онцу тысяча восемьсот девяносто  пятого
года превратилось в грозную тучу, а к весне  девяносто  шестого  эта  туча
зловещей пеленой закрыла полнеба, готовая вот-вот разразиться бурей. После
того как в июле на  пост  президента  Соединенных  Штатов  была  выдвинута
кандидатура "апостола свободной чеканки серебра", консервативные  элементы
и финансовые круги охватил  страх.  То,  что  Каупервуд  предусмотрительно
сделал больше года назад, другие, менее дальновидные дельцы, от штата  Мэн
до Калифорнии и от Мексиканского  залива  до  Канады,  принялись  второпях
делать сейчас. Вклады  изымались  из  банков,  неустойчивые  и  ненадежные
бумаги выбрасывались на рынок. Шрайхарт, Арнил,  Хэнд  и  Мэррил  внезапно
поняли, что  попали  впросак  со  своими  огромными  капиталовложениями  в
"Американскую спичку". Имея на руках эти  акции,  которые  выпускались  на
миллионные  суммы,  они  вынуждены  будут  либо  поддерживать  курс,  либо
реализовать их с большим для  себя  убытком.  Так  как  многим  акционерам
"Американской спички" понадобились теперь  наличные  деньги,  то  со  всех
концов страны  посыпались  телеграфные  распоряжения  продавать  акции  на
чикагской бирже, где они были впервые пущены  в  продажу  и  где  на  них,
по-видимому, существовал спрос. Инициаторы спекуляции после ряда совещаний
сочли за благо поддерживать курс. Господам Хэллу  и  Стэкполу,  официально
возглавлявшим трест, было дано указание покупать,  а  те  в  свою  очередь
обратились  к  основным  акционерам  с  предложением   взять   свою   долю
дополнительных акций, пропорциональную вложениям. Хэнд, Шрайхарт, Арнил  и
Мэррил, не в силах справиться с растущим потоком акций, которые они должны
были принимать по двести двадцать долларов, стали спешно закладывать их  в
банках по сто  пятьдесят  долларов  и  этими  деньгами  расплачивались  за
дополнительные партии, от которых не могли отказаться.
   В результате зависимые от них банки оказались загруженными  до  отказа,
над многими нависла угроза краха. Принимать эти акции в  заклад  они  были
уже не в состоянии.
   - Нет, нет и нет! - решительно заявил Хэнд по телефону Финеасу Хэллу. -
Я не могу рисковать больше ни одним долларом. Не могу и не хочу. Ваш  план
превосходен.  Я  не  хуже  вашего  понимаю  все  его  выгоды.  Но  с  меня
достаточно. Не сегодня - завтра разразится  финансовый  кризис.  Потому-то
биржа и наводнена бумагами. Я готов ограждать свои интересы, но всему есть
предел. Повторяю: ни одна акция из тех, что  у  меня  сейчас  имеются,  на
рынок не попадет, но больше сделать я  ничего  не  могу.  Пусть  остальные
участники соглашения защищаются, как умеют. У меня есть другие,  не  менее
важные дела, чем "Американская спичка", мне надо подумать и о них.
   Разговор с мистером Шрайхартом увенчался не большим успехом. Поглаживая
жесткие черные усы, Шрайхарт уже прикидывал в уме, не лучше  ли,  пока  не
поздно, отступить, выручив за свои акции сколько  удастся.  Но  он  боялся
гнева Хэнда и Мэррила, в случае если по  его  вине  "Американская  спичка"
покатится вниз и на чикагской бирже возникнет паника. Это был  рискованный
шаг. Арнил и Мэррил в конце концов согласились  держать  имевшиеся  у  них
акции, но наотрез отказались принять еще хотя бы одну; будь что будет.
