", - как  выразился  Сашка.  Так  что  мирный  вид
оперативника в обязательном костюме и галстуке - очень обманчив. Хотя мощная
шея, широкие плечи и перекатывающиеся шарами  бицепсы  не  дадут  обмануться
даже неискушенному человеку.
   - Готово, - Мамонт разложил  по  тарелкам  аппетитно  пахнущую  глазунью,
достал из холодильника  блюдца  с  нарезанной  колбасой  и  сыром,  редиску,
зеленый лук, свежий хлеб. - Начали!
   Ели молча, когда тарелки опустели и Денис сыто отвалился на спинку стула,
Мамонт включил чайник и сел напротив.
   - Теперь рассказывай. С чего начнешь? Давай с сегодняшнего -  по  горячим
следам...
   - Совершенно ничего интересного, - сразу предупредил Денис,  но  подробно
рассказал о речной прогулке. Так полагалось, ибо то, на что  он  не  обратил
внимания, могло представлять  большой  интерес  для  более  информированного
Мамонта.
   Сейчас контрразведчика заинтересовал эпизод  с  кольцом.  Причем  не  как
оплошность Витьки Осипова, а как реакция Мадлен.
   - Значит, сама за кольцо  уцепилась,  стала  расспрашивать,  выяснять?  -
Мамонт подобрался,  задал  несколько  уточняющих  вопросов,  потом  вышел  в
комнату. Заскрежетал сейф, и он вернулся с несколькими женскими фотографиями
и каким-то списком.
   - Посмотри...
   Фотографии были не совсем резкими,  в  углах  просматривались  полукружья
печатей. Денис понял, что они пересняты с паспортов. Мадлен он узнал  сразу.
Здесь она не улыбалась и смотрела в объектив широко открытыми глазами.
   - Вот она...
   Мамонт сверился со списком.
   - Мадлен Дюпарк, родилась в Авиньоне, тридцать восемь лет...
   - Тридцать восемь?! - поразился Денис. - А выглядит гораздо моложе...
   -  Не  замужем,  реставратор  музея  в   Лионе,   -   задумчиво   дочитал
контрразведчик. - Проверим, какой она реставратор...
   - А что такое? - Денис  не  понял,  чем  вызван  такой  интерес  к  милой
женщине.
   - О чем думает обычный человек на речной прогулке? -  принялся  объяснять
Мамонт. - Он расслаблен, любуется природой, и ему по барабану - у кого какое
кольцо. Другое дело разведчик! Он  всегда  насторожен  и  постоянно  ожидает
подходов со стороны  контрразведки  страны  пребывания.  А  потому  обращает
внимание на мелочи, странности, нестыковки и пытается их  прояснить.  Именно
это и делала Мадлен.
   - Выходит, она?.. - удивился Денис. - Да нет, ерунда!
   Мамонт пожал плечами.
   - А ты думаешь, у разведчика на лбу написано, что он разведчик? Или  рога
растут?
   - Нет, но все же... Такой поспешный вывод...
   - Выводов пока никто не делает. Просто  мадемуазель  Дюпарк  представляет
оперативный интерес. Проверим ее, и все станет  ясно.  Правда,  может  и  не
стать... Но если ей вздумается посетить нас еще раз, мы будем держать ее под
контролем. На всякий случай.
   - Перестраховщики!
   - А как ты думал? - Мамонт снисходительно улыбнулся. - Вся наша работа  и
есть перестраховка. И в этом большой  смысл.  Когда  в  каждом  подозреваешь
шпиона,  рассматриваешь  под  увеличительным  стеклом,  проверяешь  со  всех
сторон, то из десяти раз один попадешь в точку. Или из ста. Или  из  тысячи.
Конечно, много лишней работы, пустого труда... Но иначе зачем  вообще  нужна
контрразведка?
   "Идиотизм!" - подумал Денис. А вслух спросил:
   - Как же вы ее будете проверять?
   - Этого я тебе сказать не могу, - спокойно ответил старший  лейтенант.  -
Во всяком случае, пока. Я и так с тобой очень откровенен. Тебе крепкий чай?
   Денис не обиделся. У  каждого  свой  уровень  осведомленности.  А  Мамонт
доверяет ему больше, чем  другим.  Во  всяком  случае,  он  единственный  из
группы, кого наставник принимает в этом помещении. И уже не первый раз.
   - А что с датчанами? - поинтересовался Мамонт за чаем.
