баксов и записку. Передашь Мише Печенкову. Потом вынесешь ответ -  полу-
чишь еще столько. Обманешь - я тебя застрелю прямо здесь.
   За восемнадцать лет службы Тимшин хорошо узнал, что значит передавать
записки. Еще хуже, чем носить чай или анашу. Сам он никогда с криминалом
не связывался, потому что у него были другие интересы и другие источники
дохода, к тому же все, кто занимался этим делом, плохо кончали: в лучшем
случае увольнением, в худшем - сроком, а в  самом  худшем  -  непонятной
скоропостижной смертью. Баксов он отродясь в руках не держал и испытывал
к ним некоторую опаску еще с тех времен, когда за  валюту  вполне  можно
было загреметь на шесть-восемь лет. Всеобщая долларизация его поселок не
затронула: здесь во взаиморасчетах по-прежнему применялись прицепы  ком-
бикорма, свиные ляжки и сладкий грушевый самогон.
   Поэтому предложение его никоим образом не заинтересовало. Обычно  те,
кто пытается проложить "дорогу", знают, к кому с этим обращаться. Но ко-
ренастый бандит обратился к нему, его сверлил оловянными  глазами-бурав-
чиками, именно его заставлял сделать то, чего он не делал всю  жизнь,  и
его собирался застрелить в случае отказа. Делал он все это не  в  глухом
лесу, не темной ночью - напротив, на многолюдной улице, рядом с  городс-
ким отделом милиции, и форма Тимшина его нимало не смущала. Дружок  бан-
дита - высокий, с вытянутой и сплющенной по бокам головой -  стоял  чуть
сбоку и зловеще улыбался.
   Старшине предстояло сделать выбор. Или  выхватить  пистолет,  уложить
нападающих мордами на асфальт, как любят проделывать лихие оперативники,
вызвать подмогу и сдать их куда положено. Но пистолета у старшины никог-
да не было, да и на подобные кинематографические подвиги он не был  спо-
собен. К тому же еще десять лет назад такая акция могла дать  результат,
а сейчас получится пшик - выпустят этих "быков" через трое суток, а то и
через три часа, за недоказанностью состава преступления.
   Или взять записку и сделать вид, что собирается ее передать.
   Или геройски погибнуть на боевом посту.
   Тимшин выбрал второй вариант, как наименее безобидный.
   - Выйдешь с ответом к обеду прямо сюда, - приказал крепыш  и  засунул
старшине в карман две бумажки.
   Словно  во  сне  Тимшин  добрел  до  работы,  невнимательно  выслушал
инструктаж и принялся заполнять журнал перемещения задержанных.  Сегодня
в тюрьму отправляли двенадцать человек, выпускали троих, оставались  си-
деть двадцать два.
   О случившемся следовало доложить начальству,  но  Тимшин  чувствовал,
что ничего путного из этого не выйдет - сам же окажется виноватым. Зачем
брал малевку? Да еще и деньги получил! Вначале согласился,  потом  испу-
гался и передумал? Вряд ли начальство поспешит его защищать, скорее нач-
нет о себе заботиться, как обычно...
   Конечно, самое простое передать послание  по  назначению.  Пишут  там
всегда одинаковое: "не колись, мы тебя отмажем", или "бери все на  себя,
дадут условно", или еще какую-нибудь ерунду. А в ответ тоже гонят одно и
то же: "спрячь вещи", "скажи Галке, что я был у нее", "Крыса, сука, всех
сдает"...
   Передать письмо, забрать ответ - ничего сложного здесь нет. Но только
на этом они не успокоятся. Потребуют что-нибудь еще, потом еще...  Кого-
ток увяз - всей птичке пропасть!
   Проведя заскорузлым пальцем  со  стершимся  от  сельскохозяйственного
труда плоским ногтем по графам журнала, старшина отыскал так стремитель-
но ворвавшуюся в его жизнь фамилию. Печенков находился в восьмой камере.
Вместе с ним содержался Колеров...
   Увидев, кто находится в соседях у адресата малевки, Тимшин донял, что
передать ее не удастся. Хотя он и не вникал в тонкости милицейской рабо-
ты, но знал, что Колеров попадает сюда не так,  как  все.  Его  привозит
подполковник Коренев, и он же освобождает через трое суток. Значит,  Ко-
леров не обычный арестант, а человек Коренева. Если отдать Печенкову за-
писку, Коренев узнает об этом очень быстро, и тогда его,  Тимшина,  пос-
тигнет печальная судьба многочисленных предшественников.
