, что я пока
ничего  предпринимать   не   буду,   обещал   созвать   группу   пайщиков,
заинтересованных в центральной линии, - туда как будто входит и  этот  ваш
Стэйн, о котором вы мне писали. Так вот, Джонсон предполагает свести  меня
с ними, по-видимому для того, чтобы мы вместе могли обсудить эту  проблему
соединения с центральной линией или со всем подземным транспортом.  И  это
значит, что я пока должен воздержаться от каких бы то ни было  переговоров
с Гривсом и Хэншоу и примириться с тем, что  эта  линия  Чэринг-Кросс,  за
неимением средств, опять вернется к ним, в Электро-транспортную. А это мне
совсем не улыбается, потому  что  они,  конечно,  воспользуются  этим  как
дубинкой, которой они будут махать у меня над головой.
   Тут Сиппенс вскочил, как ужаленный.
   - Не допускайте этого, патрон! - срывающимся голосом вскричал он. -  Ни
в коем случае не допускайте! Послушайте, вы потом пожалеете.  Эта  здешняя
публика так друг за дружку и  держится!  Между  собой  они  и  грызутся  и
ссорятся, но как только дело доходит до иностранца, они все скопом  готовы
на него наброситься. Тяжкое это будет для вас дело, если вы с ними  голыми
руками драться полезете. Вы лучше подождите до завтра или до  послезавтра,
может быть Гривс и Хэншоу еще дадут о  себе  знать.  Они  ведь  сегодня  в
газетах прочтут о вашем приезде, и вот вы посмотрите, я хоть сейчас  готов
об заклад биться, - они  непременно  появятся,  им  нет  никакого  расчета
тянуть с этим делом, никакого расчета. Скажите Джеркинсу, чтобы он погодил
встречаться с Джонсоном, а сами пока займитесь другими делами,  но  только
прежде давайте посмотрим со мной эту линию Чэринг-Кросс.
   В эту самую минуту Джемисон, занимавший  номер  рядом  с  апартаментами
Каупервуда, вошел с письмом, которое ему только что вручил рассыльный.
   Прочтя имя отправителя на конверте, Каупервуд улыбнулся,  потом  быстро
пробежал письмо и передал его Сиппенсу.
   - Вы угадали, де Сото, - смеясь сказал он. - Ну, и что ж нам  теперь  с
этим делать?
   Письмо было от Гривса и Хэншоу:

   "Дорогой мистер Каупервуд!
   Мы узнали из сегодняшних газет  о  Вашем  приезде  в  Лондон.  Если  Вы
считаете это удобным и желательным, мы хотели  бы  встретиться  с  Вами  в
понедельник или во вторник на следующей неделе для обсуждения  вопроса,  о
котором мы беседовали с Вами 15  марта  в  Нью-Йорке.  Поздравляем  Вас  с
благополучным прибытием и желаем приятного времяпровождения.
   Искренне преданные Вам Гривс и Хэншоу".

   Сиппенс торжествующе щелкнул пальцами.
   - Что! Говорил я вам! - радостно воскликнул он. - Значит, они  идут  на
ваши условия. Это самый важный участок в Лондоне. А когда он у вас будет в
руках, вы сможете  спокойно  выжидать,  в  особенности  если  вам  удастся
подцепить  еще  кое-какие  концессии,  потому  что,  стоит   только   этим
спекулянтам пронюхать про вас, они сами  к  вам  явятся.  А  этот  субъект
Джонсон! Этакое нахальство - требовать от вас, чтобы вы и  не  шевелились,
пока с ним не увидитесь!
   В этом восклицании Сиппенса слышалось искреннее негодование, ибо он уже
слышал, что Джонсон - властный и самоуверенный человек, и заочно невзлюбил
его.
   - Конечно, у него есть кое-какие связи, - продолжал он.  -  И  у  этого
Стэйна - тоже. Но без вашего капитала и опыта, без вашей изобретательности
что они могут сделать? Даже эту Чэринг-Кросс не могли пустить  в  ход,  не
говоря уж о других линиях. Ничего у них без вас не получится.