   - Среди них нет никакого Мишеля, Константин Иванович, -  уверенно  сказал
Денис. - То, что Отта с Карлом поселились в  "Кавказе",  на  одном  этаже  с
Бен-Ави, - чистая случайность, это  администратор  им  посоветовала:  шестой
этаж самый  тихий.  В  номере  оружия  нет,  фальшивых  документов  тоже.  И
контейнера  с  микрофильмами  я  не  нашел.  Позавчера  прихватил   у   Отты
видеокассету, просмотрел ее на хорошей профессиональной аппаратуре - обычный
Джеймс  Бонд,   "Голдфингер",   без   всякой   кодировки.   Есть   несколько
восьмимиллиметровых кассет, на которых Карл работает, там тоже все чисто.
   - Вот так, да? - сказал Мамонт. Он не казался огорченным. Ну ни капельки.
Денису это показалось странным.
   - А кстати, как тебе удалось установить контакт  и  так  здорово  развить
его?
   - Да... Просто, - Денис смущенно хмыкнул.  -  Взял  их  под  контроль  на
выходе из гостиницы и пошел следом. Они  ходили  пешочком,  не  торопясь,  -
город осматривали. На рынок зашли, по набережной погуляли, в "Золотом блюде"
раков поели с пивом, потом на  Лысую  гору  забрались...  А  на  Богатяновке
заблудились. Отта хохочет и заставляет Карла дорогу  спрашивать.  Ну  тот  и
спрашивает: то  по-своему,  то  по-английски.  А  полиглотов  у  нас  как-то
негусто... Я через проходняк нырнул и вышел им навстречу, Карл меня тут же и
окликнул.
   - По своей инициативе, - с гордостью добавил он. Это  действительно  была
хорошая работа.
   Мамонт прищурился.
   - А если бы не окликнул? Что тогда?
   - Тогда бы у меня ботинок  развязался,  -  пожал  плечами  Денис.  -  Или
сигареты уронил. Или... Да ерунда это, не мог не окликнуть.  Иностранцы  все
время ищут своих в толпе, у них зрение заряжено на пиджачные пары  и  зубные
протезы. Из  одиннадцати  человек,  которых  остановил  Карл,  семь  были  в
костюмах, еще двое - в сорочках  и  при  галстуке.  Это  для  них  стереотип
"своего".
   - Ага, - кивнул Мамонт. Он слышал великое множество теорий, которые имели
хождение только потому, что поверить в них проще, чем опровергать.
   -  Я  сказал,  что  сам  не  местный,  из  Новороссийска,   но   попробую
сориентироваться. Так мы дошли до самой гостиницы. Карл пригласил выпить.  А
дальше все пошло само собой. Никакой особой моей  заслуги  тут  и  нет.  Тем
более что и результата нет.
   - Не скромничай, - сказал Мамонтов. - И сколько же ты за ними ходил?
   - Около шести часов. Точнее, пять  часов  сорок  минут.  Кстати,  они  не
проверялись.
   - Откуда ты знаешь? - чуть заметно усмехнулся старлей.
   - Так видно же!
   - Так прямо и видно? - наставник перестал скрывать усмешку. - Проверки  -
это целая наука. И умение их определять - тоже. Этому учатся шесть месяцев -
семестр.
   Денис несколько смутился.
   Контрразведчик подумал, что  из  Холмса  выйдет  толк.  Парень  находчив,
коммуникабелен, очень внимателен, упорен и умеет анализировать факты. Что он
мог слышать о Бен-Ави? Почти ничего, так - крохи какие-то. Однако  запомнил,
аккуратно сложил в какой-то уголок памяти и сохранил до поры. А когда момент
подошел, сумел увязать с Мишель.
   - А насчет отсутствия результата ты не прав, - Мамонт перестал  улыбаться
и стал очень серьезным. - Результат  есть,  только  выскочил  он  не  с  той
стороны. Вчера мы арестовали Цигулеву...
   - Арестовали?! - расплескивая чай, Денис оттолкнул чашку.  Лицо  исказила
гримаса, словно кто-то со всей силы заехал ему в солнечное.
   - Не надо ее жалеть, это редкая сука! И тебя она не  жалеет:  жаловалась,
что ты заставлял ее сожительствовать с целой армией  нелегальных  эмигрантов
из Сирии...
   - Я?!
