ронажа...
   - Справка психологической характеристики объекта готова?
   - Да.  Характер  ровный,  спокойный.  Замкнут,  круг  общения  ограничен.
Расширять его не любит. Выраженных интересов и пристрастий не  отмечено.  Не
женат. Элементы сентиментальности. Любит собак. Живет уединенно в загородном
доме, пятнадцать километров от Лондона.  В  последнее  время  усилил  охрану
усадьбы. Год назад  лечился  от  невроза.  По  праздникам  навещает  мать  в
Ноттингеме. Раз в год посещает могилу отца. Три-четыре раза -  могилу  лорда
Колдуэлла.
   В прозрачных глазах руководителя СВР мелькнуло  удовлетворение.  Операция
"Доверие"  строилась  на  психологии.  Комплексы,  чувство  признательности,
сентиментальность - это как раз то, что нужно. Но выражение лица  начальника
Управления "С" вызывало сомнение  в  том,  что  он  способен  разбираться  в
тончайших движениях души.
   - Как  вы  считаете  возможным  использовать  эти  качества  объекта  для
нейтрализации возможного влияния американцев? И, главное, для решения нужным
образом интересующей нас проблемы?
   - Ну... Гм...
   Золотарев ненавидел такие минуты и тех, кто заставлял  его  почувствовать
свою интеллектуальную неполноценность. К счастью, это  происходило  нечасто:
обычно уровень поставленных задач оказывался вполне  доступным.  Потому  что
те, кто их ставил, также не отличались особой высоколобостью.
   - Путем направления к нему Карданова и проведения вербовочной беседы...
   Поликарпов поморщился.
   - Вот так в лоб? Тогда  можно  послать  кого  угодно.  Только  английский
джентльмен в подобной ситуации поступит однозначно - вызовет полицию!
   Начальник Управления "С" вспотел. Ошибиться было нельзя - слишком  высоки
ставки. Потому что объектом операции  "Доверие"  являлся  Линсей  Джонсон  -
ведущий экономический эксперт МВФ, от которого зависело, получит  ли  Россия
крайне необходимые ей кредиты.
   - Разрешите подумать, товарищ генерал-полковник?
   - Думайте, - еще раз поморщился директор. Он не любил солдафонства.
   - А мне пришлите подполковника Яскевича.
   - Есть! - сказал Золотарев и встал. Он чувствовал себя так, будто  только
что получил звонкую оплеуху.

   * * *
   - Странно, - задумчиво сказал Алексей Иванович,  вертя  пустую  фляжку  с
овальным отверстием под содранным лоскутом кожи. - Почему же она  не  прошла
насквозь?
   Они сидели в комнате у Макса, за столом в тарелках  краснели  обглоданные
кости грилевой курицы, на донышке бутылки еще оставалось около  ста  граммов
водки.
   - Ну-ка дай! - протянул руку Спец и внимательно осмотрел пробоину.  Потом
встряхнул фляжку, услышав звук  болтающегося  внутри  предмета,  усмехнулся,
отвинтил крышку и вытряхнул на ладонь небольшую никелево  блестящую  пулю  с
косыми черными вмятинами от нарезов.
   - Фляжка была полной, - не то спросил, не то сообщил Спец.
   Макс кивнул.
   - А выстрел глухой, с огнем и дымом. Макс кивнул еще раз.
   - Откуда вы знаете?
   Спец улыбнулся еще шире. Ему было приятно это удивление. В конце  концов,
он был учителем, а Макс учеником.
   -  Замкнутое  пространство,  заполненное   жидкостью,   -   это   готовый
гидравлический пулеулавливатель. Но  очень  тонкий,  нормальный  выстрел  не
выдержит. Тебе повезло: старый патрон, может быть, еще военных лет,  у  него
уже не та энергия... "ПСМ", "ПМ" отправили бы тебя на тот  свет.  Не  говоря
про "ТТ", "парабеллум" или современные модели...  А  тут  удачно  сошлось  -
фляжка и древний "вальтерок"... Судьба!
