неба не хватает, но службу знает. И без
всяких фантазий. Разрешите идти?
   Мишуев кивнул. То, что  подчиненный  ничего  не  сказал  о  Сизове  и
Губареве, само по себе было ответом.
   После разговора с Крутилиным Мишуев находился в растерянности. Не  то
чтобы он поверил в высказанную полковником угрозу  -  замена  начальника
отдела не такое простое дело и вряд ли по зубам этому Бульдогу, но ясная
и прогнозируемая перспектива дальнейшей службы сейчас выглядела размытой
и  неопределенной.  Поэтому  особенно  важна  стабильность   в   отделе.
Подполковник  уже  жалел,  что  начал  подталкивать  Сизова  к  почетной
отставке.
   Собственно, и визит в семьдесят восьмой кабинет имел целью не  только
зондаж настроения и намерений старейшего сотрудника, но  и  демонстрацию
возможности  примирения.   Но   где   там!   Старый   упрямец   настроен
категорично... И черт бы с  ним,  если  бы  он  не  ковырялся  в  старых
делах...
   Мишуев похолодел. Он вдруг вспомнил, откуда знает  здоровяка  шофера,
вышедшего из семьдесят восьмого кабинета.
   А  в  семьдесят  восьмом  кабинете  Губарев  дописывал  рапорт:  "...
Опрошено  три  диспетчера,  восемь  перронных  контролеров,   двенадцать
водителей.
   Положительных результатов получить не удалось..."
   - Завтра опять по вокзалам? - обреченно спросил он, откладывая ручку.
   - Нет. Завтра  тебя  ждут  рестораны,  бары  и  красивые  женщины,  -
улыбаясь, сообщил Сизов.
   Губарев чертыхнулся.
   - Неужели  опять  бросают  на  антисанитарию?  Отстреливать  бродячих
собак, разгребать мусорные  свалки,  заставлять  домовладельцев  красить
заборы? Или еще что-то придумали?
   Старик от души рассмеялся, что случалось крайне редко.
   - Нет, на этот раз без обмана. Смотри!
   Майор  вынул  из  ящика  увесистый  альбом  в  потертом  коленкоровом
переплете, раскрыл наугад. На  разноформатных  нумерованных  фотографиях
были  запечатлены  молодые  женщины,  в  конце  альбома  каждому  номеру
соответствовали фамилии, имена, адреса, у некоторых - клички.
   - С утра покажешь этих птичек Калмыкову,  если  никого  не  опознает,
отправишься в "Спутник" и поработаешь по приметам некой Тамары.
   Сизов двинул по столу небольшой листок.
   -  Вредное  производство,  -  ободренно  сказал  Губарев,  просмотрев
убористый текст. - Они же могут посягнуть на мою добродетель.
   - Ерунда. Даром,  что  ли,  в  твоей  аттестации  написано  "морально
устойчив"! - Старик стер с  лица  улыбку.  -  И  знаешь  что...  Работай
аккуратно, без рекламы. Сейчас обстановка в управлении складывается так,
что нужен  козел  отпущения.  Похоже,  что  наш  достойный  руководитель
готовит на эту роль меня. А я хочу уйти чистым.  Возьму  "сицилийцев"  -
подаю рапорт!
 
Глава десятая 
 
   Предчувствия  никогда  не  обманывали  Старика.  В  его   способности
предвидеть события было что-то мистическое.  Впрочем,  провидческий  дар
можно объяснить вполне реалистично: большой опыт общения с  людьми  плюс
развитая интуиция.
   Как бы то ни было, он предугадал намерения начальника отдела, хотя  и
не знал, что они реализуются в виде тонкой картонной  папки,  в  которую
Мишуев вложит полученный от Громакова запрос на архивное дело Батняцкого
и черновик собственного рапорта на имя генерала. В рапорте сообщалось  о
нарушении старшим оперуполномоченным Сизовым  субординации  и  служебной
дисциплины, выразившемся в подделке подписи начальника отдела, а также о
бессмысленной поездке в  командировку,  не  давшей  никакого  результата
Конечно, компромат  слабенький,  но  осведомленные  люди  хорошо  знают:
заведенное досье разрастается очень быстро.
   Сизов  также  предчувствовал,  что  Калмыков  никого  не  опознает  в
фотоальбоме, потому что там собраны снимки только профессионалок, хорошо
известных милиции. Да и поход в "Спутник" по делам  семилетней  давности
тоже скорей всего не увенчается успехом. Просто Губарев должен выполнить
обязательную в подобных  случаях  программу,  после  чего  данная  линия
розыска  независимо  от  результата   считается   отработанной.   Следуя
общепринятым методикам, иных путей выйти на Тамару не существует.
