видетелей,  которые  проходят  по
уголовным делам! Да и закон этого  не  предусматривает.  Надеюсь,  вы  точно
передадите мои слова?
   Лариса Ивановна потеряла дар речи. Очевидно, никто  так  не  уничижал  ее
шефа.
   Позвонив в приемную городской администрации, Денис узнал,  что  Байдак  к
мэру не приходил и прийти не должен. Так он и думал.
   Затем Денис набрал номер "Визиря", без труда соединился  с  демократичным
Хоем и вызвал его на допрос на завтра, на  десять  утра.  Даже  по  телефону
чувствовалось, что Хой растерялся.
   - Но зачем? Мы же обо всем поговорили!
   - Появилось много вопросов, Юрий Петрович. Очень серьезных  вопросов.  До
завтра.
   Денис откинулся на спинку стула. Он понимал, что разворошил муравейник  и
теперь  надо  ждать  ответной  реакции.  Она  могла  быть  любой.  Например,
кто-нибудь зайдет в кабинет и застрелит его из пистолета с  глушителем.  Или
даже без глушителя. Кого им бояться? На всю прокуратуру оружие есть только у
самого Степанцова да у  Курбатова.  Но  вряд  ли  они  способны  вступить  в
перестрелку. Тем более, защищая возмутителя спокойствия, предателя интересов
"команды"... Рассчитывать следует только на себя.
   Он вставил в машинку листок и напечатал рапорт  на  имя  Победенного:  "В
связи с характером следственной работы и поступающими по  телефону  угрозами
прошу выдать мне табельное оружие".
   Резко зазуммерил внутренний телефон.
   - Зайдите ко мне, - не здороваясь, приказал Степанцов.
   - Я как раз собирался, - спокойно ответил Денис. Из ящика стола он достал
маленький, со спичечную коробку, диктофон, полученный от Агеева. Специальный
прибор обеспечивал высокое качество записи и не издавал никаких щелчков.
   Когда он вошел в кабинет шефа, тот настороженно уставился  на  зажатый  в
руке листок.
   - Что это? Что вы принесли? - в голосе явно чувствовалась нервозность.
   Денис положил на стол рапорт.
   - Прошу завизировать.
   - Что это?!
   Схватив документ, Степанцов бегло прочел его и перевел дух.
   - Что за глупости? Зачем тебе оружие?
   - Там написано зачем. Не согласны - так и напишите.
   - Ты мне не указывай! - скомкав рапорт, прокурор бросил его в корзину. Он
потерял обычную невозмутимость.
   - В чем дело? Почему вы беспокоите уважаемых  людей?  Вызываете  Байдака,
звоните в приемную мэра, дергаете Хоя, хамите майору Суровцу?
   На Суровца прокурору было глубоко плевать, его он приплел  для  компании.
Значит, чувствует, что правда не на его стороне.
   Денис пожал плечами.
   - Обычные вызовы на допрос. У меня есть показания на  этих  людей.  Очень
серьезные  показания.  "Визирь"  -  это  официальное  прикрытие   преступной
организации.
   - Что?! - прокурор подскочил в кресле.
   -  Торговля  наркотиками,  убийства  конкурентов...  Когда  Байдаку  надо
отселить упрямых жильцов из дома в центре или  избавиться  от  политического
противника, он обращается к Хою. А боевики Хоя выполняют эту грязную работу.
   Степанцов посерел и потерял дар речи.
   - Байдак вдобавок нарушает закон о государственной  службе.  Он  владелец
частной  фирмы  "Елочка",  соучредитель  концерна  "Застройка".  А  его  сын
непосредственно отдает команды на убийства.
   Лицо прокурора покрылось красными пятнами.
   - Да как вы смеете! - фальцетом закричал он и закашлялся. - Я лично  знаю
Дмитрия Павловича Байдака и его семью...
