лотов говорил  спокойно,
своим обычным тоном, но я уже представлял, какое у него было лицо в  мо-
мент смертельного выпада. - Даже эту дрянь  спросили!  Да  если  хотите,
из-за нее у меня жизнь сломалась! Застрелиться хотел! Утащил Марголина с
тренировки, лег на землю в лесочке возле дачи и сунул в рот дуло.  Зади-
раю повыше, как в книжке читал, чтобы не искалечиться, а наверняка мозги
вышибить. Мушка высокая, небо царапает, не пускает, масло горькое,  про-
тивное, короче, вырвало меня, валяюсь в блевотине с разбитой мордой.
   Голос Золотова прервался. Сейчас он искренне верил,  что  именно  так
все и было, а перевернутый мусорный контейнер, затхлые отходы под  рука-
ми, узкий собачий лаз, скользкая финка в одеревеневшей руке - это кошмар
из чужой жизни, страшный сон, неведомо как затесавшийся в сознание.
   - Значит, все на меня! И валютчик я, и контрабандист, и убийца! Мне и
говорить ничего не надо, вам уже все ясно, все расписано.
   - Внешняя картина действительно ясна. А вот мотив. Из-за чего вы  его
убили? - Этот вопрос действительно занимал меня больше всего. -  Неужели
потому, что Петренко отказался участвовать в контрабанде?
   Золотев провел рукой по лицу.
   - Вас послушать - все хорошие, один я плохой. Несчастный  случай  вы-
шел, понимаете, несчастный случай!
   Он откинулся назад, прислонившись к холодной  грязно-серой  стене,  и
закрыл глаза. Из-за чего?
   Федун раздражал независимостью, ослиным упрямством, нежеланием  приз-
навать его, Валерия Федоровича, авторитет. Но не из-за этого же? Не надо
было брать морячка на дачу...
   В конце вечеринки, когда свет стал мягким, расстояния  неопределенны-
ми, очертания предметов зыбкими, а тело легким и сильным, девочки разош-
лись по спальням, он учил эту дубину уму-разуму, вместо  признательности
натыкался на колкости и насмешки и допивал, не чувствуя  вкуса,  остатки
спиртного, а поток сознания бежал по причудливому, с неожиданными  пово-
ротами руслу.
   Тезка папахена. Тот, сволочь, мало издевался в детстве, надо же  при-
думать - "эвакуатор", правдоподобно до жути, и сам-то  без  дела  полный
ноль, даже машину купить не может, как собирался, гараж впустую простаи-
вает, а этот осел от верного дела нос воротит да умничает, фуфлыжник,  а
что делать с фуфлыжниками, известно, где та железка, дохлая рыбка, узна-
ешь, как из параши жрут, чего он там молотит?
   - А если надумаю, то зачем мне с тобой связываться? Или сам не справ-
люсь? Навар больше, а риска меньше. И обойдется дешевле: не будешь кровь
сосать да душить в своей паутине!
   Не показалось, действительно фраер позорный его  обзывает,  а  вот  в
морду, нет, уклонился и сам, по щеке! На кого руку поднял, кранты,  сле-
дом прет, ага, на ковре, раз - она, рыбка снулая, тусклая, как фиксы Ер-
молаевы, только сидит ловчее, отскочит, но пусть  опасается  -  раз!  Не
отскочил, повалился, крови нет, притворяется? Рукоятку  вытереть,  вста-
вай, хватит! Умыться, все пройдет, лента отмотается обратно, как  тогда.
А-а-а-а-а!
   Золотов вернулся в следственный кабинет ИВС.
   - Не из-за чего мне было его убивать. Несчастный случай! - механичес-
ки повторял он.
   Я дописывал протокол.
   Золотов попросил сигарету, затянулся,  без  обычного  форса  выпустил
дым.
   - Не повезло.
   - Кому? - не понял я.
   - Мне... - Он стряхнул пепел на пол. - Кому же еще? Люди живут в свое
удовольствие - и ничего.
   - Что за люди?
   - Да мало ли. Скромная  завсекцией  Крольченко  -  руки  в  перстнях,
серьги бриллиантовые, дома чешский хрусталь, финские  гарнитуры.  И  все
нормально. Потому что умеет жить! И везет.
   - Неужели золото на пальцах и финская мебель -  показатель  настоящей
счастливой жизни? Ее главная цель?
   Губы Золотова скривились в презрительной усмешке.