   Но у Сыскной  машины  были  свои  методы.  На  разболтанном  гремящем
трамвае Сизов добрался до Берберовки. Бывший поселок стал  микрорайоном,
впрочем, заметных изменений там не произошло - только блочные пятиэтажки
встали вместо  бараков  на  грязных,  изрытых,  непроезжих  круглый  год
улицах.
   Сизов зашел в замызганный  подъезд,  поднялся  на  последний  этаж  и
позвонил у свежепокрашенной  двери,  вокруг  ручки  которой  пробивались
потеки копоти.
   - Здорово, Игнат. - Открывший дверь человек в  вылинявшем  мешковатом
трико как будто ждал его прихода. - Видишь, что делают,  сволочи!  -  Он
указал на следы копоти. - Я крашу, а они жгут! Ну, поймаю!
   - Кончай воевать, Поликарпыч. - Сизов протиснулся  в  коридор.  -  Не
надоело?
   - А чего еще делать? Больше-то ничего и не умею.
   Поликарпыч, прихрамывая, прошел на кухню, плюхнулся на табурет.
   - Если всю жизнь  кусать  да  гавкать,  на  пенсии  сам  себя  грызть
начнешь. Тебе-то небось тоже скоро?
   За последние годы Поликарпыч сильно сдал. Обрюзг, сгорбился, похудел.
   Сизов вдруг увидел в нем себя, и ему стало страшно.
   - Хорош плакать! Сизов осмотрелся. Окно без занавесок,  голые  стены,
колченогий стол. На полу десяток трехлитровых баллонов с водой.
   - Воду так и дают по графику?
   - Утром и вечером,  с  шести  до  десяти.  Чтоб  они  сдохли!  Выпить
хочешь?
   Старик покачал головой.
   - Еще возвращаться на службу.
   - У меня и нет ничего, - желчно осклабился Поликарпыч. - Только  хлеб
дома держу да картошку. В будни  на  мехзавод  пускают  -  там  столовка
хорошая...
   - Чего же предлагаешь! - Сизову захотелось поскорее уйти отсюда.
   У Поликарпыча всегда был скверный характер, но не до такой степени!
   - Я к тебе по делу.
   - Ясно-понятно, - буркнул хозяин. - Стал бы ты в эту дыру тащиться.
   - Семь лет назад в "Спутнике" сшивалась красивая брюнетка с  длинными
волосами, Тамара. Вся в красном, широкий пояс... Помнишь такую?
   - Тамара? - Поликарпыч пожевал губами. - Была одна Тамара - маленькая
худая вертихвостка, так та  белая,  перекисью  красилась.  А  других  не
помню.
   Сложив руки на груди, - хозяин замолчал, и вид  у  него  был  уже  не
такой, как несколько минут назад: будто  невидимый  компрессор  подкачал
воздух в полуспущенную шину - он распрямился, вроде как  окреп,  и  даже
морщины разгладились,  а  может,  так  казалось  оттого,  что  в  глазах
появилось новое выражение.
   Сизов выдержал паузу.
   - Ну, поройся, поройся в своих захоронках. Ты ж каждую записывал!
   Поликарпыч встал и направился к кладовке.
   - Посмотрю, если не выкинул...
   Сизов сдержал улыбку.
   Через пять минут отставной и действующий сыщики просматривали изрядно
потрепанные записные книжки с  малоразборчивыми  записями,  обменивались
короткими фразами и переглядывались, понимая друг друга с полуслова.
   - А знаешь что, - уставившись  в  пространство  перед  собой,  сказал
Поликарпыч,  когда  последняя  страница  его   домашнего   архива   была
перевернута. - По приметам похожа на  Статуэтку.  И  место  совпадает  -
"Спутник". И одежда. Только она Вера, а не Тамара.
   Он пролистал блокноты в обратную сторону.
   - Вот... - Темный ноготь с кровоподтеком у основания подчеркнул  одну
из записей. - Строева Вера Сергеевна, Пушкинский бульвар,  87,  квартира
14.
   Старик ждал продолжения.
   - Не профессионалка, в скандалы не попадала, приводов  не  имела.  Но
почти каждый день в кабаке ошивалась. Я с ней  беседовал  пару  раз  для
профилактики... Потом как-то вдруг  пропала,  может,  замуж  вышла...  А
недавно встретил случайно возле "Локона" - выскочила в белом халате воды
попить. Конечно, не узнала...
   Старик записал фамилию, прозвище,  адрес.  Поликарпыч  удовлетворенно
кивнул.
   - Есть польза от отставной ищейки? Может, рано нас списали?