   Он перестал улыбаться.
   - Только зря ты их всех не перемочил! Тогда бы отстали  -  или  навсегда,
или на долгое время. Смотря чего хотят...
   - Хотят они узнать, где чемоданчик с деньгами, - сказал Веретнев.
   Спец вопросительно поднял бровь.
   - Кто-то ищет Евсеева, - пояснил бывший разведчик. -  Идет  по  пятам,  в
спину дышит. Уже, наверное, получил фотографию яхты. Как думаешь, Макс?
   - Похоже...
   - Зря не перемочил,  -  повторил  Спец.  -  Ну  да  можно  проехаться  по
больницам, найти этого хмыря со сломанной рукой да расспросить...
   Веретнев успокаивающе похлопал его по плечу.
   - Остынь. За тобой уже нет штурмовой роты. А у этих ребят и головорезы  и
"стволы"... Надо не счеты сводить, а дело делать. Я свой план вам  сказал...
Давайте решать.
   - План-то хороший, но... Деньги, документы прикрытия, оружие...  Где  все
это взять?
   Макс задумчиво побарабанил пальцами по столу.
   -  Черт  его  знает!  -  Савченко  развел  руками.  -  У  меня  и  нашего
загранпаспорта никогда не было!
   - А как же... - начал было Слон, но усмехнулся и замолчал.
   - Да вот так! Отсюда спецрейс, а там мы документы не  предъявляли...  Там
совсем другое требовалось...
   - Хорошо бы пивка, - сказал Веретнев,  с  сожалением  рассматривая  почти
пустую бутылку.
   - Сейчас чай заварю. - Макс встал и прошел на кухню. - А водку я не буду,
можете допивать.
   - Я тоже не буду, -  присоединился  к  нему  Савченко.  Алексей  Иванович
оживился.
   - Ну, тогда...
   Остатки сорокаградусной  жидкости  перелились  в  стакан,  а  оттуда  без
задержки - в желудок Веретнева.
   - Теперь другое дело, - довольно сказал он. - Вроде и немного добавил, но
зато норма выбрана и душа спокойна...  А  фляжку  можно  аккуратно  запаять,
кожицу на место приклеить, ничего и видно не будет.  Зато  какой  счастливый
талисман. И удобно, опять же...
   - Эй, Максик, ты что, поругался с Машей? - крикнул Слон в сторону  кухни.
И поскольку ответа не последовало, пояснил Спецу:
   - То у нее жил, теперь съехал. Я ей позвонил - трубку бросила...
   - Оно тебе надо, чужое горе? - поморщился Савченко. -  Лучше  думай,  что
делать!
   - В шестьдесят восьмом я закладывал тайник в Рексемском лесу, в Уэльсе, -
прежним обыденным тоном  продолжил  Алексей  Иванович.  -  Три  пистолета  с
глушителями - "люгер" и два больших "вальтера". Подозреваю, что для боевиков
ИРА8, - мы в то время их очень поддерживали... Да и связник  был  из  ихних.
Перетрусился тогда, чуть не поседел: если бы провалился, и иммунитет  бы  не
помог - от пули-то нет иммунитета! А за поддержку террористов  вполне  могли
пристрелить на месте...
   Веретнев тяжело вздохнул и замолчал.
   - И что? - не выдержал Спец.  Макс  тоже  заинтересованно  выглядывал  из
кухни.
   - Заложил нормально, а сигнал о закладке никто не снял. И второй  раз,  и
третий... Доложил  в  Центр  -  в  ответ  молчание,  никаких  дополнительных
указаний. Ну, мне-то что: баба с воза  -  кобыле  легче...  Потом  прочел  в
газетах: связнику моему вкатили пожизненное.
   -  Значит,  тайник  так  и  лежит?  -  напрямую  спросил  неприученный  к
дипломатии Спец.
