вывести заключение, что  он  не  избег  бы
секретной  тюрьмы  Вальядолида  и  пострадал  бы  как  жертва   до   момента
обнаружения его невиновности, если бы не положил конца следствию.
     VII. Но  неверно,  вопреки  свидетельству  Кано,  что  Игнатий  покинул
Испанию, чтобы избегнуть приговора. Скорее, по-видимому, он привел  тогда  в
исполнение план путешествия в Париж  для  изучения  богословия  в  Сорбонне.
Смирение святого было так велико,  что,  будучи  оговорен  вторично  в  этом
городе перед апостолическим  инквизитором  Матье  д'Ори,  доминиканцем,  как
фанатик и иллюминат, он не только не ускользнул, как поступил бы  виноватый,
но отдался в его руки и без труда доказал свое правоверие.
     VIII. Неверно и то, будто бы Игнатий находился  в  это  время  в  Риме,
потому что мы встречаем его в Париже еще в 1535 году; а затем он вернулся  в
Испанию, где пробыл  год  без  всяких  тревог,  хотя  много  проповедовал  в
провинции Гипускоа, в Наварре, в Новой Кастилии и  в  королевстве  Валенсии.
Отсюда он переехал в Италию, сначала прибыл в Болонью, а  затем  в  Венецию,
где был оговорен в третий раз, как еретик, но без  всяких  последствий,  так
как добился оправдания у папского нунция и вскоре в том  же  городе  получил
священный сан. Игнатий прибыл в Рим только в 1538 году.
     IX. Не лучше обстоит дело  с  доказательством  того,  что  мотивом  его
оправдания в Риме было отсутствие обвинителей; ведь каждый преступник  может
быть преследуем  официальным  должностным  лицом,  предан  суду  и  наказан.
Правда,  в  Риме  тогда  еще  не  было  особого  трибунала  инквизиции,   но
обыкновенные судьи могли  расследовать  преступление  ереси,  как  и  другие
проступки, и был прокурор, который выдавал преступников властям.  Здесь  св.
Игнатию предстояло быть еще раз оговоренным. Донос к  Бенедикту  Конверсино,
губернатору Рима, поступил от испанца по имени  Наварро.  Доносчик  показал,
будто Иньиго был обвинен и изобличен во многих ересях в Испании,  Франции  и
Венеции, и даже обвинил его во  многих  других  преступлениях.  Однако  трое
назначенных по этому делу судей признали его невиновность и  оправдали  его.
Это были: Фриас, генеральный викарий Саламанки, Ори, парижский инквизитор, и
Нигуранти, папский нунций в Венеции, которые, к  счастью  для  св.  Игнатия,
находились тогда в Риме.  Доносчик  был  изгнан  навсегда,  а  три  испанца,
поддерживавшие его показания, были присуждены взять свои слова обратно.
     X. Таким образом, епископ Мельхиор Кано  был  плохо  осведомлен,  когда
писал  десять  лет  спустя,  будто  Иньиго  был  оправдан   за   неименением
обвинителя. Святой был невиновен, и это его спасло. Но он наверняка не избег
бы инквизиции, если бы происшествие в Саламанке случилось в Вальядолиде; он,
может быть, погиб бы там от последствий  гибельной  тайны.  Если  эту  тайну
можно было бы упрекать лишь за четыре процесса против св. Игнатия Лойолы, то
ее и тогда следовало бы уничтожить; ведь нельзя  забывать,  что  все  четыре
раза  истина  невиновности  Игнатия  торжествовала  исключительно  благодаря
публичности его процессов.
     XI. Св. Франсиско де Борха, ученик св. Игнатия  и  третий  генерал  его
ордена, наследовал Лайнесу в 1565 году и умер в 1572 году. Он был преследуем
вальядолидской инквизицией, как и два его предшественника. Он был  четвертым
герцогом Гандиа, грандом Испании первого класса и кузеном короля  в  третьей
степени по своей матери Хуанне Арагонской, внучке католического короля.
     XII. Желание посвятить себя Богу привело его к отречению  от  мира.  Он
принял  духовный  режим  истинных   учеников   св.   Игнатия.   Добродетели,
обнаружившиеся в его поведении, и усердие к спасению душ  привлекли  к  нему
множество лиц, обращавшихся с вопросами о христианской жизни. Для ответа  на
них и для пользы этого дела он доставал себе все сочинения и книги,  которые
ему советовали приобрести, как годные для назидания его  самого  и  ближних.