   - В таком случае вы не можете осуществлять надзор по этому делу! - сказал
Денис. - Я напишу рапорт Победенному, чтобы  контролировал  следствие  лично
он!
   Прокурор закашлялся, на глазах выступили слезы, зато вернулся  нормальный
голос.
   - Не надо ничего писать. Давай все решать здесь и мирно. Тем более что ты
ничего не докажешь. Нас же здесь двое, и  мы  говорим  по-человечески...  Но
если ты начнешь кляузничать - я от всего откажусь.
   Денис едва заметно улыбнулся, и это была ошибка -  контрразведчик  должен
уметь скрывать свои чувства.
   - Давайте решать мирно, - согласился он. - Мне все  равно,  кто  подпишет
санкцию на арест Байдака и Хоя - вы или прокурор области.
   Степанцов уже взял себя в руки.
   - Для ареста надо иметь веские и неопровержимые доказательства.  Соберите
их - и я, конечно же, дам санкцию.
   Губы Дениса опять дрогнули.  Он  уже  успел  понять,  что  неопровержимых
доказательств не бывает. Особенно когда их оценивает тот, кто  заинтересован
как раз в опровержении.


   Глава третья
   СОВЕСТЬ УБИЙЦЫ

   Из ненаписанной книги
   "С. Курлов. ЗАПИСКИ СЕКСОТА"
   Глава II...

   ЧЕРДАК
   ...Пошел утром в туалет, а там дерьма на полу по самые щиколотки.  Лопнул
канализационный стояк (дом, что ли, оседает?), оттуда  прет,  а  я  не  могу
ничего сделать, даже сантехника  вызвать.  Конспирация.  Каждый  раз,  когда
слышу, что соседи сливают воду, бегу подставлять таз.  Потом  отыскал  банку
полузасохшего  столярного  клея  и  ацетон,  раскопал  среди  тряпок  рваные
капроновые чулки. Развел клей, замотал дыру чулками и обмазал.  Ночью  снова
рвануло. Снова разводил, мотал и мазал. Лег в шесть утра, убирать дерьмо уже
не стал.
   ...Квартира  провонялась,  сил  нет  больше  торчать  здесь.  Не  ел   со
вчерашнего утра. В конце концов плюнул на все, оделся и вышел на улицу. День
холодный и ясный, листья скребут по асфальту, восточный  ветер  несет  их  в
сторону реки. Выяснил свое местонахождение. Улица Р. Люксембург, дом  N  14.
Рядом стоят три корпуса "хрущевок" и желтый кирпичный  дом  со  скульптурами
вокруг окон. Там  лифт  с  сеткой,  где  двери  нужно  самому  закрывать,  -
наверное, еще в пятидесятых годах строили. Подъезд просторный, чистый, ничем
не воняет.
   Поднялся на верхний этаж, вышел  на  чердак,  огромный  такой  чердачище,
метров под сто - удивительно,  как  еще  под  офис  не  загребли.  Маленькие
окошки-форточки с решеткой под  потолком,  ни  одного  стекла  не  осталось.
Холодно. Зато воздух свежий и  чисто.  Какие-то  матрацы,  ящики,  картонные
коробки из-под телевизоров, стопки газет.
   Мне здесь понравилось, я присел на матрац, перекусил прихваченными сырком
и  консервой.  Смотрел  через  зарешеченное  окошко  на  улицу,  видел  окна
квартиры, где торчал последние десять дней. Обычные окна, такие  же,  как  и
все остальные. Стол на кухне, буфет, сушилка  для  посуды,  рядом  висит  на
гвоздике сковородник с яркой расписной ручкой. Через гардины можно разобрать
рисунок обоев  в  зале:  белые  нарциссы  на  зеленом  поле.  Никогда  и  не
подумаешь, что это "лэст стейшн" для мокрушников. Что там здорово воняет.
