ено из синтетической ткани, применяемой в  электро  -  и
радиотехнической промышленности для защиты от вредных излучений".
   Но зачем такое "изделие" понадобилось Золотову и Петренко?
   Последние восемь лет из своих двадцати девяти Федор Петренко  плавал.
Вначале в каботаже, потом стал ходить за границу.  Сейчас  его  сухогруз
заканчивает профилактический ремонт, значит, была возможность  допросить
членов команды.
   После бесед с замполитом и старпомом я вызвал тех  матросов,  которые
близко знали убитого.
   Начальство  недолюбливало  Петренко:  его   называли   анархистом   и
демагогом, это означало, что держался он независимо, чинов и  рангов  не
признавал,  позволял  дерзкие  шуточки,  любил  "резать   правду-матку".
Товарищи по команде отзывались о нем, в общем, хорошо: душа  нараспашку,
смелый, рисковый, немного склонен к авантюрам. Слов на ветер не бросает,
уживчив - для дальних рейсов это немаловажно.
   Больше всего рассказал о Федоре его сосед по каюте Василий  Егоров  -
здоровенный парень с красным, задубелым от ветра лицом.
   - Я с Федькой давно плаваю, жили всегда дружно. Отца у него не  было,
мать два года как умерла, дворником работала, выпивала. В газетах  пишут
- неполная семья  с  ненормальной  обстановкой  -  причина  преступности
подростков. А причина-то вот где... - Егоров постучал кулаком в грудь. -
В самом себе причина-то. Каждый  сам  себя  делает.  Федька  речное  ПТУ
закончил, на баржах, буксирах плавал, потом курсы всякие, открыли  визу.
Но парень заводной, из уличных, я таких люблю, хотя лез  на  рожон,  сам
нарывался на неприятности.
   Замполиту при всех  сказал:  "Вот  вы  нас  агитируете,  капиталистов
критикуете, а почему в инпортах все чемоданы ихними товарами набиваете?"
- Он недоуменно покрутил головой. - К  чему  такое  говорить!  Раз  -  и
прилепили  ему   "безответственные   высказывания"!   Грозились   вообще
списать... - Егоров вздохнул.
   - Вот вы не говорите, что с  ним  случилось,  ну  да,  может,  правда
нельзя...
   - Скажите, Петренко собирался учиться дальше?
   - Появилась у него такая идея. Ни с того ни с сего. У него  случались
завихрения всякие... Раз зашел в каюту, а он панель  отвинчивает.  Снял,
посмотрел и на место поставил. Я  говорю:  "Ты  чего?"  А  он  отвечает:
"Смотрю, нет ли здесь тараканов".
   Свидетель округлил глаза и сделал паузу, чтобы  я  тоже  почувствовал
всю нелепость такого поведения.
   - А вы?
   - А я говорю: "Ты лучше пойди  в  трюм,  крыс  погоняй,  если  больше
заняться нечем.
   А тараканы у нас пока еще не  завелись".  В  общем,  чудаковатый  был
парень, ну а кто совсем  без  причуд?  У  каждого  ето-то  свое.  Курить
можно?
   Егоров  достал  пачку   иностранных   сигарет,   щелкнул   диковинной
зажигалкой. В рабочих,  со  сбиты  -  ми  пальцами  руках  эти  атрибуты
"красивой жизни" смотрелись совершенно чужеродно.
   - Я  думаю,  учиться  он  из-за  Зойки  надумал,  -  вслух  размышлял
свидетель, выпуская дым. - Вначале  вроде  все  у  них  складывалось,  а
потом... Мамаша воду мутила, графиню из себя строила, да  и  сама  Зойка
начала носом крутить. Она пединститут заканчивает.  Федька  и  решил  ее
догонять.
   Найти девушку Федора не составляло  большого  труда.  Институт,  имя,
размер одежды - сорок шестой, обуви - тридцать седьмой. Правда,  занятие
хлопотное, но я располагал  двумя  помощниками,  которые  с  энтузиазмом
занялись розыском и нашли Зою уже к полудню.
   В тот же день ее мама нашла меня.
   Когда в кабинет вошла увядающая женщина с надменным лицом и  положила
на стол повестку, я несколько удивился: по возрасту и внешнему виду  она
не походила ни на одного из вызванных свидетелей.
   - Что это такое? - грозно спросила она.
   - Повестка, по-моему, - разобрав написанную почерком Валька фамилию и
имя -  Крольченко  Зоя,  я  уже  понял,  в  чем  дело,  и  мог  детально
предсказать дальнейший ход этого визита.
