. Он напоминал  неправомерное  по  отношению  к
нему поведение Вальдеса в августе прошлого года;  привел  несколько  фактов,
касавшихся его лично, и старался доказать, что главный инквизитор прикрывает
свою ненависть к нему маской лицемерного усердия к  религии;  эта  неприязнь
внушена ему завистью и досадой с тех пор, как  он,  Карранса,  был  назначен
толедским архиепископом и опубликовал  свой  труд  о  резиденции  епископов.
Наконец, он заполнил восемь  больших  листов  мелким  письмом,  излагая  все
мотивы отвода Вальдеса; он прибавил еще мотивы для отвода в отношении членов
совета Переса и Куэваса, обещая доказать правильность своей позиции.
     V. Архиепископ избрал своими адвокатами людей, которых считал  наиболее
способными его защитить. Но при помощи интриг добились их  отказа  в  услуге
прелату; равным образом разделались с теми, кого он  мог  пригласить  взамен
их. Таким образом он был принужден обратиться к адвокатам, которые  защищали
в апелляционном суде права его кафедры на владение несколькими селами,  хотя
они не имели никакого понятия о делах инквизиции. Были назначены арбитры для
суждения о законности его отвода. Со стороны архиепископа это был  дон  Хуан
Сармиенто де Мендоса, член совета Индий, а со стороны прокурора -  лиценциат
Исунса, судья гражданского суда в Вальядолиде.  23  февраля  1560  года  они
объявили, что приведенные мотивы справедливы, основательны  и  доказательны.
Прокурор Камино, недовольный этим результатом, счел  нужным  апеллировать  в
Рим. Но вскоре он  отказался  от  этой  меры.  В  самом  деле:  как  главный
инквизитор мог послать в Рим документы процесса, оглашение  которых  покрыло
бы  вечным  позором  главу  святого  трибунала  и  других   лиц,   достигших
впоследствии самых высоких чинов в церкви? Однако верно, что  эта  апелляция
произошла позже, после множества усилий и интриг. Но тогда  Вальдес  уже  не
был главным инквизитором.
     VI. Помещение, назначенное архиепископу, не было ни удобно, ни приятно,
ни вентилируемо; хотя дом был  обширен,  ему  отвели  две  наиболее  дальние
комнаты. Этому нетрудно поверить, когда узнаешь, что 21 сентября 1561 года в
Вальядолиде был сильный пожар, продолжавшийся  полтора  дня  и  уничтоживший
более четырехсот домов в соседнем квартале, и прелат тем не менее не  слыхал
ни криков, ни шума, сопровождавших это событие. Он узнал об  этом  только  в
Риме, долгое время спустя после прибытия в этот город. Позаботившись  сперва
о том, что касалось его отвода, он затем пожаловался, как  он  имел  на  это
право, на  свое  помещение,  но  не  получил  большего  удовлетворения,  чем
следовало  ожидать  от  трибунала,  привыкшего  совершать   самые   кричащие
беззакония под личиной судебной процедуры. 13  октября  прокурор  представил
протокол, констатировавший, что дом большой и удобный. Его утверждение  было
правильно, потому что он не указывал части дома, занимаемой архиепископом, а
характеризовал весь дом в целом. Мартин де Сантакара, врач, и  Диего  Гомес,
аптекарь, сделали доклад,  который  был  по  вкусу  святому  трибуналу.  Они
говорили об этом доме как об одном из лучших в Вальядолиде и даже  служившем
для  помещения  кардинала  Лоайсы,  главного  инквизитора   и   архиепископа
Толедского, - как будто эти подробности доказывали, что  Карранса  жаловался
неосновательно, и как будто не  было  известно,  что  ему  предоставили  две
комнаты без окон на улицу или поле и в этом помещении  он  должен  был  жить
вместе с сопровождавшим его монахом и пажом. Это лишение воздуха  и  свободы
движений  привело  к  перемежающейся  (через  три  дня)  лихорадке,  которая
значительно ослабила его, но не внушила инквизиторам гуманности для перевода
его в более приличное помещение. Они сильно боялись,  чтобы  он  не  сообщил
правды королю или папе. Конечно, этот поступок не  повлиял  бы  на  монарха,
которого Вальдес в частных беседах успел уверить, показав ему извлечения  из
судопроизводства инквизиции от 8 октября, что Карранса действительно  еретик
и что все поступки против сектантов Англии и Фландрии  были  лишь  средством
скрыть истинные убеждения.
