любил, и в результате  защит-
ной протестующей реакции он вообще выбросил из памяти этот эпизод.
   Но однажды Мария рассказывала про свою стычку с начальством, и непро-
шеная мысль появилась снова.
   - Вызывает меня Бездиков и говорит: "Вы почему отказываетесь работать
по второй теме?" Ну, а я немного сартистировала и отвечаю: "Как же я мо-
гу по ней работать, если меня не включили в список исполнителей?"
   Непривычное слово "сартистировала" резануло слух, но в большей степе-
ни царапнуло душу. Вспомнился их разговор в больнице, после которого  он
решил быть с ней во всем и всегда откровенным, и  мимолетное  подозрение
по поводу неискренности ее доведения.
   Если такое словечко обыденно в ее лексиконе и привычно  употребляется
в доверительных беседах с подружками... Значит, она "артистка"?  Элефан-
тов знал, что существует категория женщин, у  которых  фальшивы  смех  и
слезы, взгляды и жесты, горячие слова и пылкие клятвы. Тогда она сыграла
блестящую роль, возможно, лучшую в жизни. Подружки, наверное,  обхохота-
лись, слушая, как она обвела его вокруг пальца!
   Но нет, непохоже. "Артистки" всегда преувеличивают  свои  чувства,  а
Мария, напротив, очень скупа на проявление эмоций. Вот хотя бы ее  пове-
дение во время развода - держалась как ни в  чем  не  бывало.  Элефантов
спросил, чем это объясняется, неужели полным равнодушием?
   - Люди бывают разные, - ответила она. - Один кричит: "Смотрите, как я
страдаю! ", "мне плохо, пожалейте меня", "моя боль сильнее любой!  ".  А
другой молчит, никому не жалуется, переживает все внутри  себя.  Но  это
вовсе не значит, что он меньше мучается.
   После такого ответа Элефантову стало стыдно за свой вопрос.
   И все же... В память врезался давний эпизод: они очередной раз  соби-
рались "в гости", Мария позвонила мужу и озабоченно-деловым голосом  со-
общила: "Меня посылают на завод, так что приду попозже.  Да,  да...  Ну,
что делать - работа..." Интонации передавали и огорчение, и  вынужденную
уступку настоятельной необходимости, проскальзывала даже тончайшая нотка
желания как можно скорее разделаться с делами, чтобы  быстрее  оказаться
дома, рядом с супругом.
   А Элефантов, оглаживая  взором  угловатое  девчоночье  тело,  которое
меньше чем через час будет принадлежать ему, задумчиво удивлялся: "Ну  и
хитра, чертовка! А ведь никогда не подумаешь!"
   Тогда он не оценивал эту хитрость: во-первых, она была направлена  не
против него, а во-вторых, тогдашнее отношение к Марии не  вызывало  пот-
ребности или даже желания анализировать руководящие ею  побуждения  либо
каким-либо иным путем проникать в ее внутренний мир.
   Да-а-а...
   Вот и пойми ее! Настораживающие, пугающие черты настолько  тесно  пе-
реплетались с вызывающими уважение и нежность, что Сергей так и  не  мог
разобраться, что же представляет собой Мария Нежинская.
   Раньше, когда вопрос о ее взаимоотношениях с мужчинами его  нисколько
не волновал, в дружеской беседе они коснулись щекотливой проблемы.
   - Как живешь, Машка? - после работы они зашли в летнее кафе и  лениво
ковыряли мороженое, прихлебывая мелкими глотками холодное "Ркацители".
   - Да так, - она пожала плечами, разминая в мельхиоровой вазочке поли-
тые вареньем белые шарики. - Не особенно... Для души ничего нет...
   Она сказала это тихим, как всегда, спокойным голосом, но с отчетливы-
ми нотками грусти, что было для нее совершенно необычно. И главное - она
говорила искренне, Элефантов почувствовал это  всем  своим  существом  и
удивился еще больше, так как излишней откровенностью она его никогда  не
баловала. Он ощутил, что между ними на миг установилась такая  атмосфера
доверия и понимания, какой еще никогда не было. Только на мгновение, по-
тому что он не был готов поддержать ее, сохранить, напротив,  почувство-
вал неловкость и попытался ввести разговор в привычное русло ерничанья и
рискованных, на грани приличия шуток.
   - А для тела?
   - А-а! - Мария небрежно махнула рукой. - Для тела разве трудно найти!