   - На каком основании моя дочь вызывается в прокуратуру? - Тон  мамаши
по-прежнему  не  предвещал  ничего  хорошего.  -  По  какому  праву   вы
собираетесь ее допрашивать?
   Зоина мама относилась к категории людей, которые очень  хорошо  знают
свои права, но даже  думать  не  хотят  об  обязанностях.  Больше  того,
считают, что все окружающие чем-то обязаны им.
   - Вы отдаете себе отчет, что подобные вызовы  компрометируют  молодую
девушку? Тем более - она студентка! Я пожалуюсь Первакову!
   Этим она продемонстрировала, что знает фамилию  прокурора  области  и
шутить не намерена.  Одета  неожиданная  посетительница  была  дорого  и
кричаще. В ушах посверкивали бриллианты, на шее - массивная золотая цепь
с кулоном, толстые пальцы обильно унизаны  разнокалиберными  кольцами  и
перстнями. Чувства меры она не знала.  И  полагала,  что  блеск  дорогих
украшений компенсирует неряшливую прическу, грубо наложенную косметику и
облупившийся маникюр.
   Мое  молчание  ее  озадачило,  и  она  на  минуту  умолкла,   чем   я
воспользовался.
   - Простите, как вас зовут?
   Она взглянула с таким недоумением, будто бы я заговорил по-японски.
   - Калерия Эдуардовна, ну и что?
   - Где вы работаете?
   Калерия Эдуардовна саркастически улыбнулась.
   - В гастрономе, заведующая секцией. Еще вопросы будут?
   Следующий вопрос напрашивался сам собой,  но  я  сдержался  -  начнет
жаловаться во  все  инстанции,  придется  отписываться,  будут  дергать,
отрывать от дела, да и жаль непроизводительно тратить нервные  клетки...
Я отвел глаза от ювелирной выставки.
   Не время. Но ответить ей все равно  придется,  надо  будет  позвонить
Грибову.
   - У меня есть вопросы  к  вашей  дочери.  И  связаны  они  с  Федором
Петренко.
   Это имя сыграло роль искры, попавшей в бочку с порохом.
   - У нее нет ничего общего с этим  проходимцем!  Если  он  попался  на
контрабанде и говорит, что делал это для нее, - ложь! Какой мерзавец!  А
еще в родственники набивался! Сволочь и больше никто!
   Маска интеллигентности  слетела  с  нее,  как  шелуха  с  арахиса,  в
изобилии продававшегося в гастрономе.
   - Ведите себя прилично, Калерия Эдуардовна! Не забывайтесь, вы  не  у
себя на работе!
   Резкий тон подействовал,  она  сбавила  тон,  но  останавливаться  не
собиралась.
   - Помолчите и послушайте меня! - Если не поставить ее на место, можно
потерять  несколько  часов  и  работоспособность  на  остаток   дня.   -
Во-первых, Петренко нет в живых и поливать его  грязью,  основываясь  на
собственных домыслах, по меньшей мере непорядочно. Вы знаете, что  такое
порядочность?
   Крольченко обмякла на стуле.
   - Во-вторых, по закону следователь имеет право вызвать и допросить  в
качестве свидетеля любое лицо. Любое! Для  вашей  дочери  исключений  не
предусмотрено. Вы знаете, что такое требования закона?
   Вопрос был риторический, но она кивнула головой.
   - И в-третьих, уклонение от  дачи  свидетельских  показаний  является
преступлением.
   Это вам известно?
   Она снова кивнула, не выходя из оцепенения.
   - Прекрасно. Тогда быстренько идите домой и пришлите ко мне Зою.  Она
и так задержалась. Вам все ясно?
   Калерия Эдуардовна еще раз кивнула и встала.
   - Было приятно с вами побеседовать.  Если  надумаете,  заходите  еще.
Всего доброго.
   - До свидания,  -  ошеломленно  пискнула  она  и  пулей  вылетела  из
кабинета.
   Зоя совсем не походила на свою мамашу. Изящная, красивая,  со  вкусом
одетая.
   Известие,  принесенное  Калерией  Эдуардовной,   произвело   на   нее
угнетающее впечатление.
   - Он покончил с собой? - В широко открытых глазах поблескивала влага.
   - Из-за меня? Он оставил записку?
   - Почему вы говорите о самоубийстве?
   - Мы расстались... Собственно, я порвала с ним... Он очень переживал,
писал, давал радиограммы... Из последнего плавания привез целый  чемодан
вещей... Я, конечно, не взяла, хотя мама советовала  -  отдай  деньги  и
ничем не обязана, а в магазине такого не купишь... Но ни к чему, раз все
кончено... Он приходил в  институт,  встречал  на  улице,  даже  заходил
домой, хотя они с мамой терпеть друг друга не могли...