     VII. Хотя главный инквизитор продолжал упорствовать в утверждении,  что
он имеет право передоверять свои полномочия для преследования  архиепископа,
многие члены совета, в частности  Бака  де  Кастро,  были  совершенно  иного
мнения. Это принудило Вальдеса обратиться  к  папе.  Павел  IV  умер,  и  25
декабря 1559 года ему наследовал Пий  IV.  23  февраля  он  подписал  бреве,
которым подтверждал  полномочия  Вальдеса,  данные  его  предшественником  7
января 1559 года, и право делегировать достойных  доверия  людей,  избранных
среди лиц,  получивших  церковные  саны,  для  ведения  процесса  толедского
архиепископа. Это бреве не  могло  возыметь  действия,  потому  что  арбитры
объявили в тот же  день,  что  мотивы  отвода,  выставленные  архиепископом,
справедливы и законны. По этой причине Его  Святейшество  5  мая  1560  года
издал другое специальное бреве, которое подтверждало все  сделанное  до  сих
пор, если это не противоречило закону. Папа уполномочивал Филиппа II избрать
от своего имени судей, каких ему угодно; этим судьям Филипп  дал  полномочие
продолжать процесс с данного момента и до тех пор, пока наступит  время  его
обсуждения, в течение двух лет, начиная с  7  января  1561  года,  годовщины
двухлетнего срока, данного для этой цели Павлом IV в 1559  году.  Таков  был
способ истолкования папского бреве в Мадриде;  то  расширение,  которое  ему
дали, было настолько своеобразно, что  в  Мадриде  вообразили,  будто  могут
здесь решить окончательно процесс Каррансы.  Узнав  об  этом,  папа  3  июля
послал четвертое бреве, которым  он  не  одобрял  такого  толкования  своего
предшествующего бреве и приказывал выслать ему в определенный срок документы
процесса, расследованного, но нерешенного.
     VIIL Филипп II привел в исполнение папское  бреве,  назначив  судьей  с
правом передачи  своих  полномочий  дома  Гаспара  де  Суньига-и-Авельянеду,
архиепископа Сант-Яго. Выбор понравился Каррансе, потому что этот прелат был
одним из лиц, которых он  предложил  в  1557  году  для  толедской  кафедры.
Действительно, Карранса испытал некоторое облегчение - от перемены стражей и
от  некоторых  других  мер.  Но  Суньига  назначил  судьями  членов   совета
Вальтодано и Симанкаса, начавших процесс. Карранса уже думал их отвести  как
голосовавших за его арест;  узнав,  однако,  слова  короля,  что,  если  это
обстоятельство является мотивом  к  отводу,  всякий  приказавший  арестовать
подсудимого не мог бы более быть его судьей, он оставил свое намерение.
     IX. Право, которым прелат хотел  воспользоваться,  теперь  признано  за
принцип  всеми  цивилизованными  нациями.  Благодаря  ему  возник   институт
присяжных [96]. В  самом  деле,  опыт  доказывает,  что  судья,  составивший
предварительное следствие и велевший арестовать подсудимого, смотрит на него
уже как на виновного. Он становится заинтересованной  стороной  в  процессе,
начатом им, и почти не замечает ошибок и погрешностей, которые  он  сам  или
его уполномоченные совершили. Правда, двое уполномоченных Суньигой не  имели
права окончательного решения, но они должны были подготовить  все  обвинения
для  его  вынесения;  в  этом  была  опасность,  потому  что  (как   говорил
достопочтенный Дом Хуан  де  Палафокс),  "чтобы  извратить  процесс  вопреки
мотивировавшему его происшествию, как бы ни были благонамеренны те, кому это
поручено, надо только  немного  дурного  настроения  со  стороны  того,  кто
допрашивает, немного желания отыскать улики со стороны того, кто  составляет
протокол,  и  немного  боязни  со  стороны  свидетеля,  дающего   показания;
соединение этих трех малых  элементов  порождает  чудовищное  дело  и  самую
ужасную клевету" {Заметка на 17-е письмо св. Терезы, помещенная  в  собрании
сочинений этой святой.}.
