Еще бы! "Жужжать иль не жужжать? Во бля, в чем заморочка! Не в  падлу
ль быть отбуцканным судьбой. Иль все же стоит дать ей оборотку..." В та-
кой интерпретации монолог Гамлета переварить  сможет  далеко  не  каждый
умственный желудок.
   - Я же это для юмора сделал, - оправдывался Гена. - Ну показать,  ко-
нечно, что "музыка" - это не набор слов, а настоящий  язык,  иначе  ведь
никакой перевод невозможен... Но в основном для смеха. А оказалось,  что
внимания привлекло куда больше, чем серьезные работы. Обидно...
   Когда оперативники перехватывали особо изощренно написанные  малевки,
их несли к Гене, и не было  случая,  чтобы  "ксива"  или  "постановочное
письмо" остались нерасшифрованными. И сейчас Лис положил перед ним  лис-
ток с выписками из давних оперативных материалов.
   - В словарях про "Шамилю" ничего не нашел, - сказал Коренев,  на  что
Соколов возмущенно замахал руками.
   - Вы знаете, что это за словари? Грош им всем  цена!  Когда  началась
гласность, с книжек НКВД гриф секретности  поснимали,  вот  и  появились
первые словари - двадцать седьмого года, тридцать второго... А потом все
бросились их переписывать! Семьдесят лет прошло, целая жизнь, речь много
раз менялась, одни слова вообще ушли, другие изменились, третьи вошли  в
бытовой обиход... А они все по тем древним книжкам лепят! "Козлятник"  -
вор, обучающий молодежь... Да сейчас воры за такое слово на ножи  поста-
вят!
   - Ну а по этой бумаге что скажешь? - Лис деликатно подтолкнул специа-
листа к сути дела.
   Гена в очередной раз взял в руки листок и внимательно вчитался.
   - Этот, первый, здорово "феню" знает, - повторил он, имея в виду  Ще-
кова. - Чувствуется старая закалка. На Шамиле кататься - это что-то  не-
хорошее... Сейчас я пороюсь...
   Он принялся перебирать стоящие в застекленном шкафу многотомные  сло-
вари русского языка разных лет и изданий.
   - А насчет жорика... Там с большой буквы было написано?
   Лис помолчал, вспоминая.
   - Не поймешь как... После точки.
   - Никакое это не имя. И не мелкий хулиган, как в словарях  объясняют.
Это молодой вор, младший подельник. Еще говорят гаврик.  Когда-то  давно
называли - полуцвет.
   В наступившей тишине шуршали страницы. Соколов азартно  листал  спра-
вочники, с таким азартом Лис идет по следу, особенно когда добыча  близ-
ка. У каждого свой поиск...
   - Вот она! - торжествующе объявил Соколов. - "Шамиля" - на  сибирском
диалекте метла! Кататься на метле - убирать зону. По зековским  правилам
- западло... Кто катается на метле, тот уже никогда в почете  не  будет,
так и останется на низших ступенях арестантской жизни. Но ваш автор уве-
рен, что, несмотря на это, поднимет его, потому что его слово в том мире
много значит.
   - Это я понял.
   - А второй автор жаргоном не владеет, это сразу видно.  И  еще...  Он
говорит про какого-то умного соучастника. Настолько умного, что они  его
не выдали. А прозвище называет - Карась!
   - Ну и что? - удивился Коренев. - Мало ли какие есть  кликухи!  Меня,
например. Лисом кличут!
   - А то! Лис дело другое... А вот Карась - погоняло позорное.  Карасем
пьяных, называют, лохов бестолковых, дружинников,  милиционеров.  Умного
человека, которого уважают, никогда так не назовут!
   В мозгу у Лиса будто что-то щелкнуло. Рогалев работал на уборке  тер-
ритории - катался на Шамиле! Он был самым младшим подельником,  жориком!
Значит, это он придумывал планы главарю "Призраков", за  него  собирался
"бросать подписку" Щеков, он изобрел мифического шестого! Причем неудач-
но выбрал для него кличку! Рогалев -  мозговой  центр  банды,  хранитель
оружия... Перенесший в сегодняшний день многие черты "Призраков",  кото-
рые воплотились в почерке банды  Колдуна!  Рогалев  связан  с  Колдуном!
Или...
   Лис возбужденно вскочил.
   Рогалев и есть Колдун?!!
   - Спасибо, Гена, с меня пузырь!
   Спешно попрощавшись с Соколовым, он выбежал на улицу, вскочил в "Вол-
гу", быстро вставил ключ зажигания. В сознании выстраивались все новые и
новые факты, подтверждающие его версию.