   Уходя, столкнулся в вестибюле с  красивой  девчонкой.  Чем-то  похожа  на
длинноволосых "жакетниц"; тонкая  такая,  глаза  светло-серые,  скорее  даже
серебристые, огромные. Хорошие глаза. И лицо хорошее.
   В этот день дошел до набережной. Обратно ехал автобусом  -  совсем  страх
потерял. Зато почувствовал себя человеком.  А  ведь  совсем  недавно,  когда
порошки закончились, на стены бросался, было очень трудно.
   Дрын постепенно уплощается в памяти,  становится  двухмерным,  картонным.
Про бритву даже вспоминать не хочется, паскудно и страшно -  ведь  на  самом
краешке стоял.
   Позвонил родителям. Матери дома не было, отец сказал: "Она  теперь  целые
дни с подружками гуляет. Как будто мы с ней местами  поменялись".  Про  меня
особенно не расспрашивал, у него свои проблемы. Светка, стерва, натравила на
отца Чумаченко, тот приходил с какими-то бритыми подонками,  предложил  отцу
выкупить всю фирму за пятнадцать, тысяч долларов. Отец даже  врезать  никому
не успел - его самого уложили на пол и ноги вытерли  об  пиджак.  Я  сказал,
чтобы срочно нашел покупателя из друзей, надо  продавать  контору  за  любую
цену. Отец не слушает, хорохорится. Говорит: "Да кто они такие?!"
   Во время разговора я дважды менял таксофоны,  чтобы  не  вычислили.  Хотя
кому я нужен?
   Вернулся домой в десять вечера, стал убирать говно. Труба, к счастью, еще
держится.
   ...Сегодня встал в шесть утра - и сразу слинял отсюда. Будто кто-то гонит
меня прочь. Страшно. Сам не знаю, чего боюсь. Взял  с  собой  консерву,  чаю
налил  в  термос.  Снова  отправился  в  тот  дом,  устроился  на   чердаке,
позавтракал с комфортом.
   Весь день гулял по набережной, специально выбирал места поглуше. Дон  уже
в ледяной шуге, холодный ветер шумит, от него череп сводит  судорогой.  Надо
доставать зимнюю одежду... Зато не воняет.
   Не выдержал, позвонил Светкиной маме, сказал, что ее дочь  во  весь  рост
трахается с урками и колется наркотиками. Она кричала: как  вам  не  стыдно?
Что вы себе позволяете? Но было заметно, что Светкины дела для  нее  уже  не
новость.
   Вечером опять  забрался  на  чердак,  ужинал  там.  Видел  из  окошка  ту
девчонку. У нее хорошее лицо и фигура классная...
   ...Спал неважно, запах все-таки донимает, хоть проветривал уже  несколько
раз. Лежал в постели, думал: может, мне стоит вообще  перебраться  туда,  на
чердак? Со всеми потрохами? Плохо, что там ни воды, ни канализации. И  зимой
будет холодно, если форточки не позабивать.
   А утром нашел на чердаке чей-то огромный рваный носок, как раз  под  моей
форточкой, где я обычно завтракаю и ужинаю. И несколько окурков  дукатовской
"Примы". Вчера всего этого здесь  не  было,  я  точно  знаю.  Что-то  екнуло
внутри. Отфутболил носок подальше, с него посыпалась какая-то труха.  Размер
в районе 46-47. Человек, который  его  носил,  должен  быть  под  два  метра
ростом. Бомж? Беглый? Я сейчас  как  Робинзон  Крузо,  который  увидел  след
дикаря на песке.
   Походил по набережной, поднялся к рынку, купил у черных  кропаль  "дури".
Хорошо, что еще есть деньги. Но мало. И главное  -  пополнять  их  неоткуда.
Посмолил мастырку, сразу стало веселей, захотелось что-то  делать,  изменять
все вокруг.
   Позвонил Агееву, сказал открытым текстом:
   - Выполнял ваши поручения добросовестно, теперь сижу в говне и в  прямом,
и в переносном смысле. Давайте вытаскивайте.
