приметы
преступников, надо вычислить пути их отхода и, прочесывая район  квадрат
за квадратом, обнаружить, догнать, пресечь сопротивление и задержать не-
годяев.
   Азарт поиска, риск схватки, радость победы позволяли чувствовать свою
состоятельность и постепенно стирали стыд двухлетнего отсиживания за чу-
жими спинами в "теплом месте" ташкентского госпиталя. Единственное,  что
омрачало мироощущение милиционера Попова, это обилие насилия, с  которым
приходилось сталкиваться каждый день. И если к насилию с той,  противос-
тоящей закону, стороны он был готов и воспринимал как должное, то  наси-
лие со стороны блюстителей порядка вызывало двоякие чувства.
   Он понимал, что добрыми словами и ласковыми увещеваниями вряд ли уда-
лось бы заставить бытового хулигана Григорьева бросить топор и  сесть  в
зарешеченную клетку "собачника", поэтому удар в пах, нанесенный ему сер-
жантом Клинцовым, был оправдан как вынужденное зло. Но когда по  пути  к
машине в темном подъезде Клинцов  начал  обрабатывать  мощными  кулаками
грудь и живот задержанного, а напоследок дважды шваркнул его  головой  о
стену, Валере стало стыдно и страшно, он попытался остановить напарника,
чем вызвал озлобленное недоумение: "Если не  прочувствует,  сука,  то  в
следующий раз и впрямь зарубит!"
   И хотя известный резон в этих словах был, Попов почувствовал отвраще-
ние к ловкому, знающему службу и бесстрашному Клинцову.
   Но в другой раз они взяли уже судимого Фазана, который  после  танцев
затащил на стройку молодую девчонку и, угрожая бритвой, пытался  изнаси-
ловать. Девчонка кричала, кто-то из прохожих набрал 02, патрульный авто-
мобиль подоспел вовремя, и Фазан, полоснув потерпевшую по лицу, бросился
бежать. Вместо "проходняка" он заскочил в тупик, там, у глухой стены  за
мусорными баками, его и настигли.
   Бритву он успел выбросить и чувствовал себя королем.
   - Ну чего волну гоните! Доказов-то у  вас  нету,  -  нагло  улыбаясь,
по-блатному цедил Фазан. - Один свидетель не в счет, да и не  будет  она
вякать, глаза побережет. Никакой прокурор меня не посадит...
   Уже поднабравшийся опыта, Попов понимал, что скорее всего он прав.
   - А зачем мне прокурор? - спросил Клинцов и сделал  резкое  движение.
Раздался вязкий шлепок, и Фазан с болезненным стоном согнулся. - Не  ну-
жен он мне, козел вонючий. - Сержант сделал еще несколько движений.  Фа-
зан упал на колени, потом, утробно урча, завалился на бок. - Я без  про-
курора и без суда с тобой разберусь...
   Старший экипажа напоминал футболиста, бьющего пенальти: коротко  раз-
бежавшись, наносил мощный, тщательно нацеленный удар,  отходил  на  нес-
колько шагов, снова бросался вперед... И хотя в душе Валерия  шевелилось
подобие протеста, он понимал, что Клинцов  избрал  самый  действенный  в
данной ситуации путь борьбы со злом.
   - Ну что, падаль, нужен тебе прокурор? - остановился наконец сержант.
   Фазан молчал.
   - Что и требовалось доказать! - Клинцов снял фуражку,  рукавом  вытер
лоб. - Смотри, Валера, вот он, оказывается,  где...  Видно,  возмущенные
прохожие не смогли сдержаться... А может, ребята этой девчонки - он ведь
ей щеку здорово распанахал... Похоже, больше не будет к женщинам лезть -
они ему яичницу сделали. Давай-ка лучше вызовем "скорую", пусть им  док-
тора занимаются.
   Когда приехала "скорая"  и  бесчувственного  Фазана  увезли,  Клинцов
хлопнул коллегу по плечу:
   - А ведь ни один прокурор действительно бы его не арестовал - дело-то
тухлое. Но и гулять ему среди людей нельзя. Как считаешь, правильно?
   Попов кивнул, соглашаясь, что безнаказанно  гулять  среди  нормальных
людей вооруженному бритвой Фазану нельзя. Напарник расценил  этот  кивок
как одобрение всего происшедшего. Вряд ли Валера так же однозначно одоб-
рял превращение задержанного в котлету. Но,  безусловно,  Фазан  получил
то, что заслужил.