   Визитные карточки Колдуна напрямую заимствованы у "Призраков"...  Не-
существующий четвертый соучастник, придуманный Печенковым, повторяет ход
Рогалева в той давней истории! У Колдуна и у "Призраков" один преступный
почерк!
   Мотор взревел, и Лис с силой вдавил педаль газа.

                                 * * *

   Дело о происшествии в поезде Кисловодск - Москва получило широкую ог-
ласку и даже попало на страницы центральных газет. Причем в одной публи-
кации Трофимов и Бабочкин  выглядели  героями,  решительно  пресекавшими
действия распоясавшихся хулиганов, а в другой - хулиганами, открывшими в
пьяном угаре стрельбу по ни в чем не повинным людям. И хотя истина,  как
обычно, лежала посередине, уголовное дело продолжало  методично  пропус-
кать сержантов через бюрократические жернова формальностей и установлен-
ных еще почти сорок лет назад бездушно-казенных процедур.
   Бабочкина машина судопроизводства отрыгнула: фактически он  вел  себя
пассивно, и, кроме разбитых тарелок, вменить  ему  ничего  было  нельзя.
Хватило бы, конечно, и тарелок, но в данном случае они  уравновешивались
сломанными ребрами, а треснутый шейный позвонок даже перетягивал  причи-
ненный вагону-ресторану ущерб. Сержанта  освободили  из-под  стражи,  но
взяли подписку о  невыезде:  впереди,  несмотря  на  смягчающие  обстоя-
тельства, маячила скамья подсудимых.
   Трофимов продолжал париться в изоляторе - на все ходатайства изменить
меру пресечения приходили отказы, очевидно, личность  старшего  сержанта
отличалась повышенной опасностью для общества. Несмотря ни на что,  Тро-
фимов продолжал бороться: виновным себя не признавал, рассылал жалобы во
все инстанции, требовал связи с милицейским  профсоюзом.  Но  на  помощь
никто не приходил: после массовой расправы над многочисленными начальни-
ками, имевшими хоть какое-то отношение к командированию спецконвоя, сер-
жанты стали словно зачумленными, их  немедленно  уволили  из  органов  и
мгновенно забыли об их существовании. О том, чтобы  помогать  виновникам
такого скандала, не могло быть и речи.
   От бесплатного адвоката Трофимов отказался: тот сразу  объяснил,  что
"за так" работают только дураки, и даже если он будет участвовать в про-
цессе, то лишь бы отбыть номер, а на помощь сержант пусть и не рассчиты-
вает. Жена ни разу не приезжала, да  это  и  понятно:  откуда  деньги...
Раньше она работала в санатории ванщицей, потом уборщицей, потом отдыха-
ющих почти не стало, и ее сократили совсем. После его увольнения Валюшка
осталась без средств к существованию: рабочих мест в  агонизирующем  ку-
рортном городке не было. Так что ни передач, ни свиданий, ни  защитника.
Оставалось надеяться на себя.
   - Для пресечения нападения на граждан, угрожающего их  жизни  и  здо-
ровью...
   - Не так. Для защиты граждан от нападения, опасного для их жизни  или
здоровья. Дальше.
   - Для отражения нападения на сотрудника  милиции,  опасного  для  его
жизни или здоровья...
   - Не так.  Когда  его  жизнь  или  здоровье  подвергаются  опасности.
Дальше.
   - Для задержания опасного  преступника,  при  попытке  задерживаемого
сократить дистанцию и дотронуться до оружия, при побеге из-под стражи...
   - Стоп, стоп! Все не так! Для задержания лица, застигнутого  при  со-
вершении тяжкого преступления против жизни, здоровья и  собственности  и
пытающегося скрыться. Вот как правильно! А сокращение дистанции это  во-
обще в следующей статье...
   Иван Иванович мусолил в руке замызганную шариковую ручку и заглядывал
в закон "О милиции". Вначале он записывал ответ Трофимова в протокол,  а
потом комментировал его соответствие букве закона.
   - Какая разница... Разве в словах дело! Он пер на меня, хотел  писто-
лет отобрать... А совком мог голову пополам раскроить!
   - То, что "мог", - нас не интересует. Нас интересует то, что произош-
ло.