   Старшина перевел дух. Это для него даже лучше. Те узнают, в чем дело,
и сразу отвяжутся.
   Придумав какой-то предлог, он отпросился у дежурного на полчаса  и  в
назначенное время подошел к условленному месту. Там стоял один узкоголо-
вый.
   - Принес ответ? - хищно ощерился он, обнажая мелкие острые зубы.
   - Не выйдет у вас ничего, братцы, - печально вздохнул Тимшин. - С ним
"утка" сидит. Все, что в этой камере делается, опер тут же знает.
   Острые мелкие зубы хищно заблестели. Казалось,  что  их  в  два  раза
больше, чем у нормального человека.
   - Что за "утка"? Как фамилия?
   Тимшин оглянулся по сторонам.
   - Колеров. Сегодня его выводят, может, другую подсадят.
   - Сегодня? - насторожился мелкозубый - Во сколько?
   - Через час. Может, через два.
   - А сколько всего выходить будут?
   - Трое.
   - Значит, так. Чтоб этот первым вышел. Ты понял?
   - Его опер встречает.
   - Не твоя забота.
   Расставшись со старшиной, Сережка Фитиль прошел квартал  и  нырнул  в
подворотню. Здесь в неприметном замызганном "Москвиче" его ждал напарник
- крепкоплечий Самсон. Фитиль быстро ввел его в курс дела.
   - Точно. Надо этого гада выпотрошить.
   - Старшина сказал, его опер встречает.
   - Не пойдет же он с ним. Сдоит и отпустит. А мы его заманим в машину,
отвезем за город и потолкуем.
   На этот раз Лис не встретил Лешего, и он, переполненный  информацией,
вышел из калитки в зеленых железных воротах в квадратный, изрядно  заму-
соренный и мрачноватый двор. Пройдя двор насквозь, он вышел  на  широкий
проспект, привычно осмотрелся и сразу увидел двоих парней, приметы одно-
го оказались знакомыми: высокий, вытянутая и сплюснутая  голова.  Второй
пониже, но широкий в плечах и очень сильный. Они явно наблюдали за  под-
воротней и, увидев освобожденного, переглянулись.  Не  фиксируя  на  них
взгляда. Леший с безразличным видом прошел мимо. Словно  самонаводящиеся
торпеды, парни синхронно двинулись за ним.
   По спине прошел холодок. Как и все опытные люди, особенно те из  них,
которые балансируют на грани жизни и смерти, он не верил в совпадения  и
очень остро чувствовал опасность. Связи Печенкова вполне могли сшиваться
в районе ИВС, но знать его и интересоваться им при  нормальном  раскладе
никак не могли. Значит...
   Двойная жизнь рано или поздно приводит к тому, что можно потерять ос-
новную. Несколько раз Леший уже бывал на грани разоблачения. Однажды  на
"малине" в Новороссийске он столкнулся с двумя блатарями, которые  знали
его под разными фамилиями. Еще хуже, что и биографии его не совпадали. С
фамилиями как-то можно отмазаться, но правдоподобно объяснить раздвоение
жизни очень трудно. Потому что первая мысль, которая приходит  в  голову
битому жизнью урке, - о ментовских штучках: "легендах", с помощью  кото-
рых стукача внедряют в разрабатываемую среду.
   Тогда он попер нахрапом - забожился самой страшной воровской  божбой:
"Век свободы не видать, буду я козел и блядь...", а потом схватил пику и
пообещал на месте пришить каждого, кто усомнится в его  кристальной  во-
ровской честности. Играл он очень убедительно, потому что другого выхода
не было: если бы кто-то продолжал настаивать на своем - пришлось бы  его
резать, иначе кранты. Тут прав не тот, кто прав, а  кто  смелей  и  наг-
лей...
   Леший не оборачивался, но чувствовал, как враждебные взгляды  буравят
ему спину. На улице многолюдно, но это ровным счетом ничего  не  значит:
что захотят, то и сделают. Помешать им мог только один человек - он сам.
Леший прикинул свои возможности. Он был крученым, жилистым  и  умелым  в
драках, но против двух молодых парней вряд ли сможет устоять, тем  более
- один такой бугай. Если бы еще знать, что они пустые... Но нет,  сейчас
пустым никто не ходит - либо с пером, либо с "БОЛЬШОЙ"... А у него само-
го в карманах, кроме пятидесяти тысяч, поломанной расчески  и  ключа  от
квартиры, ничего не было.