   Наметившийся после случая с Григорьевым холодок в отношении к Клинцо-
ву прошел, но что-то удерживало от окончательного сближения,  хотя  сер-
жант явно стремился к дружбе.
   - Мы в одном экипаже, значит, должны быть словно братья, -  втолковы-
вал он, как из двустволки целясь круглыми, глубоко посаженными  глазами.
- Будем заодно - нам и эти не страшны, - он кивнул на темную улицу, -  и
те!
   Палец Клинцова многозначительно ткнулся в железный потолок "УАЗа".
   - У них там своя сцепка, у наших начальников,  прокуроров  да  судей.
Они друг друга в обиду не дают! И нам надо вот так держаться. -  Клинцов
намертво сцепил крепкие пальцы. - Тогда ни на ножи не поставят, ни в ка-
меру не бросят!
   Постепенно Попов понял, что настораживает в  напарнике:  насилие  для
Клинцова было не способом сломить зло, а самоцелью. Умелые,  тренирован-
ные кулаки с одинаковой яростью обрушивались на доставшего нож грабителя
и на безобидного пьянчужку, замешкавшегося при посадке в "собачник".
   И еще: Клинцов уклонялся от поиска "по горячим следам" потому, что не
умел думать за преступника и, что злило больше всего, не хотел  учиться,
предпочитая избегать сложной работы или выполнять ее кое-как, для  отче-
та. Больше всего он любил подкатить к ресторану перед закрытием и  "раз-
бираться" с пьяными. Попов понял, что в такие  минуты  сержант  любуется
собой: сильным, властным, могущественным, перед которым заискивают  муж-
чины, которого упрашивают женщины, который может  решить,  как  захочет:
отпустить или задержать, прочесть нотацию или сдать в вытрезвитель,  об-
ругать или "замесить" в темном чреве "УАЗа".
   Ворохнувшееся когда-то в душе отвращение к Клинцову окрепло, и Валера
даже не считал нужным скрывать свое отношение к напарнику, стал  одерги-
вать его, не давать куражиться над людьми.  Тот  истолковал  происшедшую
перемену по-своему. Попов к тому времени окончил заочно первый курс  юр-
фака, а у Клинцова за спиной имелось семь классов  с  вечными  двойками,
постоянными упреками учителей да руганью  замордованной  жизнью  матери.
Комплекс неполноценности он преодолевал унижением  тех,  кто  оказывался
зависим, а Попов мешал этому, значит, все ясно: выскочка и чистоплюй хо-
чет взять над ним верх, показать свою образованность,  доказать  превос-
ходство, получить лычки старшего сержанта и назначение старшим  экипажа.
"Вот сука! - ругнулся Клинцов про себя. - Ну ладно! Поглядим..."
   Когда ПА-13 прибыла на место разбойного  нападения,  скрючившийся  на
асфальте потерпевший уже терял сознание.
   - Трое... с ножами... Туда...
   С усилием оторвав одну руку от живота, он ткнул в ближайшую подворот-
ню. Рука была темной и блестящей.
   - Часы японские новые, восемьсот рублей, - прохрипел раненый и обмяк.
   Попов бросился вперед, с ходу пролетел узкий проходной двор и  выско-
чил на пустырь, заставленный угловатыми коробками гаражей. Он был  наст-
роен на долгую гонку в мертвом железном лабиринте и, когда с трех сторон
к нему метнулись стремительные тени, даже  не  успел  испугаться.  Страх
пришел в следующую секунду, когда он понял,  что  Клинцов  отстал,  чего
раньше никогда не случалось, и он один против трех опьяненных  кровью  и
удачей хищников.
   Благодаря счастливой случайности или появившейся интуиции он  заранее
достал пистолет, хотя обычно этого не делал, и рефлекторно дважды вдавил
спуск. Вспышки пламени ослепили, от неожиданного в ночной тишине грохота
звенело в ушах.
   - Ложись, падлы, перебью!
   Одновременно Валера ударил ближнего из  нападавших  ногой  в  промеж-
ность, тот сложился пополам, какая-то железка звякнула  о  гравий.  Соу-
частники, наверное, решили, что он убит, один, присевший от неожиданнос-
ти, так и остался сидеть, закрыв голову руками, второй послушно упал  на
живот.
   Через пару минут появился Клинцов.
   - Цел? - жадно спросил сержант и, убедившись, что Попов невредим, ос-
тервенело пнул лежащего каблуком в висок.