   Следователь, в общем, был неплохим парнем: бесплатного адвоката приг-
нал, приносил сигареты, разрешил написать Вальке  письмо,  даже  заверил
доверенность и позвонил в финчасть, попросив деньги,  причитающиеся  под
расчет старшему сержанту Трофимову, выплатить его законной  супруге.  Он
не делал никаких подлянок, не прессовал обвиняемого, не грозил бросить в
общую камеру и не требовал обязательного признания.
   Просто он не понимал чувств, руководивших сержантами тогда в  поезде,
не понимал обстановки скоротечной ночной драки и побуждений, заставивших
Трофимова нажимать на спуск. Может, он не мог этого  понять,  может,  не
хотел. В конце концов, он и не обязан влазить в шкуру каждого обвиняемо-
го, вон их у него сколько...
   - Я стрелял, отражая нападение. И из-за сокращения дистанции. Вот два
основания. Я их назвал. Статья пятнадцатая закона.
   - Ясно. Что сказано, то и записано. На, подписывай! - следователь по-
вернул бланк, чтобы Трофимов мог прочитать текст. - Правильно?
   - Правильно.
   - Вот видишь... Я ведь против тебя ничего не имею... Просто есть уби-
тый, есть раненый, есть уголовное дело. А я следователь.  Вот  я  его  и
расследую. Ты говоришь, я пишу, потом проверяю. А суд уже будет решать.
   Следак стал складывать бумаги в черную папку на "молнии". Сегодня ли-
цо у него шелушилось меньше, чем обычно.
   - Слышь, Иван Иванович... В Железноводске вода есть, источник красоты
называется, если месяц поумываться, лицо как у младенца становится.
   - Что? А... Да нет. Это, наверное, диабет  проклятый.  От  матери  по
наследству перешел. Тут никакая вода не поможет, хоть мой, хоть пей...
   - Валька моя ничего не пишет, не звонит?
   - Не-а... Если бы приехала, я б тебе и свиданку разрешил. В моем при-
сутствии, конечно. Ну ладно, пока. Если надумаешь  какое  ходатайство  -
давай. А то поздно будет, скоро думаю дело в суд направлять.
   Иван Иванович подошел к хлипкой, выкрашенной  унылой  краской  двери.
Напоследок обернулся: не забыл ли чего. Кабинет для допросов представлял
собой узкую, вытянутую, как пенал, комнату. Грязно-серые стены,  зареше-
ченное окно под потолком, стол, привинченные по обе стороны от него  та-
буретки. На одной сидел измученный человек в  мятой  выношенной  одежде.
Бывший сотрудник милиции, а сейчас никто. Больше в  кабинете  ничего  не
было.
   - Сиди, я скажу, чтоб тебя забрали.
   Дверь закрылась. Обычное дело: выводных не хватает, и ходить им  лиш-
ний раз лень, вот и тянут, чтобы сразу двоих вести в корпус.  Приходится
сидеть. Хотя в тюрьме все время сидишь. И ждешь... Вызова на допрос, из-
менения статьи, передачи, суда. А больше всего ждешь освобождения.  Есть
же счастливцы: выходят под расписку, под залог... Но это крутые. Простых
гноят до последнего.
   В семьдесят шестой ментовской камере сидели известный адвокат  и  за-
меститель прокурора, каждый шел по громкому делу о  крупных  взятках,  о
них говорили по радио, изобличали в газетах,  и  что  же?  Когда  шумиха
улеглась, и тот и другой выскочили под залог. Остался сержант,  задушив-
ший с целью грабежа водителя такси, лейтенант, сбивший по пьянке на лич-
ной машине мужа  с  женой,  дознаватель-взяточник,  торговавший  оружием
старшина, двое из ночной охраны, насиловавшие припозднившихся женщин,  и
здоровяк прапор из вытрезвителя, насмерть забивший клиента. Освобождение
им не светит, гадают целыми днями, сколько кому дадут.
   Трофимов в этих разговорах участия не принимает, он себя виновным  не
считает и надеется на оправдательный приговор. Потому сидит в сторонке и
даже беспочвенными фантазиями время убить не может. А  в  тюрьме  нельзя
жить сегодняшним - только завтрашним или вчерашним.
   Вот и вспоминает, как здорово раньше было: приходил  после  работы  к
Валюшке, она ему ванну нарзана напустит, и лежит товарищ сержант,  отмо-
кает. Кожа пузырьками газа покрывается, и расслабляется все внутри,  как
будто не махался с пьяными, не заталкивал задержанных в  "собачник"  ПА,
не замирал сердцем у двери, за которой неизвестно что - в лучшем  случае
нож или топор, а то и ружье...
