тра Лоренса
из Симанкаса, Магдалина де ла Крус  в  Кордове  и  подобные  им.  С  большим
основанием можно сравнить ее  со  святошей  из  Пиедранты  и  с  несколькими
другими, жизнь  коих  была  чиста,  невинна,  религиозна  и  нелицемерна,  и
рассматривать возникшие на ее счет подозрения как результат ее  иллюзий  или
ее чистосердечия в духовной жизни. Известная  добродетель  Луисы  (кроме  ее
тщеславия) была признана  монахинями  Св.  Клары  в  Каррионе  и  не  только
жителями этого города,  но  и  жителями  округ?.  Слава  погубила  ее:  люди
расположены  скорее  подозревать  притворство  и  лицемерие,  чем  верить  в
святость. Есть памятные записки,  которые  вопреки  процессу  вальядолидской
инквизиции против Луисы де ла  Ассенсион  уверяют,  что  эта  монахиня  была
образцом святости и стала жертвою чрезмерного  усердия  одних  и  недостатка
рассудительности других. Если предположить, что ее иллюзия была реальна,  ее
нельзя упрекать ни в недобросовестности, ни в преступном намерении.
     XI. 23 января 1639 года в Лиме, столице Перу, на  общем  аутодафе  было
семьдесят два осужденных. Из них трое были осуждены  за  то,  что  облегчали
узникам средства сообщения друг с  другом  и  с  посторонними  лицами;  один
двоеженец; пять по делу о колдовстве и шестьдесят три обвиненных в иудаизме.
Они были португальцы или дети евреев этой страны. Одиннадцать были выданы  в
руки светской власти и сожжены живьем, как  нераскаянные;  один  был  сожжен
фигурально, потому что повесился в тюрьме.  На  этом  аутодафе  появились  с
почетом, сидя на возвышении с пальмами кавалера, шесть человек, которые были
арестованы вследствие показаний лжесвидетелей  и  успели  доказать,  что  их
несправедливо обвинили и что они постоянно были настоящими католиками. Среди
упорствующих евреев был один, очень сведущий в Священном Писании, он просил,
чтобы  ему  дали  возможность  поспорить   с   богословами,   и   привел   в
замешательство  многих,  которые  были  только  невежественными  схоластами.
Другие, однако, доказали ему истинный смысл пророчеств, приводя их в связь с
событиями, совершившимися после эпохи пророков.
     XII. В Толедо было справлено аутодафе 30 ноября 1661 года. Оно состояло
из тринадцати человек. В их числе были: один колдун, один богохульник,  один
мошенник, мнимый служитель инквизиции и  восемь  иудействующих  португальцев
или лиц португальского происхождения. Двенадцать были примирены. Тринадцатый
- богохульник - был выдан  королевскому  судье  Даймиэля,  получив  условное
отпущение церковных наказаний: он был уже осужден на повешение  за  убийство
своего тестя.
     XIII. В Куэнсе инквизиция устроила 29 июня 1654 года общее аутодафе  из
пятидесяти семи осужденных. Десять из них были сожжены, остальные примирены.
Они были иудей-ствующие, за исключением одного  лютеранина;  почти  все  они
прибыли из Португалии. Сожженные были испанцы, с детства воспитанные евреями
в законе Моисеевом. История некоторых из этих осужденных интересна по особым
обстоятельствам их процесса. Таковы: 1) доктор Андреа  де  Фонсека,  адвокат
королевских советов, уроженец Миранды в Португалии, поселившийся в  Мадриде,
где он был одним из знаменитейших защитников  своего  времени.  Он  был  уже
примирен вальядолидской  инквизицией,  отрекшись  в  1624  году  как  сильно
заподозренный; однако он так талантливо и удачно сумел защитить себя в  этом
случае, что удовольствовались тем, что его объявили  легко  заподозренным  и
изгнали из Мадрида и Куэнсы  на  десять  лет,  заставив  заплатить  штраф  в
пятьсот  дукатов.  2)   Донья   Изабелла   Энрикес,   его   жена,   уроженка
Сан-Феличес-де-лос-Гальегос близ Сьюдад-Родриго, уже примиренная в Мадриде в
1623 году, разделила участь своего мужа и заплатила штраф в триста  дукатов.