     X. Процесс начался более чем через два года после  ареста  подсудимого.
Тогда только  разрешили  ему,  по  специальному  королевскому  указу,  иметь
четырех защитников по его выбору. Он назначил  дона  Мартина  д'Альпискуэта,
более известного под именем доктора Наварро; доктора дома Антонио  Дельгадо,
одного из моих предшественников в сане каноника и инспектора школ в  Толедо,
который  после  стал  епископом  Асторги;  доктора  Сантандера,  архидиакона
Вальядолида, бывшего аудитора в апелляционном суде этого города,  и  доктора
Моралеса, адвоката при том же  суде.  Двое  первых  из  этих  юрисконсультов
получили разрешение видеть архиепископа, но ни одному  из  четырех  не  были
предоставлены   документы.   Следовательно,   им   нельзя   было    доказать
недостаточность улик  в  обвинительных  показаниях,  сделанных  свидетелями.
Правда, ответы архиепископа были решительны и доказательны.
     XI.   Неквалифицированные   произведения   Каррансы   и   даже    часть
квалифицированных поручили брату Диего  де  Чавесу,  доминиканцу,  духовнику
сначала  принца  дона  Карлоса,  а  потом  короля;  брату   Хуану   д'Ибаре,
францисканцу;  брату  Родриго  де  Вадильо,  бенедиктинцу,   бывшему   потом
епископом Кефалонии [97], и брату Хуану де  Асолоросу,  иеронимиту,  бывшему
потом  епископом   Канарских   островов.   Богословы   квалифицировали   как
еретические некоторые  тезисы,  содержащиеся  в  трудах,  не  принадлежавших
архиепископу, но найденных в его бумагах. Другие  были  квалифицированы  как
близкие к ереси и  способные  ее  породить,  и  автор  был  объявлен  сильно
заподозренным в ереси. Опубликовали указы, осуждавшие катехизис и толкование
на соборное Послание св. Иоанна.


       Статья четвертая

ПОВЕДЕНИЕ ОТЦОВ ТРИДЕНТСКОГО СОБОРА  ОТНОСИТЕЛЬНО  АРХИЕПИСКОПА  И  ЕГО
ПРОЦЕССА

     I. Когда Тридентский собор был созван в третий раз, Вальдес боялся, что
на нем займутся делом Каррансы, и убедил короля, что очень важно в интересах
прав его короны не допускать, чтобы это собрание  занималось  расследованием
процесса.  Поэтому  Филипп  II,  назначив  послом  на  собор  дона   Клавдио
Фернандеса де Киньонеса, графа де Луну, вручил  ему  30  октября  1562  года
инструкции, в которых поместил главу о том, что он осведомлен, будто имеется
намерение  составить  общий  индекс  книг,  нуждавшихся  в   одобрении   или
запрещении, из числа внесенных в Индекс Павла IV,  который  подал  повод  ко
многим протестам; все это будто проектируется с тем, чтобы  соборный  декрет
имел силу закона и  чтобы  все  другие  решения  были  аннулированы.  Король
прибавлял, что не может позволить распространение  такой  меры  на  Испанию,
которая имеет Индекс и частные распоряжения, и что подобного рода исключение
приложимо также к другим христианским королевствам ввиду  того,  что  бывают
некоторые книги, которые могут не быть  опасными  в  одной  стране  и  часто
становятся опасными в других в  силу  особых  обстоятельств  данной  страны.
Согласно этим соображениям король определенно рекомендовал своему  послу  не
терять из виду происходящего на соборе, и противиться всеми силами подобному
решению, потому что не подобает допустить в Испанию  в  качестве  одобренных
такие книги, которые уже запрещены в королевстве, тем  более  что  некоторые
лица подозревают, будто этот  проект  скрывает  особые  цели.  Это  побудило
короля поручить своему послу в Риме и маркизу де Пескара употребить  усилия,
чтобы убедить папу расстроить подобные планы, насколько  возможно  выполнить
это осторожно.