   Она нервно комкала кружевной платочек.
   - Потом вроде успокоился, во время последней  встречи  сказал:  "Есть
два лекарства от любви - пуля в висок или другая любовь. Стреляться  мне
рановато, а  лечиться  надо.  Попытаюсь  влюбиться".  Старался  говорить
бодро, а получилось как-то грустно, натянуто. И  слова  чужие.  Мне  его
даже жалко стало.
   А сейчас мать пришла и говорит: "Впутал  тебя  Федька  в  историю!  В
прокуратуру вызывают! Видно, руки на себя наложил и записку оставил, что
из-за тебя..."
   - Если вы волнуетесь только из-за этого,  то  напрасно.  Ни  в  какую
историю вы не впутались.
   - Ну зачем вы так... - Она действительно обиделась. - Как бы ни было,
а Федора нет в живых. Ужас! Какой ужас! - Зоя сжала пальцами переносицу.
   - Что с ним случилось?
   - Петренко убит.  Сейчас  ведется  расследование,  и  вы  должны  нам
помочь.
   - Убит... Как же  так...  Кто  мог  его  убить?  -  Она  недоумевающе
смотрела на меня.
   - Я готова вам помочь, но я же совершенно ничего об этом не знаю...
   - Расскажите о Федоре. Что он был за человек, с кем дружил, почему вы
расстались.
   - Расстались? Не знаю... Мама его не любила: он ей как-то нагрубил.
   Я вспомнил Калерию Эдуардовну - немудрено!
   - ...И вообще мама считала, что он мне не подходит: без  образования,
человек не нашего круга.
   Я представил "круг" Калерии Эдуардовны. Тут она была права.
   - К тому же, говорила, он девять месяцев в году в море, так и  будешь
вдовой при живом муже.
   - Значит, она вас убедила?
   - Ну почему?.. Я и сама разбираюсь в жизни.
   - А как вы, вы лично относились к Федору?
   - В общем-то, он парень неплохой... Но потом присмотрелась и  поняла:
мама права.
   - Вот как?
   - Ну представьте, каково одной сидеть по полгода? И  потом,  пока  он
плавает, вещи всякие привозит, материальный достаток есть. А если что  -
травму получит, спишут на берег или визу закроют... Не сможет ходить  за
кордон - и все. Без специальности много не заработает.
   От этих слов повеяло железным рационализмом Крольченко-старшей.
   - Понятно... А кого из знакомых Федора вы знали?
   - Только Валерия Золотова.
   Мне удалось сохранить невозмутимое выражение лица.
   - Кто такой?
   - Он где-то в горисполкоме работает. Федор как-то зашел к нам с  ним,
а, оказалось, мама его хорошо знает - он ее постоянный  покупатель.  Так
она мне все уши прожужжала  -  вот  это  тебе  пара,  человек  солидный,
обстоятельный, со связями, и деньги имеет.
   Что ж, Золотов действительно по  всем  статьям  вписывался  в  "круг"
заведующей секцией гастронома Калерии Эдуардовны Крольченко.
   - Потом Золотов  еще  несколько  раз  к  маме  заходил,  они  сидели,
разговаривали.
   Я представил содержание этих светских бесед.
   - Что общего у Федора с Золотовым?
   - Честно говоря, не знаю. Люди они совсем разные.  Но  мне  казалось,
Золотов в Федоре заинтересован... Хотя, с другой стороны, маме  говорил,
что Федя долго на загранрейсах не продержится - с дисциплиной  слабовато
и на руку вроде  нечист,  дескать,  вот-вот  визу  закроют...  Непонятно
как-то... Если дружишь  с  человеком,  разве  будешь  про  него  сплетни
распускать?
   - Скажите, как Федор вел себя с женщинами?
   - Что вы имеете в виду? - вскинулась Крольченко.
   - Обвиняемая утверждает, будто он напал на нее, пытался изнасиловать.
   - Ложь! Гнусная и грязная ложь! - возмущенно  выкрикнула  Крольченко.
Кровь ударила ей в лицо, медленно краснели уши. - Федор мог ввязаться  в
драку, мог выругаться сгоряча, но такое... - Она отвернулась. -  В  этом
отношении он был очень деликатен. Даже странно:  казалось  бы  -  моряк,
резкий, несдержанный парень, но  вел  себя  как  джентльмен  и  никогда,
никогда, слышите - никогда не позволял себе ничего лишнего!  Эта  дрянь,
эта стерва врет!