Ее крепкое телосложение помогло ей вынести без последствий пытку,  во  время
которой она  упорно  все  отрицала.  Она  поженила  юношу  и  девицу,  детей
португальских евреев, и была у них посаженой матерью. Хваля  эту  чету,  она
сказала: "Эти молодые люди - счастливчики: они соблюдают  закон  Божий".  Из
показаний нескольких осужденных  вытекало,  что  это  был  пароль  и  лозунг
евреев, чтобы узнавать друг друга,  когда  они  видятся  впервые.  3)  Симон
Нуньес Кардосо из Лам его в Португалии, житель Пастраны, доктор  медицины  в
университете Саламанки, штатный врач в Сифуэнтесе,  примиренный  инквизицией
Коимбры. Он  отрицал  приписываемый  ему  рецидив  иудаизма  и  противостоял
мучениям пытки. Единственное его показание состояло в  том,  что  его  ложно
обвинили в заключении договора  с  дьяволом  и  что  поводом  к  этой  молве
послужило то, что в ухо к нему залетел большой слепень, который беспрестанно
твердил: "Не  говори  о  религии".  Нуньес  произнес  отречение,  как  легко
заподозренный, и был  присужден  к  штрафу  в  триста  дукатов  и  некоторым
епитимьям. 4) Бальдассар  Лопес,  уроженец  Вальядолида,  сын  португальских
родителей, шорник королевских конюшен. В юности он ездил  в  Байонну,  чтобы
свободнее следовать Моисеевой религии. В 1645 году он вернулся в  Испанию  и
привлек  к  иудаизму  одного  из  своих   родственников,   приводя   ему   в
доказательство того, что Мессия еще не приходил, октаву  из  поэмы  Араукана
Алонсо д'Эрсильи [146], которая кончается  следующим  стихом:  "До  времени,
когда Бог позволит ему появиться".
     XIV. Он был задушен и сожжен по смерти. Обладая веселым характером,  он
шутил, даже когда шел на казнь. Один из сопровождавших его монахов  увещевал
его воздать благодарность Богу за то, что он войдет в рай бесплатно. "Что вы
говорите, отец! Разве конфискация не забирает у меня двести  тысяч  дукатов,
причем я даже не уверен, что сделка состоится?" Стоя на костре,  он  увидал,
что палач плохо справился с удушением двух осужденных, и сказал ему: "Педро,
если ты удушишь меня так же плохо, как этих бедняков, лучше тебе сжечь  меня
живьем". Когда его поставили перед столбом, палач хотел  связать  ему  ноги.
"Клянусь Богом, - сказал в раздражении Бальдассар, - если ты меня привяжешь,
я не верю больше в Иисуса Христа. Возьми это распятие", - и с этими  словами
Бальдассар бросил его на  землю.  Монах  вернул  его  к  более  христианским
чувствам, и осужденный попросил тогда прощения у Иисуса Христа за нанесенное
оскорбление и выразил раскаяние. Когда палач  начал  его  душить,  духовник,
давший ему отпущение, спросил его,  действительно  ли  он  скорбит  о  своих
грехах. Несмотря на то что Бальдассару было трудно говорить, он  с  живостью
ответил палачу: "Разве, отец, вы  думаете,  что  теперь  время  для  шуток?"
Отпущение было ему дано, его удушили, и он был сожжен. Если святой  трибунал
не достигает более искренних обращений, я не сомневаюсь, что он получает  их
во множестве из-за внушаемого им страха.
     XV. 6  декабря  1654  года  инквизиция  Гранады  справила  аутодафе  из
двенадцати человек, наказанных за иудаизм. На нем была также статуя женщины,
уже присужденной к епитимье кордовской инквизицией, изгнанной на десять  лет
из этого города, из Гранады и Мадрида  и  удалившейся  в  Малагу.  Она  была
арестована вторично, потому что  ее  заподозрили  в  возвращении  к  прежней
ереси. Она умерла внезапно в секретной тюрьме. Трибунал  постановил  вынести
на аутодафе ее статую с  санбенито  примиренных.  Я  не  читал  ничего,  что
указывало бы, чтобы этот род изображения появлялся на казнях  инквизиции  до
царствования Филиппа III. Процессы этого рода оканчивались вместе  с  жизнью
обвиняемых, и этот обычай был даже основан на одном распоряжении  верховного
совета, декретированном 22 января  1582  года  по  случаю  процесса  Мигуэля
Санчеса, умершего в тюрьме после осуждения. Правда, прокурор  мог  возбудить
дело против памяти, погребения и имущества умершего, но в этом случае он был
обязан вызвать родственников умершего, которые  имели  право  его  защищать.