   - Знаю, знаю! Главное - чистая душа и спокойная совесть! А счастливая
жизнь - честная работа с самоотдачей до седьмого  пота,  потом  полезные
развлечения: лекторий, шахматный павильон, библиотека... Да? - Он  сплю-
нул прямо на ноги. - Преснятина и серость! Когда я слышу  подобные  рас-
суждения, меня начинает тошнить!
   - Вам не жалко Федора? - неожиданно спросил я.
   Золотов смешался.
   - Чего об этом толковать... Назад-то не вернешь. Живых надо жалеть. -
Он тяжело вздохнул и пальцами загасил окурок. - Мне себя жалко: влип как
дурак! Потому что с дебилами связался. И не повезло с этим убийством.  Я
же не такой. Ну покрутиться, деньги сделать. Зачем убивать? И  в  мыслях
никогда... Не повезло! Тот же Гришка-мясник, ворует, аж хребет трещит, и
живет припеваючи!
   - До поры!
   - Бросьте! Все на свете до поры. А ему на это наплевать, о будущем не
думает, катается как сыр в масле и в ус не дует!
   - Интересно познакомиться с таким счастливцем.
   - Тут я вам не помощник. Знакомьтесь, если достанете. Но вряд ли, ру-
ки коротки.
   Я начал злиться.
   - Достанем, Золотов, обязательно достанем! Неужели вы не  чувствуете,
что происходит вокруг вас? Наступает время ответственности, и  мы  повы-
таскиваем за шиворот всякую нечисть из щелей и темных углов, как бы  она
ни хоронилась! И Гришку вашего извлечем на свет Божий, и  Крольченко,  а
когда такая публика оказывается на виду у всех, то быстро скисает, теря-
ет радость от воровской жизни и завидует тем, у кого чистая душа и  спо-
койная совесть, хотя вы говорили об этом с издевкой!
   - Вы-то чему радуетесь? - бесцветным тоном спросил Золотов. - Ну  по-
садите одного, другого... Зарплату  небось  не  добавят,  только  хлопот
больше.
   - Этого вам не понять.
   - Ну почему же... Чувство долга, удовлетворение  результатами  труда.
Читал. Неужели, правда, бывает такое? И не хочется бросить все к чертям,
развеяться, отдохнуть?
   Бывало, мне хотелось разругаться с Беловым, хлопнуть дверью и  пожить
с недельку на необитаемом острове или вообще написать заявление  и  уйти
на обычную канцелярскую работу с нормированным  рабочим  днем  и  обяза-
тельными выходными. И иногда я доставал тонкую запыленную папку  с  над-
писью на обложке: "Психолого-юридические аспекты построения следственных
версий" - и несколько дней проводил в библиотеке, чтобы, дополнив содер-
жимое еще одним листком, вновь уложить папку  на  дальнюю  полку.  Такое
случалось, когда я сильно уставал, но неизбежно проходило, и снова тяну-
ло назад, в водоворот событий.
   Не говорить же об этом Золотову, который сделан из  другого  теста  и
совсем по-другому понимает  работу,  развлечения,  по-другому  оценивает
жизнь. Теперь для него настало время переоценки ценностей. Я нажал кноп-
ку вызова конвоира.
   У практикантов был отгул, я заперся в кабинете и,  ничего  не  делая,
сидел за пустым столом.
   Внизу галдели дети, ударялись о  забор  брошенные  камни,  недовольно
кричала воспитательница. Эти звуки действовали успокаивающе, и  я  попы-
тался воспользоваться ими, чтобы изменить настроение.
   Когда распутываешь клубок хитроумных загадок, отыскиваешь  замаскиро-
ванные следы, расставляешь тактические ловушки, каждая клеточка тела ох-
вачена охотничьим азартом: раскрыть, установить,  изобличить,  доказать.
Но вот цель достигнута. И что же?
   В психологическом поединке с Золотовым победил я, хотя он был серьез-
ным противником. Но удовлетворение не приходило. Я чувствовал себя уста-
лым, измотанным и опустошенным. Скверно на сердце.  Так  бывает  всегда,
когда сталкиваешься с изнанкой жизни,  глубоко  проникаешь  в  тщательно
скрываемые от окружающих тайны, заглядываешь в дальние  закоулки  темных
чужих душ, обнаруживаешь под внешней благопристойностью гнусные и  стыд-
ные побуждения.
   Я в очередной раз подумал, что следователю плоды его труда  не  могут
приносить радость.
   Позвонил Пшеничкин: Федор Иванович Золотов просит защищать  сына.  Не
входят ли в противоречие интересы Вершиковой и Валерия Золотова?
   - Входят! - коротко ответил я, но для опытного  адвоката  этого  было
достаточно.