   Крольченко замолчала и подозрительно посмотрела на меня.
   - Вы, надеюсь, ей не поверили?
   - Работа следователя предполагает веру только в  факты.  А  они  пока
такого заявления не подтверждают.
   Порыв прошел, Зоя опустила голову.
   - Сижу, разговариваю, отвечаю  на  вопросы...  А  человека  нет.  Так
внезапно, дико, нелепо...  Почему?  Виновата  ли  я?  Ничего  сейчас  не
понимаю. Да и не верится. Не могу осознать... Можно мне уйти?
 
ВЕРШИКОВА 
 
   - Почему меня до сих пор не выпустили? -  враждебно  спросила  она  с
порога следственного кабинета.
   - А почему, собственно, вас должны освободить?
   Я сделал вид, что не замечаю злого тона и нескрываемой  взвинченности
собеседницы.
   - Потому  что  статья  легкая,  потому  что  призналась,  потому  что
женщина, потому что не привлекалась, потому что не скроюсь никуда!  -  с
ненавистью цедила Вершикова.
   - Все вами перечисленное - ложь, - холодно сказал я.  -  Кроме  того,
что вы женщина. Но это  не  основание  для  освобождения  из-под  стражи
обвиняемой в тяжком преступлении.
   - Почему "в тяжком"? - настороженно перебила она.
   - А каким вы считаете умышленное убийство?
   - Неосторожное, при самозащите! - с надрывом выкрикнула Вершикова.  -
Я же рассказывала!
   - Ваш  рассказ  не  подтверждается  ни  одним  доказательством.  Зато
опровергается многими фактами.
   Я говорил сдержанно и спокойно, не поддаваясь эмоциям.
   - Где вы их набрали, факты-то? - скривилась обвиняемая. - Кто  видел?
Я и он, а те двое - наверху. Чего на пушку берете?
   - Вы книжки читаете? Ну хотя бы в кино ходите? Видели, как расследуют
преступления?
   Сохранять вежливо-официальный тон удавалось с трудом.
   - Ну подумайте - неужели убийства, грабежи и прочие  мерзости  творят
при свидетелях? Нет, скрываются, осторожничают, концы в воду  прячут.  И
что? Удается избежать наказания?
   - Конечно, - презрительно усмехнулась она.  -  Дураки  попадаются,  а
умные гуляют на свободе и плюют в потолок!
   - Это вас соседки по камере научили такой премудрости?
   - А хотя бы! Не все же такие растяпы, как я!
   - Значит, соседки ваши умные?
   - Еще бы! Ларка-управдом кого захочет вокруг  пальца  обведет.  Да  и
другие девчонки.
   - Почему же они не гуляют на свободе и не плюют в потолок?
   Вершикова запнулась, но тут же оправилась.
   - Вы меня не путайте да на словах не подлавливайте, знаем эти штучки!
Есть факты - выкладывайте, нет - нечего голову морочить!
   - Ну что же... - Я раскрыл дело. - Показания  людей,  хорошо  знавших
потерпевшего, его характеристики, моральный облик не подтверждают вашего
заявления о нападении с его стороны...
   Вершикова слушала внимательно.
   - Судебно-медицинский эксперт исключает  возможность  неосторожности,
несчастного случая... Поэтому ваше  так  называемое  "признание"  ровным
счетом ничего не стоит.
   И я предлагаю рассказать правду!
   - Больше мне нечего рассказывать!
   Я молча смотрел  на  нее,  и  она  не  отводила  взгляда,  в  котором
отчетливо читался вызов.
   - Ну хорошо. Тогда объясните, пожалуйста,  как  вам  удалось  нанести
такой удар? - Я положил на стол протокол допроса Кобульяна.
   Читала Вершикова долго, и на лице ее отражалась растерянность.
   - Ну, что скажете?
   Обвиняемая долго молчала.
   - Не знаю, не помню... Налетел с разбегу. А как  все  получилось,  не
могу сказать.
   - Придется проверять! Что такое следственный эксперимент, знаете?
   - Проверяйте, - упавшим голосом сказала она.
   Вершиковой было двадцать два года. Уроженка сельской местности, после
окончания школы приехала в областной центр с мечтой поступить в  училище
искусств. Попытка окончилась неудачей, но домой она не вернулась - сняла
угол на окраине и устроилась в парикмахерскую кассиром. Пять лет  спустя
в ней уже нельзя было узнать прежнюю скромную деревенскую девочку.