   Времени в запасе оставалось немного... Если ничего не придумать,  че-
рез несколько минут наступит развязка... Впереди располагался  небольшой
универсальный магазин. Леший лихорадочно прокручивал в голове варианты и
кое-что придумал. Хоть бы эти "быки" не потащились следом...
   С беззаботным видом Леший нырнул в стеклянную дверь, подошел к перво-
му же прилавку, косанул назад. Преследователи остались на улице. Не  то-
ропясь, он обошел торговые залы, в скобяном отделе остановился у прилав-
ка с ножами и внимательно осмотрел представленный ассортимент. Под толс-
тым стеклом лежало не менее трех десятков образцов. Кухонные,  разделоч-
ные, столовые... Разных форм и размеров.  С  волнообразным  лезвием  для
резки хлеба, похожие на пилочку - для сыра и лимона, с раздвоенным  кон-
цом - для потрошения рыбы... По одному и наборами, наши и импортные,  от
пятнадцати до пятисот тысяч.
   - Вам для рыбы или для мяса? - симпатичная девушка в аккуратном  фир-
менном халатике подошла помочь потенциальному  покупателю,  несмотря  на
его затрапезный вид.
   - Вот этот покажи... И этот...
   Перебрав несколько штук, он выбрал универсальный нож подходящей  дли-
ны, с крепким клинком и отверстием в верхней части массивной пластмассо-
вой ручки. Он удобно сидел в руке, режущую  кромку  лезвия  образовывали
сотни проточек с одной стороны клинка.
   - Это лазерная заточка, - пояснила девушка. - Он очень  острый  и  не
тупится много лет.
   Леший заплатил двадцать пять тысяч, девушка хотела завернуть покупку,
но он отказался и сунул нож в карман.
   - Где у вас второй выход?
   Девушка покачала головой.
   - У нас его нет. Где вход, там и выход. И товар оттуда заносим.
   В другом отделе Леший купил толстые ботиночные шнурки, отойдя в угол,
продел один в отверстие рукоятки и сделал петлю. Петлю он надел на запя-
стье, а нож засунул в рукав. Потом купил сигарет и демонстративно прику-
рил на выходе.
   Почти сразу подошел высокий.
   - Слышь, ты Колеров?
   Этот вопрос расставил все на свои места. Потому что "Колеров"  -  это
псевдоним, под которым он объявлялся только в ИВС. И больше нигде.  Зна-
чит, его кто-то сдал.
   - С чего ты взял? Обознался, парень! - грубо буркнув в  ответ,  Леший
быстро пошел вперед.
   Но у ближайшей подворотни его догнали.
   - А ну иди сюда, сука! - сильная рука вцепилась в предплечье и рвану-
ла его в сторону. Высокий наседал с другой стороны, держа руку под курт-
кой, на уровне пояса.
   В вытянутом, как колодец, дворе никого  не  было.  Железные  лестницы
опутывали по периметру обшарпанные стены. Воняло помойкой.
   - Что тебе Мишка сказал? - длинноголовый вынул из-под куртки  руку  с
"БОЛЬШОЙ" и приставил ствол к голове Лешего. "ТТ", -  определил  тот.  -
Курок не взведен". На все про все у него было меньше минуты. Рывком  ос-
вободив руку, он писанул коренастого по шее,  тот  сразу  отпустил  его,
схватился за рану и, страшно хрипя, опрокинулся навзничь. Длинный дернул
пальцем, безуспешно пытаясь нажать спуск. Его он  ударил  в  распахнутый
вырез куртки. Как он и предполагал, пластмассовая ручка взмокрела, стала
скользкой и, если бы не петля, выскользнула бы из рук.
   Нагнувшись, Леший вытер руки и нож о землю и тут же загреб это  место
ботинком. В подворотне послышались голоса. Он бросил нож в  сторону  му-
сорных баков и неторопливым шагом пошел на улицу, разминувшись  с  двумя
толстыми тетками: Одна впилась в него цепким, запоминающим взглядом;  Он
втянул голову в плечи и отвернулся: Через минуту сзади раздался  отчаян-
ный женский Визг.
   Не ускоряя движения, Леший перешел улицу, свернул за угол, сел в  ав-
тобус и, проехав три остановки, вышел; его била нервная дрожь, и хотя он
понимал, что привлекать постороннего внимания нельзя,  но  непроизвольно
оглядывался, отряхивал одежду. Потирал руки; будто пытаясь  стереть  то,
что может на них оказаться. Так не избавишься от улик:  надо  раздеться,
сжечь все вещи, выкупаться, постричь ногти, потереть пальцы щеткой.