   - Очень может быть, что вы и правы, де Сото, - сказал Каупервуд, весело
улыбаясь своему преданному помощнику. - Я повидаюсь с  Гривсом  и  Хэншоу,
вероятно, во вторник. И можете быть уверены,  я  ничего  не  упущу.  Ну  а
насчет  Чэринг-Кросс  -  поедем  завтра?  По-моему,  следовало  бы   сразу
осмотреть не только эту, но и обе главные линии.
   - Отлично, патрон! В час дня вам будет удобно? Я вам все  покажу,  и  к
пяти вы уже будете здесь.
   - Идет! Да, вот еще что: вы  помните  Хэддонфилда?  Лорда  Хэддонфилда,
который несколько лет назад приезжал в Чикаго  и  такой  шум  там  поднял?
Палмеры, Филды, Лестеры  -  как  они  тогда  все  вокруг  него  увивались,
помните?  Он  как-то  раз  был  у  меня  в  моем  загородном  доме.  Такой
молодцеватый, самоуверенный тип.
   - Как же! Конечно, помню, - сказал Сиппенс, - он, кажется, тогда  хотел
стать пайщиком этого мясоконсервного предприятия?
   - Да, и к моим предприятиям он тоже хотел примазаться. Я  вам  об  этом
никогда не рассказывал?
   -  Нет,  не  рассказывали,  -  поспешно  сказал  Сиппенс,   сгорая   от
любопытства.
   - Так вот, сегодня утром от него пришла телеграмма: приглашает к себе в
поместье, в Шропшир, кажется. На субботу и воскресенье.
   Каупервуд взял телеграмму со стола.
   - Бэритон-Мэнор, Шропшир.
   - Любопытно! Ведь он из той публики, что входит в компанию Сити - Южный
Лондон. Пайщик, не то директор, - словом, что-то в  этом  роде!  Я  вам  к
завтрашнему дню все о нем разузнаю. Может быть, он  тоже  заинтересован  в
расширении лондонской подземки и хочет потолковать с  вами  об  этом?  Ну,
если так и если он к вам расположен - так это находка!  Для  иностранца  в
чужой стране, сами понимаете...
   - Да, да, ясно, - отвечал Каупервуд. - Может быть,  это  в  самом  деле
удача. Надо поехать. Так вы попробуйте выяснить все, что можно, а завтра в
час приезжайте за мной.
   Выходя, Сиппенс столкнулся в дверях с Джемисоном, который нес еще целую
пачку писем и телеграмм, но Каупервуд замахал на него руками.
   - Нет, нет, Джемисон. Ничего больше слушать не  буду  до  понедельника.
Напишите Гривсу и Хэншоу, что я рад буду  видеть  их  у  себя  во  вторник
утром, в одиннадцать; И еще свяжитесь с Джеркинсом и скажите ему, чтобы он
ждал от меня распоряжений и пока ничего  не  предпринимал.  Телеграфируйте
лорду Хэддонфилду, что мистер и миссис Каупервуд с удовольствием принимают
его приглашение, узнайте, как туда добраться, и закажите билеты. Если  еще
что-нибудь без меня придет, положите ко мне на стол. Я завтра посмотрю.
   Он спустился в лифте и, выйдя на улицу, окликнул экипаж, сказав  кучеру
ехать на Оксфорд-стрит, но, проехав два  квартала,  приподнял  окошечко  и
крикнул:
   - Сверните на Юбери-стрит, за угол налево.
   Кучер повернул и остановился; Каупервуд вышел, сделал несколько  шагов,
свернул в переулок и, выйдя на ту же улицу с  другой  стороны,  подошел  к
отелю "Кларидж".