Этот образ действий снискал ему уважение здравомыслящих людей, но был  дурно
истолкован другими из-за  почтения,  которое  Франсиско  оказывал  некоторым
трудам.
     XIII. В  1559  году  инквизиция  возбудила  процесс  против  нескольких
лютеран, которых она приговорила к сожжению или  к  епитимье.  Некоторые  из
этих еретиков, думая оправдаться  при  помощи  учения  Франсиско  де  Борхи,
добродетель коего была хорошо известна, передали некоторые речи  и  действия
этого отца, верившего, подобно им, в оправдание души  верою  в  страдания  и
смерть Иисуса Христа. К этому они прибавляли для подкрепления  своей  защиты
авторитет некоторых мистических трактатов.  Среди  его  невольных  гонителей
оказался брат Доминик де Рохас, доминиканец, его близкий родственник. Против
него воспользовались прежним доносом на его Трактат о подвигах  христианина,
составленный им, когда он еще был известен в миру под именем герцога Гандиа.
     XIV. Эта книга и толки Мельхиора Кано и доминиканцев повели к обвинению
де Борхи в пособничестве ереси иллюминатов. Молва об этом деле достигла Рима
благодаря стараниям эмиссаров главного инквизитора Вальдеса, занятого  тогда
процессом архиепископа Толедского. Это доказывается  письмом  иезуита  Педро
Рибаденейры, адресованным в августе 1560 года  его  собрату  Антонио  Араос,
бывшему в Риме. Я привел  его,  говоря  об  отце  Лайнесе,  втором  генерале
Общества Иисуса.  Автор  письма  говорил,  что  слуги  испанской  инквизиции
уверяют, будто отец Франсиско де Борха проникнут заразой,  господствующей  в
мире. Этим словом автор обозначает ересь Лютера.
     XV. Говоря о иезуитах Лайнесе, Борхе, Рибаденейре  и  некоторых  других
известных в то время личностях, епископ Мельхиор Кано в 1557 году  следующим
образом характеризовал распространившуюся среди них  ересь  иллюминатов:  "Я
утверждаю (и это - правда), что они - иллюминаты и  пагубные  люди,  которых
дьявол столько раз вводил в ограду церкви  со  времени  гностиков  до  наших
дней; они существовали со времени - ее возникновения и до последних  времен.
Всем известно, что Бог благоволил просветить на  этот  счет  Его  Величество
императора. Когда наш государь вспомнит,  как  Лютер  начал  свою  работу  в
Германии, и примет в  соображение,  что  искра,  которую  считали  возможным
игнорировать,  произвела  пожар,  против  коего  бесплодны  все  усилия,  он
признает, что происходящее теперь среди этих новых  людей  (иезуитов)  может
стать таким великим злом для Испании, что императору и  нашему  королю,  его
сыну, будет не под силу смирить это зло,  когда  они  этого  пожелают"  {Это
письмо было опубликовано иезуитом кардиналом Свенфугос в Жизни св. Франсиско
Борхи. Кн. 4. Гл. 15. 2.}.
     XVI. Выдающиеся добродетели и незапятнанная вера св.  Франсиско  должны
были бы внушить другое представление о нем, чем то, какое имели епископ Кано
и другие его враги. Однако ни заслуги, ни  положение  близкого  родственника
короля не спасли бы его от тюрьмы Вальядолида, если бы он  не  отправился  в
Рим, как только узнал, что процесс начался и что враги желают схватить  его.
Он избег инквизиции, но со скорбью видел, что его произведение дважды попало
в Индекс - в 1559 и в 1583 годах.
     XVII. Если бы трибунал испанской инквизиции относительно св.  Франсиско
де  Борхи  подражал  поведению  трибуналов  Франции,  Венеции  и  Италии  по
отношению к св. Игнатию, его ученик, подобно учителю, потребовал бы суда,  и
его  невиновность  была  бы  признана.  Но  тайные   формы   инквизиционного
судопроизводства наносят чести  обвиняемых  тем  более  опасные  удары,  что
пребывание в тюрьме святой инквизиции порождает на  их  счет  предубеждения,
которые  ничто  впоследствии  не  может  уничтожить.   Если   бы   испанские
инквизиторы,  получая  добровольные  признания  еретиков,  принимали  жалобы
подсудимых, требующих суда, как в других  трибуналах,  где  путь  состязаний
открыт для обвиняемых, мы бы увидели, что св. Франсиско, сильный  в  чистоте
помышлений и уверенный в своей невиновности, просил  бы  публичного  суда  и
требовал бы, чтобы было законно установлено то, в чем его обвиняли.