   - Я так и думал. Что остается у моей подзащитной?
   - Укрывательство убийства, возможно, спекуляция.
   - С учетом изменения ситуации я подам повторное ходатайство об  осво-
бождении из-под стражи.
   - Подавайте, рассмотрим.
   По внутреннему позвонил Белов.
   - Как дела, почему не докладываете?
   - Нормально.
   - Что означает "нормально"? - раздраженно  спросил  шеф,  недовольный
малопочтительным ответом.
   - Золотов признал себя виновным частично. Необходимо провести еще ряд
следственных действий. А пока все идет нормально.
   В моем голосе было не меньше раздражения.
   - Имейте в виду, что вы запустили остальную работу. Нельзя концентри-
ровать внимание на одном деле. Параллельное расследование  всех  находя-
щихся в производстве...
   Я отставил трубку в сторону, выждал, вовремя сказал в микрофон:  "По-
нял, приступаю", посидел еще несколько минут и извлек из сейфа дело Рас-
садиной.
   Золотов получил десять лет.
   На оперативном совещании я удостоился похвалы прокурора, отметившего,
что, несмотря на некоторые ошибки, я правильно понимал  его  указания  и
потому добился успеха в расследовании сложного,  замаскированного  прес-
тупления. Я побывал в отпуске, отдохнул и вскоре забыл об  этом,  потому
что появились другие дела, другие подозреваемые, обвиняемые и свидетели,
новые переплетения человеческих судеб, в которых предстояло  разбираться
мне, Юрию Львовичу Лагину, Саше Крылову и  бывшему  практиканту  Вальку,
ставшему вначале стажером, а потом оперуполномоченным уголовного  розыс-
ка. Насчет Петра мой прогноз не оправдался - он поступил в аспирантуру и
частенько заходит ко мне за практическим материалом.
   И лишь фотография кортика капитана первого  ранга  Золотова,  которую
кто-то из ребят засунул под стекло на столе, напоминает время от времени
о драме, происшедшей в узком кругу обитателей баркентины "Кейф".



   Данил Корецкий
   Принцип карате

   Изд. МОСКВА, "ЭКСМО-ПРЕСС", 1998 г.
   OCR Палек & Alligator, 1998 г.

   Цель атаки в карате - вывести противника из боя по возможности  одним
ударом. К этой цели ведут следующие средства:
   удары наносятся с максимально достигаемой скоростью;
   удары нацелены в жизненно важные центры противника;
   каждый должен наноситься с мыслью, что это единственный шанс  одолеть
противника, чтобы в удар была вложена вся энергия и сила.
   Р. Хаберзетзер (3-й дан).
   Путеводитель Марабу по карате.


   Преамбула

   На пустыре между школой и филармонией - традиционном месте всех  тол-
ковищ, и больших и малых, Гарандин бил Колпакова. По принятым в микрора-
йоне меркам происходящее не относилось даже к малым -  обыденный  эпизод
уличной жизни. Один выступал не по делу, другой за это с него получает.
   Так и было. Гарандин подошел в шумной толчее последней перемены, гля-
дя в сторону, сказал:
   - Я с тебя имею.
   И удалился скользящим боксерским шагом.
   Теперь он получал. Вначале удары были несильными, простой обряд  уни-
жения, потерпи - тем дело и кончится, даже следов на физиономии не оста-
нется. Но Генка, проявив крайнюю глупость, дал сдачи, зеваки  оживились,
сидящий в стороне на штабеле досок  Бычок  настороженно  дернул  круглой
стриженой башкой с проплешинами то ли лишаев, то ли шрамов. А Алька  во-
шел в азарт и замолотил вовсю: расквасил Генке нос, губы, подбил глаз, и
по животу навешал, и в солнечное...
   Грош ему цена, хоть и боксер, вон сколько кирпичей, палок под ногами,
драл бы без оглядки до самого дома, если бы не щербатый ублюдок с метал-
лическими - взамен выбитых - зубами, веселящийся в  полную  меру  своего
недалекого разумения:
   - Лупи, братан, насмерть, га-га-га! Ложи, ложи в нокаут! Вот так, мо-
лоток!
   Генка упал сам: отступая, зацепился за камень, но  Гарандин  торжест-
венно поднял руки, отмечая чистую победу!
   - Пусть знает, как выступать! - Бычок спрыгнул на землю. -  Дай  пару
рваных, надо обмыть это дело.