   - Рассказывает, как ты сажал ее на иглу, как черные над ней издевались. И
про многих других тоже: как кололи, как насиловали, как заставляли.  Та  еще
штучка! Но главное не в этом...
   Мамонт на миг задумался, как бы решая - говорить или нет.
   - Главное, что Цигулева и есть та самая Мишель!
   На лице у Дениса облегчения не проявилось.
   Мамонт хотел добавить, что эту суку искали целый  год,  из-за  нее  майор
Смирнов едва не вылетел без пенсии на гражданку. Что она  и  есть  та  самая
дырка, дырища, через которую информация о тиходонском НИИ  "Точмаш"  потоком
лилась за кордон. Хотел сказать - но не сказал. Потому что сейчас Холмса все
это не интересовало. Его мучили угрызения  совести,  и  он  чувствовал  себя
предателем.
   - Ну чего ты раскис? - теперь перед Денисом сидел не  добрый  товарищ,  а
сильный и жесткий мужик, презирающий слюнтяев. - Ты помог  провести  удачную
операцию по пресечению опасной шпионской деятельности.  Враг  обезврежен.  И
ты, и я, и другие участники поощрены. Надо радоваться! Ведь куда  бы  ты  ни
пошел после университета: в милицию, в прокуратуру, в суд, -  тебе  придется
карать преступников! И если ты  будешь  распускать  нюни  перед  каждым,  то
превратишься в плаксивую бабу и будешь всегда ходить в соплях! Не так? Тогда
возрази!
   - Там все открыто... Я по одну сторону, они - по другую. И все знают, кто
я такой. А с Антониной я гулял,  цветы  дарил,  целовался  пару  раз...  Она
думала - я за ней ухаживаю...
   - И что же? Если ломиться в открытую, то часто только шею сломаешь!  Есть
военная хитрость, есть оперативные уловки... Кто лучше владеет  ими,  тот  и
побеждает!
   Денис глубоко вздохнул.
   - Все равно это дурно пахнет.
   - А ты как думал? Чистишь сортир, а он благоухает розами? Так не бывает!
   - И сегодня, с Мадлен... Может, женщина не  имеет  никакого  отношения  к
вашим делам.  А  из-за  того,  что  мне  что-то  показалось,  вы  будете  ее
проверять, поставите на учет, запретите въезд в страну или будете следить за
каждым шагом!
   Мамонт наклонился вперед и тронул молодого человека за плечо.
   - Пойми, Денис, оперативная работа - жестокое дело. Если она  разведчица,
то твой снимок введут во все компьютеры французских спецслужб,  и  когда  ты
вздумаешь съездить в Париж, тебе откажут в визе!  Или  завернут  обратно  на
паспортном контроле в Орли! И никто не станет разбираться - связан ты с нами
или нет! Тебе понятно это?
   Помедлив,  Денис  кивнул.  Скорее  всего   так   и   будет.   Утех   тоже
перестраховка...
   - Все,  кто  занимается  оперативной  работой,  проходят  через  подобные
сомнения. Только переживают по-разному: кто сильней, кто слабей, кому вообще
все по барабану! Многое значат детали:  например,  как  выглядит  противник.
Если бы Мишелем оказался небритый красноглазый алкаш, а  вместо  Мадлен  был
уродливый горбун, ты  бы  воспринял  это  по-другому.  Ведь  так?  Признайся
честно!
   - Пожалуй, - снова кивнул Денис.
   - Так  что  тебе  просто  не  повезло.  Надо  проанализировать  ситуацию,
расставить все точки над "и", чтобы больше  никогда  не  возникали  подобные
сомнения. Или...
   Мамонт залпом выпил остывший чай.
   - Или признать, что ты не годишься для подобной работы. Мы попрощаемся  с
тобой без всяких обид, и выбирай себе любой другой жизненный путь  -  иди  в
адвокаты, нотариусы, юрисконсульты... Но, честно скажу,  мне  было  бы  жаль
терять тебя. У тебя хорошие перспективы. Начальник нашего  отдела  предложил
мне готовить тебя для штатной работы у нас. Так что решай сам!
   Многие годы спустя  Денис  поймет,  что  он  сделал  выбор  под  влиянием
личности Мамонта. Если бы на его месте сидел другой человек,  решение  могло
оказаться совершенно иным.
   - Ладно, я все понял.
   У него пересохло в горле, и он, повторив жест Мамонта, жадно осушил  свою
чашку. Они обменялись взглядами и улыбнулись.