   - Скорей всего да. Если его никто случайно не обнаружил...
   - А найти сможешь? Веретнев почесал в затылке.
   -  Тридцать  лет  прошло...  Хотя  все  накрепко  в   память   врезалось.
Попробовать можно...
   - А насчет денег и  документов  у  меня  есть  идея,  -  сказал  Макс.  -
Попробуем проехаться за казенный счет...

   Глава 4
   ЛИЧНЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ ПРЕЗИДЕНТА
   Может, так совпало, что это оперативное совещание Ершинский собрал в  тот
же  день,  когда  Фокин  доложил  ему  материалы  основных   находящихся   в
производстве дел.  Взрыв  на  Ломоносовском  -  подозреваемых  нет,  ведется
оперативная работа по установлению виновных. "Консорциум"  -  имеется  лицо,
подлежащее  привлечению  к  уголовной  ответственности:   начальник   Службы
безопасности Илья  Атаманов.  Необходимо  производство  обысков,  задержание
подозреваемого,  интенсивная  следственно-оперативная  работа  с  ним,   что
позволяет доказать незаконную продажу за рубеж стратегических  технологий  и
массовую  скупку   важнейших   народно-хозяйственных   объектов   Российской
Федерации. На что  он  и  испрашивает  санкции  у  своего  непосредственного
начальника. Дело было утром, Ершинский тяжело глянул на  него  и  ничего  не
ответил, а после обеда собрал личный состав следственного комитета.
   Обычно генерал сидел в президиуме,  его  окружали  заместители,  сюда  же
приглашались и начальники  трех  основных  отделов.  Но  сегодня  начальники
отделов сидели в зале  вперемежку  со  следователями  и  прикомандированными
оперативниками.
   Открыл совещание сам Ершинский: сделал беглый обзор дел,  которые  и  так
были  всем  хорошо   известны,   поставил   очередные   задачи,   подчеркнул
напряженность   внешней   и   внутренней   обстановки,   требующей    особой
бдительности,    взвешенности    принимаемых    решений    и    политической
дальновидности. У Фокина зашевелились нехорошие предчувствия, а когда  слово
взял первый зам начальника СК полковник Поварев, он понял,  что  сейчас  они
оправдаются.
   Потому что Поварев выполнял за Ершинского всю грязную работу,  причем  не
по необходимости, а с удовольствием.
   - Товарищи офицеры, - торжественно начал полковник. Его красное  мясистое
лицо всегда выражало смесь недовольства и отвращения, будто кто-то сунул под
картофелеобразный пористый нос кусочек дерьма. Но  сейчас  вид  у  него  был
удовлетворенный, из чего следовало, что много дерьма будет вылито на кого-то
из присутствующих.
   - Быстрое и качественное расследование  уголовных  дел,  возбужденных  по
фактам особо опасных, привлекающих всеобщее внимание преступлений,  является
основной служебной задачей следственного аппарата...
   В  зале  откровенно  скучали.  Сам  Поварев  не  расследовал  ни   одного
уголовного дела,  он  работал  в  идеологическом  управлении,  а  после  его
расформирования переведен в следственный  комитет.  Но  навыки  выявления  и
разоблачения инакомыслящих сами по себе атрофироваться не могли.
   - ...вместо этого майор Фокин предпринял попытку задержания человека,  не
имеющего никакого отношения к этому взрыву,  мало  того  -  нашего  коллегу,
сотрудника внешней разведки!
   Десять минут краснолицый полковник обличал Фокина за  неумение  оценивать
доказательства,  находить  контакт  со  свидетелями,  организовывать  работу
подчиненных. Потом незаметно перешел к главному.