   Тот вяло так в ответ:
   - Я тебя в говно  не  толкал,  сам  влез.  И  вообще  это  не  телефонный
разговор. Подскакивай, поговорим. И не бойся, никто тебя не бросит, вытащим.
Конкретно, что надо?
   Тут мне мыслишка пришла, говорю:
   - Есть такой хрен, Чумаченко. Адрес запишите... Наркотиками  балуется,  с
бандитами связан. Сейчас он мне дорогу перешел. Надо, чтобы пару лет  я  его
не видел.
   - Понял, - отвечает майор. - Ты откуда говоришь?
   Тут я трубку на рычаг и брякнул. Уж больно вопрос не понравился.
   Но идти к нему придется, больше деваться  некуда.  Расскажу  все  как  на
духу,  пусть  выручает.  Ему  ведь   невыгодно,   чтобы   меня   допрашивали
прокурорские люди, у которых с Управлением традиционно натянутые  отношения?
Негласный сотрудник, сексот, выполняющий правительственное задание по борьбе
с наркотиками. Он же убийца. Каково?
   Херово. Потому Агеев и не будет сдавать меня.  Меня  просто  прикончат  в
этих подвалах. Но и на этой гнусной хате ничего хорошего не высидишь. Скорей
всего тоже прикончат. Один конец. Не те, так эти... Вот устроился...
   Так и подмывает свалить на чердак. С концами. Помочиться  в  случае  чего
можно на улице, за углом. Умыться - на железнодорожном вокзале, не так уж  и
далеко, сразу за площадью Революции. Никто  не  будет  знать,  где  я.  Даже
Родька Байдак.
   Правда, остаются  еще  бомжи,  которые  с  наступлением  холодов  начнуть
обживать свои "зимние квартиры". Но их я урою...
   А вот где еду брать? Здесь хоть консервы есть и  курево.  Только  воняет.
Сколько раз проветривал квартиру, а все равно воняет.
   Ужинал на чердаке.  Снова  видел  ту  девчонку  с  серебристыми  глазами.
Возвращалась с работы, наверное. На несколько секунд задержалась у подъезда,
искала в кармане ключи от почты. В руке плоская сумочка, скорее  саквояж,  в
таких бумаги и  документы  удобно  носить.  Сегодня  она  в  джинсах,  белый
приталенный плащ расстегнут, ноги у нее красивые.  Работает  в  какой-нибудь
конторе, торгующей мороженой рыбой, выстукивает  на  компьютере  договора  и
накладные. Пальцы вон какие тонкие и длинные. Без колец. Не замужем. А может
- учительница? Или аспирантка?
   ...Неожиданно заявился Метла. Принес блок "Бонда"  -  говорит,  купил  на
свои деньги. Так я ему и поверил. Запаха  никакого  он  не  услышал.  Ничего
удивительного, от него самого разило, как от той трубы - не мылся, наверное,
неделю. Глаза запали, рожа помятая. Видно, крепко на иглу присел.
   Говорит, и у него дела плохи. Как-то невнятно он буровит, вроде Машка его
сдала с потрохами. Родику кто-то передал: дело о водителях  возобновляют.  Я
спросил: о каких водителях? Кто передал? Метла сказал, что не  мое  дело.  И
выматерился: а этой суке все равно не жить!
   Если что, сказал, он тоже пустится в бега. Только квартиру  ему  подберут
другую, получше.  Попросторнее.  Вместо  "Бонда"  будет  "Мальборо",  вместо
овсянки - сосиски, вместо тушенки - свежие антрекоты в  вакуумной  упаковке.
Фрукты, овощи. Видеотека.
   - Надо будет, так и бабу приведут, - сказал Метла. - Это не вопрос.
   Но я смотрел на его рожу, и мне казалось, что Метла уже в бегах и что  он
много бы отдал, только бы остаться здесь. И прямо сейчас.