   Он впервые заделал "мокруху", да еще двойную, хотя пару раз в молодые
годы приходилось резать оборзевших рогометов, но сейчас спрос будет сов-
сем другой... И надо же было вляпаться: баба его срисовала  и  наверняка
даст точные приметы, кто-то мог видеть, в какой он  сел  автобус,  менты
прочешут маршрут, окружат прилегающие улицы... Ему  некуда  идти,  и  он
обязательно попадется в расставленную сеть со всеми невидимыми, но легко
выявляемыми пятнышками, брызгами и потеками крови... А если еще остались
отпечатки на ноже... Хоть он и потер ручку о землю, но все мог  не  сте-
реть, да когда бросал, схватился за лезвие...
   Словно запутывая следы, он петлял по Нахичевани, лихорадочно  обдумы-
вая, что делать... Идти к своим нельзя - Север сразу расспросит: "А  как
ты в ИВС оказался? За что попал? Да почему выпустили? Из-за чего с этими
двумя схлестнулся?" Ничего не сказать еще опасней: кто-то же  "Колерова"
сдал! Хер его знает, где бродит информация о нем да  где  она  выплывет!
Одно дело, если ты сам про все рассказал, тогда можно отбрехиваться, вы-
ворачиваться, любое фуфло гнать. А вот если промолчал - тогда  все  схо-
дится, значит, ты и есть ментовская "наседка"! Нет, в такой ситуации мог
помочь только один человек...
   Из ближайшего автомата Леший набрал номер мобильного  телефона  Лиса.
Тот ответил почти сразу:
   - Слушаю.
   - Это Петруччо, - глухо произнес он в  тяжелую,  замызганную  сотнями
рук трубку. - Я врюхался покрупному. Нужно встретиться.
   - Слушаю, - напряженным тоном повторил курирующий офицер, и Леший по-
нял, что вокруг него находится много людей и спрашивать то, что  следует
спросить в подобных случаях, он не может.
   - Приезжай на Девятую линию, там пустырь перед грузовым портом.  Зна-
ешь?
   - Да. Слушаю.
   - Я там буду. Сейчас иду туда и буду ждать. Как увижу тебя - сам вый-
ду.
   - Понял.
   Леший повесил противно исходящую короткими гудками трубку.
   По крутой, вымощенной булыжником улочке он двинулся к реке. Справа  и
слева теснились, наезжая друг на друга, мелкие  саманные,  шлакоблочные,
реже кирпичные домишки, возведенные по старым, запретительным  советским
стандартам: жилая площадь не больше шестидесяти метров, высота до конька
крыши - не выше шести.
   Район считался непрестижным, землю никто не  выкупал,  нового  строи-
тельства не велось. Кое-где выбитые окна и  провалившаяся  крыша  свиде-
тельствовали о смерти или переезде хозяев. Спустившись к пустырю.  Леший
забрался в один из заброшенных домов и сел на корточки, так  что  только
лоб и глаза возвышались над треснутым кривым подоконником. В этой типич-
ной для бывалого зека позе, экономящей силы на пеших  этапах  и  в  часы
ожидания вагонзака, он был готов просидеть сколько понадобится.
   Перед глазами расстилалась пустошь с наполовину  разворованной  горой
щебенки, несколькими фундаментными блоками и  беспорядочно  раскиданными
кучами мусора. Через месяц все это скроет бурно растущий бурьян. За пус-
тырем ржаво рыжел забор грузового порта, за ним торчали портальные и ба-
шенные краны, виднелись краешки стоящих под загрузкой барж. Заезд в порт
осуществлялся с другой улицы, здесь транспорт почти не ходил, и гул  мо-
тора сразу вызвал у Лешего настороженность.
   Мимо медленно, раскачиваясь на ухабах мостовой, как кораблик на  вол-
нах, прокатилась серая "Волга". За рулем Леший рассмотрел силуэт курато-
ра, прикинув осадку машины, он понял, что больше в  ней  никого  нет.  И
следом вроде бы никто не ехал, хотя это ни о чем не говорило:  если  Лис
решил его сдать, то менты подберутся незаметно, так и не поймешь - отку-
да выскочили. Да он и сам прекрасно справится...
   Подождав, пока "Волга" достигнет пустыря. Леший вылез из своего  убе-
жища и двинулся следом. Несколько раз он оглянулся, но  ничего  подозри-
тельного не заметил.
