приходил  со
своими обязательствами к городскому казначею, то оказывалось,  что  расчет
по ним произведен быть не может. Но стоило ему передать  их  какому-нибудь
банкиру или маклеру, близко стоящему к правящей клике, тогда дело  другое!
Городское казначейство немедленно изыскивало средства для их  оплаты.  Или
же, если это устраивало маклера или банкира - разумеется, "своего", - срок
действия векселей,  выданных  на  три  месяца  и  уже  подлежащих  выкупу,
пролонгировался еще на многие годы  и  по  ним  по-прежнему  выплачивалось
шесть процентов годовых, хотя бы город  и  располагал  средствами  для  их
погашения. Так шло тайное и преступное ограбление  городской  кассы.  "Нет
денег!" - эта формула покрывала все махинации. Широкая публика  ничего  не
знала. Да  и  откуда  ей  было  знать?  Газеты  не  проявляли  достаточной
бдительности, так как многие из них были  на  откупе  у  той  же  правящей
клики. Из людей, имевших хоть какой-то политический  вес,  не  выдвигались
настойчивые и убежденные борцы против этих злоупотреблений. За время войны
общая сумма непогашенных городских обязательств с выплатой шести процентов
годовых выросла  до  двух  с  лишним  миллионов  долларов,  и  дело  стало
принимать скандальный оборот. Кроме того, некоторые из вкладчиков вздумали
требовать свои деньги обратно.
   И вот для покрытия этой просроченной задолженности и  для  того,  чтобы
все снова  было  "шито-крыто",  городские  власти  решили  выпустить  заем
примерно на два миллиона долларов - особой точности в сумме не требовалось
- в виде процентных сертификатов [сертификаты - здесь:  билеты,  облигации
займа] номиналом по сто долларов, подлежавших выкупу частями, через шесть,
двенадцать  и  восемнадцать  месяцев.  Сертификаты,  для  выкупа   которых
выделялся  амортизационный  фонд  [фонд,  предназначенный  для   погашения
долга], поступали в открытую  продажу,  а  на  вырученные  за  них  деньги
предполагалось выкупить  давно  просроченные  обязательства,  в  последнее
время вызывавшие столько нежелательных толков.
   Совершенно очевидно, что вся эта комбинация  сводилась  к  тому,  чтобы
отнять  у  одного  и  уплатить  другому.  Фактически  ни  о  каком  выкупе
просроченных обязательств не могло быть и речи. Весь  замысел  сводился  к
тому, чтобы  финансисты  из  той  же  клики  по-прежнему  могли  потрошить
городскую казну: сертификаты продавались "кому следует"  по  девяносто  за
сто и даже ниже, под тем предлогом, что на  открытом  рынке  для  них  нет
сбыта из-за малой кредитоспособности города. Отчасти так оно и было. Война
только что кончилась. Деньги были в цене.  Капиталисты  могли  где  угодно
получить более высокие проценты,  если  им  не  предоставить  сертификатов
городского займа по девяносто долларов. Но небольшая  группа  политиканов,
не причастных к городской администрации и настороженно относившихся  к  ее
деятельности, а также ряд газет и некоторые финансисты, стоявшие в стороне
от политики, под влиянием общего подъема патриотизма в  стране  настаивали
на размещении займа альпари.  Поэтому  в  постановление  о  выпуске  займа
пришлось включить соответствующий пункт.
   Само собой разумеется, что это обстоятельство расстроило тайный  сговор
политиков и финансистов, чаявших получить сертификаты займа  по  девяносто
долларов. Надо было так или иначе выцарапывать свои денежки, застрявшие  в
просроченных обязательствах города, который не выкупал их  за  недостатком
средств. Оставался один выход - найти маклера, сведущего во всех тонкостях
биржи. Этот маклер, взявшись за распространение нового  городского  займа,
придал бы ему видимость выгодного капиталовложения и таким образом сбыл бы
сертификаты на сторону по сто долларов за штуку. В дальнейшем же, если  бы
заем упал в цене - а это было  неизбежно,  -  они  могли  скупить  сколько
угодно сертификатов и при первом удобном случае  предъявить  их  городу  к
оплате по номинальной стоимости.