     XVIII. Но инквизиция - не трибунал, от которого можно ожидать  подобной
гарантии. Требование Борхи не было бы принято, и в стенах своей тюрьмы он не
узнал бы ответа на свою просьбу. В то время как  в  первом  случае  судебная
власть собирает через следователей факты для  разъяснения  дела,  во  втором
случае инквизиторы ведут процесс  так  таинственно,  что  они,  по-видимому,
менее заняты установлением истинности фактов,  чем  подтверждением  молвы  и
сплетен, господствующих среди  мирян.  Дело  идет  согласно  инквизиционному
формуляру.  Этот  метод  наиболее  пригоден   для   осуждения   никогда   не
существовавших  преступлений   и   наименее   благоприятствует   свидетелям,
показывающим в пользу обвиняемого. Если в  результате  тайного  осведомления
подозрение в ереси  подтверждается,  обвиняемый,  требовавший  суда,  вместо
всякого ответа заключается в  секретную  тюрьму,  так  как  судьи  не  могут
освободиться от точного  исполнения  указов.  Несчастная  страна,  где  даже
святые, узнав о дифамации, которая висит над их головой, и  убежденные,  что
незапятнанная репутация необходима для воздействия их примеров и их  учения,
не могут, однако, обезоружить клевету перед судьями, не прослыв еретиками  и
не претерпев всех  ужасов  тюрьмы,  где  неизвестность  будущего  еще  более
усиливает страдания.
     XIX. Блаженный Хуан де Рибера, патриарх Антиохийский, также был обвинен
перед инквизицией Валенсии, когда он занимал архиепископскую  кафедру  этого
города. Говоря по правде, к нему не применили  никаких  ограничений;  с  ним
хорошо обходились инквизиторы. Но это не является доказательством  в  пользу
трибунала, одно существование коего уже опасно, и эта  опасность  становится
более или менее грозной, в зависимости  от  важности,  придаваемой  доносам,
которые закон инквизиции позволяет толковать с наибольшей суровостью.
     XX. Хуан де Рибера был внебрачным сыном  дона  Педро  Афан  де  Рибера,
герцога д'Алькалы, маркиза Тарифы, графа  Молареса,  губернатора  Андалусии,
вице-короля Каталонии и Неаполя.  В  1568  году  он  перешел  с  епископства
Бадахоса на архиепископство Валенсии. Его жизнь была совершенно  безупречна;
удивлялись его безмерному милосердию и  мужественному  усердию  в  поддержке
дисциплины  духовенства;  это  возбудило  ненависть  плохих  священников   и
грешников, распутство  которых  он  старался  пресечь.  Они  объединились  и
составили план погубить во что бы то ни стало его честь и хорошую репутацию,
которою он пользовался.
     XXI. Декретом от 31 марта 1570  года  Филипп  II  поручил  ему  ревизию
университета Валенсии и  преобразование  некоторых  частей  его  внутреннего
распорядка {Дон Франсиско де Орти. Записки  университета  Валенсии.  Гл.  8.
Здесь помещен текст данного ему поручения.}. Архиепископ приступил к работе,
но так не угодил некоторым докторам, что они составили против него  заговор.
Они набрали лжесвидетельства и искусно распространили их в городе и даже  во
всей Испании. Не довольствуясь попреками в происхождении, они расклеивали на
улицах и публичных площадях сатирические и оскорбительные плакаты в  течение
целого года. Они  сочинили  позорящие  пасквили  и  опубликовали  брошюры  с
выборками из Священного Писания, применив их  самым  ехидным  образом.  Дело
зашло так далеко, что один монах из их клики, проповедуя в одной из  церквей
Валенсии, молился от имени народа об обращении  архиепископа  и  просил  для
него у  Бога  благодати  озарения  верою,  чтобы  он  мог  избежать  вечного
осуждения за публично совершенные грехи. Монах называл один грех за другим с
неизменной старательностью и злостностью.  Чтобы  не  упустить  ничего,  что
могло бы опозорить прелата, его враги донесли на  него  инквизитору  как  на
еретика, фанатика и иллюмината.