     II. Эта статья инструкций, переданных послу, указывает достаточно ясно,
что в Мадриде сильно боялись, как бы Тридентский собор не одобрил катехизиса
Каррансы и Толкования на соборное Послание св.  Иоанна,  уже  запрещенные  в
Испании без выслушивания автора. Процесс Каррансы вообще приковывал  к  себе
внимание Тридентского собора, так как отцы, недовольные тем, что архиепископ
так долго находится в руках инквизиторов, несколько раз обращались к папе  с
протестом против действий инквизиции и  даже  против  испанского  короля;  в
своем недовольстве они дошли до того, что не вскрывали посланных им  королем
писем, говоря, что их отказ читать королевские  послания  продлится  до  тех
пор, пока король не загладит оскорбления, нанесенного  епископскому  сану  в
лице одного из членов собора. После многих  попыток,  произведенных  в  этом
направлении перед легатами, отцы собора объявили,  что  прекратят  собрание,
если Его Святейшество не прикажет послать в Рим документы процесса и  самого
архиепископа Толедского, поскольку его бесчестие падает на  всех  епископов.
Папа, только что продливший срок, данный для  следствия  (который  без  этой
меры истек бы 7 января  1563  года),  отвечал,  что  напишет  Филиппу  II  и
потребует от него выдачи обвиняемого и посылки  документов  его  процесса  в
апреле.  Для  доказательства  того,  что  он  близко  принимает   к   сердцу
удовлетворение желания отцов собора, он послал свое письмо через Одескальки,
которому дал титул чрезвычайного нунция.
     III. Филипп II ответил 15 августа  неожиданно  энергично.  Он  высказал
изумление, что отцы собора занимаются  больше  частными  делами,  чем  теми,
которые  интересуют  религию  вообще;  повелительные   распоряжения   бреве,
представленного ему нунцием, противоречат его державным правам и  чести  его
особы; поэтому он надеется, что Его Святейшество не найдет ничего плохого  в
том, что не прикажет опубликовывать этот папский документ и будет продолжать
ведение процесса, заслуживающего  его  внимания.  Папа  опасался  рассердить
Филиппа, и без того уже очень недовольного тем, что  посол  Франции  получил
право старшинства перед испанским послом, и  потому  предоставил  испанскому
королю  требуемую  отсрочку.  Одновременно  папа  поручил  кардиналу-легату,
председателю собора, успокоить отцов собрания, пообещав от его имени, что он
прикажет отправить в Рим архиепископа Толедского со всеми документами по его
процессу, когда дело будет расследовано.  Легат  должен  был  также  уверить
отцов собора, будто папа не делает этого уже в данный  момент  лишь  потому,
что так требуют интересы религии,  даже  интересы  собора,  обязывающие  его
вести себя  осторожно  с  таким  могущественным  государем,  каким  является
испанский король.
     IV. Однако Пий IV в своем бреве о продлении срока приказывал обращаться
с архиепископом Толедским с большей мягкостью, чем  было  до  сих  пор.  Дом
Гаспар де Суньига запросил Его Святейшество относительно смысла этой  фразы.
Папа  ответил  8  сентября,  что  ее  следует  толковать  без   ущерба   для
судопроизводства.
     V. Эта папская резолюция успокоила на время отцов собора. Но вскоре они
занялись другим делом, не менее неприятным для испанского короля. Епископы и
богословы,  которым  был  поручен  разбор  книг,  квалифицировали  катехизис
Каррансы и признали его учение католическим. Они сообщили  об  этом  решении
архиепископу чешской  Праги  [98],  который  был  председателем  конгрегации
индекса  [99].  Тот  созвал  собрание  2  июня.  В  его  состав  вошел  этот
архиепископ и патриарх Венеции; архиепископы Браги в Португалии, Ланчиано  и
Палермо в Сицилии; епископы  Шалона-на-Соне,  Коломбрии,  Модены,  Вицины  в
Венгрии, Невера и генерал августинского ордена. Все эти  богословы  одобрили
катехизис и постановили, что архиепископу будет  послан  акт  их  одобрения,
чтобы он воспользовался им для  своей  защиты.  Это  доказывают  их  письма,
писанные  на  другой  день:  одно  -  Мучио  Калино,  а  другое  -   нунцием
Висконти-а-Санто Карло Борромео,  опубликованные  Балюзом  {Балюз.  Собрание
памятников. Т. II. С. 207; Т. IV. С. 314.} [100], кроме отмеченного в  актах
этого почтенного собрания. Действительно, секретарь  в  тот  же  день  выдал
подлинное удостоверение, и папа 26  июня  разрешил  напечатать  катехизис  в
Риме. Одобрительный декрет должен был быть  подтвержден  общим  собранием  и
получить таким образом силу соборного декрета. Когда стало известно, что это
произойдет 29 июля, пришлось  прибечь  к  насилию,  чтобы  воспрепятствовать
этому.