   Джордж Стинер, вступивший в это самое время на пост городского казначея
и не обладавший  достаточными  финансовыми  способностями  для  разрешения
столь сложной проблемы,  переживал  немалую  тревогу.  Генри  Молленхауэр,
держатель множества старых городских обязательств,  который  желал  теперь
получить свои деньги для  вложения  их  в  многообещающие  предприятия  на
Западе, нанес визит Стинеру, а также мэру города.  Вместе  с  Симпсоном  и
Батлером он входил в состав "большой тройки".
   - Я считаю, что пора уже  как-то  выпутываться  из  положения  с  этими
просроченными обязательствами, - заявил он. -  У  меня  их  накопилось  на
огромную сумму, да и у других тоже. Мы долгое время  помогали  городу,  не
говоря ни слова, но теперь нужно  наконец  действовать.  Мистер  Батлер  и
мистер  Симпсон  придерживаются  того  же  мнения.   Нельзя   ли   пустить
сертификаты нового займа в котировку  на  фондовой  бирже  и  таким  путем
реализовать деньги? Ловкий маклер мог бы взвинтить их до паритета.
   Стинер был чрезвычайно польщен визитом. Молленхауэр редко утруждал себя
появлением на людях и уж если делал это, то с расчетом на  соответствующий
эффект. Теперь он побывал еще у мэра города и  у  председателя  городского
совета, сохраняя в разговоре с ними,  как  и  со  Стинером,  высокомерный,
неприступный и непроницаемый вид.  Разве  не  были  они  для  него  просто
мальчиками на побегушках?
   Для того чтобы уяснить себе, чем  был  вызван  интерес  Молленхауэра  к
Стинеру и сколь большое значение имели его визит к нему и последовавшие за
этим  действия  казначея,  необходимо  бросить  взгляд   на   политическую
ситуацию, предшествовавшую описываемым событиям. Хотя Джордж Стинер и  был
до известной степени приспешником и ставленником Молленхауэра, но тот знал
его лишь поверхностно. Правда, он несколько раз видел  Стинера  и  кое-что
слышал о нем, но на внесение его имени в  кандидатский  список  согласился
лишь в результате уговоров своих приближенных,  уверявших,  что  Стинер  -
"отличный малый" - никогда не выйдет из повиновения,  никому  не  причинит
никаких хлопот и все прочее. Молленхауэр  и  прежде,  при  других  местных
властях, поддерживал связь с городским казначейством, но всегда  настолько
осторожно, что никто не мог его в этом  уличить.  Он  был  слишком  видной
фигурой и в политическом и в финансовом мире. Тем не менее  его  нисколько
не покоробил план, придуманный если не Батлером, то Симпсоном: при  помощи
подставных лиц из  политического  и  коммерческого  мира  потихоньку,  без
скандала, выкачать  все  что  можно  из  городской  казны.  Итак,  уже  за
несколько лет до описываемых нами  событий  для  этой  цели  была  создана
особая агентура: председатель городского совета Эдвард Стробик,  тогдашний
мэр города Эйса Конклин, олдермены Томас Уайкрофт, Джейкоб Хармон и многие
другие. Они организовали ряд фирм  под  самыми  разнообразными  фиктивными
названиями,  торговавших  всем,  что  могло  понадобиться  для  городского
хозяйства, - досками, камнем, железом, сталью, цементом и прочее и прочее,
-  разумеется,  с  огромной  выгодой  для  тех,  кто  скрывался  за  этими
вымышленными названиями. Это избавляло город от заботы  искать  честных  и
добросовестных поставщиков.
   Поскольку дальнейший рассказ о Каупервуде будет связан по меньшей  мере
с тремя из  этих  "фирм",  необходимо  вкратце  описать  их  деятельность.
Возглавлял их Эдвард Стробик, один  из  наиболее  энергичных  приспешников
Молленхауэра; это был юркий  и  пронырливый  человек  лет  тридцати  пяти,
худой, черноволосый, черноглазый, с огромными черными усами.  Одевался  он
щеголевато и вычурно - полосатые брюки,  белый  жилет,  черная  визитка  и
шелковый цилиндр.  Ботинки  необыкновенно  вычурного  фасона  всегда  были
начищены до блеска. Своей безукоризненной внешностью он заслужил  прозвище
"пшюта". Вместе с тем это был довольно способный человек, и многие  любили
его.
