льгвасил по приказу инквизиции, чтобы арестовать его и доставить
в тюрьму. Он прибавил: не следует  удивляться,  что  дон  Диего  был  врагом
инквизиции, так как, хотя его семья не осквернена еврейской кровью,  это  не
распространяется на его детей, потому  что  его  жена  баронесса  д'Алькарас
происходит от еврейской расы по женской линии фамилии Серрас  из  Каталонии,
которая была еврейской; что доказательство  этого  существует  не  только  в
нескольких уголовных процессах, возбужденных  против  этой  семьи,  но  и  в
Зеленой книге Арагона, написанной господином Макенте.
     XXI. Филипп II  решил  доказать  графу  де  Фуэнтес,  что  он  умеет  и
вознаграждать верных подданых, и сурово наказывать виновных. Он назначил его
губернатором-наместником Нидерландов, где власть  была  в  руках  Алессандро
Фарнезе, владетельного герцога  Пармского,  племянника  короля,  только  что
умершего. Граф не любил Антонио Переса,  смотрел  на  него  как  на  причину
несчастий барона де Барболеса. Поэтому неудивительно, что он  принял  весьма
деятельное участие в заговоре, составленном против жизни  бывшего  министра.
Эта попытка не удалась: два заговорщика  были  преданы  суду  и  казнены  по
требованию английского  прокурора,  которому  королева  Елизавета  приказала
преследовать  виновников  заговора.  Подробности  этого  дела  находятся   в
Реляциях Антонио Переса.
     XXII. Барон де Пурой дон Хуан де Луна, член  депутации  королевства  от
дворянства, подвергся той  же  участи,  что  и  барон  де  Барболес,  с  той
разницей, что палач отрубил ему голову спереди. Его казнь произошла  в  один
день с казнью барона де Барболеса. Его главное преступление состояло в  том,
что он принимал активное участие в двух мятежах жителей Сарагосы, в  усилиях
этого города воспротивиться королевской армии и в  составлении  приглашений,
которые были посланы депутатами представителям Каталонии и  Валенсии,  чтобы
просить  у  них  помощи  против  того,  кого  они  называли  общим   врагом.
Относительно его проступков в отношении инквизиции (кроме переданного  мною)
было доказано, что дон Хуан де  Луна  был  виновником  решений,  принятых  в
комитете депутации для энергичной защиты в Сарагосе,  в  Мадриде  и  в  Риме
независимости тюрьмы манифестированных  против  притязаний  инквизиторов,  а
также для принятия меры, ограничивающей их  юрисдикцию  одним  преступлением
ереси, и лишения их права расследования фактов по делу  мятежа  или  другого
подобного проступка, за  которые  они  брались  под  предлогом,  что  в  них
участвовали люди, которые  хотели  воспротивиться  исполнению  обязанностей.
Дела этого рода, говорил он, должны судиться хунтою трех епископов. Наконец,
дон Хуан де Луна был виновен в том,  что  содействовал  подкупу  свидетелей,
которые "были допрошены коррехидором Сарагосы по делу Антонио Переса  против
заслушанных в розыске инквизиторов.  Дон  Хуан  был  юрисконсультом,  и  это
звание дало ему большой перевес в обсуждениях комитета постоянной депутации.
     XXIII. Барон де Бьескас дон Мартин де  ла  Нуса,  владетель  Сальена  и
городов в долине Тена, скрылся во Францию.  Затем  он  вернулся  в  Испанию,
надеясь ускользнуть от строгости правительства и розысков инквизиции. Он был
арестован в городе Туделе Наваррской по  приказу  генерала  Варгаса,  и  ему
отрубили голову. Было установлено в процессе, предпринятом инквизицией,  что
независимо  от  преступлений,  совершенных  другими  мятежниками,  барон  де
Бьескас виновен в принятии и в сокрытии в своем доме Антонио Переса  до  его
отъезда во Францию. С другой стороны, он проник с отрядом беарнских войск  в
долину Тена и в другие пункты испанской  территории  Пиренеев,  говоря,  что
сложит  оружие  только  после  того,  как  прогонит  кастильскую  армию   из
королевства Арагон и отомстит за смерть своего родственника дона Хуана де ла
Нуса, верховного судьи.