   - И хорошо, -  сказал  старший  лейтенант.  -  Тогда  продолжаем.  К  нам
приезжает американская рок-группа, тебе придется ее освещать.
   Снова отлучившись в комнату, он принес два плотных конверта,  положил  на
стол, дружески подмигнул. В одном - аккредитационная карточка с  фотографией
Дениса, подписанная неким Брайаном Диггсом,  менеджером  группы  "Purgeans",
два билета на концерт во Дворец спорта с лиловым штампом "23 ИЮНЯ 1990 г. ".
И две бумажки по десять рублей - на буфет и другие сопутствующие расходы.  В
другом деньги - три пятидесятирублевки.
   - Твоя премия, - пояснил Мамонт.
   Чуть помедлив, Холмс сунул оба конверта во внутренний карман пиджака.

   * * *

   Тогда, в восемьдесят шестом, Агеев уже работал в КГБ. Он знал то, что  не
полагалось  знать  никому.  Что  неприлично  холостой  зампред  облисполкома
занимается онанизмом и обожает порнографические журналы,  к  тому  же  берет
взятки за продажу вне очереди автомобилей и  хранит  в  служебном  сейфе  по
десять-двадцать  тысяч  рублей   сотенными   купюрами.   Агеев   знал,   что
председатель городского Совета ветеранов в сорок втором выменял за  канистру
спирта военный  билет  у  какого-то  шизофреника  и  всю  войну  просидел  в
Узбекистане. Знал, что бывшая гимнастка, а  ныне  тренер  областной  сборной
Ширяева во время выступлений в Бухаресте пыталась подцепить двух симпатичных
французов пятиборцев, французы оказались гомосексуалистами и,  приставив  ей
нож к горлу, отобрали все деньги,  выделенные  на  группу,  а  вдобавок  еще
вырезали на ягодицах нехорошее слово - по-французски, конечно.
   Агеев многое знал. В том числе и то, что женская красота тесно связана  с
длинными ногами. Какую книжку ни открой, так у  героини  "длинные,  стройные
ноги". Только что такое - длинные ноги, Агеев не знал, а потому  попался  на
простом,  убогом  финте.  Оказывается,  укороченные  женские  юбки   создают
оптическую иллюзию длинных ног. Только оптическую - и только иллюзию. Ха!..
   Тогда, в  восемьдесят  шестом,  все  тиходонские  телки  как  по  команде
напялили на себя мини. И девушка, в которую  влюбился  молодой  Агеев,  тоже
была в мини. Он женился на ней и в первую же ночь понял: в натуральном  виде
ноги невесты никакие не длинные, а в два раза короче туловища. Ровно  в  два
раза: когда она уснула, Агеев шпагатиком померил.  В  два  раза!..  И  сразу
любовь пропала.
   Молодая жена умела  готовить  пельмени  и  петь  "ХазБулат  удалой".  Она
говорила "ложить" вместо "класть",  громко  смеялась  и  без  конца  лузгала
семечки. В том же восемьдесят шестом Агеев развелся, хотя в Конторе на такие
дела смотрели очень косо. И больше уже не женился. Но с  тех  самых  пор  он
завтракает и обедает только в пельменных.
   Обед ровно в четырнадцать ноль-ноль. Агеев покидает свою душную  контору,
покупает в киоске  какую-нибудь  познавательную  неторопливую  газету  вроде
"Недели" или "Экономики и жизни". Киоскера зовут Катенька, ей сорок один, ее
прадед репрессирован в  тридцать  восьмом,  мать  была  угнана  в  Германию,
прислуживала в богатой дрезденской семье,  там  родила  первого  ребенка,  о
котором никому... Ну, это неинтересно. Катенькиных ног капитан Агеев никогда
не видел. И в досье о них не сказано ни слова: длинные они или  короткие,  в
синих венах или там какаянибудь  родинка  на  полбедра.  Ни  слова.  И  хотя
розовый напальчник,  который  киоскерша  надевает,  чтобы  быстро  отсчитать
экземпляры газет, странно возбуждает капитана Агеева,  -  он  только  скажет
"спасибо". И пойдет в пельменную.
   Порция Агеева - шестнадцать штук серых  магазинных  пельменей.  Он  знает
свою норму. Пятнадцать мало, семнадцать много, шестнадцать - в самый раз.