   Тогда он посчитал это бравадой, но потом, влюбившись в Марию, думая о
ней каждую минуту, мучительно ревнуя, он часто вспоминал сказанные ею  в
мгновенье откровенности слова. И каждый раз все внутри сжималось  в  ко-
мок.
   Но хотя он никогда не заговаривал с Марией об Астахове и  Эдике,  его
постоянно мучила мысль: какое место занимает он, Элефантов, в этом четы-
рехугольнике? Хотелось надеяться, что она покончила со старым, а раз хо-
телось, то он на это и надеялся. И вдруг этот браслет...
   Мария заметила изменение в его состоянии и присела рядом.
   - Что тебя беспокоит?
   - Понимаешь, - Элефантов привлек ее к себе, прижался лицом к душистым
волосам и тонкой шее. - Когда мы близки, я чувствую, что ты меня любишь.
А так - между нами какая-то стена.
   - Ну это же вполне естественно.
   Мария отстранилась и внимательно, думая о чемто своем, посмотрела ему
в глаза.
   - Ты чувствуешь, что я не полностью принадлежу тебе?
   - Да, да, именно так, -  Элефантов  нервничал,  не  скрывал  этого  и
больше всего хотел, чтобы Мария развеяла его сомнения, это было легко  -
улыбка, одно слово, ободряющий жест...
   Но она только задумчиво наклонила голову.
   - Послушай, Машенька, - решившись, он заговорил быстро и  взвинченно.
- Я хочу, чтобы ты была только моей женщиной!
   То, что подспудно мучило его все это время, требовало выяснения, и он
был рад неожиданно вырвавшимся словам, которые должны были сделать это.
   - Это невозможно, - холодно ответила Мария.
   Его как будто облили водой.
   - Но почему, почему?!
   - Хотя бы потому, что ты не можешь быть только моим мужчиной!  -  Тон
ее стал совсем ледяным.
   - Почему же не могу? Я только этого и хочу! Единственное, чего  я  не
могу - жениться на тебе.
   - Вот об этом и разговор. Что же ты мне в таком случае предлагаешь?
   - Но ты можешь быть моей фактической женой...
   - Да если хочешь знать, я это ненавижу! - с неожиданной злостью  ска-
зала она.
   - Что ненавидишь?
   - Фактических жен, вот что! - Она нервно мяла руками кружевной плато-
чек.
   - Но почему?
   - Да что ты заладил: почему да почему! Подумай еще и о том, что я  не
могу все время оставаться одна! Мне надо выйти замуж, у  ребенка  должен
быть отец!
   - Одно не исключает другого. Встретишь хорошего человека и выйдешь...
   - Как же я его встречу, если буду только с тобой? И потом, разве  так
сразу выходят замуж? Этому всегда предшествуют определенные отношения!
   Она была права, и эта правота убивала, так как не оставляла места на-
деждам. А мысль об "определенных  отношениях"  вызвала  неистовую  волну
ревности.
   - Но я же люблю тебя... И эта неопределенность положения  так  унизи-
тельна... Помнишь свою шутку?
   Она наморщила лоб.
   - Ну, если бы ты с тем парнем поднялась к себе, а  я  остался  сидеть
внизу? Это же чертовски обидно...
   - А ты не думаешь о том, что человек, с которым я  поднялась  бы  на-
верх, может стать отцом моего ребенка?
   Приставший к ней на улице подвыпивший юнец явно не подходил  на  роль
отца Игоря, и Элефантов поморщился.
   - Или, думаешь, меня не унижает, когда ты приходишь ко мне ночевать и
вынимаешь продукты, приготовленные руками жены, собиравшей тебя в коман-
дировку!
   Такой случай действительно был, они вдвоем  съели  сваренную  Галиной
курицу, он испытал неловкость и пожалел, что не выбросил  приготовленный
дома пакет, а Мария со смехом проехалась по поводу неверных мужей и сом-
нительных командировок. Значит, она просто скрыла, что ей так же  непри-
ятно, как и ему, значит, она тонко чувствует все шероховатости в их  от-
ношениях, отсюда и различаемый им холодок.
   - И вообще, ты думаешь о моем положении? Что могут говорить обо  мне?
Шлюха, принимающая чужого мужа!
   Мария вскочила и возбужденно ходила по комнате.
   - Но я люблю тебя! Очень люблю! Мне тяжело, я страдаю...
   - А может быть, это месть? - Она опять села рядом. - Свыше? - Пальчик
указал на потолок.
   - Но за что?