Когда это  средство  не  употреблялось,  дело  не  шло  дальше.  Изображения
примиренных  есть  изобретение,  оскорбительное  для  чести  семейств;   его
виновники имели целью увеличение  количества  жертв.  Этот  результат  может
подтвердить  общее  мнение  о  духе,  который   не   перестает   вдохновлять
руководителей инквизиции.
     XVI. 13 апреля 1660 года инквизиция Севильи справила общее аутодафе  из
сотни осужденных. Здесь были: два двоеженца, три колдуна,  один  лжекомиссар
инквизиции и девяносто четыре еврея. Из последних трое были  сожжены  живьем
как нераскаявшиеся, четверо задушены  и  тридцать  три  казнены  фигурально;
примирено  было  сорок  шесть,  семеро  произнесли  отречение,  как   сильно
заподозренные, была также принесена статуя умершего примиренным.
     XVII. Кроме публичных аутодафе и  процесса,  о  котором  я  упоминал  в
главах XXIV, XXV и XXVI, при Филиппе IV было несколько частных дел,  которые
заслуживают стать известными из-за имени и ранга участвовавших  в  них  лиц.
Дон Родриго Кальдерой, маркиз де Сиете-Иглесиас  (Семь  церквей),  секретарь
Филиппа III, был  привлечен  к  суду  инквизицией,  которая  не  успела  его
осудить, потому что он  был  обезглавлен  в  Мадриде  в  1621  году  в  силу
приговора  королевских  судей.  Инквизиторы  обвиняли  его  в   употреблении
колдовства и наваждения  для  возвращения  королевского  благоволения.  Этот
пункт был воспроизведен в  обвинении  прокурора  мадридского  трибунала,  но
судьи не придали ему никакого значения; они поступили совершенно  правильно,
так как маркиз, желая доказать, что он не употреблял  никакого  дьявольского
приема, или если и употреблял его, то без результата, умолял короля из своей
тюрьмы объявить некоторые факты, которые могли  служить  к  его  защите.  Но
монарх, без сомнения, не  испытавший  никакого  влияния  колдовства,  сказал
меньше, чем желал обвиняемый. Известно, что маркиз  был  жертвой  придворной
интриги и что граф-герцог Оливареc  [147]  нанес  непоправимый  ущерб  своей
чести, хладнокровно глядя на казнь человека, который во время своего  фавора
оказал ему большие услуги.
     XVIII. Дом Луис Алиага, архимандрит Сицилии,  духовник  Филиппа  III  и
главный инквизитор, отказался от последней должности в 1621 году по  приказу
Филиппа IV. Вскоре после того как его преемником стал  кардинал  Сапата,  он
был привлечен к суду мадридской инквизицией  за  некоторые  приписанные  ему
тезисы, заподозренные в лютеранстве и материализме. Алиага умер в 1626 году,
и его процесс не пошел далее предварительного следствия. Можно  думать,  что
при продолжении  дела  Алиага  доказал  бы,  что  стал  жертвой  интриганов,
обманывавших короля, как было это в 1620 году при Филиппе III, когда  маркиз
де Сиете-Иглесиас был обвинен  в  отравлении  Алиаги.  Это  обвинение  судьи
отвергли как не основанное ни на каких доказательствах.  Если  справиться  с
мемуарами того времени, этот монах заслужил  свою  опалу.  Креатура  герцога
Лермы [148], он стал по своей низости и вероломству причиной  падения  этого
вельможи и,  вследствие  этого,  маркиза  де  Сиете-Иглесиаса,  который  был
наказан за свои и чужие интриги  преследованием,  предпринятым  против  него
этим презренным человеком.