   - Это не отдельный просчет товарища  Фокина.  Расследуя  дело  о  продаже
Ирану стратегических технологий,  он  забыл  про  принцип  всесторонности  и
сконцентрировался на одном объекте - концерне "Консорциум", в  котором  тоже
работает немало наших бывших коллег... Если он  и  дальше  пойдет  по  этому
неверному пути, то стране может быть причинен колоссальный  экономический  и
даже политический ущерб...
   Фокин встал.
   - Разве вы читали дело,  товарищ  полковник?  С  ним  я  знакомил  только
начальника комитета. Или вам просто нужен повод против меня?
   Но борца с диссидентами сбить с мысли было не так-то просто.
   - Сядьте, товарищ Фокин,  вам  слово  не  предоставляли!  Надо  соблюдать
субординацию!  Вам  грех  жаловаться  на  необъективное  отношение:  комитет
выделил вам квартиру! Причем двухкомнатную на семью из двух  человек!  В  то
время как многие товарищи еще стоят в длинной  очереди  и  не  имеют  своего
угла!
   - Это точно! - поддержал Поварева второй зам - подполковник Коршунов.
   - Работа майора Фокина всегда оценивалась по заслугам, так что ему  не  к
лицу рядиться в тогу обиженного. Надо прислушиваться к критике и  делать  из
нее выводы.  А  поза  правдоискателя  препятствует  нормальной  повседневной
работе.
   Потом выступили еще несколько заранее подготовленных ораторов:  начальник
отдела по  расследованию  дел  о  преступлениях  иностранцев  Брюханов,  два
следователя из его отдела и  один  оперативник.  Они  прямо  не  критиковали
Фокина,  но  призывали  повысить  качество  расследования  и   покончить   с
псевдопринципиальностью и ложно понимаемыми ценностями.
   Завершил совещание Ершинский, который выразил надежду,  что  майор  Фокин
сделает выводы из товарищеской критики.
   Когда Фокин выходил из зала, он чувствовал себя  так,  будто  его  облили
помоями.

   * * *
   Лобан и  Догоняйло  сидели  в  "Попугае"  до  самого  упора.  Уже  выпито
несчетное число порций "Оранжевого пера"  -  коктейля  из  водки  с  фантой,
съедено несколько  килограммов  толстенных  фирменных  отбивных,  затеяны  и
победно завершены три драки... Друзья по очереди сводили в мужской туалет  и
отминетили в кабинке Верку-Щеку, получили долг с неудачно зарулившего в  бар
Рыжего, договорились назавтра отмазать от кавказцев за  пятьдесят  процентов
солидного Торгаша. Отдых перемежался с делами, дела  -  с  отдыхом.  Словом,
вечер шел хорошо. Но настроение у Лобана было скверным.
   - Слышь, Сашок, неспроста Татарин с Мазом копыта  отбросили!  Зуб  даю  -
неспроста! Из-за той бабы на Волгоградке все это...
   Лобан попытался допить очередной коктейль, но в него уже не лезло. Он  не
понимал, что именно не лезет - то ли водка, то ли фанта.
   - Ты ж сказал - хорошая баба! - Приятель перекосил рот и  выпятил  нижнюю
губу, что означало крайнюю степень удивления.
   - Нет уж! Знал бы, чем кончится, - никогда бы на нее  не  полез...  Да  и
вообще не подписался бы на это дело!
   Лобан  стукнул  высоким  стаканом  об  стол,  часть  оранжевой   жидкости
выплеснулась наружу, залив грязный пластик с кучками сигаретного пепла.
   - Чего ты дурью маешься? - Догоняйло еще сильней перекосил рот. - При чем
одно к другому?
   - Да притом! Нас трое было: мы с Мазом внизу, да Татарин на улице  стоял!
А теперь Маз и  Татарин  в  земле,  и  какой-то  лось  заходил  пару  раз  в
"Миранду", меня спрашивал. Чую, скоро и мне пиздец!
   Лобан вытер ладонью мокрое лицо. Впрочем, ладонь тоже была мокрой и пахла
чем-то гадким. Наверное, оттого, что он не удержался и залез Верке в трусы.