   Ванна огромная, метра два, он ногами в толстую палку упирается, кото-
рую Валюшка поперек ставит, тут глаз нужен: кто повыше -  тому  подпорку
подальше, и наоборот. Она никогда не ошибалась... И с температурой тоже:
горячую сделаешь - отдыхающий кричит, да и вредно, может сердце  остано-
виться, прохладную - тоже плохо, неприятно, отдыхающий недоволен. А  она
всегда в самый раз угадывала, благодарили ее, специально к ней  норовили
попасть, цветы дарили, духи, конфеты... Валюшке  работа  нравилась,  она
про нее рассказывать любила, да и подарки приносила, в общаге все  зави-
довали: "Опять Валька Трофимова с цветами да конфетами!" Сам-то он этого
не слышал, но жена в красках рассказывала, да еще изображала, какое лицо
было у соседки.
   В нарзанной ванне хорошо лежать, полезно: усталость уходит, мышцы си-
лой наливаются, и шишка начинает подергиваться. Он старался попозже под-
гадать, когда все уйдут: Валюшка тогда двери запирала, халатик сдергива-
ла - и бултых голышом к нему! Понятно зачем... Только  приходилось  воду
наполовину выпускать - они маленькие, так и захлебнуться недолго.
   А после шли в парк гулять, он себе портвешка позволял сто  пятьдесят,
Валюшка мороженое ела, кофе пила...
   - Скоро санаторий дом начнет строить, - как всегда, начинала  мечтать
она. - Я уже давно работаю, да и ты милиционер,  тебе  льготы  положены,
принесешь справку или письмо от начальства... Должны же нам  однокомнат-
ную дать?
   Трофимов знал, что от положенной льготы и справки до квартиры рассто-
яние агромадное, некоторые состариться успели, да все в  очереди  стоят.
Но санаторий - дело другое, тем более если свой дом... Валюшка медработ-
ник, он милиционер. У санаторских-то таких льгот нет. Может,  и  проско-
чит! Надежда была, и перспектива сержанту нравилась.
   Ему только то не нравилось, что жена на голых  мужиков  смотрит.  Она
хоть и маленькая - сто шестьдесят два, не симпатичная, и фигура хорошая.
А тут за день тридцать ванн, ну пусть половина  на  мужиков  приходится.
Тут такого насмотришься!
   - Ну и чудик ты, Вань, - смеялась жена. - Я  же  ванну  подготовлю  и
ухожу, а он пока разденется, потом бултых! Я зайду спросить,  как  вода,
так уже ничего и не видно, только голова торчит. И потом, я  что,  расс-
матриваю?
   - Да, а когда воду выпускать? - заедался он. - Ты заходишь, а он сто-
ит и елдак у него по колено! Сама говорила!
   - Ой, и правда, было такое! - Валюшка всплескивала руками и конфузли-
во хихикала. - Потом девчонкам рассказывала, они не верили! Вот так  ви-
сел, и толстый! Я аж испугалась...
   - Тебе-то чего пугаться, - хмуро говорил он. - Пусть его жена пугает-
ся!
   И будто невзначай спрашивал:
   - А он высокий, этот мужик?
   Сам Ваня из-за низкого роста комплексовал и думал, что у высоких  все
побольше, а значит, и самое главное, что есть у мужчины, тоже покрупнее.
А раз так, то насмотрится Валюшка, соблазнится, да и бросит его к черто-
вой матери!
   - Да не особо и высокий, - отвечала жена, вспоминая. - Как наш  Миха-
лыч. Может, чуть выше.
   Тут Трофимова и вовсе начинало корежить. Михалыч был заведующим  ван-
ным отделением и подбивал к  Вальке  клинья.  Она  и  сама  рассказывала
кое-что, и от других слухи доходили. Город-то маленький, все друг  друга
знают. Потому и старался Иван забирать жену после работы, да и днем, бы-
вало, заскакивал, чтобы контроль чувствовала. А сомнения все-таки  грыз-
ли: а ну как не уследил, вдруг она и с Михалычем в ванне  кувыркается...
Сколько раз подступался: расскажи начистоту,  все  прошу,  только  чтобы
брехни между нами не было! А она божится, клянется, а то и в  плач  пус-
тится. Он и успокоится. Так и жили. Хорошо жили!
   А потом курортников все меньше стало, корпуса позакрывались  один  за
другим, Вальку в уборщицы перевели, ни цветов, ни конфет, да и  перспек-
тива на квартиру растаяла сама собой. Она нервная стала, злая, то с  со-
седкой поцапается, то с ним. А теперь и вовсе все разрушилось...