   - За твое отношение ко мне три года назад! Нет, она не забыла  незас-
теленных диванов, будь они прокляты!
   - Но тогда я был совсем другим! - в отчаянии выкрикнул Сергей.
   - А сейчас я другая! - отрезала Мария, и фраза  причинила  ему  боль.
Что она хочет этим сказать?
   - Но что же делать?
   - Да ничего. Пусть все так и остается.  Чувства  есть,  будем  встре-
чаться время от времени на час-два...
   Ну что ж, получай по заслугам. Бумеранг  возвращается.  Значит,  все-
го-навсего один из четырех углов.
   - Ты хотя бы сняла эту побрякушку, - он схватил ее запястье.
   - Не буду! - с упрямой злостью она выдернула руку. - Браслет ни о чем
не говорит! По крайней мере, о том, на что ты намекаешь!
   Элефантов снова поморщился. Да что она его,  дураком  считает?  Когда
мужчина делает женщине такой подарок, все ясно и без намеков. В память о
совместной работе или товарищеских отношениях золотые браслеты не дарят.
Зачем же отрицать очевидное? Впрочем, есть бабы, уверяющие, будто в пос-
тели с любовником их застали во время невинного отдыха!
   Но тут она тяжело вздохнула и, закрыв глаза, начала массировать  веки
- неприятные мысли ушли бесследно, как вода в песок.
   - Я тебя расстроил? Извини... - порыв прошел. Остались только любовь,
нежность и непереносимая горечь.
   - Да ничего, - судя по тону, она уже успокоилась. - Пойдем, я обещала
сходить с Игорьком в кино. Ты выходи первым.
   Что интересно: когда он приходил к ней просто так, она не  стеснялась
уходить вместе. А после близости  предпочитала  расходиться  поодиночке.
Женская логика!
   Поджидая ее на трамвайной остановке, Элефантов думал  о  состоявшемся
разговоре. И чувствовал себя виноватым: Мария - прямая и честная  женщи-
на, сама не затрагивала щекотливую тему, а он напросился, и она ясно да-
ла ему понять, что он эгоист, думающий только о себе и ни в грош не ста-
вящий интересы женщины, которую будто бы любит.
   Она права. Иметь комнатные туфли в ее квартире и жену - в своей может
только махровый эгоист. Разойтись с Галиной? Та уже давно не волнует его
как женщина, но она прекрасный человек, любит его и совершенно не заслу-
жила такого финала семейной жизни. И потом, Кирилл... Он никогда не пой-
мет, как это его любимый папка будет жить где-то в другом месте, с чужой
тетей и каким-то незнакомым мальчиком. И объяснить ничего ему будет  не-
возможно. И как он будет существовать без Кирилла? Но без Марии он  тоже
не может...
   - О чем задумался? - Мария, как всегда, подошла незаметно,  почему-то
он не мог своевременно увидеть ее, даже если специально поджидал.
   - О тебе.
   Она никак не отреагировала. И вообще держалась как посторонний  чело-
век, как будто не она металась в его объятиях час назад.
   Сергей проводил ее до дома матери и смотрел вслед, пока не  захлопну-
лась дверь, ожидая, обернется она или нет. Она не обернулась. Как  всег-
да. Тогда он поехал в аэропорт и вылетел в Москву, в командировку, кото-
рая для его жены началась еще вчера вечером.
   В самолете он размышлял о разговоре с Марией и грустил, но  это  была
светлая грусть: его возлюбленная - умная и порядочная женщина, она отве-
чает взаимностью, но более трезво смотрит на жизнь. И  она  права  -  от
фактов не уйти...
   Но эта правота казалась неправильной и несправедливой, мириться с ней
было невозможно, но опровергнуть или поколебать невозможно тоже.  Оттого
и щемила душа и тоска требовала выхода.
   Сергей достал ручку и пристроил на колене блокнот.
   ... Но внезапно проступают слезы россыпью,
   Глаз твоих заледенеет свет,
   Больно колешь острыми вопросами,
   На которые ответа нет.
   И не первый я над ними мучаюсь -
   Это ведь одна из вечных тем:
   Гибнут чувства, безнадежно путаясь
   В паутине жизненных проблем.
   Если бы она его не любила... Парадокс, но было бы легче: нет, значит,
нет! А так... Вдвое, втрое обидней от злой гримасы судьбы, до  боли,  до
слез жалко себя и ее. Нет, надо что-то делать! Черт возьми,  но  как  же
разорвать проклятую паутину?