24

   В  чувстве  Каупервуда  к  Беренис  пылкость  любовника  сочеталась   с
отеческой нежностью. Молодость Беренис, ее одаренность и красота неизменно
вызывали у него чувство  восхищения,  желание  защитить  ее,  предоставить
возможность развиться этой богатой натуре. Вместе с тем он Со свойственным
ему пылом упивался ее любовью, хотя эта  сторона  их  отношений  иной  раз
невольно  смущала  его  -  так  удивительно  казалось  ему  сочетание  его
шестидесяти лет с ее непостижимой юностью. С другой  стороны,  ее  трезвая
предусмотрительность, ее здравомыслие - а в этом она иной раз не  уступала
ему самому - наполняли его гордостью,  внушали  ему  уверенность  в  своей
силе,  ибо  Беренис  в  этом  смысле  была   ему   поистине   опорой.   Ее
самостоятельность, ее энергия, ее даровитость пробуждали в нем желание  не
просто растить капитал, а предоставить ей все возможности  проявить  себя,
обеспечить ей положение в обществе.  Вот  почему  он  и  решил  поехать  в
Лондон, и это-то и придавало такое важное значение всему путешествию.
   Когда она встретила его, цветущая, сияющая, и  он  схватил  ее  в  свои
объятья, он словно вдохнул в себя ее радостную уверенность, ее юность.
   -  Добро  пожаловать  в  Лондон!  Итак,  Цезарь  перешел   Рубикон!   -
приветствовала она его.
   - Спасибо, Беви, - сказал он, выпуская ее. - Я получил твою  телеграмму
и берегу ее. Ну-ка, дай мне посмотреть на тебя! Пройдись по комнате.
   Он смотрел на нее с нескрываемым  восхищением,  когда  она  с  задорной
улыбкой побежала в другой конец комнаты, а потом медленно  пошла  к  нему,
слегка поворачиваясь на ходу, наподобие живой модели из модного  магазина,
и, наконец,  остановившись  перед  ним,  сделала  реверанс  и  сказала:  -
Прямехонько от мадам Сари! И стоит всего -  ах,  это  тайна!  -  и  надула
губки.
   На ней было темно-синее бархатное платье, отделанное мелким жемчугом  у
ворота и на поясе.
   Каупервуд взял ее за руку и подвел к маленькому диванчику,  на  котором
только и можно было уместиться двоим.
   - Чудесно! - сказал он. - Слов не нахожу, как я рад, что опять с тобой.
   Он справился о здоровье ее матери, а затем продолжал:
   - Ты знаешь, Беви, для меня это какое-то совершенно небывалое ощущение.
Никогда мне, по правде сказать, не нравился этот Лондон, но  в  этот  раз,
зная, что ты здесь, я прямо одурел от восторга, когда увидел его!
   - Ах, когда увидел _его_?
   - Ну, и, разумеется - _тебя_! - и он стал целовать ее глаза,  волосы  и
губы, пока она не отстранила его, сказав, что любовь надо  пока  отложить,
пусть он сначала расскажет все.
   Вынужденный подчиниться, он начал рассказывать, как они доехали и  все,
что за это время произошло.
   - Эйлин со мной в отеле "Сесиль". Ее только что рисовали для газеты.  А
твой  приятель  Толлифер,  надо  сказать,  действительно  старался   вовсю
развлекать ее в дороге.
   - Мой приятель! Да я с ним даже незнакома!
   - Ну, разумеется, еще бы тебе быть с ним знакомой! Но во всяком  случае
он малый неглупый. Вот бы ты посмотрела на него, каким он пришел ко мне  в
первый раз в Нью-Йорке и какой это был блистательный кавалер на  пароходе!
Превращение Аладдина! А волшебная лампа  -  это  пачка  банкнотов.  Кстати
сказать, он поехал в Париж, вероятно с целью замести  следы.  Я,  конечно,
позаботился, чтобы денег у него было достаточно.
   - А ты с ним встречался на пароходе? - полюбопытствовала Беренис.