     XXIV. Другие испанцы, присужденные к смертной казни  сенатором  Ланцем,
были: дон Мигуэль Гурреа, кузен герцога де Вильяэрмоса; дон Мартин де Болеа,
барон де Сьетамо; дон Антонио Феррис де Лисана; дон  Хуан  Арагонский,  зять
графа Састаго; Франсиско Айерве, Денис Перес де Сан-Хуан и некоторые другие,
менее известные дворяне,  кроме  хлебопашцев  и  ремесленников,  совершивших
убийства во время мятежа. В числе последних мы  встречаем  палача  Хуана  де
Мигуэля; он был повешен своим помощником, который унаследовал его должность.
     XXV. Сенатор Ланц осудил на смерть  также  других  мятежников,  которые
избежали эшафота, удалившись во Францию или Женеву. К таковым  принадлежали:
дон Хуан де Торельяс Бардахи, зять графа Састаго; дон Педро де Болеа,  кузен
графа де Фуэнтеса и дед графов д'Аранда; дон Фелипе де Кастро-Сервельон,  из
семьи графов де Бойль; дон Педро де Сесо, сын дона Мигуэля  и  отец  регента
дона Хосе барона де Сердан; дон Хуан Коскон, дон Хуан д'Агостино, дон  Денис
де Эгварас, Мигуэль де Фонсильяс, Хиль Иваньес  де  Урос;  Хуан  де  Грасия,
капитан стражи тюрьмы королевства; Хаиме д'Ургель,  Хиль  де  Меса,  Мануэль
Донлопе и Херонимо Вальес, секретарь инквизиции. Все эти  арагонцы  и  много
других местных дворян, которых я не называю, остались в изгнании  до  смерти
Филиппа II. Преемник его, Филипп III  разрешил  им  вернуться  на  родину  и
аннулировал все статьи  приговоров  и  наказаний,  противоречившие  интересу
семейств казненных. Король объявлял, что  никто  не  был  виновен  в  измене
государству, и признавал, что каждый был обязан защищать права своей родины.
     XXVI. Жестокость инквизиторов не насытилась вышеупомянутыми казнями,  и
число жертв, погибших 20 октября, не казалось им  достаточным.  Они  заявили
верховному совету, что не решаются потребовать от генерала Варгаса  узников,
хотя их дело было бы вернее в руках  инквизиции;  однако  кажется  полезным,
чтобы им передали, по крайней мере, барона  де  Барболеса,  потому  что  его
казнь сильнее устрашила бы виновных, если бы он был выдан инквизицией в руки
светской власти. Верховный совет отверг просьбу инквизиторов.
     XXVII. Отказ, полученный слугами инквизиции, не помешал им задержать  в
своих тюрьмах людей знатного происхождения.  Таковыми  были:  дон  Диего  де
Эредиа, рыцарь ордена св. Иоанна Иерусалимского, кузен барона де  Барболеса;
дом  Висенте  д'Агостино,  приор  митрополичьей  церкви,  брат  дона  Хуана,
осужденного на смерть; дом Геронимо Гамир и дом  Педро  Торрельяс,  каноники
того  же  капитула.  Все  эти  арагонцы  принадлежали  к  высшему   местному
дворянству. Инквизиторы выдали также мандаты для заключения  в  тюрьму  дона
Галасиана Сердана, который был  коррехидором  в  предшествующем  году;  дона
Антонио Бардахи, барона де Конкаса; дона  Родриго  де  Мура,  барона  де  ла
Пинильи; дона Дениса де Эгвараса, прелата монастырей минимов и  тринитариев,
и некоторых других священников. Женщины также были предметом их проскрипций,
между прочим, донья Херонима д'Артеага, жена Мигуэля де  Фонсильяса,  и  две
монахини из монастырей Св. Веры и Св. Инессы.