   В этот миг Валера все понял. Ненависть ударила в голову, и он поспеш-
но спрятал пистолет в кобуру.
   - Сторожи, сука! - бросил он любимое ругательство Клинцова и пошел  к
машине.
   - Да ты что?! Я ногу подвернул! - крикнул сержант ему в спину.
   Раненого уже забрала "скорая", Попов вызвал по рации  вторую  машину.
Злость прошла. В конце концов, это Клинцов научил его, заступая  на  де-
журство, в нарушение инструкции досылать патрон в патронник: "Лучше  по-
лучить выговор в послужной список, чем кусок железа в брюхо!" И  пришед-
шийся кстати удар - тоже клинцовский. И дикий, пугающий выкрик...  Можно
считать, что сегодня напарник, вопреки своей воле, спас ему жизнь...  Но
работать вместе им больше нельзя.
   Просьба Попова перевести его в другой экипаж неожиданно вызвала инте-
рес у начальства.
   - Что он там вытворяет? - выспрашивал замполит, плотно прикрыв  дверь
своего кабинета. - Не бойся, рассказывай все как есть. К нам на Клинцова
сигналы поступали, только доказательств не было...
   В принципе, Валера мог рассказать, что Клинцов - скотина. Но это  яв-
ное ожидание доноса, ставка на него как на источник "компромата"...
   - Противный он, - небрежно пояснил Попов. - Потеет...
   - Это не причина, - обозлился замполит, поняв, что подчиненный  водит
его за нос. - Так мы только и будем тасовать экипажи...
   Попов молчал.
   - Ладно, иди. Мы посмотрим, - неопределенно произнес замполит.
   Они продолжали работать вместе еще пару недель, потом  вопрос  разре-
шился сам собой. Клинцов пристал к подвыпившему мужчине,  тот  объяснял,
что идет домой с банкета,  живет  неподалеку  и  вообще  легкая  степень
опьянения - не повод для контактов с милицией. Одним словом, "качал пра-
ва" и "показывал, что слишком умный". Ни того, ни другого  Клинцов  тер-
петь не мог, потому потащил "умника" к машине, обещая, что в вытрезвите-
ле ему "прочистят мозги". Мужчина вырывался и апеллировал к Попову,  ко-
торый с трудом сдерживал ярость, чувствуя, что вот-вот сорвется.
   Сопротивление разозлило Клинцова, он привычно замахнулся,  но  Валера
перехватил руку и коротко ударил сержанта в выступающий подбородок,  ко-
торый, по реакционной теории Ломброзо, характеризовал его  склонность  к
насильственным преступлениям. Клинцов устоял на ногах и  схватил  Валеру
за горло, тот провел подсечку, оба упали в жирную осеннюю грязь.  Тут  и
подъехал проверяющий маршруты командир взвода.
   Во время служебного расследования Попов никаких  объяснений  не  дал.
Кстати, этому его тоже научил в свое время Клинцов, который, начисто от-
рицая факт драки, твердил, что они с напарником поскользнулись, задержи-
вая пьяного хулигана. Замполит грозил уволить  обоих,  Попов,  психанув,
сам написал рапорт. Но тут неожиданно принес подробное заявление тот са-
мый "пьяный хулиган".
   Сдержанность Попова в этой истории понравилась многим,  в  том  числе
начальнику ОУР Боброву, который и раньше выделял Валеру из  милиционеров
взвода за способности в розыске "по горячим следам". После беседы с Боб-
ровым Валера забрал рапорт об увольнении и написал другой - о переводе в
уголовный розыск. Через полгода ему присвоили офицерское звание. Клинцов
тоже остался на службе, отделавшись выговором, - в патрульном  взводе  и
так не хватало сотрудников. Он получил нового напарника - молодого  кре-
пыша с жестким взглядом, они прекрасно сработались и неоднократно побеж-
дали в соцсоревновании, завоевывая почетный вымпел "Лучший экипаж ППС".
   С Валерой сержант не здоровался. Однажды на строевом смотре  выведен-
ный из  равновесия  лейтенантскими  звездочками  недавнего  подчиненного
Клинцов зло сплюнул: "Два года с ним бился - ничему не выучил! И глядь -
офицер! Видно, мохнатую лапу имеет..."
   В этой фразе все было неправдой, даже то, что старший экипажа  ничему
не выучил своего милиционера. Два года, проведенных с Клинцовым на марш-
руте ПА-13, здорово изменили Валеру Попова, заложили предпосылки способ-
ностей, которые позднее рассмотрел мутный, но безошибочный рентген Ивана
Алексеевича Ромова.