   "Нас!" - Старика покоробило.
   - Я тебе так скажу: мы хотя образования не имели,  но  раскрываемость
давали! И настоящую, не липовую!
   - Всякую...
   - Но не так, как сейчас!
   - Ты отстал. Сейчас все по-другому.
   - Да знаю я! Но эти, новые, все равно работать не умеют! И не хотят!
   Кто из них ко мне хоть раз  пришел?  Запросят  ИЦ-картотеку:  нет,  и
ладно - пошел домой отдыхать. Наше поколение и слова такого не  знало  -
отдыхать!
   Сейчас говорят: "Пили, били..." Но ведь  блат  знали,  в  любую  хазу
спокойно входили, а чтоб кто-то на опера руку поднял... Я  не  говорю  -
пику достать...
   - А как Фоменко по башке трахнули? Забыл? Поликарпыч отмахнулся.
   - Когда тебя выставят, ты тоже  многое  забудешь.  А  я  выброшу  эту
макулатуру. - Он потряс одной из записных книжек. - Все равно она никому
не пригодится.
 
Глава одиннадцатая 
 
   На следующий день модный дамский парикмахер Вера Строева по  пути  на
работу дважды прошла мимо неприметного молодого человека, на которого не
обратила ни малейшего внимания и не заподозрила, что он проводит скрытую
фотосъемку.  Еще   через   день   свидетель   Калмыков   из   нескольких
предъявленных ему снимков уверенно выбрал фото  Строевой,  пояснив,  что
именно о ней он давал ранее показания  и  ее  называл  Тамарой.  Вечером
курьер отнес девушке повестку. За два часа до ее прихода Сизов  зашел  в
областную прокуратуру.
   Спустившись в цокольный этаж, он без стука вошел в маленький  кабинет
с зарешеченным окном. Сидящий за столом высокий худой мужчина  мгновенно
перевернул лежащий перед ним документ  текстом  вниз  и  встретил  гостя
взглядом, от которого неподготовленному человеку хотелось попятиться.
   - Здорово, Вадим!
   - А, это ты... Здорово!
   Взгляд стал мягче, но ненамного. Последние пятнадцать лет  Трембицкий
работал по убийствам, и это наложило на него заметный отпечаток. Резкий,
малоразговорчивый, он  никому  не  доверял,  постоянно  носил  при  себе
пистолет и был готов к любым  неожиданностям.  Несколько  раз  во  время
следствия по шумным делам людская молва  уже  хоронила  его  и  всю  его
семью.
   К Сизову он относился хорошо,  но  тем  не  менее  перевернутый  лист
остался лежать в прежнем положении.
   - Нашел "сицилийцев"? - натянуто пошутил следователь.
   - Пока нет. А ты?
   Трембицкий накрыл перевернутый лист  руками,  осторожно  протащил  по
поверхности стола и, приоткрыв ящик, согнал документ туда. Проделав  эту
процедуру, он с явным облегчением выпрямился.
   - Есть одна зацепка. От автоматов...
   Трембицкий замолчал, и Сизов понял, что больше он ничего не скажет. О
ходе  расследования  важняк  информировал  только  одного   человека   -
прокурора области. И то только в тех пределах, в каких считал возможным.
   - А я пробую вариант со старым делом, - сказал Старик. - И мне  нужно
прикрытие на всякий случай.
   В  семьдесят  восьмом  кабинете  областного  УВД  Сизов   и   Губарев
готовились к встрече Строевой.
   - Вот сигареты. - Губарев достал из кармана  яркую  пачку,  тщательно
протер платком и положил на стол.
   - "Кент"! То, что надо. Только бери аккуратно, за ребра.
   - Обижаете.
   - Сразу, как сравнят, зайди и скажи. Только чтоб она не поняла.
   Что-нибудь типа: "Вам звонили".
   Губарев кивнул, посмотрел на часы и молча вышел  из  кабинета.  Через
несколько минут дверь приоткрылась.
   - Мне нужно к Сизову...
   На пороге стояла  эффектная  брюнетка  в  модном  облегающем  платье,
подчеркивающем достоинства фигуры.
   -  Проходите,  присаживайтесь,   -   пригласил   майор,   разглядывая
посетительницу.  Выглядит  лет  на  двадцать  пять,  гладкое  фарфоровое
личико, умеренный макияж, ухоженные руки. Почти не волнуется.
   Строева опустилась на краешек стула.
   - Еще в милиции не была. В народный контроль  вызывали,  товарищеский
суд разбирался - ни одной бесквитанционки, а она все пишет и пишет!  Вот
дура  завистливая!  Ей  место  не  в  нашем  салоне,  а   в   вокзальной
парикмахерской! Лишь бы нервы мотать...