   Попав в такую передрягу, оба почтенных джентльмена - Хэлл и  Стэкпол  -
естественно  приуныли.  Значительно  менее   богатые,   чем   их   высокие
покровители, они могли потерять на этом  все  свое  состояние.  А  в  бурю
хороша любая гавань. И вот Бенони Стэкпол явился в контору Каупервуда.  Он
испробовал уже все средства, а из крупных чикагских капиталистов Каупервуд
был единственным, не участвовавшим в афере  с  "Американской  спичкой".  В
самом  начале,  когда  Стэкпол  еще  только  вел  переговоры  с  Хэндом  и
Шрайхартом, те, правда, сказали ему, что отказываются участвовать в  деле,
если к нему будет привлечен Каупервуд. Но это было больше  года  назад,  а
кроме того, Хэнд и Шрайхарт теперь отстранились, бросив его с  компаньоном
на произвол судьбы. Они не  могут  быть  на  него  в  претензии,  если  он
обратится к Каупервуду, - лишь бы тот  не  подвел.  Стэкпол  был  высокого
роста - шести с лишком футов - и весил двести тридцать фунтов. Он предстал
перед Каупервудом в соломенной шляпе, коричневом полотняном костюме (стоял
конец июля), с веером из пальмового листа в одной руке и небольшим кожаным
саквояжем, в котором лежали злополучные акции, - в другой. Пот лил с  него
градом, и мысли были самые мрачные. Ему грозило  банкротство  -  ужасающее
банкротство.  Если  акции  "Американской  спички"  упадут  ниже   двухсот,
придется закрывать свою банкирско-маклерскую контору, - у  него  с  Хэллом
столько акций  на  руках,  что  дефицит  их  составит  двадцать  миллионов
долларов. А Хэнд, Шрайхарт, Арнил и Мэррил все вместе  потеряют  миллионов
шесть-восемь. Местные банки тоже, конечно, пострадают, но не очень сильно,
ибо, принимая в заклад "Американскую спичку" по сто пятьдесят долларов  за
акцию, они могут потерять только разницу между этой цифрой и той ценой, до
которой акции упадут.
   Каупервуд  не  без  иронии  взглянул   на   входившего   Стэкпола:   он
догадывался, что привело сюда этого джентльмена. Еще несколько дней  назад
в разговоре с Эддисоном он предсказал крушение "Американской спички".
   - Мистер Каупервуд, в этом  саквояже  у  меня  пятнадцать  тысяч  акций
"Американской спички", - начал Стэкпол. - Стоимость их  по  номиналу  один
миллион пятьсот тысяч долларов,  по  сегодняшнему  курсу  -  три  миллиона
триста, но настоящая их цена триста долларов за штуку, если не больше.  Не
знаю, насколько внимательно вы следили за развитием  треста  "Американская
спичка". Нам принадлежат все патенты на новые усовершенствованные  машины,
значительно повышающие производительность труда. Более того, на этих  днях
мы заключаем договоры с Францией и с Италией на право  пользования  нашими
машинами и технологическими процессами, за это они будут  платить  нам  по
миллиону долларов  ежегодно.  Мы  ведем  также  переговоры  с  Австрией  и
Англией.  На  очереди  другие  страны.  Не  сомневаюсь,  что  Американский
спичечный трест будет снабжать своими спичками весь мир,  вне  зависимости
от того, останусь я во главе его или нет. Но агитация за  чеканку  серебра
застигла нас, что называется, в открытом море, и нам сейчас не легко будет
перебороть шторм. Вступая с  кем-нибудь  в  деловые  отношения,  я  всегда
предпочитаю быть откровенным и хочу сказать  вам  начистоту,  как  обстоит
дело.  Если  нам  удастся  благополучно  выбраться  из  этого   переплета,
вызванного агитацией за серебро, то можно поручиться,  что  к  концу  года
наши акции будут стоить триста долларов. Так вот, я предлагаю  их  вам  по
сто пятьдесят, при одном условии: до декабря не выбрасывать их  на  рынок.
Или же, если вы не можете взять на себя такого обязательства (тут  Стэкпол
замолчал и впился глазами в непроницаемое лицо Каупервуда),  тогда,  может
быть, вы ссудите мне по ста пятидесяти  долларов  за  акцию  сроком  самое
малое на тридцать дней, из десяти, пятнадцати или сколько  найдете  нужным
процентов.
   При этом новом доказательстве изменчивости и непрочности всего  земного
Каупервуд задумался и, сложив руки, стал вертеть большими пальцами.  Жизнь
поистине полна превратностей,  а  тут  представлялся  долгожданный  случай
отплатить тем, кто преследовал его.  Если  взять  акции  в  залог  по  сто
пятьдесят и быстро по частям распродать их по  двести  двадцать  или  даже
дешевле, "Американская спичка" вылетит в трубу. А когда курс упадет до ста
пятидесяти или ниже, можно будет по дешевке снова скупить их,  положить  в
карман разницу, завершить сделку с мистером Стэкполом, получив с него  еще
проценты, и улыбнуться, как улыбается сытый кот в детской сказке. Все  это
было проще простого и требовало не больше усилий, чем  сидеть  вот  так  и
вертеть большими пальцами.
   - А разрешите узнать, кто из чикагских дельцов,  кроме  вас  и  мистера
Хэлла, поддерживал эти бумаги? - учтиво  осведомился  он.  -  Я,  конечно,
догадываюсь, но все же хотелось бы знать наверное.