   Двое из коллег, мистеры Томас Уайкрофт и Хармон,  не  отличались  столь
приятной и блистательной внешностью. Хармон, в обществе на всех наводивший
скуку, очень  неплохо  разбирался  в  финансовых  вопросах.  Долговязый  и
рыжеватый,  с  карими  глазами,  он,  несмотря  на  свою   меланхолическую
наружность, был весьма неглуп и всегда готов пуститься на любую  аферу  не
слишком  крупного  масштаба  и  достаточно  безопасную  с   точки   зрения
уголовного кодекса. Он не был особенно хитер, но во что  бы  то  ни  стало
хотел выдвинуться.
   Томас Уайкрофт,  последний  член  этого  полезного,  но  полупочтенного
триумвирата, высокий, сухопарый человек с изможденным, землистым  лицом  и
глубоко сидящими глазами,  несмотря  на  свою  жалкую  внешность,  обладал
недюжинным умом. По профессии литейщик, он попал  в  политические  деятели
случайно, как и Стинер, потому что сумел оказаться полезным.  Ему  удалось
сколотить небольшое состояние благодаря участию в возглавляемом  Стробиком
триумвирате, занимавшемся многоразличными и довольно своеобразными делами,
о которых будет рассказано ниже.
   Фирмы, организованные подручными Молленхауэра еще  при  старом  составе
муниципалитета,  торговали  мясом,  строительными  материалами,  фонарными
столбами, щебнем - всем, что  могло  потребоваться  городскому  хозяйству.
Подряд, сданный городом, не подлежит аннулированию, но чтобы получить его,
необходимо   сперва   "подмазать"   кое-кого    из    членов    городского
самоуправления, а для этого нужны деньги.  Фирма  вовсе  не  обязана  сама
заниматься убоем скота или отливкой фонарных столбов.  Она  должна  только
организовать это дело, получить торговый патент,  добиться  от  городского
самоуправления  подряда  на  поставку  (о  чем  уж,  конечно,  позаботятся
Стробик, Хармон и Уайкрофт), а потом передоверить подряд владельцам  бойни
или  литейного  завода,  которые  будут  поставлять   требуемое,   выделив
посреднической фирме  соответствующую  долю  прибыли;  доля  эта,  в  свою
очередь, будет разделена и частично передана Молленхауэру и  Симпсону  под
видом доброхотного даяния на нужды возглавляемого ими политического  клуба
или объединения. Все это делалось очень просто  и  до  известных  пределов
вполне законно. Владелец бойни или литейного завода не смел  и  мечтать  о
том, чтобы самому добиться подряда. Стинер или кто-либо другой, ведавший в
данный момент городской кассой и за  невысокие  проценты  дававший  взаймы
деньги, нужные владельцу бойни или литейного завода в обеспечение поставки
или для выполнения подряда, получал не только свои один или два  процента,
которые клал в карман (ведь так поступали и его предшественники), но еще и
изрядную  долю   прибылей.   В   качестве   главного   помощника   Стинеру
рекомендовали смирного и умевшего держать  язык  за  зубами  человека  "из
своих". Казначея нисколько не касалось, что Стробик,  Хармон  и  Уайкрофт,
действуя в интересах Молленхауэра,  время  от  времени  употребляли  часть
заимствованных у города средств совсем не на то, для чего они были  взяты.
Его дело было ссужать их деньгами.
   Но посмотрим, что же дальше.  Еще  до  того,  как  Стинер  был  намечен
кандидатом в городские казначеи, Стробик - кстати  сказать,  один  из  его
поручителей при соискании этой  должности  (что  уже  само  по  себе  было
противозаконно, так как, согласно конституции штата Пенсильвания, ни  одно
официальное должностное лицо  не  может  быть  поручителем  за  другое)  -
намекнул ему, что люди,  содействующие  его  избранию,  отнюдь  не  станут
требовать от него чего-либо незаконного, но он должен быть  покладист,  не
возражать против раздутых городских бюджетов,  короче  говоря,  не  кусать
кормящую его руку. С не меньшей ясностью ему дали понять, что едва  только
он  вступит  в  должность,  кое-что  начнет  перепадать  и  ему.  Как  уже
говорились,  Стинер  всю  свою  жизнь  бедствовал.  Он  видел,  что  люди,
занимавшиеся политиканством, преуспевали материально, тогда как он, будучи
агентом по страховым делам и  продаже  недвижимых  имуществ,  едва  сводил
концы с концами. На его долю  мелкого  политического  прихвостня  выпадало
много тяжелой работы. Другие политические деятели обзаводились прекрасными
особняками в новых районах города.  Устраивали  увеселительные  поездки  в
Нью-Йорк, Гаррисберг или Вашингтон. В  летний  сезон  они  развлекались  в
загородных отелях с женами или любовницами,  а  ему  все  еще  был  закрыт
доступ в круг баловней судьбы. Вполне  естественно,  что  все  эти  посулы
увлекли  его  и  он  был  рад  стараться.  Наконец-то   и   он   достигнет
благосостояния.