   Сизов сочувственно кивнул.
   - Мы уже и на собрании заслушивали, и в профкоме  были,  ну  скажите,
сколько можно?
   На лице Строевой эмоции не отражались, только поднимались  полукружия
бровей и закладывались глубокие морщинки на лбу.
   Она покосилась на сигареты.
   - Можно закурить? А то свои забыла.
   - Курите, курите, - кивнул майор, не отрываясь от бумаг.
   Строева вскрыла  пачку,  ловко  подцепила  наманикюренными  коготками
сигарету, размяла тонкими пальчиками.
   - Фирменные. Хорошо живете!
   Она улыбнулась.
   - Неплохо, - согласился Сизов, подняв голову. Он отметил, что  улыбка
у девушки странная: верхняя губа, поднимаясь,  обнажила  ровные  зубы  и
розовую десну, а нижняя осталась ровной. Не улыбка, а оскал.
   Строева поднесла сигарету к губам, ожидающе глядя на Сизова,  но  тот
не проявил понимания, тогда она вытащила из  небольшой  кожаной  сумочки
зажигалку, закурила, откинулась на спинку  стула  и  забросила  ногу  на
ногу.
   - По-моему, это не правильно. Пишет всякий кому не  лень,  а  милиция
тут же повестку... Сколько можно!
   - Разберемся, Тамара Сергеевна, - успокаивающе сказал майор.
   - Вера Сергеевна! - еще не понимая, машинально поправила Строева.
   - Ах да, извините.  Тамарой  вы  представлялись  некоторым  из  своих
знакомых.
   Строева поперхнулась дымом.
   - Когда? Я никому чужим именем не называюсь! У меня свое есть!
   Сизов молча смотрел на собеседницу. Она  снова  застыла  в  неудобной
позе на краешке стула. На лбу проступили бисеринки пота.
   Коротко постучав, в кабинет вошел Губарев.
   - Игнат Филиппович, сигареткой не выручите?
   - Бери, но с возвратом.
   Губарев аккуратно поднял сигаретную пачку и  вышел.  Сизов  продолжал
рассматривать Строеву.
   - Почему вы молчите? - забеспокоилась она. - И что это за намеки?
   - Вам придется вспомнить и рассказать один эпизод из своей жизни.
   Семь лет назад, вечером,  в  кафе  "Север"  вы  подошли  к  одинокому
молодому человеку и попросили его разменять двадцать пять рублей...
   - Этого не было! Я никогда не подхожу к мужчинам!
   - Вы очень эффектно выглядели: жгучая брюнетка  в  красном  платье  с
широким красным поясом, черные чулки. У вас была такая одежда?
   Строева напряженно задумалась:
   - Я... не помню.
   - Это  очень  легко  уточнить.  Можно  спросить  у  ваших  подруг  по
общежитию, можно...
   - Кажется, действительно носила красное платье с поясом. Ну а чулки -
разве упомнишь...
   - Тот молодой человек опознал вас по  фотокарточке,  опознает  и  при
личном предъявлении, а на очной ставке подтвердит свои показания.
   - Он просто трус и слизняк! - гневно выкрикнула  Строева.  -  На  нас
напали грабители, и он убежал, а меня оставил на растерзание!
   Она  заплакала.  Сизов  невозмутимо   выжидал.   Постепенно   Строева
успокоилась,  достала  платок,  осторожно,  чтобы  не  размазать   тушь,
промокнула глаза.
   - В милицию вы, конечно, не заявили, примет не запомнили,  -  прежним
тоном продолжил майор. - Так?
   - А что толку заявлять? Разве мне легче станет? И как  их  запомнишь,
если темно?
   Она нервно порылась в сумочке, обшарила взглядом стол.
   - Ваш товарищ так и не вернул сигарет.
   - Пачка у экспертов, - пояснил оперативник. - Они исследуют отпечатки
ваших пальцев.
   - Зачем? - испуганно вскинулась Строева. - Что я, воровка?
   - Объясню чуть позже. - Сизов не сводил с допрашиваемой  пристального
взгляда. - А пока скажите, что произошло на  дачах  через  десять  дней,
когда вы привели туда нового знакомого?
   Статуэтка остолбенела.
   - Какие десять дней?! Какой новый знакомый? Ничего не  знаю!  Вы  мне
собак не вешайте! Я... Я жаловаться буду! Прямо к прокурору пойду!
   Последние слова она выкрикнула тонким, срывающимся на визг голосом.