   Все-таки чутье у меня есть. Раньше не было, а  теперь  появилось,  как  у
зверя. Проснулся в пять утра, как палкой ударили:  надо  убираться  из  этой
засранной хаты! Вскочил, собрался, и к  себе  на  чердак.  А  через  полчаса
подъезжает Метла с двумя амбалами, один, кажется.  Гость,  а  второго  я  не
знаю. Машину на углу оставили, осмотрелись, Метла с Гостем в подъезд  зашли,
третий на атасе остался. Ясно, зачем в такую рань  пожаловали,  по  повадкам
видно... Но обломилось у них, опоздали! Потом сидели в  машине  целый  день,
надеялись - вернусь. Хрен вам, выкусите! Часов в семь убрались.
   Только я дух перевел, консерву открыл - глядь... Сначала я просто  глазам
не поверил, такое только в страшном сне привидеться может. Вижу  -  идет  та
девчонка, рыбка серебристая. Рядом с ней парень. Они  вывернули  из-за  угла
пятиэтажки,  где  трамвайная  остановка,  приближаются  сюда,  к   подъезду.
Разговаривают, улыбаются.
   На ней тот же белый приталенный плащ, волосы рассыпаны по плечам, она  то
и дело поворачивает голову к своему спутнику. Хотел бы я слышать, о чем  они
говорят.
   Когда подошли поближе, я узнал этого парня. И не поверил  глазам.  Скорее
снова уткнулся в свой обед. Мечу. Мне же от нее ничего не надо было, я  вижу
ее всего четвертый раз в  жизни,  я  даже  не  собирался  к  ней  подходить,
знакомиться, напрашиваться на что-то. Мысли такие  в  голову  не  приходили.
Просто смотрел из чердачного окна, и все.
   Чего он тогда лезет, спрашивается? Что вынюхивает? Чего ему надо?
   Неужели этот глист Петровский вычислил меня?!

   * * *

   Денис продолжал "ворошить муравейник". Послал повестку Дмитрию  Павловичу
Байдаку - официально, по  почте,  с  уведомлением  о  вручении.  И  приписку
сделал: "В случае неявки будете доставлены приводом". Как положено.  Правда,
это положено для простых граждан. Сильные мира сего, к которым,  несомненно,
относился Байдак, считают, что для них существуют другие правила. И  не  без
оснований.
   Действительно, если городской прокурор  твой  друг,  то  разве  осмелится
обычный следак нагло послать тебе повестку, как бесправному работяге? Да еще
со столь дерзкой припиской! Хотя  хрен  ей  цена:  у  кого  поднимется  рука
подписать постановление на привод? И кто из милицейского начальства направит
пару  сержантов  привезти  городскую  шишку  в  зарешеченной   машине,   как
обыкновенного сявку? И какой такой сержант бестрепетно  пройдет  сквозь  все
милицейско-секретарские  кордоны  городской  администрации   и   в   высоком
кабинете, где впитанный с молоком матери страх перед руководством так и гнет
плечи к полу, накинет наручники на могущественного Дмитрия Павловича?
   Вот и выходит: закон-то есть, но применяется он только к тем,  кто  живет
"на общих основаниях".  Ютится  по  углам,  давится  в  переполненном,  зато
дешевом трамвае, часами выстаивает  в  очередях  за  пенсиями  и  пособиями,
затягивает пояс до получки,  униженно  выпрашивает,  чтобы  отдали  хотя  бы
прошлогодний заработок, пьет самогонку, ест картошку и вермишель, унижается,
одалживается, надеется, благодарит и просит, просит, просит...
   Направленная  Байдаку  повестка  -  это   открытый   вызов   всей   новой
номенклатуре, которая оказалась еще более жадной,  беспардонной  и  отпетой,
чем старая. Но дело в том, что Денис Петровский не  обычный  следователь,  и
приписку он сделал не просто так... Вопрос проработан  и  согласован,  Агеев
кивнул и небрежно бросил: "Мамонтов пошлет своих ребят, и они этого  Байдака
на аркане приведут через весь город!"