   Зеваки потянулись вслед за братьями, толковище опустело  быстро,  как
после заурядного спектакля. Только для одного человека происходящее ока-
залось не рядовым житейским фактом, а чрезвычайным событием.  Генка  был
самолюбив. Его никогда не били. Впервые  он  испытал  чувство  унижения.
Первый раз в жизни он струсил. Это угнетало больше всего.
   К счастью, матери дома не оказалось. Петуховым он тоже не попался  на
глаза, хотя долго обмывал холодной водой распухшее лицо.
   Из ванной проскользнул в комнату, лег, накрылся  с  головой  одеялом.
Детская привычка. Но в его возрасте уже не удается так легко  спрятаться
от неприятностей и печалей реального мира.
   На душе тяжело. А что особенного случилось? Все уже  в  прошлом.  За-
быть, сделать вид, что ничего не произошло, обмануть самого себя. Девять
мальчишек из десяти так бы и поступили, тем самым закрепив на  подсозна-
тельном уровне рефлекс труса. Генка совершенно точно знал, что этот путь
ему не подходит.
   Воображение услужливо рисовало сладкие картины мести, но он их прого-
нял, не желая уподобляться беспомощным слабакам,  находящим  утешение  в
собственных фантазиях.
   Попробовал думать о приятном: синие сумерки, плещущая  вокруг  черная
вода, рыжий костер, стреляющий искрами, когда он палкой  выгребал  обуг-
ленные рассыпчатые картофелины, темный силуэт Лены на фоне желтой палат-
ки...
   - Ты знал, что Саша не вернется?
   - Откуда? Сказал: возьму ребят и обратно. Может, с лодкой что?
   - Знал. Просто ты украл меня по-настоящему... Не ожидала. То-то  Алик
взбесится.
   "При чем здесь он?" - хотел спросить Генка. В последнее время  Гаран-
дин начал кадрить Лену, а поговаривали, что он водится с  девчонками  не
просто так. Генка путался под ногами, мешал и сегодня, в походе,  Гаран-
дин прямо предупредил, чтобы он отвалил, иначе пожалеет. Генка не  отве-
тил, зная, что через час в условленное место подойдет на лодке  Зимин  и
они своей компанией отправятся на Зеленый остров, и Лена будет  с  ними.
Но почему она вспоминает этого хлыща?
   - Пусть бесится, наплевать!
   - Не ожидала...
   В голосе Лены слышались странные, непонятные ему интонации. Она вооб-
ще была другой - за два месяца, что они встречались, он не знал  ее  та-
кой, хотя вряд ли смог бы объяснить, в чем состоит перемена. И позже,  в
палатке, спасающей от ветра и комаров, вдруг наступил миг, когда ему по-
казалось, что она ждет от него опытности, которой он не имел  и  которой
она, конечно же, тоже не могла ожидать. Он убедил себя, что ошибся, пау-
за длилась вечность, и она спросила:
   - Ну что, будем спать?
   Тогда вопрос показался обычным, а сейчас вдруг приобрел скрытый отте-
нок, и все неясности и странности поведения Лены добавили горечи  в  его
нынешнее состояние.
   Яркая объемная картина приятных воспоминаний поблекла, стала плоской.
Было холодно, дым костра выедал глаза, и эти комары... А у  Саши  испор-
тился мотор. Как бы Гарандин и с ним не учинил расправу...
   Отвлечься не удалось, и заснул Генка с черными мыслями.
   В школу он не пошел, ставил холодные компрессы и примочки из  бодяги,
скрывая от самого себя, ждал Лену: слухи обязательно разнесутся,  и  она
вполне может зайти проведать.
   Но пришли только Сашка с Николаем.
   - К врачу не ходил? Этот гусь хвастает, что послал тебя в нокаут. На-
до проверить, нет ли сотрясения мозга...
   - Все нормально.
   Генка испытывал неловкость за свою  разрисованную  физиономию.  И  за
что-то еще.
   - Может, втроем его? Да и Бычка заодно?
   - Не выйдет. Бычок всю шпану приведет под школу.
   - Да-а...
   - Ты смотри, в четверг контрольная по физике. Анна Павловна говорит -
решающая.
   - Куда я с такой мордой?
   - Наплюй! Скоро экзамены.
   - Ты бы наплевал?
   - Да-а-а...
   Натянутость не проходила.
   - Ленка знает? - через силу спросил Генка.
   - Уж наверно. Этот гусь от нее не отходит. Он  какой-то  новый  поход
затевает, на два дня. Возьму, говорит, только избранных.
   - Вот гад, что придумал! - Обычно сдержанный Николай сжал  кулаки.  -
Из двоек не вылазит, а туда же - "избранных"!