   Когда у него побывал Молленхауэр и высказался о необходимости взвинтить
курс сертификатов городского займа до паритета - хотя этот разговор  и  не
имел прямого касательства к отношениям, которые Молленхауэр поддерживал  с
казначеем через Стробика и других, - Стинер, услышав  повелительный  голос
хозяина, поспешил расписаться в своем политическом раболепстве и ринулся к
Стробику за более подробной информацией.
   - Как бы вы поступили на моем месте? - спросил он Стробика, который уже
знал о том, что Молленхауэр посетил казначея, но ждал, чтобы  тот  сам  об
этом заговорил.  -  Мистер  Молленхауэр  высказал  пожелание,  чтобы  заем
котировался на бирже и был доведен до паритета, то  есть  шел  бы  по  сто
долларов за сертификат!
   Ни Стробик, ни Хармон, ни Уайкрофт не знали, как добиться  того,  чтобы
сертификаты  городского  займа,  расценивавшиеся  на  открытом   рынке   в
девяносто  долларов,  на  бирже   продавались   по   сто,   но   секретарь
Молленхауэра,  некий  Эбнер  Сэнгстек,  надоумил  Стробика  обратиться   к
молодому Каупервуду: как-никак, с ним ведет дела  Батлер,  а  Молленхауэр,
видимо, не настаивает на привлечении к этому делу своего личного  маклера,
так отчего же не испробовать Каупервуда.
   Вот как случилось, что  Фрэнк  получил  приглашение  зайти  к  Стинеру.
Очутившись у него в кабинете и еще не зная, что за его  спиной  скрываются
Молленхауэр и Симпсон, он с первого взгляда на этого скуластого  человека,
так странно волочившего ногу, понял, что в финансовых делах казначей сущий
младенец.  О,  если  бы  стать  при  нем  советником,   его   единственным
консультантом на все четыре года!
   - Здравствуйте, мистер Стинер, - мягко и  вкрадчиво  сказал  Каупервуд,
когда тот протянул  ему  руку.  -  Очень  рад  с  вами  познакомиться.  Я,
разумеется, много слышал о вас.
   Стинер  стал  долго  и  нудно  излагать  Каупервуду,  в   чем   состоит
затруднение. Приступив издалека, то и дело  запинаясь,  он  объяснял,  как
страшат его предстоящие трудности.
   - Главная  задача,  насколько  я  понимаю,  заключается  в  том,  чтобы
добиться котировки этих сертификатов альпари. Я могу выпускать  их  любыми
партиями и так часто, как вам будет желательно. В настоящее время  я  хочу
выручить сумму, достаточную для погашения  краткосрочных  обязательств  на
двести тысяч долларов, а позднее - сколько удастся.
   Каупервуд почувствовал себя  в  роли  врача,  выслушивающего  пациента,
который вовсе не болен, но страстно хочет, чтобы его успокоили, и сулит за
это большой гонорар. Замысловатые хитрости фондовой биржи  были  для  него
ясны, как день. Он знал, что если реализация займа безраздельно попадет  в
его руки, если ему удастся сохранить в тайне, что он действует в интересах
города, и если, наконец, Стинер позволит ему орудовать  на  бирже  в  роли
"быка", то есть скупать сертификаты для амортизационного фонда и в  то  же
время  умело  продавать  их  при   повышении   курса,   то   он   добьется
блистательнейших результатов даже при самом крупном выпуске. Но он  должен
распоряжаться единолично и иметь собственных агентов.  В  голове  его  уже
маячил  план,  как  принудить  неосмотрительных   биржевиков   играть   на
понижение: надо только заставить их поверить, что сертификатов этого займа
в обращении сколько угодно и при желании они успеют скупить их. Потом  они
спохватятся и увидят, что достать их нельзя, что все сертификаты в руках у
него, Каупервуда! Но он не сразу откроет свой секрет. О  нет,  ни  в  коем
случае! Он начнет взвинчивать стоимость сертификатов до паритета, а  потом
пустит их в продажу. Уж тогда и он немало загребет на этом деле! Каупервуд
был слишком сметлив, чтобы не догадаться, что за всем этим  скрываются  те
же политические заправилы города и что за спиною Стинера стоят  люди  куда
более умные и значительные. Но что с того? Как осторожно и хитро поступили
они, обратившись к нему через Стинера! Возможно, что его, Каупервуда,  имя
начинает приобретать вес в местных политических кругах. А это немало сулит
ему в будущем.