   - Чего головой вертишь? - насмешливо встретил  его  выглядывавший  из
машины Лис. - Или ждешь кого?
   Леший безошибочно понял, что тот ничего не знает. Конечно, Лис  ушлый
опер и умеет блефовать, как никто, но за долгие годы  совместной  работы
агент и куратор входят  в  столь  тесный  психологический  контакт,  что
чувствуют не только настроение, но и биоволны друг друга. Сейчас от Лиса
исходила обычная волна расположенности и спокойной уверенности, а от Ле-
шего - поток сомнений, растерянности и страха.
   - Думаешь, за тобой следят? - на этот раз в вопросе не было насмешки.
- Садись в машину...
   Леший рассказал все за пятнадцать минут. От того момента, как  Печен-
ков вошел в камеру, и до того, как он сам, слыша за спиной женские  кри-
ки, вышел из проходного двора. Лис слушал молча, не перебивая и не зада-
вая вопросов. Взгляд его, как всегда, ничего не выражал.
   Когда Леший закончил, он вдруг ощутил, что повис над  пропастью.  Лис
был очень надежным партнером, он никогда не подводил и всегда вытаскивал
из любых передряг. Но это было связано с заданиями, которые  опер  давал
своему агенту. А убивать этих двоих Лис ему не поручал. И ни  один  мент
не обязан покрывать двойного убийцу...
   Возникла томительная пауза. Они молча смотрели друг на друга, и  каж-
дый знал, о чем думает другой. По идиотским  ведомственным  инструкциям,
Лис обязан был воспитывать агента в духе соблюдения ранее социалистичес-
кой, а теперь неизвестно какой законности, удерживать его от  совершения
преступлений, больше того, использовать для разложения уголовно-преступ-
ной среды и перевоспитания ее членов.
   Иными словами, активный член воровской общины  в  ранге  жулика  Клоп
должен был не только уклоняться от всех  предлагаемых  ему  сотоварищами
"дел", но и активно пропагандировать честный трудовой образ жизни.  Нап-
ример, Север посылает его с Силком на верную кражу по хорошей наводке, а
он в ужасе вытаращивает глаза, отмахивается руками  и  говорит  примерно
следующее:
   - Что вы, братья, разве можно воровать? Это нехорошо,  не  по-христи-
ански... Да и не по закону, опять же! Давайте лучше сдадим  общак  госу-
дарству, а сами устроимся грузчиками в речной  порт  и  заживем  честной
трудовой жизнью!
   Совершенно очевидно, что после такой репризы его бы в  лучшем  случае
посчитали за бельмондо, а в худшем - поставили на ножи, как  ссучившего-
ся. Ясно также, что ни в том, ни в другом случае агент не  добыл  бы  ни
одного грамма интересующей уголовный розыск информации, да и  вообще  не
принес бы никакой пользы. Оперативники отчаянно матерились в адрес авто-
ров дурацких приказов, в запале называя их нехорошими словами и  выражая
сомнение в их профессиональной и  умственной  полноценности.  И  глубоко
ошибались.
   Те, кто составлял такие инструкции, и те, кто их утверждал, вовсе  не
были настолько дремучими идиотами, чтобы всего этого не  понимать.  Они,
как правило (хотя это правило, как и все другие, знает  немало  исключе-
ний), прошли все ступени оперативной работы и прекрасно знали: чтобы ус-
пешно "освещать" уголовную среду, агент должен вращаться в  ней.  Прово-
дить время с босяками, дружить с ними, пить водку и курить анашу, участ-
вовать в преступлениях... Но одно дело - все это знать, а совсем  другое
- санкционировать совершение преступлений в интересах оперативной  рабо-
ты! Тут нужна немалая смелость: а вдруг депутатская комиссия  по  закон-
ности заглянет в этот приказ, или куратор из правительства,  или  проку-
рор, или журналисты пронюхают да понесут по всему свету...
   Ведь депутаты, члены правительства, прокуроры да журналисты далеки от
реалий оперативной работы, они-то как раз и не знают, что провалить  во-
ровскую шайку способен именно вор, а не передовик производства, отличный
семьянин и хороший спортсмен, на которых долгие десятилетия ориентирова-
лась отечественная идеология. Да и знать этого не  хотят,  считают  ниже
своего достоинства вникать в "подлое ремесло". А вот спросить могут!
   - Вы что, товарищи дорогие, с ума сошли? Вы же официально  разрешаете
преступл