   - Отчего же, отчего же, пожалуйста, - с готовностью отвечал Стэкпол.  -
Мистер Хэнд, мистер Шрайхарт, мистер Арнил и мистер Мэррил.
   - Так я и предполагал, - небрежно заметил Каупервуд. - И что же, они не
в состоянии взять у вас эти акции? Загрузились до отказа?
   - Загрузились, - уныло подтвердил Стэкпол. - Но  если  вы  примете  эти
акции у меня в залог, мне придется поставить условием, чтобы  ни  одна  не
попала на рынок. Во всяком случае до тех  пор,  пока  я  сам  не  откажусь
выполнить свои обязательства. Я знаю, что вы не в ладах с мистером  Хэндом
и другими джентльменами, которых я  назвал.  Но,  как  я  уже  говорил,  -
повторяю, я совершенно с  вами  откровенен,  -  положение  у  меня  сейчас
безвыходное, а в бурю  хороша  любая  гавань.  Если  вы  согласитесь  меня
выручить, я приму любые ваши условия и никогда не  забуду  оказанного  мне
одолжения.
   С  этими  словами  Стэкпол  раскрыл  саквояж  и  стал  одну  за  другой
выкладывать на стол перед Каупервудом желто-зеленые  продолговатые  пачки,
туго  перетянутые  толстой  резинкой.  В  каждой  было  по  тысяче  акций.
Каупервуд взял одну из них и, как бы в раздумье, взвесил на руке.
   - Очень сожалею, мистер  Стэкпол,  -  сказал  он,  наконец,  огорченным
голосом, притворяясь, что пришел к какому-то решению, - но я не смогу быть
вам полезен. Мне самому сейчас предстоят большие платежи, да и вообще я на
бирже играю редко. К джентльменам, которых вы сейчас назвали, я  не  питаю
никакого зла. На всех не угодишь. Я бы,  конечно,  мог,  если  б  захотел,
взять у вас эти акции, дать вам денег, а завтра же спустить их  на  бирже,
но я этого делать не собираюсь. Я бы рад вас  выручить,  и,  будь  у  меня
возможность продержать ваши бумаги у себя три  или  четыре  месяца,  я  бы
охотно на это пошел. Но обстоятельства  сложились  так...  -  Каупервуд  с
сокрушенным видом поднял брови. - Вы побывали у всех банкиров в городе?
   - У всех без исключения.
   - И что же, никто не может прийти вам на помощь?
   - При теперешнем положении дел они не в состоянии взять больше ни одной
акции.
   - Печально. Мне очень жаль, мистер Стэкпол. Постоите, а вы случайно  не
знакомы с мистером Милардом Бэйли или с мистером Эдвином Кафратом?
   - Нет, не знаком, - ответил Стэкпол,  перед  которым  вновь  забрезжила
надежда.
   - И Бэйли и Кафрат значительно богаче, чем многие предполагают.  У  них
часто бывают на руках крупные суммы. Почему бы вам не попытать  счастья  у
них? А то есть еще мой приятель Видера. Я не  знаю,  правда,  как  у  него
сейчас с деньгами. Но вы всегда можете застать его  в  банке  Двенадцатого
района. Весьма возможно, что он захочет взять  часть  акций.  Состояние  у
него порядочное, больше, чем некоторые думают. Удивительно,  как  это  вас
никто к ним не направил. (Без указания Каупервуда ни Бэйли, ни Кафрат,  ни
Видера не взяли бы у Стэкпола ни единой акции, но тот, разумеется, не  мог
этого знать. Мало кому было известно, что они связаны с Каупервудом.)
   - Я вам чрезвычайно признателен и непременно побываю у них,  -  заверил
его Стэкпол, укладывая в саквояж свои никому не нужные бумаги.
   Каупервуд был необычайно любезен - он вызвал стенографистку,  велел  ей
узнать для мистера Стэкпола домашние  адреса  Бэйли  и  Кафрата,  которые,
конечно, прекрасно знал, и, услужливо сообщив их посетителю,  пожелал  ему
на прощание всяческого успеха. Озабоченный маклер решил тотчас  наведаться
не только к Бэйли и Кафрату, но и  к  Видера;  однако,  не  успел  Стэкпол
доехать до конторы Бэйли, как туда уже позвонил Каупервуд.
   - Это вы, Бэйли? Я вот по какому поводу, - сказал он,  когда  в  трубке
раздался голос лесопромышленника. - Тут  у  меня  только  что  был  Бенони
Стэкпол, знаете - банкирская контора "Хэлл и Стэкпол"?
   - Да, да.
   - Принес пятнадцать  тысяч  акций  "Американской  спички",  номинальная
стоимость их - сто долларов, курс на сегодня - двести двадцать.