   - Много званых, да мало избранных, - блеснул начитанный Саша.
   - И Ленка тоже... Она жила в старом доме возле сквера, в детдоме сво-
его двора не было, нас туда гулять водили. Выйдет на балкон, расфуфырен-
ная, с бантами, ест шоколадные конфеты, мы таких  и  не  видели,  иногда
бросает вниз по одной. Только бросает не просто так,  надо  кружком  хо-
дить, руки перед грудью, будто собачки на задних  лапах  хоровод  водят.
Многие дети ходили, дрались из-за этих конфет, а она хохочет,  в  ладоши
хлопает.
   Тося-дворничиха раз увидела, она с войны контуженая, мы думали, злая,
нас не любит, а тут схватила камень, как пустит им в  окно...  Мамаша  у
нее этакая барыня, а тут выскочила и в крик по-базарному, да куда  ей  с
Тосей тягаться.
   - Ты это к чему?
   - Да к тому. Она уже тогда себя выше других ставила. И сейчас с  этим
ничтожеством спелась. Так что не о чем тебе переживать. И не о ком.
   Слово было сказано. Неудачливого мальчика Гену пожалели и  успокоили.
И так может быть в жизни не раз и не два. Если...
   Надо было думать, как жить дальше.
   Через несколько дней Генка отправился к Рогову, Рогов  был  знаменит.
Еще стояла возле ДФК щегольская "Волга" с  серебряными  перчаточками  на
зеркальце за лобовым стеклом, еще терпеливо дожидалась мужа у входа кра-
савица Стелла, еще охотились за автографами поклонники и поклонницы, еще
не истрепались спортивные костюмы с гербом и надписью "СССР".
   Со стороны казалось, что чемпион на вершине, что поражение - досадная
случайность, что впереди снова бесконечная череда побед.  Но  сам  Рогов
знал, что это не так, чувствовал, что сделал первый шаг с ринга, хотя  и
не подозревал, как далеко придется идти. И глаза у него были тусклыми  и
печальными.
   - Что, тезка, обиделся? - Рогов  жестко  взял  Генку  за  подбородок,
крутнул вправо-влево, усмехнулся  невесело.  -  И  ты  хочешь  выучиться
драться, чтобы их проучить?
   Чемпион не признавал скоропалительных, принятых под влиянием ситуации
решений и никогда не брал к себе обиженных и жаждущих мести. Но с Генкой
они десять лет прожили в одной квартире, это меняло дело.
   - Давай, попробуй... Если охота не пройдет. И если получится.
   Через месяц Рогов оставил Генку после тренировки.
   - Ты почему в лицо не бьешь первым? Не знаешь? Сказать?  Ждешь,  пока
тебя ударят, чтобы озлился! Значит, характера не хватает. А без характе-
ра какой бокс?
   Когда-то, в пору жизни в коммуналке, Рогов считал Генку младшим  бра-
том и сейчас вовсе не хотел его обидеть.
   - Я тебя не гоню - ходи, занимайся, я просто объяснить хочу... Ты ду-
маешь, в бою сколько раундов? Три? Неправильно! Это только на виду  три.
А перед ними - сто или триста. И после них столько же. Ты со своей  мяг-
котелостью еще в предварительных проиграешь. Потому что все будут  знать
твою слабость и будут использовать ее как тактический прием! В боксе, да
и не только, в любом противоборстве жалости быть не  должно!  Кто  злей,
кто сильней - тот впереди.
   Генка молчал. Рогов, наверное, был прав, но его правота не  убеждала.
И чемпион почувствовал неприятие своих слов.
   - Знаешь, почему я проиграл первенство мира? Не  поскользнулся,  нет,
это объяснение для журналистов. И не перетренировался до потери формы  -
это для спортивного начальства. Просто мне за все  предыдущие  годы  так
набили голову, что иногда нарушается координация, в глазах плывет... Вот
она, правда, но ее только Литинский знает. Потому я и ушел из сборной...
   Рогов подошел к снарядам.
   - А тебе рассказал, чтобы на всю жизнь запомнил - не жди,  пока  уда-
рят. Молоти первым!
   Он лениво ткнул мешок и рефлекторно добавил левой. В пустом зале гул-
ко разнесся хлесткий шлепок знаменитого, некогда победного удара.
   - А не можешь - бросай вообще это дело. Оно тебе и ни к чему. В  шах-
маты играешь, учишься отлично, на  олимпиадах  грамоты  берешь...  Зачем
лезть под кулаки?
   Рогов обнял Генку за п