   - А почему истерика? Если не были больше на дачах, так и  скажите.  -
Майор говорил подчеркнуто тихо.
   - Вызывают, нервы мотают... Никогда и никого я туда не водила! Одного
раза хватило, чтобы  за  километр  Яблоневку  обходить!  -  Она  глубоко
затянулась, закашлялась, протерла глаза.
   - Пудреницу не теряли? - по-прежнему тихо спросил Сизов.
   - Когда эти  типы  напали,  всю  сумочку  вывернули!  Хорошо,  голова
уцелела! - не отрывая пальцев от глаз, глухо произнесла Строева.
   - Мы говорим о разных днях. После того,  о  котором  вспоминаете  вы,
место происшествия осматривалось очень подробно, но  ничего  найдено  не
было. А через десять дней, когда очередной ваш спутник не успел убежать,
нашли пудреницу. Она лежала в трех метрах от трупа...
   - Ничего не знаю! Вы меня в свои дела  не  запутывайте!  -  закричала
Строева, с ненавистью глядя на майора, но тот размеренно продолжал:
   - С нее сняли отпечатки пальцев, и сейчас эксперты  сравнивают  их  с
вашими, оставленными на сигаретной пачке. Подождем немного,  и  я  задам
вам еще несколько вопросов.
   Лицо Строевой побагровело, и пот проступал уже не только на лбу, но и
на щеках, крыльях носа, подбородке, будто девушка находилась  в  парилке
фешенебельной  сауны,  только  готовая  "поплыть"  косметика   была   до
крайности неуместна.
   - Я больше не желаю отвечать ни на какие вопросы! Я передовик  труда,
отличник бытового обслуживания! У меня грамоты...
   - Это будут смягчающие обстоятельства. Чистосердечное признание  тоже
относится к ним. Советую учесть.
   -  Да  вы  меня  что,  судить  собираетесь?   Красивые   губы   мелко
подрагивали, и Сизов знал, что произойдет через несколько минут.
   - Я собираюсь передать материал следователю.  Он  тщательно  проверит
ваши доводы и скорее всего полностью их опровергнет. А потом дело пойдет
в суд.
   - За что меня судить?! - Строева еще пыталась  хорохориться,  но  это
плохо получалось, чувствовалось, что она близка к панике.
   - За соучастие в разбойных нападениях. В зависимости от вашей роли  -
может быть, и за соучастие в убийстве. Надеюсь, что  к  последним  делам
ваших бывших приятелей вы не причастны.
   - Какие еще... последние дела? - Охрипший голос выдавал, что  она  из
последних сил держит себя в руках.
   И Сизов нанес решающий удар.
   - Три убийства. Двое потерпевших - работники милиции.
   По контрасту с будничным тоном сыщика смысл сказанного был еще  более
ужасен.
   - А-а-а! - схватившись за голову, Строева со стоном раскачивалась  на
стуле. Фарфоровое личико растрескалось, стало некрасивым и жалким.
   - Это звери, настоящие звери! Они запугали,  запутали  меня...  Я  же
девчонкой была - только девятнадцать исполнилось! Ну любила бары, танцы,
развлечения...  Зуб  предложил  фраеров  шманать,  я  отказывалась,   он
пригрозил. Он психованный, и нож всегда в кармане, что  мне  оставалось?
Когда этот здоровый убежал, Зуб меня  избил  за  то,  что  такого  бугая
привела...
   Она захлебывалась слезами, и голос ее звучал невнятно, но обостренный
слух Старика улавливал смысл.
   - А этот, второй, только слово сказал. Зуб его  ножом...  Разве  ж  я
знала, что он на такое пойдет... Я с той поры от них отошла, в последние
годы совсем не видела, думала, посадили... А они вот что...
   - Кто такой Зуб? - властно  перебил  Сизов,  знающий,  как  пробивать
стену истерической отчужденности.
   - Зубов Анатолий, а худого звали Сергей, фамилию не помню... - словно
загипнотизированная, послушно ответила Строева.
   Когда  в  кабинет  вернулся  Губарев,   Строева   сидела,   безвольно
привалившись к холодной стали сейфа, а Старик быстро писал протокол.  На
скрип двери он поднял голову  и  устремил  на  вошедшего  вопросительный
взгляд.
   Губарев замялся.
   - Ну?
   - Вам не звонили.
   Сизов ошарашенно помолчал.
   - Точно?
   - Не точно. - Губарев переступил с ноги  на  ногу.  -  Как  бы  лучше
объяснить... Плохая слышимость. Невозможно разобрать, кто звонит и кому.
   Сизов что-то сказал про себя, только губы шевельнулись.
   -  Ладно,  разберемся.  Организуй