   - Чо ты гонишь? -  удивился  Догоняйло.  -  У  Татарина  в  мозгу  что-то
лопнуло, а Маз три штуки закрысятил, за это его Савелий и пришил!  Слышь,  а
он крутой, Савелий... Ему человека завалить ничего не стоит! И бригаду  себе
подобрал -  дай  боже...  Конченые  отморозки,  голодные,  злые...  Если  он
прикажет, любого на куски порежут! Его, по-моему, сам Директор побаивается!
   - Чую я, Сашок, чую! Нутро подсказывает - за ту бабу! - Лобан тер  ладонь
о стол и нюхал, снова тер и опять нюхал.
   - Совсем у тебя крыша едет! - махнул рукой Догоняйло.  -  Чего  дальше-то
делать будем?
   Когда бармен Миша в четырнадцатый раз неизменно вежливым и ровным голосом
напомнил им, что уже начало первого ночи, что заведение закрывается и в зале
давно уже никого не осталось, Лобан вскинул голову и вонзил в  него  бешеный
взгляд.
   - Ты, гов-в-вно, хочешь, я тебя счас зарежу?! Миша остолбенел,  лицо  его
стало мертвенно-белым.
   - Ладно, ладно, не волнуйся, - Догоняйло обнял дружка  за  плечи.  -  Все
равно делать тут больше нечего... Пойдем погуляем!
   Бармен незаметно испарился, гнев  Лобана  угас,  он  тяжело  поднялся  со
стула. Обнявшись, кенты направились к выходу. Протаранив какой-то непонятный
стол и  непонятную  бабу  со  шваброй,  они  громыхнули  стеклянной  дверью.
Вывалились  на  улицу.  Зашибись.  Догоняйло  тут  же  развернулся  лицом  к
заведению и расстегнул брюки, чтобы отлить на дверь.
   Но Лобан не дал. Потому что "Попугай" был его любимым баром, и не было  в
мире места лучше и роднее, точно так же, как и не было песни лучше и  роднее
этой... как ее...
   - Потому что нельзя-ааа! - взвыл Лобан дурным голосом.  -  Потому  что...
Нельзяаа!! Потому что нельзяаа...
   Он сделал паузу, чтобы прикурить.
   Когда сигарета, воткнутая не  тем  концом,  наконец  зажглась,  Догоняйло
вступил вместе с ним:
   - ...Быть каар-рррасивой такооой!!!
   Они шли и распевали в две глотки, качаясь из стороны в  сторону.  Пугнули
тетку с сумками, торчавшую на остановке.  Остановили  влюбленную  парочку  у
магазина. Пока Догоняйло катал ногами парня, Лобан припер девушку к стенке и
сделал ей  интеллигентное  предложение.  Наверное,  предложение  не  прошло,
потому что он помнил, как бил ее по щекам, как  она  вырвалась  и  бросилась
бежать, а он свистел и улюлюкал вслед.
   Потом они с Догоняйло снова шли по улице, вперед и  выше,  все  вперед  и
выше. Они были гордые, смелые и сильные. Потому что улица принадлежала им, и
город принадлежал им, и страна тоже  принадлежала  им.  Они  были  хозяевами
своей страны. И хозяевами жизни.
   - Там лох какой-то сзади тащится, - сказал Догоняйло. - Один.  Давай  его
сделаем? Лобан согласно кивнул головой:
   - Давай. Пусть знает, сука, где ходить.
   Они  синхронно  развернулись  на  сто   восемьдесят   градусов,   красиво
развернулись, как в кино, и пошли навстречу неизвестному лоху. Лобан  сперва
засомневался,  поскольку  лох  оказался  громадным  мужиком,  не  вызывающим
желания затевать с ним драку.
   Но Догоняйло уже выдвинулся вперед,  надевая  на  руку  тяжелый  шипастый
кастет, и Лобан, следуя приемам нехитрой тактики уличных драк, стал обходить
мужика справа.