     XXII. Св. Хуан де Рибера, полный смирения, не жаловался никакому  судье
и не хотел требовать наказания  своих  клеветников.  Но  духовный  прокурор,
узнав, что некий Онуфрий Гасет, член  городского  духовенства,  был  главным
зачинщиком  этой  интриги,  счел  долгом  донести  на  него   наместнику   и
генеральному викарию архиепископа, утверждая, что эта вольность, до сих  пор
безнаказанная, клонится к подрыву авторитета церковной  власти,  к  большому
вреду  для  дисциплины  и  даже  к  соблазну  верных,  которые  сочтут  себя
покинутыми, находясь под руководством такого пастыря.  Священник  Гасет  был
изобличен и посажен в тюрьму  по  каноническому  приговору.  Архиепископ  не
одобрил этой меры. Ему казалось неправильным,  что  судья  его  собственного
дома расследовал уголовное дело, которое  касалось  оскорблений,  нанесенных
его особе, и  он  желал  бы,  чтобы  для  устранения  всякого  подозрения  в
пристрастии   дело   было   передано   инквизиторам   Валенсии,   так    как
злоупотребление текстом Священного  Писания  в  опубликованных  против  него
пасквилях  было  так  велико,  что  обнаруживало  в  их  авторах  убеждения,
противные почтению к священным книгам,  и,  следовательно,  ставило  их  под
юрисдикцию инквизиционного трибунала.
     XXIII. Св. Хуан де Рибера сообщил о своем намерении кардиналу Эспиносе,
главному  инквизитору,  который  приказал  трибуналу   Валенсии   продолжить
процесс.   Инквизиторы   уже   начали   предварительное   следствие   против
архиепископа  по  сделанному  на  него  доносу.  Были   свидетели,   которые
подтверждали его. Этому не  следует  удивляться,  так  как  всякий  доносчик
намечает в качестве свидетелей для  подтверждения  своего  показания  людей,
преданных его партии. Хотя донос священника  Гасета  был  мотивирован,  дело
вдруг приняло неожиданный оборот. Вместо обычных форм  проведения  следствия
главный инквизитор велел прочесть во всех церквах Валенсии  декрет,  которым
предписывалось каждому мирянину доносить на лиц, употребляющих некстати и  к
соблазну  народа  места  из  Священного  Писания,  а  также  на  пособников,
соучастников  и  одобрителей  такого  поступка,   под   угрозой   верховного
отлучения, как виновных в непослушании, если они не донесут на преступников.
Стали поступать доносы, и вскоре инквизиторы велели арестовывать священников
и мирян. Дело велось в том же порядке,  как  по  предмету  веры;  обвиняемых
оставляли в неведении относительно имен свидетелей под  предлогом,  что  они
скомпрометировали могущественных лиц в городе, со стороны которых можно было
опасаться актов мести. Уже несколько  обвиняемых  были  осуждены,  а  другие
ожидали  этого,  когда  прокурор  святого  трибунала  заявил,  что  возникли
сомнения относительно компетенции  инквизиторов  и  он  считает  необходимым
снестись обо всем с  римской  курией;  прокурор  далее  прибавил,  что  папа
успокоит сомнения, одобрит уже сделанное  и  позволит  трибуналу  продолжать
судопроизводство или, наконец, прикажет, что ему будет угодно.
     XXIV. Трибунал одобрил это предложение, и папа Григорий XIII  издал  17
июля 1572 года бреве, в котором  было  передано  все  вышесказанное  и  дано
полномочие главному инквизитору и  провинциальным  инквизиторам  произносить
приговоры по делам, о  которых  шла  речь,  а  также  по  связанным  с  ними
обстоятельствам.  В  то  же  время   папа   санкционировал   все   сделанное
инквизиторами, равно как и формы ведения процессов. Инквизиторы, сообразуясь
с  апостолическим  бреве,  приговорили  нескольких  обвиняемых:  одних  -  к
телесным наказаниям, других - к штрафам.  Если  они  не  обнаружили  большой
суровости, то это, по их словам, было сделано из  уважения  к  архиепископу,
который ходатайствовал о прощении виновных; он не  желал,  как  сам  заявил,
чтобы кто-либо был наказан за причиненное ему  зло.  Такое  расположение  со
стороны прелата не должно нас удивлять: он был чрезвычайно кроткого нрава  и
имел  тонкую  и  нежную  душу  {Эскрива.   Жизнь   достопочтенного   [теперь
блаженного] Хуана де Риберы. Гл. 4.}.