   Он притерпелся к насилию в разных его формах. И с той и с другой сто-
роны. Правда, в уголовном розыске оно выглядело по-иному. Прошлое задер-
живаемых, как правило, давало основание не очень-то с ними церемониться,
те понимали это и под стволом пистолета вели себя довольно спокойно,  не
закручивая до предела нервы оперативников.
   К тому же в отличие от патрульных милиционеров, бывших хозяевами  по-
ложения на коротком пути от места задержания до дверей райотдела, опера-
тивники располагали достаточным временем и отдельными кабинетами. Но са-
мое главное - обычной шариковой ручкой сотрудник уголовного розыска  мог
доставить задержанному гораздо больше неприятностей, чем Клинцов  своими
пудовыми кулаками. Поэтому просто так в розыске никого  не  били.  Разве
что обломают рога борзому блатному, недостаточно опытному,  чтобы  знал,
где можно показывать гонор, а где - нельзя. Или возьмут в оборот идущего
в наглый отказ преступника, чтобы расколоть быстро и  до  самых  ягодиц.
Впрочем, в отделении Боброва это не приветствовалось.
   - Можно колоть кулаком, а можно - на доказах,  -  повторял  начальник
при каждом подходящем случае. - Только кулак-то в  суд  не  представишь.
Откажется от показаний, и завернут на доследование. А по нынешним време-
нам можете с ним и местами поменяться: он на свободу,  а  вы  в  камеру.
Помните об этом хорошенько...
   И помнили: кулаками не кололи. Почти не кололи.
   Валера за шесть лет врезал разок пытавшемуся бежать карманнику, нока-
утировал разбойника, напавшего во время допроса  на  Свиридова,  да,  не
сдержавшись, отвесил пару оплеух цыганке, прокусившей ладонь Петрову. Во
всех случаях он считал, что действовал правильно.
   Насчет пьяного с Садовой остались сомнения. Тот раскачивался в потоке
автомобилей, бестолково размахивая руками и что-то выкрикивая, они ехали
на происшествие, времени затеваться не было, Валера  приспустил  стекло,
чтобы двумятремя словами урезонить алкаша, в это время тот сделал непри-
личный жест. Машина проходила впритирку, Попов резко открыл дверь,  раз-
дался звонкий удар. Скорость движения сложилась с рывком двери,  пьяного
бросило к тротуару, он плюхнулся на бордюр и схватился за голову.
   "Перебор! - с досадой подумал Попов. -  Такую  плюху  он  не  зарабо-
тал..."
   - За что ты его так? - поинтересовался Свиридов.
   - За то, что он нам показывал! - злясь на себя, буркнул Валера.
   Свиридов рассмеялся.
   - Да ничего он не показывал, просто пиджак поправлял. А правда,  было
похоже!
   Настроение у Попова испортилось окончательно. Вернувшись в  райотдел,
он прозвонил по больницам: не доставляли ли пьяного  с  Садовой?  Ответы
были отрицательными. На душе стало легче - значит, не покалечил. Но  тут
же пришла мысль: может, тот отлеживается с сотрясением мозга дома или  в
какой-нибудь норе... Кто же ошибся - он или Свиридов? Если алкаш получил
за дело, то все в порядке. А если ни за что ни про что?
   Несколько месяцев Попов возвращался в мыслях к  этому  эпизоду,  хотя
никому из коллег не пришло бы в голову, что можно загружать мозги подоб-
ной ерундой. И, конечно, никто бы не поверил, что три года спустя воспо-
минание о мимоходом ушибленном алкаше способно испортить Валере настрое-
ние.
   Выстрел в Козлова дал новые основания для раздумий. Лезть  на  шестой
этаж Попов вызвался импульсивно, повинуясь давней  привычке  бороться  с
уже побежденным комплексом неполноценности. Он четко не представлял, как
будет действовать там, наверху, потому что предстояло преодолеть пятнад-
цать метров пожарной лестницы, каждый из которых мог стать для него пос-
ледним. Первоочередной задачей было уцелеть.
   Проникнув в комнату, он перевел дух и решил, что будет брать преступ-
ника живым. Потом рассудок опять отключился, он крался по темному  кори-
дору с колом засевшей в мозгу  дурацкой  мыслью,  что  бронежилет  может
звякнуть и тем выдать его присутствие...