     XIX.  В  1645  году  состоялся  процесс  дона   Гаспара   де   Гусмана,
графа-герцога Оливареса, фаворита и первого  министра  Филиппа  IV.  Он  был
привлечен к суду мадридской инквизицией при главном инквизиторе  доме  Диего
де Арсе, который ему был обязан епископствами Туи, Авилы  и  Пласенсии.  Дом
Диего не забыл своего благодетеля; его мудрости герцог обязан  благоприятным
исходом дела,  которое  в  других  руках  могло  бы  иметь  самые  гибельные
последствия. Герцог Оливарес впал в немилость в 1643 году. Вскоре  к  королю
посыпались докладные записки с жалобами против бывшего министра,  в  которых
он  был  обвинен  в  величайших  преступлениях,  что  доказывает   испанскую
пословицу:  "Каждый  ломает  ветку  с  упавшего  дерева".  В  то  же   время
предпринято было преследование герцога трибуналом, который принял все ложные
донесения. Он был оговорен как верящий в гадательную астрологию, потому  что
советовался с  несколькими  лицами,  слывшими  за  искусных  в  разгадывании
будущего по положению созвездий. Его представили также  врагом  католической
Церкви, несмотря на все его старания спрятать под лицемерным  покровом  свои
истинные чувства. Это пытались доказать, уверяя, что он хотел отравить  папу
Урбана VIII. Называли даже аптекаря во Флоренции, который  изготовил  яд,  и
итальянского  монаха,  который  взял  на  себя  исполнение  этого   гнусного
заговора. Наконец, предлагали представить доказательства всех  злодеяний,  в
которых его обвиняли. Инквизиция велела начать предварительное следствие. Но
дело шло медленно и появилась необходимость достать показания свидетелей  из
Италии, что затянуло первые формальности процесса, который еще  не  позволял
выпустить приказ об аресте, когда герцог-граф умер.
     XX. Сочинения  иезуита  Хуана  Баутиста  Поза  были  предметом  занятий
испанской и даже римской инквизиции почти все  царствование  Филиппа  IV,  в
частности с 1629 по 1636 год. Я говорил в XXV главе этой Истории,  в  статье
Бальвоа, о мемуаре, представленном университетом Саламанки против  иезуитов.
Целью его было помешать помещению в  университете  императорской  мадридской
коллегии, руководимой этими отцами.
     Поза написал в защиту претензий своих собратьев. Его раскритиковали. На
его ответ  последовало  возражение.  Иезуит  опубликовал  новые  доклады  и,
наконец, том этих статей - по-латыни  -  для  Рима  и  по-кастильски  -  для
Испании. Все эти сочинения были осуждены декретом римской  инквизиции  от  9
сентября 1632  года.  Враги  иезуитов  желали,  чтобы  испанская  инквизиция
предприняла подобную же меру. Она давно отказывалась из  боязни  не  угодить
графу-герцогу Оливаресу, который пользовался тогда большим весом и  духовник
коего был иезуит. В это время Франсиско Роалес, уроженец Вальдеморо,  доктор
университета Саламанки, податель  милостыни  и  советник  короля,  профессор
математики и преподаватель кардинала инфанта дона  Фернандо,  опубликовал  5
октября 1633  года  сочинение,  наделавшее  много  шуму.  Автор  докладывает
католической Церкви вообще  и  каждому  ее  члену,  в  частности  верховному
первосвященнику, другим епископам, трибуналам инквизиции и всем католическим
государям,  что  сочинения  Позы  еретические  и  запятнаны   атеизмом.   Он
рассказывает, что решил доказать истинность этого приговора  самому  Позе  в
частных беседах,  а  затем  в  присутствии  семи  иезуитов,  назначенных  их
начальниками для присутствия при  этой  дискуссии  по  приказу  короля,  при
герцогах Лерме и де Ихар, графах де Салинас и де Салданья  и  многих  других
грандах Испании. Он доказал на их глазах ложность ссылок и  авторитетов,  на
которые опирается иезуит Поза. Этого выступления оказалось  недостаточно,  и
он донес публично, под свою ответственность,  испанской  инквизиции  на  его
учение как на еретическое, а автора и иезуитов, его защитников,  заподозрили
в ереси. Последние прибегли к преступным  средствам  для  искажения  истины;
поэтому он считает необходимым опубликовать это сочинение и обвинить Позу  и
его защитников в формальной ереси и уклонении от суда. Он готов доказать это
перед папой, королем, епископами,  инквизиторами  и  согласен  подвергнуться
каре по закону возмездия, если вводил кого-либо в  заблуждение,  как  только
обвиняемые захотят явиться сами и вызвать его в суд перед  каким  бы  то  ни
было трибуналом и в каком угодно месте. Он заявляет: если они  откажутся  от
этой дискуссии, он  будет  продолжать  оповещать  на  латинском  языке  весь
католический мир, что Хуан Баутиста Поза - реформатор, фальсификатор,  явный
еретик, пропагандист и epecuapg. Он берется обнаружить это и доказать, что в
отношении к своим апологиям Поза злонамеренно, а не по неведению  защищал  и
продолжает защищать  еретические  тезисы,  истинность  которых  он  пытается
доказать в глазах  невежд,  уродуя  и  искажая  тексты  Священного  Писания,
соборов и Отцов Церкви. Он берется также доказать, что руководители иезуитов
и ученые ордена не  только  одобряют  учение  Позы,  но  еще  назначили  его
учителем для публичного наставления в их императорской мадридской коллегии и
что они стараются дискредитировать перед королем и советами  Его  Величества
декреты конгрегации кардиналов главной римской инквизиции,  чтобы  принизить
их значение. Наконец, в таком щекотливом деле он не может не обвинить их как
подозреваемых в ереси в высшей степени.