     XXV.  Однако  и  тут  нельзя  было  одобрить  тайну,  скрывающую  имена
свидетелей во время судопроизводства. В  обыкновенных  уголовных  трибуналах
часто видят герцогов, графов  и  других  высокопоставленных  людей,  которым
после  допроса  и  обвинительного  акта  прокурора   предъявляют   подлинные
документы процесса, причем жизнь  свидетелей,  давших  показания  на  тайном
следствии, не подвергается ни  малейшей  опасности,  хотя  показания  обычно
возобновляются  в  ходе  судопроизводства,  которое  юрисконсульты  называют
пленарным заседанием. Все основательно убеждены, что свидетели находятся под
покровительством  закона  и  что  всякое  покушение  на  их  личность  будет
приписано обвиняемым.
     XXVI. Св. Тереза Иисусова, одна из самых знаменитых в Испании по  своим
дарованиям женщин, была обвинена перед севильской инквизицией. Она  не  была
посажена в тюрьму, потому что  судопроизводство  было  приостановлено  после
предварительного  следствия,  но  она  испытала  большую  душевную   травму.
Родившись в Авиле в 1515 году, она вступила в монастырь  кармелиток  [66]  в
этом городе. Режим его был  многократно  смягчен  разрешениями,  дарованными
римской курией.  Св.  Тереза  составила  план  его  реформирования;  получив
разрешение основать несколько  монастырей  для  монахинь,  которые  пожелают
принять преобразование, она привела в исполнение реформу в  новом  монастыре
Св. Иосифа в Авиле. Святой было тогда сорок шесть лет; из них двадцать шесть
она провела в монашестве. К тревогам, нарушающим спокойствие ее жизни,  надо
причислить угрозу стать жертвой доноса по подозрению в ереси  вследствие  ее
видений, плохо понятой набожности и воображаемых откровений. Св.  Тереза  не
потеряла, однако, мужества и рассказывала впоследствии:  "Это  дело  явилось
для меня источником новых милостей, и я признаюсь,  что  оно  не  только  не
внушало мне чувства страха, но несколько раз заставляло  смеяться  над  тем,
что происходило; я отлично чувствовала в глубине души, что  в  деле  веры  я
руководствуюсь предписаниями католической религии, я  готова  скорее  тысячу
раз претерпеть смерть, чем действовать или говорить против одной  из  истин,
преподанных нам Церковью. Я  убеждала  моих  дев  совершенно  успокоиться  и
говорила им, что преследование меня со стороны инквизиции не было бы большим
несчастьем: если бы я действительно была виновна, я  бы  сама  выдала  себя;
если же, напротив, все опубликованное - ложь, Бог возьмет на себя мою защиту
и повернет дело в мою пользу. Я говорила об этом  доброму  отцу-доминиканцу;
он так сведущ в  этих  вопросах,  что  я  могла  сослаться  на  него  {Здесь
подразумевается отец Ваньес, известный в свое время  как  человек  ученый  и
добродетельный.}. Я беседовала с  ним  о  своих  видениях,  о  своей  манере
молиться и о великих милостях, дарованных мне Господом. Я объяснялась с  ним
со всей серьезностью, на которую я способна, и просила его испытать  меня  и
сказать, если он находит в  моем  поведении  что-либо  противное  Священному
Писанию. Он меня сильно успокоил;  мне  кажется,  что  эти  беседы  были  не
бесполезны для доброго  монаха,  потому  что,  хотя  он  сильно  преуспел  в
благодатной жизни, впоследствии  предался  молитве  с  еще  большим  тщанием
{Жизнь св. Терезы. Гл. 33.}.
     XXVII. До сих  пор  св.  Терезе  только  угрожали.  Покинув  Авилу  для
основания монастырей в  Медина-дель-Кампо,  Малагоне,  Вальядолиде,  Толедо,
Пастране,  Саламанке,  Сеговии  и  Беасе,   26   мая   1575   года   она   в
шестидесятилетнем возрасте прибыла в  Севилью,  где  ей  пришлось  перенести
больше огорчений,  чем  в  Авиле.  Сестры  {Эти  сестры  были:  Изабелла  де
Сан-Франсиско, Мария де  Сан-Хосе,  Мария  де  Санто-Эмпириту,  Изабелла  де
Сан-Геронимо, Элеонора де Сан-Габриэль и Анна  де  Сан-Альберто.},  которые,
приняв реформу, решили провод