   Работала маникюршей, имела  "своих"  клиентов,  обзавелась  обширными
связями. Жила на широкую ногу,  переехала  в  изолированную  квартиру  в
центре.  Обилие  и  разнообразие  нарядов  в  ее   гардеробе   явно   не
соответствовали скромной зарплате.
   Намек на разгадку такого феномена  можно  было  найти  в  милицейских
протоколах,  где  Вершикова  неоднократно  фигурировала  под   прозвищем
Хипповая Мэри. Впервые она выступила в подобном качестве два года назад,
пройдя вскользь по крупному делу о спекуляции.  Часть  товара  сбывалась
через парикмахерскую, и  она  тоже  прикладывала  к  этому  руку,  но  в
незначительной мере, что помогло остаться свидетельницей и не угодить на
скамью подсудимых.
   Но урок не  пошел  впрок.  Вершикова  продолжала  вертеться  в  сфере
"черного бизнеса":  штраф  за  мелкую  спекуляцию,  два  предупреждения,
уголовное дело, прекращенное за недостаточностью доказательств.
   Родители Вершиковой,  простые  работящие  люди,  потрясенные  арестом
дочери  по  подозрению  в  убийстве,  объясняли  подобное   перерождение
тлетворным влиянием городской жизни.
   "Никогда она такой не была, - говорил отец, горестно глядя  запавшими
покрасневшими глазами. - Чтобы жадность или там наряды. Никогда. Да и  в
городе тоже вначале все нормально. Мы с матерью часто приезжали, да  она
к нам ездила по воскресеньям. Жила как все. Хотела на портниху  учиться,
швейную машинку покупать. И вдруг будто  отрезало.  К  нам  наведываться
перестала, мы приедем, ее  никогда  дома  нет,  порой  и  на  работе  не
найдешь. И приходила поздно, иногда вовсе не ночевала. Это и вовсе стал,
у нее парень в армии. Только и разговоров стало: платье достать, костюм,
туфли. Что, носить нечего? Нет - шифоньер битком набит!
   Друзья другие стали, подруги - фасонистые, с гонором, при  деньгах...
А откуда деньги?
   И у Машки деньги завелись. Мы ей говорили: "Одумайся, мол, не по  той
дорожке идешь! Выходи замуж, девка интересная, а семья появится -  сразу
дурь из головы выйдет..." А она  смеется:  "Замуж  мне  еще  рано,  пока
молодая, погулять надо хорошо. Один раз живем!" Вот и догулялась".
   -  Скажите,  Вершикова,   за   что   вас   привлекали   к   уголовной
ответственности год назад?
   - Никто меня не привлекал, - с оттенком оскорбленности ответила она.
   - Подозревали в спекуляции, потом разобрались, что  ошиблись.  У  вас
ведь тоже ошибки бывают!
   Я читал дело, о котором шла  речь.  Вершикову  задержали,  когда  она
продавала по астрономическим ценам импортное дамское белье. При  себе  у
нее  оставался  целый  ворох  бюстгальтеров,  трусиков   и   комбинаций.
Вершикова  заявила,  что  все  приобрела  на  толкучке,  с  рук.  Сейчас
понадобились деньги, поэтому стала продавать по  той  же  цене.  Никакой
выгоды для себя не извлекала. Почему белье разных размеров?
   Приобретала для подружек, а те отказались.
   Следователь  допросил  названных  Вершиковой  подруг,  они  полностью
подтвердили сказанное Мариной, и  дело  было  прекращено.  Да...  Стоило
подвергнуть эту обычную спекулянтскую версию более тщательной  проверке,
и она лопнула бы как мыльный пузырь.
   - Бывают, - согласился я. - В вашем случае ошибка состояла в том, что
дело поручили неопытному следователю, стажеру.
   Вершикова потупилась и промолчала.  Она  прекрасно  понимала,  что  в
прошлый раз ей просто повезло.
   - Когда мы делали у вас обыск, я нашел письма. Много писем...
   Подозреваемая встрепенулась.
   - Все от одного человека - Игоря Филатова. Уж извините, я их прочел -
работа такая... Хорошие письма, серьезные. Даже предлагал замуж за  него
выйти, как отслужит. И вы ему, наверное, такие же письма писали. Как  же
увязать их с вашим образом  жизни,  времяпрепровождением,  сомнительными
компаниями, пьянками?
   - Это к делу не относится!
   - Прямо, может быть, и не относится.
   - Вот и не лезьте, - грубо перебила она.
   - Как хотите. Тогда скажите, давно ли вы знаете Золотова?
   - Не очень. Месяц-два.
   В голосе чувствовалось напряжение.
   - А у меня складывается впечатление, что вы знакомы  гораздо  дольше.
Около трех лет.
   -