   В холодные дни он  попросит  полить  их  майонезом  или  острым  томатным
соусом, в жаркую погоду лучше сметана. И  огурчик,  и  помидорчик,  и  пучок
махровой петрушки в мелких зеленых сборках. И кофе, конечно.
   Сегодня уж больно жарко, за  тридцать,  капитану  накрыли  во  внутреннем
дворике, в теньке на террасе - специально вынесли столик и два стула.
   - Зачем ему, этому гусю, второй стул? Кто он такой? - услышал Агеев шепот
раздатчицы в пельменной. - Здесь и так людей сажать негде, вон - очередь!..
   - Глохни, - кратко ответил заведующий. Он точно не знал, кто такой Агеев,
но  догадывался,  что  его  надо  всячески  ублажать.  Потому  что   капитан
заглядывал  пару  раз  с  начальником   местного   ОБХСС,   с   инструктором
райисполкома, да  и  в  отделе  общепита  приходилось  встречаться  -  Агеев
обслуживал территорию и потому знался со многими людьми и входил  во  многие
кабинеты.
   Капитан разложил  перед  собой  газету,  рядом  -  блокнот  с  ручкой.  У
пельменей  дряблая  полужидкая   оболочка,   которая   разваливается,   едва
дотронешься вилкой. А мясо всегда твердое, вари его хоть целые сутки. И  это
сочетание нравилось Агееву. Он думал  так:  если  бы  ему  пришлось  прожить
остаток дней  где-нибудь  в  Эмиратах,  в  огромном  белом  доме  с  тысячью
бесшумных   кондиционеров,   закрытыми   теннисными   кортами,    бассейном,
наполненным настоящей морской водой и по-настоящему длинноногими минетчицами
в пестрых купальниках, - он бы тосковал  по  этим  пельменям.  Тосковал  бы,
точно. И жизнь была бы не в жизнь.
   В 14.16 капитан Агеев прикончил пельмени и ждал кофе. Кофе  даже  в  жару
подавали самый горячий, другого он не признавал. Коротая  ожидание,  капитан
привычно черкал в блокноте.
   - Минуту, - сказала раздатчица, убирая посуду со стола.
   Она у них новенькая, две недели только. Зовут  Виктория,  двадцать  шесть
лет, ноги средней длины, бледные, на жилках; отец - турок  из  Хопы,  родной
дядя браконьерствовал под  Астраханью,  убит  в  перестрелке  с  работниками
рыбнадзора... Агеев почувствовал тяжелую отрыжку. Хватит, надоело.
   Между тем из-под блестящей капиллярной ручки  вышел  занимательный  этюд:
мосластая Виктория верхом на козле. Груди у  нее  маленькие,  треугольные  и
обвислые, как  клапан  почтового  конверта.  Проведешь  языком,  прихлопнешь
сверху - приклеятся. Языком... Да...
   Агеев сглотнул слюну. Вика принесла кофе, поставила на столик, стрельнула
глазами в блокнот и, покраснев до  корней  волос,  спешно  удалилась.  Агеев
проводил ее долгим взглядом,  испытывая  удовлетворение  от  того,  что  она
увидела рисунок. Хорошо, если бы она еще и узнала себя... Но это вряд  ли...
Капитан перевернул страничку и уставился в чистый листок, как будто  на  нем
должны были  вот-вот  проявиться  написанные  тайнописью  слова.  Но  листок
оставался нетронутым, и ручка вновь принялась за работу, причем без  всякого
участия с его стороны.
   Где же этот Пидораст? Неужели попробует водить его занос...
   Агеев был очень недоволен Курловым. С одной стороны, он вообще  был  мало
чем доволен  в  жизни,  но  этот  наглый  бугай  дал  прямые  основания  для
недовольства, ибо навлек на него гнев руководства. Начальник  пятого  отдела
подполковник Заишный, наткнувшись в документах  на  непристойный  псевдоним,
обрушился на Агеева так, будто капитан с упоением предавался греху,  который
этот псевдоним обозначал, и был застигнут с поличным.
   - Мы занимаемся борьбой с идеологическими диверсиями, значит, наши руки и
инструменты, которыми мы пользуемся, должны быть идеологически безупречными!
- раскрасневшись, орал подполковник. - А вы приносите  мне  самую  настоящую
идеологическую диверсию! Вот она!
   Заишный потрясал листком, исписанным далеко не каллиграфическим  почерком
Курлова.
   - Он издевается над