       Статья вторая

АМНИСТИЯ, ДАРОВАННАЯ ИНКВИЗИЦИЕЙ, И СВОЕОБРАЗНЫЕ АНЕКДОТЫ,  КОТОРЫЕ  ИЗ
НЕЕ ПРОИСТЕКЛИ

     I.  Инквизиторы  опубликовали  льготный  указ;  явилось  более  пятисот
человек, просивших освобождения от церковных наказаний,  которые  они  могли
навлечь на себя в связи с событиями, разразившимися по делу Антонио  Переса.
Они обещали под присягою являться на службу святой  инквизиции  каждый  раз,
когда понадобится. Каждый проситель исповедался в совершенном им грехе,  что
позволяет нам узнать забавные подробности.
     II. Мария Рамирес, вдова Мельхиора Бельидо, показывает, что, видя,  как
Антонио Переса ведут в инквизицию, она воскликнула:  "Несчастный!  Продержав
его столько времени в тюрьме, они еще не нашли в нем еретика".
     III. Кристобал де Эредиа, слуга графини д'Аранда, исповедуется, что  он
желал, чтобы Антонио Перес выпутался из дела.
     IV. Донья  Херонима  д'Артеага  -  что  она  произвела  небольшой  сбор
пожертвований среди сострадательных лиц, чтобы помочь  Антонио,  который  не
мог пользоваться своим имуществом.
     V. Луис де Антон - что он был попечителем  Переса  и  сделал  несколько
попыток услужить ему.
     VI. Мартина де Аластуси, вдова Антонио Аньоса, -  что  она  готовила  у
себя дома пищу Антонио Пересу и что сын  ее  Антонио  Аньос,  слуга  узника,
относил ее в тюрьму.
     VII. Дон Луис де Гурреа просит отпущения только  для  успокоения  своей
совести, которая, впрочем, ни в чем его не упрекает.
     VIII. Дон Мигуэль  де  Сесо  просит  его  также  для  успокоения  своих
сомнений.
     IX. Дон Мартин де Эспес, барон де Лагуна, член депутации королевства от
дворянства, исповедуется, что в  комитете  представителей  он  голосовал  за
обращение к папе по поводу декларирования договора,  заключенного  с  святым
трибуналом и утвержденного Его Святейшеством.
     X. Доктор Мурильо - что он посещал Антонио Переса в тюрьме,  когда  тот
был болен.
     XI. Мария Гарсия, жена Хиля Иваньеса де Уроса, - что,  торгуя  свинцом,
пулями и порохом, она продавала свои то-
     252
     вары всем, кто приходил их покупать, со  стороны  ли  инквизиторов  для
охраны замка Альхаферия, со стороны ли тех, кто выступал против  кастильской
армии.
     XII. Как видно, многие из этих мнимых грехов только  смешны  важностью,
которую им придают; другие - настоящие  дела  милосердия.  Если  этого  было
достаточно, чтобы навлечь церковные кары со стороны инквизиции  и  если  все
это может служить предметом отпущения, то очевидно, что прокурор должен  был
донести, как на заподозренного в ереси,  на  вице-короля  графа  де  Мората,
который  не  просил  отпущения  греха,  совершенного  принятием  деятельного
участия в волнении, возбужденном в пользу Переса.
     XIII. История того же процесса представляет  и  другие  обстоятельства,
диаметрально  противоположные  этому  постыдному  и   низкопоклонному   духу
колебания и трусости.
     XIV. Доктор дом Грегорио де Андиа, викарий прихода  Св.  Павла,  узнав,
что один священник отказал в отпущении более чем двумстам людям, потому  что
они просили  об  отпущении  после  публикации  буллы  папы  св.  Пия  V,  не
удержался, чтобы не сказать: "Этот священник - невежда. Пусть  эти  люди,  а
также все участвовавшие в мятеже, придут ко мне; я разрешу их от всех грехов
с удовольствием, не опасаясь ни  на  минуту  этой  меры".  Смелость  викария
повлекла за собой его арест, и он был заключен  в  секретную  тюрьму.  Много
других лиц разделили его  участь.  Некоторых  из  них  я  назову  по  поводу
высказанных ими мнений.