   - Так.
   - Он хочет заложить все или часть по сто пятьдесят.
   - Так, так.
   - Вы, вероятно, знаете, как обстоит дело с "Американской спичкой"?
   - Нет, знаю только, что они здорово лезли вверх, кто-то усиленно  играл
на повышение.
   - Ну так слушайте. Скоро  они  покатятся  вниз.  "Американская  спичка"
должна лопнуть.
   - Так!
   - Я хочу, чтобы вы дали этому господину ссуду в пятьсот тысяч долларов,
не больше чем по сто двадцать за  акцию,  а  то  и  меньше;  с  остальными
посоветуйте ему обратиться к Кафрату или Видера.
   - Да, но у меня сейчас нет таких денег. Шутка сказать, - полмиллиона! К
тому же вы говорите, что "Американская спичка" вот-вот лопнет.
   - Я знаю, что у вас нет. Выпишете чек на Чикагское кредитное  общество,
Эддисон уплатит. А бумаги пришлите ко мне и  забудьте  об  этом  деле.  Об
остальном я позабочусь сам. Только ни в коем случае  не  упоминайте  моего
имени и не показывайте виду, что вы заинтересованы в  сделке.  Давайте  не
больше, чем по сто двадцать, слышите? А то и меньше. Вы узнаете мой голос?
   - Конечно.
   - Если у вас будет время, заезжайте потом ко мне, я бы хотел знать, чем
кончится ваш разговор.
   - Хорошо, - коротко отвечал Бэйли.
   Затем Каупервуд позвонил Кафрату и Видера, с которыми у него состоялась
примерно такая  же  беседа;  не  прошло  и  получаса,  как  все  уже  было
подготовлено к приему мистера Бенони Стэкпола. Ссуду ему дадут под все его
акции по сто двадцать долларов за штуку и ниже. Чеки будут выписаны  сразу
и при этом  на  различные  банки,  а  не  только  на  Чикагское  кредитное
общество. Он, Каупервуд, сам проследит за тем, чтобы по чекам уплатили без
задержки, вне зависимости от того, есть ли у  Бэйли,  Кафрата  или  Видера
деньги на текущем счету. Все заложенные акции он  распорядился  тотчас  же
прислать к нему в контору. Затем, позаботившись  о  том,  чтобы  нигде  не
произошло заминки, и уведомив банки, на которые должны были быть  выписаны
чеки, что они гарантируются им самим или еще  кем-нибудь,  Каупервуд  стал
спокойно дожидаться, когда его подручные принесут акции, которые он запрет
в свой личный сейф.



48. ПАНИКА

   Четвертого августа тысяча восемьсот девяносто шестого года Чикаго, а за
ним и весь финансовый мир были ошеломлены известием о крахе  Американского
спичечного треста, акции которого  считались  одной  из  самых  устойчивых
ценностей на бирже,  и  банкротстве  его  учредителей  -  господ  Хэлла  и
Стэкпола:  дефицит  их  исчислялся  в  двадцать  миллионов  долларов.  Уже
накануне, в одиннадцать часов утра чикагские  банкиры  и  маклеры  почуяли
недоброе. Высокий  курс,  на  котором  искусственно  поддерживались  акции
"Американской спички", и нужда в  наличных  деньгах  побуждали  держателей
пачками выбрасывать эти бумаги на рынок в надежде реализовать их до  того,
как они покатятся вниз. У  серого,  похожего  на  крепость  здания  биржи,
угрюмо  возвышавшегося  в   конце   Ла-Саль-стрит,   царило   лихорадочное
возбуждение - словно кто-то  растревожил  гигантский  муравейник.  Взад  и
вперед  с  озабоченным  видом  сновали  клерки,  непонятно  куда  и  зачем
торопились посыльные. Маклеры, распродавшие накануне весь имевшийся у  них
запас  "Американской  спички",  явились  задолго  до  открытия   биржи   и
одновременно с ударом гонга вновь качали наперебой предлагать внушительные
партии по четыреста-пятьсот акций. Агенты Хэлла  и  Стэкпола,  затертые  в
самую гущу теснившейся, орущей толпы, покупали все, что  предлагалось,  по
курсу, который они надеялись поддержать. Сами Хэлл и  Стэкпол  беспрерывно
сносились по телефону и телеграфу не только с наиболее  видными  дельцами,
которых они втянули в эту  спекуляцию,  но  также  со  своими  клерками  и
агентами на бирже. Естественно, что при  создавшемся  положении  оба  были
настроены весьма мрачно. Игра шла уже не плавно и гладко, как  во  времена
высокой   конъюнктуры,   и   обоим   джентльменам   пришлось    заниматься
всевозможными малоприятными и мелкими делами.  Ибо  здесь,  как,  впрочем,
всегда в жизни, широкий поток  событий,  попав  в  теснину  обстоятельств,
бурлил и  мельчал.  Где  раздобыть  пятьдесят  тысяч,  чтобы  уплатить  за
свалившуюся на них очередную партию "Американской спички"?  Это  было  все
равно, что пытаться  голыми  руками  заделать  непрестанно  разрастающуюся
брешь в плотине, за которой бушуют разъяренные волны.