   Пока до аркана не дошло, а может, и не дойдет - вот Хой сам явился, когда
вызвали, не стал отношения обострять. Но показания дал  округлые,  от  всего
отперся: никуда его люди не ездят, в подъездах не пакостят, людей не пугают,
тем более не избивают. А если вдруг кто-то такое хулиганство  и  учинил,  то
исключительно по своей инициативе и в свободное от  работы  время.  Скажите,
кто это был, и я его в три минуты рассчитаю!  Но  ушел  напуганный,  хотя  и
пытался сохранить обычную солидность.
   Заметалин по повестке не явился, Денис отпечатал постановление об аресте,
пошел к Степанцову. Тот изобразил удивление.
   - Так сразу? Может, надо подработать, доказательств подсобрать?
   - Сейчас я  его  за  изнасилования  арестовываю.  Есть  прямые  показания
потерпевшей, вполне достаточно, чтобы на десять  суток  закрыть.  А  за  это
время я его на все раскручу. В том числе и убийство водителей.
   Денис держался уверенно. Он уже познал сладость тайной власти. Если Хулио
заерепенится, он подаст рапорт Агееву  и  пойдет  за  санкцией  к  прокурору
области.  И  обязательно  ее  получит.  Поэтому  сейчас  он  не   чувствовал
зависимости от шефа, характерной для обычного следователя. Скорее  наоборот:
он  изучал  Степанцова,  отслеживал  его  реакции,   фиксировал   ошибки   и
неслужебные заинтересованности. Так рыбак водит  на  леске  клюнувшую  рыбу,
чтобы обессилить ее и вытащить на берег. "Выгоним гада без пенсии, -  сказал
Агеев. - А может, и посадим. Чтобы другим неповадно было!"
   - Раскрутишь,  говоришь?  -  испытующе  посмотрел  Степанцов.  Петровский
почувствовал, что во взгляде шефа появилось что-то новое. То  ли  удивление,
то ли опаска. То ли и то и другое сразу.
   - Тогда ладно.
   Хулио размашисто подписался, подышал на печать и оттиснул крупный лиловый
герб.
   Денис переслал постановление Суровцу. "Для исполнения", - как написал  он
в сопроводительной. Строго и официально. Майор отплатил ему тем же, переслав
рапорт  зонального  опера  о  том,  что  Заметалин  дома   не   живет,   его
местонахождение неизвестно и  принимаются  меры  к  розыску,  о  результатах
которого будет сообщено дополнительно.
   Понедельник - день тяжелый. Петровский задержался на работе допоздна.  Он
устал и проголодался. Хотелось есть, спать, любить Валерию, пить  подогретое
вино... В кабинете было холодно, и он изрядно продрог.
   Насчет Валерии и подогретого вина - это, конечно, проблематично, а  ужин,
отдых и "Вести" у телевизора относились  к  вполне  реальным  удовольствиям.
Густые сумерки, ветер, срывается мокрый снег, мерзостная погода,  брр...  На
улице ни души. И вдруг - две здоровенные тени у подъезда. Как  из-под  земли
выросли. Как раз в тот момент, когда бежать уже поздно. Видно, опытные...
   - Попался, сучок! - прошипел один. - Думал - засадишь меня, и все? А  вот
хер тебе!
   Второй, ничего не говоря, махнул ручищей, Денис еле успел поднырнуть - аж
свистнуло над головой. Но, видно, тело готово было к такому обороту:  "крюк"
справа по бороде - раз! Вроде  вскользь  -  по  самому  кончику  подбородка,
справа  налево.  Самый  страшный  удар,  если  правильно  попадешь:   голова
дергается, мозги сотрясаю