   - Так вот, мистер Стинер, - произнес он, выслушав объяснения казначея и
осведомившись, какую часть городского займа тот  хотел  бы  реализовать  в
течение ближайшего года. - Я охотно возьмусь за это  дело.  Но  мне  нужен
день или два, чтобы хорошенько все обмозговать.
   - Разумеется, разумеется, мистер Каупервуд, - с готовностью  согласился
Стинер. - Спешить некуда. Но известите меня, как только вы придете к  тому
или иному решению. Кстати, какую вы взимаете комиссию?
   - Видите ли, мистер Стинер, на фондовой бирже  существует  определенная
ставка, которой  мы,  маклеры,  обязаны  придерживаться.  Это  -  четверть
процента номинальной стоимости облигаций или обязательств. Правда, я  могу
оказаться вынужденным провести ряд фиктивных сделок, - как, каких именно я
объясню вам позднее, - но с вас я за  это  ничего  не  возьму,  если  дело
останется между нами. Я сделаю для вас все, что будет в моих силах, мистер
Стинер, можете не сомневаться. Но дайте мне подумать день-другой.
   Они пожали друг другу руки и расстались: Каупервуд - довольный тем, что
ему предстояла крупная  финансовая  операция,  Стинер  -  тем,  что  нашел
человека, на которого можно положиться.



        15

   План, выработанный Каупервудом после нескольких дней размышления, будет
вполне понятен  каждому,  кто  сколько-нибудь  смыслит  в  коммерческих  и
финансовых комбинациях, но останется туманным для  непосвященного.  Прежде
всего казначей  должен  был  депонировать  городские  средства  в  конторе
Каупервуда. Далее, фактически передать в распоряжение  последнего  или  же
занести в его кредит по своим книгам, с правом получения  в  любое  время,
определенные партии сертификатов городского займа, для начала - на  двести
тысяч  долларов,  так  как  именно  такую  сумму  желательно  было  быстро
реализовать, после чего Каупервуд обязывался  пустить  эти  сертификаты  в
обращение и принять меры к тому,  чтобы  довести  их  до  паритета.  Тогда
городской  казначей  немедленно  обратится  в  комитет  фондовой  биржи  с
ходатайством о включении их в список котируемых  ценностей,  Каупервуд  же
употребит все свое влияние, чтобы ускорить рассмотрение этого ходатайства.
После того как воспоследует соответствующее разрешение,  Стинер  реализует
через него, и только через него, все сертификаты городского  займа.  Далее
Стинер  позволит  ему  покупать   для   амортизационного   фонда   столько
сертификатов, сколько Каупервуд сочтет необходимым скупить, дабы  повысить
их цену до паритета. Чтобы добиться этого, - после того  как  значительное
количество сертификатов займа  уже  будет  пущено  в  обращение,  -  может
оказаться необходимым вновь скупить  их  значительными  партиями  и  затем
спустя некоторое время опять пустить в  продажу.  Законом,  предписывающим
продажу  сертификатов  только  по  номиналу,  придется  в  известной  мере
пренебречь, а это значит, что фиктивные и предварительные сделки не  будут
приниматься в расчет, пока сертификаты не достигнут паритета.
   Каупервуд дал понять Стинеру, что такой план имеет немало  преимуществ.
Ввиду того, что сертификаты в конечном итоге так или иначе  поднимутся  до
паритета, ничто не мешает Стинеру, как и всякому другому, закупить  их  по
дешевке в самом начале реализации займа и