   - Да, он нам был представлен капитаном. Ну, это такой человек,  который
и сам сумеет все устроить. У него положительно дар нравиться женщинам.  Он
прямо-таки завладел всеми самыми хорошенькими.
   - Так я и поверила! А где же в это время был ты?
   - Ну, знаешь, бывают иной раз чудеса! Но это в самом  деле  чародей.  У
него на это какое-то особенное чутье. Я-то, признаться, мало его видел, но
Эйлин он сумел так пленить, что она жаждет пригласить его к нам на обед.
   Он многозначительно поглядел на Беренис, и она ответила  ему  довольной
улыбкой.
   - Я рада за Эйлин, - сказала она помолчав. - Искренне рада.  Ей  просто
необходима была такая перемена. И давно уже.
   - Верно, Беви, - отвечал Каупервуд. - Раз я не могу быть для  нее  тем,
чем ей хочется, почему не найти для  этой  роли  кого-нибудь  другого.  Во
всяком случае, я  надеюсь,  что  он  не  перейдет  границ,  он  для  этого
достаточно благоразумен. Эйлин уже мечтает поехать в Париж, покупать  себе
наряды. Так что с этой стороны у нас все обстоит как нельзя лучше.
   - Чудесно! - сказала Беренис улыбаясь. - Значит, пока  что  наши  планы
понемножку осуществляются. А кто всему виновник?
   - По-моему, ни ты, ни я. Просто так оно должно было случиться, вот  как
и то, что ты ко мне пришла тогда на рождество, когда я меньше всего ожидал
этого.
   Он обнял ее и хотел поцеловать, но  она,  поглощенная  своими  мыслями,
отстранила его.
   - Нет, нет, подожди, сначала расскажи мне о Лондоне,  а  потом  я  тебе
тоже кое-что расскажу.
   - Ну что ж, Лондон! Перспективы пока самые блестящие. Я тебе,  кажется,
говорил в Нью-Йорке об этих англичанах, Гривсе и Хэншоу? О том, как  я  их
выпроводил, отклонив их предложение? Так вот только сейчас, когда я уходил
из гостиницы, мне подали от них письмо. Они просят принять  их,  и  я  уже
условился, когда и как. Ну, а насчет  более  широких  проектов,  есть  тут
группа акционеров, с которыми я предполагаю встретиться. Как только у меня
выяснится что-нибудь более  или  менее  определенное,  я  сейчас  же  тебе
расскажу. А пока что мне хотелось бы укатить с  тобой  куда-нибудь.  Может
быть, мы могли бы дать себе маленькую передышку, прежде чем я заверчусь со
всеми этими делами. Вот только Эйлин... Пока она не уедет, видишь ли...  -
он помолчал. - Конечно, я постараюсь уговорить ее поехать в Париж, а мы  с
тобой могли бы тогда прокатиться к Нордкапу или на Средиземное  море.  Мне
тут один агент говорил, что сейчас  есть  возможность  раздобыть  яхту  на
лето.
   - О, яхта, яхта! - воскликнула Беренис, но  тотчас  же,  спохватившись,
прижала палец к губам. - Нет, нет, ты уже забираешься в мою  область.  Это
буду устраивать я, а не ты. Вот видишь...
   Но он не дал ей договорить и зажал ей рот поцелуем.
   - Какой же ты нетерпеливый! - упрекнула его Беренис. - Ну подожди же...
   И она повела его в соседнюю комнату,  где  около  распахнутого  настежь
окна был сервирован стол.
   - Смотри, повелитель! Мы с тобой сегодня пируем вдвоем; тебя приглашает
твоя рабыня. Если ты сейчас сядешь и будешь сидеть  смирно,  мы  выпьем  с
тобой по бокалу вина, и я тебе все расскажу. Веришь ты мне или нет - но  у
меня уже все готово, я все решила.
   - Все? Вот как! - засмеялся Каупервуд. - И так быстро?  Хорошо  бы  мне
так уметь.