   В одиннадцать часов мистер Финеас Хэлл встал из-за большого письменного
стола красного дерева и подошел к своему компаньону.
   - Боюсь, Бен, - сказал он, - что нам не справиться. Мы  стольким  людям
здесь в Чикаго заложили наши акции, что теперь не узнаешь, кто выбросил их
на рынок. Но только руку даю на отсечение, что кто-то, не знаю только кто,
намеренно разоряет нас. Ты не думаешь, что это Каупервуд или кто-нибудь из
тех, кого он нам присватал?
   Стэкпол, измученный тревогами  последних  недель,  с  трудом  сдерживал
раздражение.
   - Откуда мне знать, Финеас? - буркнул он и насупился  размышляя.  -  Не
думаю. Мне казалось, что они не играют на бирже.  А  деньги  мне  так  или
иначе надо было доставать. Сейчас ведь любой  акционер  может  испугаться,
пустить свои акции в продажу, и тогда - пиши пропало. Да, дело дрянь!
   И Стэкпол, уже в который раз за это утро,  провел  пальцем  под  тесным
воротничком и засучил рукава рубашки; стояла удушливая жара, и он, придя с
улицы, скинул сюртук и жилетку. В это мгновенье зазвонил телефон на  столе
у Хэлла, соединенный с кабинкой агента фирмы на бирже.  Хэлл  подскочил  к
аппарату и схватил трубку.
   - Ну что у вас там? - спросил он сердито.
   - Две тысячи акций "Американской" по двести двадцать. Брать?
   Человек, который звонил Хэллу, в случае надобности подавал знак другому
служащему фирмы, стоявшему на галерее,  которая  опоясывала  "шахту",  или
главный зал фондовой биржи, а тот в  свою  очередь  сигнализировал  агенту
внизу. Таким образом, утвердительный или отрицательный ответ мистера Хэлла
почти мгновенно претворялся в биржевую сделку.
   - Как быть? - спросил Хэлл у Стэкпола, прикрывая  рукой  трубку  и  еще
более зловеще, чем обычно, сощуривая правый глаз.  -  Еще  две  тысячи.  И
откуда они только берутся?
   - Это конец, - с трудом выдавил из  себя  Стэкпол.  -  Выше  головы  не
прыгнешь. Я вот что скажу: будем поддерживать курс двести двадцать до трех
часов дня. Потом подсчитаем наши ресурсы и долги.  А  тогда  я  постараюсь
что-нибудь придумать. Если банки нам не помогут  и  Арнил  со  всей  своей
компанией  захочет  увильнуть,  мы  обанкротимся,  вот  и  все.   Но,   не
попытавшись спасти свою шкуру, я не сдамся,  черт  побери!  Пусть  они  не
помогают нам, но...
   Мистер Стэкпол не знал, что, собственно, можно  придумать,  если  Хэнд,
Шрайхарт, Мэррил и Арнил не пожелают еще раз рискнуть крупной  суммой,  но
выходил из себя при мысли, что эти господа даже  пальцем  не  пошевельнут,
если они с Хэллом пойдут ко дну. Он опять переговорил с Кафратом, Видера и
Бэйли, но те остались  непреклонны.  Удрученный  Стэкпол  нахлобучил  свою
широкополую соломенную шляпу и вышел на улицу. В тени было девяносто шесть
градусов по Фаренгейту. От асфальта мостовой и тротуаров  шел  сухой  жар,
как в турецкой бане. Ни  дуновенья  ветерка.  Белесо-голубое  небо  словно
выгорело от зноя, и залитые солнцем стены высоких зданий слепили глаза.
   Мистер Хэнд в своей конторе, занимавшей чуть ли не весь седьмой этаж  в
Рукери-билдинг, изнемогал от жары и тягостных мыслей.  Человек  отнюдь  не
такой уж скупой или  скаредный,  он  тем  не  менее  из  всех  земных  бед
болезненнее  всего  переживал  свои  финансовые  неудачи.  Слишком   часто
приходилось ему видеть, как сильных и неглупых  людей  из-за  какой-нибудь
случайности или просчета, словно ненужны