   Тот остановился. Внимательно посмотрел на друзей.
   - Здорово, ребята, - сказал он низким глуховатым голосом.
   - Здорова моя корова, - остроумно ответил Догоняйло, подступая вплотную.
   Лобан аж зашелся от смеха, аж за живот схватился. Но смотрел внимательно:
Догоняйло мастерски работал кастетом. Раз! -  и  тыква  потекла  или  совсем
лопнула... А глупый мужик стоял себе, как баран, явно не  понимая,  что  его
ждет.
   - Кто из вас Лобанов? - спокойно спросил он. До  Лобана  не  успел  дойти
смысл фразы. Он увидел, как Догоняйло и этот мужик одновременно дернулись, и
в следующее мгновение раздался отчетливый  тошнотворный  хруст.  Но  хрустел
почему-то не череп, а - рука. Рука Догоняйло. Мужик держал ее за предплечье,
аккуратно сворачивая кисть, в то время как  сам  Догоняйло  корчился  где-то
внизу, захлебываясь в утробном вое.
   - Ты - Лобан? - Мужик встряхнул неестественно вывернутую руку.
   - Нееееее... - провыл Догоняйло.
   Мужик  отпустил  кисть  и  взмахнул   ногой,   будто   пенальти   пробил.
Бесформенная фигура отлетела к мусорным  бакам  и  распласталась  на  мокрой
мостовой.
   - Здорово, Лобан! Я тебя давно ищу...
   Мужик медленно надвигался, буравя его маленькими медвежьими глазами. Всем
своим обликом он напоминал разъяренного, поднятого из берлоги медведя.
   Лобан сунул руку в карман. Стволов они с собой не брали: зачем стволы  на
отдыхе? А вот перо он всегда таскал, на всякий случай.
   Раздался  щелчок,  выкинулось  из  потного  кулака  мутное   лезвие,   но
уверенности не  прибавило:  все  равно  что  с  обрезом  одностволки  против
танка...
   - Брось! - приказал мужик страшным голосом. И Лобан бросил свою последнюю
надежду.
   - А ты не такой дурак,  как  кажешься,  -  похвалил  мужик,  и  у  Лобана
появилась надежда, что все обойдется. - Пойдем, поговорим по душам...
   Железная рука вцепилась  в  подмышку,  вздернула  слегка  и,  как  крюком
подъемного крана, потащила на  огороженный  квадрат  стройки.  Лобан  скосил
глаза вверх. Огромный мужик разглядывал его  с  отстраненной  брезгливостью,
как филин прижатую когтистой лапой крысу.
   - Слышь, возьми бабки. -  Пошарив  за  отворотом  куртки,  Лобан  вытащил
несколько смятых стодолларовых купюр. - Если мало, я еще принесу...
   Рука с  деньгами  судорожно  шарила  по  кожаному  боку  мужика.  Но  тот
предложением не заинтересовался.

   Братва знает, что признаваться нельзя никогда и ни в чем. Но сейчас Лобан
нарушил это непреложное правило.
   Да. Да. Он все вспомнил. Да. И как рвал ей волосы, когда вместе  с  Мазом
тащил в бойлерную. Да. Белый полушубок. Она не успела закричать. Да. Били по
спине, груди, животу, он сам и бил. Нет, он не помнил, сколько раз. В почки.
Да. В солнечное сплетение. Да, это он говорил ей: "На мужниных кишках висеть
будешь". Да. Да. Он снял колготки, трусы, сапоги...  Да.  Он  первым,  потом
Маз... Да...
   Да. Лобан многое вспомнил. Каждое "да" сопровождалось тяжелым, как молот,
ударом. В темноте пустыря лицо мужика казалось ужасающей маской смерти.  Да.
Да. Да. Лобан каждый раз падал в грязь, и каждый раз он