     XXI. Узнав об этом, Урбан VIII решил было объявить Позу еретиком. Но он
не сделал этого из боязни не угодить мадридскому двору, первый министр коего
был явным покровителем иезуитов. Он только лишил Посу  звания  профессора  и
потребовал, чтобы он был  отправлен  в  иезуитский  монастырь  какого-нибудь
городка Кастилии с запрещением проповедовать, учить и писать. Хотя  иезуиты,
произнося свой четвертый обет, обещают повиноваться  папе  без  оговорки  и,
говоря вообще, являются чрезмерными сторонниками его неограниченной  власти,
они,  однако,  отказались  повиноваться  Урбану  VIII,  потому  что   видели
поддержку в мадридском дворе. Вне Испании  был  незамедлительно  опубликован
труд Альфонсо де Варгаса, о котором я говорил в XXV главе этой
     Истории и в котором автор  раскрыл  перед  всеми  изощренную  хитрость,
политическое вероломство и  порочность  учения  иезуитов,  генерал  которых,
стараясь  извинить  в  Риме   непослушание   двух   монахов,   ссылался   на
невозможность исполнить приказания Его Святейшества ввиду запрета испанского
короля.'Таково было положение вещей, когда герцог Оливарес впал в немилость.
Тогда  запретили  в  Испании,  так  же,  как  давно  уже  сделали  в   Риме,
произведения Позы. Сам он был приговорен к отречению от ересей,  к  которым,
по-видимому, приводили некоторые его  тезисы.  Они,  однако,  не  так  часто
встречались и не так подталкивали к  опасным  выводам,  как  утверждали  его
враги. Но последние были вдохновлены чрезмерной заботой о  чести  школы  Св.
Фомы и думали, что она уронит свое значение, если иезуиты добьются  принятия
для императорской мадридской коллегии предположенного  ими  учебного  плана.
Обе стороны неистово отстаивали свои интересы, католическая же религия  была
только  предлогом  этих  скандальных   выступлений.   Слишком   обыкновенный
результат всех дискуссий, возникающих среди школьных богословов.
     XXII. Процесс  другого  иезуита,  известного  безнравственностью  своих
произведений, окончился гораздо удачнее. Я имею в виду Джованни  Никколо  де
Диану,  уроженца  города  Кальяри  в  Сардинии.  Он  был  привлечен  к  суду
инквизиторами этого острова за проповедь, произнесенную им в день  праздника
св. Люцифера [149], архиепископа Кальяри, пришедшийся в этот год на Троицкое
воскресенье. Данное обстоятельство  в  связи  с  историей  этого  святого  и
отношением, которое он имел к арианской ереси, привело проповедника к  тому,
что он высказал несколько тезисов,  сочтенных  еретическими.  Инквизиционный
трибунал Сардинии  повелел  взять  их  назад.  Но  иезуит  опубликовал  свое
оправдание и покинул остров, чтобы явиться  в  Испанию.  Он  предстал  перед
главным инквизитором и потребовал  суда  верховного  совета.  Тот,  выслушав
нескольких  квалификаторов,  аннулировал  19  декабря  1653  года  приговор,
произнесенный в Сардинии, и, не довольствуясь  оправданием  иезуита,  избрал
его одним из своих квалификаторов.
     XXIII. В Сицилии был другой процесс, более щекотливого свойства  -  Али
Арраэса Феррареса, прозванного ренегатом. Это был тунисский мавр,  уважаемый
монархом этой страны, командир. Его взяли в плен и отвезли в Палермо, но  он
был выкуплен и вернулся в Тунис [150].  Христианские  рабы,  жившие  в  этом
городе, узнав о его прибытии, были удивлены  тем,  что  с  отсту