   Из печальных размышлений Трофимова вывела  распахнувшаяся  дверь.  Он
вскочил, думая, что пришел выводной, но на пороге  стоял  хорошо  одетый
человек с резкими чертами лица и уверенным взглядом. Он его  где-то  ви-
дел... Точно! Он с напарником показывал фотографии  чеченских  боевиков.
Следователь его называл: подполковник, а фамилия...
   - Ну, поймали чеченов?
   Человек уже хотел закрыть дверь, но сейчас его взгляд  сфокусировался
на сержанте.
   - Ба! Ты еще паришься? Я думал, выскочишь на подписку!
   "Коренев", - вспомнил Трофимов. У него была хорошая память.
   - Никак нет, товарищ подполковник. Три раза писал, и в суд, и  проку-
рору... Все отказывают.
   "Охерели! - подумал Лис. - Шерипова на подписку, Печенкова на подпис-
ку, а этого парят! Или они нарочно бандитов выпускают, а ментов  прессу-
ют? Что же это за законность такая?!"
   - Ты давай не кисни, держись! Всяко в жизни бывает, я  тоже  здесь  в
семьдесят шестой отдыхал...
   - Да?! - вскинулся Трофимов.
   - Шестерик мне влупили, восемь месяцев оттянул в  спецзоне  в  Нижнем
Тагиле. Да вот, оправдали по чистой, реабилитировали, в органах  восста-
новился.
   Лис вынул пачку дорогих сигарет, положил на стол.
   - Возьми. И имей в виду, ты ничего не сделал, если за  такое  судить,
то меня расстрелять надо! И не только меня, половину всех оперов...  Ну,
может, не половину, это я загнул, но четверть - точно!
   В глазах сержанта вспыхнула надежда. Больше  всего  окрыляет  нагляд-
ность примера. Если больной видит перед собой человека, который вылечил-
ся от точно такой же болезни, одно это придает ему волю к жизни.
   - Ты только дурак, что пьяным оказался. Был бы трезвым - вообще ниче-
го б не было! Но за пьянку не судят. Выгнать из органов - это да, это ты
заслужил. А судить не за что. Это они уже в одну кучу валят,  чтобы  пе-
рестраховаться - и пьянку, и стрельбу... А надо разделить:  это  сюда  -
дисциплинарный проступок, а это сюда - правомерные действия...
   - Кто ж разделять-то будет? Бабок на адвоката нет,  бесплатный  рабо-
тать не хочет, следак говорит - суд все решит... А я сижу и сижу...
   Теперь надежда сержанта была обращена к Лису, и хотя он был очень за-
нят и открыл дверь в поисках свободного кабинета, повернуться и уйти  он
не смог.
   - Некому разделять, говоришь...
   Коренев опустился на табурет для следователя и задумался. Он  считал,
что безвыходных положений не бывает, и, как правило, действительно нахо-
дил выход из любого.
   - Сейчас что-нибудь придумаем...
   Уже первые повороты шестеренок изобретательности в  изощренном  мозгу
опера выдали решение. Он извлек трубку мобильного телефона, набрал номер
оперативного отдела. Ответил Волошин.
   - Слушай, Леша, зайди ко мне в кабинет, найди в  подставке  календаря
визитку Чекулдаева и продиктуй его телефон.
   - Как раз собирался тебе звонить, - нервно отозвался Волошин, - тобой
усиленно интересуется УСБ. В связи с Колеровым.
   У Лиса неприятно захолодело под сердцем.
   - Они были в ИВС, подняли там все бумаги... Потом поехали к Апресяну,
он сказал, что ты просил выдать липовое поручение задним числом, якобы в
оперативных целях. Вот сука!
   - Он сам позвонил?
   - Нет, ребята из Нахичеванского. Я тебе потом скажу.
   Бывает, человека зашугают до смерти, он даст слабину, а после жалеет,
но тут другое - сам раскололся, гад!
   - Что еще?
   - Все.
   - Найди телефон Чекулдаева и перезвони мне.
   Нажав кнопку отбоя. Лис положил трубку на грязный, исчерканный непри-
личными словами и непристойными рисунками стол и  застыл  в  озабоченном
размышлении.
   Откуда дует ветер? Почему УСБ интересуется Колеровым? Как они  вообще
узнали об этой истории? Все вопросы сняты, проблема закрыта, сил,  заин-
тересованных в продолжении, нет! Но раз есть интерес, значит, есть и си-
лы, кто-то целенаправленно копает под него! В связи с чем?
   Мозг, как комп