   - Да-а. Все или... почти все! - сказала она и, взяв со стола  графин  с
его любимым вином, налила два бокала. -  Дело  в  том,  что,  как  это  ни
странно, я тут в одиночестве размышляла. А когда я размышляю...
   Она торжественно подняла глаза к небу.
   Он вырвал бокал у нее из рук и бросился целовать ее, - она только этого
и ждала.
   - Смирно, Цезарь! - смеясь, прикрикнула она. - Подожди, мы еще не пьем.
Сядь на место. А я сяду вот здесь. И сейчас  я  тебе  расскажу  все.  Буду
каяться, как на исповеди.
   - Вот бесенок! Серьезно, Беви, перестань дурить...
   - Да я в жизни своей не была серьезней. Ну хорошо,  слушай.  Дело  было
так. На пароходе с нами ехало с  полдюжины  англичан,  старых  и  молодых,
всяких,  один  красивее  другого;  по  крайней  мере  те,  с  которыми   я
флиртовала, были очень недурны.
   - Не сомневаюсь,  -  добродушно  проронил  Каупервуд  с  легкой  ноткой
сомнения в голосе. - Ну и что же дальше?
   - А дальше, если ты проявишь некоторое великодушие, я  признаюсь  тебе,
что флиртовала я  исключительно  ради  тебя.  Кстати  сказать,  флирт  был
совершенно невинный - впрочем, этому ты,  конечно,  можешь  и  не  верить.
Например, я разузнала об одном прелестном загородном местечке,  Бовени,  -
это на Темзе, всего в каких-нибудь тридцати милях  от  Лондона.  Рассказал
мне об этом очаровательный молодой человек - разумеется, холостяк -  Артур
Тэвисток. Он там живет с мамашей, леди Тэвисток. Он уверен,  что  мне  она
очень понравится. А сам он очень понравился моей матушке! Так что  видишь,
как обстоят дела...
   - Гм... вижу, что нам  предстоит  жить  в  Бовени:  мне  и  матушке,  -
язвительно усмехнулся Каупервуд.
   - Вот именно! - в тон ему отвечала Беренис. - И это чрезвычайно  важный
вопрос - ты и мама. С этих пор ты  должен  будешь  уделять  свое  внимание
главным образом ей. И как можно меньше мне. Но, конечно, ты сохраняешь  за
собой все обязанности опекуна. Вот.
   И она ущипнула его за ухо.
   - Иными словами, мистер Каупервуд - опекун и друг семьи! - произнес  он
с довольно кислой улыбкой.
   -  Совершенно  верно!  -  подтвердила  Беренис.  -  Так   вот   дальше.
Предполагается,  что  я   в   скором   времени   отправляюсь   с   Артуром
путешествовать на лодке. А  кроме  того...  -  тут  она  не  удержалась  и
фыркнула, - он обещает достать очаровательный плавучий домик, как раз  то,
что нужно для нас с мамой. Нет, ты только представь себе:  лунная  ночь...
или жаркий летний день - когда моя мама и его мама  будут  сидеть  себе  и
вязать или прогуливаться по саду, а ты будешь читать да покуривать, - мы с
Артуром...
   - Да! Представляю себе, чудесная жизнь - плавучий домик,  возлюбленный,
весна, мамаша, опекун! Поистине рай земной!
   - А что же может быть лучше? - с жаром воскликнула Беренис. -  Он  даже
расписал, какие у нас там будут тенты - красные и зеленые! И  кто  из  его
друзей приедет, и какие они!
   - Тоже красные и зеленые, я полагаю?
   - Вот именно, ведь это же цвета спортивных и гребных костюмов!  Словом,
все, как полагается. Так он рассказывал маме; А друзей у него масса! И  он
их всех собирается представить маме и мне.
   - А когда же приглашение на свадьбу?
   - В июне, не позже. Могу обещать тебе совершенно точно!
   - И я буду посаженным отцом?
   - Да, это мысль! - серьезно сказала она.
   - Черт возьми! - преувеличенно громко захохотал Каупервуд. - Я вижу,  у
тебя было на редкость удачное путешествие!