     VI. Испанский посол, узнав об этом, энергично протестовал  против  этой
резолюции. Он говорил, что катехизис Каррансы запрещен испанской инквизицией
как содержащий еретические тезисы  и  что  осмелиться  объявить  его  учение
истинным и правоверным означало бы смеяться над авторитетом его  государя  и
верховного совета. Вследствие этого он требовал отмены декрета  конгрегации.
Дом Антонио д'Агостино, епископ Лериды (впоследствии архиепископ Таррагоны),
был членом конгрегации индекса, но не присутствовал на собрании 2 июня.  Это
обстоятельство привело к тому, что он примкнул к требованию графа де Луны  и
старался подкрепить его некоторыми доводами. Но его неприязнь  к  толедскому
архиепископу и желание угодить королю заставили его так неумеренно  бороться
против резолюции, что  он  осмелился  сказать,  будто  конгрегация  одобряет
ереси, так как они находятся  в  катехизисе.  Архиепископ  Пражский,  дорожа
защитой чести своей и своих коллег, послал папским легатам формальную жалобу
против епископа Лериды как от своего имени, так и от имени всей конгрегации;
он  требовал  публичного  удовлетворения  за  оскорбление,  нанесенное   им,
заявляя, что в случае  отказа  никто  из  них  не  будет  присутствовать  на
собраниях. Кардинал Морона употребил свой  авторитет  для  посредничества  в
этом неприятном и  опасном  инциденте  и  сумел  примирить  две  партии;  он
предложил отсрочить подтверждение декрета,  благоприятного  для  катехизиса,
воспретить выдачу письменной копии и поручить графу де Луне изъять у  агента
архиепископа ту, которая была ему выдана, при условии,  что  епископ  Лериды
принесет публично извинения прелатам конгрегации, в  частности  архиепископу
Пражскому, ее председателю. Епископ исполнил, что  требовалось  от  него,  и
графу удалось наконец при помощи  просьб,  хлопот  и  обещаний  получить  от
агента Каррайсы переданный ему документ {Рейнольда. Церковная летопись,  под
1563 годом. э 13; Отец Паоло Сарпи. История Тридентского собора.  Кн.  8.  э
32.}; но он уже послал удостоверенную копию в Испанию.
     VII. Дом Педро Гонсалес де Мендоса,  епископ  Саламанки,  член  собора,
автор книги заметок об исключительных происшествиях этого времени,  передает
инцидент, только что рассказанный мною. Он прибавляет: епископ Лериды и граф
де Луна для доказательства недействительности декрета ссылались на  то,  что
он вынесен не в день заседания и что  члены  конгрегации  не  были  созваны;
епископ сильно оскорбил председателя, но последний доказал,  что  выдаваемое
за ересь таковой не являлось и что решение состоялось  в  среду  2  июня,  в
день, назначенный для очередного заседания каждой недели и  в  обычный  час;
таким  образом,  если  кто-то  не  присутствовал,  то  можно  приписать  это
забывчивости или небрежности,  а  никак  не  какому-либо  дурному  намерению
{Раймонд де Кабрера сообщил мне содержание этого труда и  позволил  снять  с
него копию, а также с писем  короля  и  посла,  оригиналы  коих  хранятся  в
архивах Альбы и Альтамиры.}.
     VIII. Филипп II был очень  раздражен;  этого  следовало  ожидать,  если
вспомнить, что он уже не любил Каррансу. Вместо того  чтобы  быть  довольным
таким  беспристрастным  отзывом,  он  видел   в   этом   решении   средство,
направленное против мер святой инквизиции его королевства,  которой  он  сам
был неспособен противостоять.
     IX. Государь, узнав о декрете 2 июня, написал 2 августа графу  де  Луне
письмо, в котором он выражал сильное недовольство происшедшим и поручал  ему
представить папе и собору, что это  решение  является  результатом  интриги,
клонящейся к покровительству частным  целям,  таким  же  оскорбительным  для
папы, как и для него самого, и разъяснить составителям декрета,  что  ни  их
решение, ни его обнародование не позволяют надеяться на успех и