   За иллюминатором поплыл вверх горизонт, сильно накренилось крыло. Са-
молет заходил на посадку.
   Элефантов снова ходил по  кабинетам,  снова  демонстрировал  таблицы,
расчеты, схемы и графики, доказывал, убеждал, спорил  и  не  соглашался,
находил союзников и противников, в общем, варился в котле, избежать  ко-
торого не может ни один человек,  пробивающий  новую  спорную  идею.  Но
странное дело: все это не затрагивало его как обычно, воспринималось от-
странение, словно происходило с кем-то  другим.  Потому  что  значимость
вопроса, который ему предстояло разрешить, отошла на второй план, оттес-
ненная мыслями о Марии.
   После окончания рабочего дня Элефантов не бродил по столице, не ходил
в музеи, театры и выставочные залы, отклонял предложения ребят из голов-
ного НИИ "сообразить" чего-нибудь, хотя это, несомненно,  способствовало
бы установлению более тесных контактов, так необходимых человеку  в  его
положении. Он просиживал вечера в отдаленной гостинице и остановившимися
глазами смотрел в окно, разрываемый противоречивыми чувствами.
   Ему все на свете стало неинтересно. Все. Кроме одного.
   До-тошноты грустно в синий вечер,
   И по телу пробегает дрожь,
   Я другой, такой, как ты, не встречу,
   Но и ты меня второго не найдешь.
   Втайне, не признаваясь даже себе, он надеялся: стихи сделают то, чего
не смогли слова, - переубедят Марию. В конце концов, логически безупреч-
ные решения далеко не всегда являются правильными, любовь выше  трезвого
расчета.
   Сергей писал Марии через день, как бы разговаривая с ней,  ощущая  ее
присутствие. Часто рвал исписанные листы и начинал все заново:  оказыва-
ется, сказанное и написанное здорово различаются между собой, на  бумаге
слова приобретают иной оттенок и из возвышенных могут стать  стыдными  и
пошлыми.
   Понимая, что при нынешних темпах почтовой связи он вряд ли успеет по-
лучить ответ, Сергей имел затаенную мысль: может, Мария напишет и, когда
не заставшее его в Москве письмо вернется обратно, даст ему прочитать. А
может, напишет и сохранит до его приезда...
   Когда он вернулся, оказалось, что Мария писем не писала.
   - Они бы все равно не дошли.
   От ее трезвого тона мысли о написанных и неотправленных письмах пока-
зались ему совсем глупыми.
   Отсутствовал он немногим более недели, но за это время Мария  отдали-
лась от него еще больше. Иногда оказывалось, что им не о чем говорить, и
Сергей,  многократно  извинившись,  рассказывал  привезенные   анекдоты,
большинство из которых совсем не подходили для  нежных  ушек  Прекрасной
Дамы. К его удивлению, Марию это ничуть не шокировало, более того,  мно-
гие она уже откуда-то знала. Пытаясь вернуться к общему делу,  Элефантов
завел разговор о науке, но выяснилось, что Мария не раскрывала принесен-
ных им книг.
   - Знаешь, все некогда: то домашние дела, то с Игорьком  надо  позани-
маться. Да и чувствую себя неважно, головокружения донимают.
   Это объяснение тоже не показалось убедительным, тем более  что  Мария
затеяла ремонт и тратила уйму сил и времени, чтобы  добыть  паркет,  им-
портную плитку, необычную сантехнику.
   - Валечка, здравствуй! - радостно говорила она в телефонную трубку, и
Сергей удивлялся такой сердечности, ибо  Мария  всегда  была  невысокого
мнения о соседке, считала ее сплетницей и за глаза пренебрежительно  на-
зывала Валькой. - Я достала тебе чудесные босоножки.  Да,  да,  шпилька,
двенадцать сантиметров. Что-что? Югославские. Да, сто. В общем, принесу,
посмотришь. А как там мой вопрос? Сейчас  запишу.  Как  зовут?  Молодой?
Ха-ха-ха, постараюсь. Ну" всего доброго.
   - Здравствуйте, это Алик? Я от Валентины Ивановны. Да, Прохоровой. Вы
мне поможете с чешским компактом? Я буду  очень  признательна.  Да,  да.
Ха-хаха. Ну, может быть. Так когда подъезжать?
   И так целый день. Элефантов давно чувствовал, что интересы Марии  ле-
жат в чуждой для него сфере. Вот и сейчас он не мог понять, чем салатный
или голубой унитаз лучше обычного и стоит ли он таких усилий.