   - Да ты еще и сотой доли не знаешь! - вскричала Беренис. - Сотой  доли!
Вот еще Мейденхед - мне даже неловко признаваться.
   - Вот как? Запомним!
   - И я еще тебе не рассказала  о  полковнике  Хоксбери.  Из  королевской
гвардии или чего-то там еще, не помню! - дурачась, продолжала она.  -  Ну,
один из таких блестящих военных красавцев - а у него есть приятель офицер,
у которого есть кузен... Так вот у этого кузена есть коттедж где-то там  в
парке на Темзе...
   - Ах, уж теперь два коттеджа и два плавучих домика! Или у  тебя,  может
быть, в глазах двоится?
   - Во всяком случае коттедж, о котором я сейчас говорю, почти никогда не
сдается. Этой весной чуть ли не в первый раз. И это настоящая мечта!  Если
его когда-нибудь и сдавали, то только близким друзьям. Но, конечно, маме и
мне...
   - Мы, кажется, намереваемся стать дочерью полка?
   - Ну, хорошо. Оставим  полковника.  Еще  есть  некий  Уилтон  Брайтуэйн
Райотсли - произносится: Ротислай. У него замечательные маленькие усики, а
рост ровно шесть футов и...
   - Послушай, Беви! Что за подробности! Я, знаешь, начинаю подозревать!
   - Только не с Уилтоном! Нет, нет, клянусь тебе! С полковником - куда ни
шло, но с  Уилтоном  -  нет!  -  и  она  расхохоталась.  -  Ну,  чтобы  не
перечислять всех подряд, скажу тебе коротко, что  я  узнала  не  только  о
четырех плавучих домиках на Темзе, но и о четырех прекрасно меблированных,
комфортабельных особняках в самых замечательных кварталах Лондона, - и все
их можно снять на сезон, на год  или  навсегда,  если  мы  решим  с  тобой
остаться тут навеки.
   - Что ж, тебе надо только захотеть, милочка, - отвечал он. -  Но  какая
же ты, однако, актриса!
   - И все эти особняки, - продолжала Беренис,  пропуская  мимо  ушей  его
восхищенное восклицание,  -  будут  немедленно  показаны  мне  любым  моим
поклонником на выбор -  или  всеми  сразу,  стоит  мне  только  дать  свой
лондонский адрес, чего я еще пока не сделала.
   - Браво, браво! - воскликнул Каупервуд.
   - Так вот, пока еще никаких обещаний никому не дано, ни с кем ничего не
условлено,  но  мы  с  мамой  думаем  поехать  посмотреть  один  домик  на
Гроссвенор сквере, а другой - на Беркли сквере. И тогда  уж  будет  видно,
что делать.
   - А тебе не кажется, что лучше было бы все же  посоветоваться  с  твоим
престарелым опекуном насчет, скажем, аренды и всего прочего?
   - Что касается аренды - конечно. Ну а насчет всего прочего...
   - Ну, хорошо. Насчет  всего  прочего  -  отступаю  охотно.  Довольно  я
распоряжался на своем веку, посмотрим-ка теперь, как это у тебя получится!
   - Так вот, - продолжала она, все еще дурачась, - допустим, для  начала,
я сяду вот сюда...
   И, усевшись к нему на колени, она  взяла  со  стола  бокал  с  вином  и
прикоснулась к нему губами.
   - Смотри - я загадала желанье! - сказала она и отпила половину. - Вот и
ты тоже загадай! - И она протянула ему бокал и смотрела, пока он не  допил
до дна. - А теперь ты должен бросить его об стену - через мое правое плечо
- чтобы уже никто больше никогда из него не пил. Так поступали  в  старину
датчане и норманны. Ну...
   Каупервуд швырнул бокал.
   - А теперь поцелуй меня - и все сбудется,  как  мы  с  тобой  загадали.
Потому что, ты ведь знаешь, я колдунья