   О происшедшем в ванной никто внизу, естественно, не знал;  пробираясь
мимо открытой двери, из которой падал сноп света, Попов вжался  в  стену
и, увидев на фоне белого кафеля человеческую фигуру, резко дернул  ство-
лом пистолета. В память врезались детали открывшейся картины:  прикушен-
ный язык, глубоко врезавшаяся в шею веревка, голая рука и грудь в проре-
хе разорванного халата. Только в этот момент появилась  ярость,  раство-
рившая оцепенение сознания, вернулась холодная расчетливость каждого ша-
га.
   Козлов почувствовал его спиной, оскалясь крутанулся от окна, но  дви-
жения казались растянутыми, как при замедленной съемке, Валера  опережал
убийцу на несколько решающих все секунд. Он успевал выстрелить два, а то
и три раза, можно было целить в плечо, бедро, ногу, имея в запасе  стра-
ховку на случай промаха.
   Попов направил ствол под мышку левой руки, сжимающей цевье  крупнока-
либерного ружья. Мощная тупорылая пуля пээма швырнула Козлова на газовую
плиту, полуавтомат ударился прикладом об пол и  самопроизвольно  выстре-
лил, дробовой сноп, по счастью, ушел в окно, с визгом рикошетируя о выс-
туп стены.
   Ноги подгибались, Попов тяжело опустился на табуретку, не сводя  глаз
с убитого. В ушах звенело, тошнило, больше всего хотелось снять бронежи-
лет и оказаться в своей постели, забыв о происшедшем. Он вдруг  пожалел,
что не выстрелил в бедро.
   Правда, через несколько минут, когда взломавшие входную дверь  ребята
выводили Валеру из квартиры и он снова заглянул в  ванную,  это  чувство
прошло бесследно. Потом оно появлялось и исчезало много раз,  в  зависи-
мости от доводов, которые приводил Попов в споре с самим собой.
   "... Козлов был убийцей и заслуживал смерти. Но казнить его ты не был
уполномочен, по инструкции  необходимо  причинять  задерживаемому  мини-
мально необходимый вред.
   Писать инструкции легче, чем их выполнять.
   У каждого своя работа, ты выбрал выполнение.
   Кто мог определить в тот момент, какой вред является минимальным?
   Ты сам прекрасно это понимал и имел возможность выбора.
   Козлов был убийцей и заслуживал смерти..."
   Как будто закольцованная магнитофонная лента воспроизводила несконча-
емый диалог, и требовалось усилие воли, чтобы заглушить  фразы  беспред-
метного спора.
   Если бы подполковник Викентьев знал о бесконечных  рефлексиях  Валеры
Попова, о склонности к самокопанию, он  бы  не  посчитал  его  "по  всем
статьям" подходящим для предложенной работы. А если  бы  подполковник  и
Иван Алексеевич Ромов знали  про  "повышенную  возбудимость",  борьбу  с
комплексом неполноценности и попытку писать песни, они безоговорочно  бы
отклонили кандидатуру капитана Попова. Но, кроме  самого  Валеры,  всего
этого знать никто не мог. И настал день, когда генерал  подписал  совер-
шенно секретный приказ:
   "... Вместо выбывшего в связи с увольнением из органов  по  состоянию
здоровья майора Фаридова включить капитана Попова в  состав  специальной
оперативной группы "Финал" под номером четыре.
   Руководителю спецгруппы подполковнику Викентьеву обеспечить  инструк-
таж и подготовку капитана Попова..."


   Глава шестая

   Спецопергруппа "Финал" состояла из  шести  сотрудников,  каждому  был
присвоен номер, соответствующий выполняемым обязанностям. Здесь  сущест-
вовала определенная система: чем меньше цифра номера, тем важнее  проде-
лываемая им работа. В  соответствии  с  этой  зависимостью  руководитель
группы подполковник Викентьев обозначался номером два,  потому  что  под
номером один значился человек, без которого существование всей группы не
имело смысла. Номера с  первого  по  четвертый  образовывали  внутренний
круг, ядро спецгруппы. Номера пятый и шестой оставались во внешнем  кру-
ге, обеспечивали успешную деятельность ядра и не были посвящены  во  все
тонкости.
   Центральными фигурами внутреннего круга являлись прокурор и врач,  но
и они в состав группы не входили, Викентьеву не подчинялись и номеров не
имели.
   "Финал" обслуживал юг страны. Аналогичные группы имелись в центре, на
севере, востоке и западе. Очень р