   Под предлогом разгрома в квартире и крайней занятости Мария прекрати-
ла свидания с ним, и оказалось, что без постели -  единственного  связы-
вавшего их звена - они совершенно чужие люди. Пожалуй, со Спирькой у нее
было больше общего. В период расцвета отношений Сергея с Марией тот тер-
пеливо выжидал, а сейчас как ни в чем не бывало вернулся к прежней роли.
   Вновь Мария заинтересованно обсуждала с ним что-то вполголоса,  прек-
ращая разговор при появлении постороних, вновь он приносил  ей  какие-то
свертки и пакеты, у них была уйма общих знакомых, они могли подолгу раз-
говаривать, весело смеялись. Все это вызывало у Элефантова чувство недо-
умения и обиды: ну что, спрашивается, могло связывать Прекрасную Даму  с
жалким спивающимся человечком?
   Потом оказалось, что Мария подружилась с краснолицым истопником  инс-
титута Толяном. Молодые здоровые парни, занимающиеся работой для пенсио-
неров, всегда казались Сергею ущербными. Но Толян, судя по всему,  таких
взглядов не разделял. У него было много свободного времени и "жигуль"  -
он оказывал услуги по извозу тем институтским  начальникам,  которым  не
был положен персональный автомобиль, и, пользуясь  их  благосклонностью,
успевал калымить, сшибая рубли, трояки и пятерки.
   Когда Элефантов первый раз увидел, как Мария любезно беседует с Толя-
ном, дружески улыбается ему, он от удивления чуть не лишился дара речи.
   - Что у тебя с ним за дела?
   - Договаривались насчет мебели, у него знакомый на базе.
   - А почему он смотрел на тебя маслеными глазами?
   - Глупый, Толян - хороший парень.
   И снова для Элефантова оказалось загадкой, что хорошего  может  найти
Прекрасная Дама в этом прощелыге.
   Дела захватили Нежинскую целиком. Алик достал голубой унитаз и  рако-
вину для ванной, Толян - фарфоровые краны и какой-то необычный душ,  не-
известный Саша - паркет. Эдик Хлыстунов и Толян перевозили  все  это  на
квартиру Нежинской, Виктор монтировал.
   Сергей как-то сам собой оказался вне круга ее дел  и  интересов.  Она
его ни о чем не просила, хотя он был бы рад выполнить ее просьбу.  Впро-
чем, он не умел ничего доставать и даже не знал, где  водятся  импортные
унитазы, паркет и тому подобное добро. Мария это прекрасно понимала.
   Зато Хлыстунов проявил способности незаурядного снабженца. То он при-
нес образцы немецких моющихся обоев, то нашел человека,  имеющего  выход
на розовый кафель, потом договорился насчет  уникальной  газовой  плиты.
Словом, незаменимый, очень полезный и практичный друг. Теперь Эдик захо-
дил к Марии почти каждый день, ждал ее после работы на своем "Москвиче",
несколько раз она уезжала с Толяном.
   Все эти алики, эдики, толяны, саши и Викторы  роились  вокруг  Марии,
как мошкара вокруг яркой лампы, наперебой выполняя ее  желания:  догово-
риться, достать, обеспечить, привезти. Вряд ли можно было  предположить,
что эта прожженная публика просто так, бескорыстно, оказывала ей всевоз-
можные услуги, не ожидая ничего взамен.
   Ну, Эдик понятно, но остальные... Глядя, как мило обращается Мария со
всей этой братией, Элефантов вспомнил слова Спирьки  о  товаре,  которым
она расплачивается за услуги, и ему хотелось кричать. Разве она не пони-
мает, как могут истолковать эти прохвосты ее любезность? А если  понима-
ет, почему так держится с ними?
   Душа у него все время болела, он тосковал, не находя ответа на мучаю-
щие вопросы. Тугой узел проблем следовало решать  радикальным  способом.
Так будет правильно и честно.
   - Выходи за меня замуж.
   Он ожидал любой реакции, но не такой.  Мария  надула  щеки,  выпучила
глаза, сделав смешную гримасу и дурачась, закрутила головой.
   - Нет, не выйду!
   - Почему?
   - Перестань! - она отмахнулась.
   - Скажи почему, - настаивал Элефантов.
   - Да потому, что это глупости,  -  Мария  снова  сделала  пренебрежи-
тельный жест.
   - Не понимаю.