     XV. Ипполит Феррер - за то,  что  сказал:  если  бы  принц  Астурийский
явился на собрание  кортесов  Арагона,  чтобы  быть  признанным  наследником
короля и принять присягу на верность, он дал бы ее только, если бы присягнул
предварительно, что пресечет зло, которое инквизиторы творят ежедневно.
     XVI. Хуан де Серио, чиновник святого трибунала, - потому что,  услыхав,
будто арагонцы не потерпят долее инквизиции, отвечал:  "Что  касается  меня,
они могут сжечь дом, тюрьмы, документы и  даже  инквизиторов;  я  ничего  не
возражу".
     XVII. Хуан де Вильякампа, священник митрополичьей церкви, - за то,  что
однажды сказал: "Жив Бог, несправедливо так поступать с Антонио  Пересом.  Я
видел однажды вечером, в начале минувшего марта, как  маркиз  д'Альменара  и
инквизитор  Молина,  переодетые,  бегали  по  улицам   Сарагосы,   отыскивая
свидетелей, которые показали бы перед инквизицией против Антонио Переса".
     XVIII. Гаспар де Сегура, сарагосский аптекарь, - за  то,  что  высказал
следующее соображение о мятеже в этом городе:  "Событие  чудесно.  Бог  взял
дело в свои руки и не захотел допустить, чтобы Антонио  Перес  стал  жертвой
лжесвидетелей".  Слушатель  Гаспара  возразил,  что  "умершие   при   защите
инквизиции счастливее погибших под проклятием отлучения". "Какая глупость! -
сказал аптекарь. - Разве Святая Троица может одобрить отлучения,  налагаемые
судьями, которые поступают по преступным побуждениям души?"
     XIX. Монах-тринитарий -  за  то,  что,  узнав,  будто  кастильцы  хотят
ограничить права арагонцев и уничтожить их  привилегии,  осмелился  сказать:
"Если бы Иисус Христос был кастилец, я больше не веровал бы в него". '
     XX. Марко де Пленас, хлебопашец,  -  потому  что,  понуждаемый  просить
прощения у инквизиции за то, что участвовал в деле 24 сентября,  воскликнул:
"Как! Вы мне советуете идти просить прощения у инквизиции!  Я  предпочел  бы
иметь дело со всеми адскими чертями. Я  буду  разговаривать  с  папой".  Ему
возразили, что Его Святейшество откажется его  выслушать,  так  как  он  сам
установил власть инквизиции; на это он возразил: "Ну что ж!  Мне  не  в  чем
сводить счеты с подобными людьми; пусть берут меня". Пленас недолго  ждал  и
дорого заплатил за свою неосторожность.
     XXI. Мартин Гиральдо - за то, что, находясь 24 мая  вместе  со  многими
другими  вооруженными  мятежниками  у  ворот  замка   Альхаферия,   закричал
инквизиторам, которых  заметил  на  террасе:  "Низкие  кастильцы,  лицемеры,
единственные еретики на свете, верните свободу  узникам  или  вы  сгорите  в
огне, которым вы сжигаете других".
     XXII. Мигуэль Ургель, прокурор королевской  аудиенции,  сознался,  что,
выслушав заявление четырех членов совета, согласно которому передача узников
в  руки  инквизиции  была  бы   нарушением   привилегий,   сказал:   "Письма
инквизиторов достойны смеха.  Если  король  их  поддерживает,  он  -  тиран.
Освободимся от него и изберем королем уроженца Арагона, так как мы имеем  на
это право".
     XXIII. Педро Гуиндо - за  то,  что,  узнав  о  приближении  к  Сарагосе
генерала Варгаса с войском, сказал: "Горцы Хаки помогут нам  преградить  ему
путь. Позволят ли арагонцы, как мы, ограничить свои права изменнику, который
продал Португалию? Позволят ли они  это  сделать  королю,  отлученному,  как
Иуда, потому что он клятвопреступник относительно наших прав, уважения  коих
требует папа под угрозою отлучения? Нам было бы лучше с Вандомом в  Арагоне,
и наваррцам также было бы лучше в Наварре, которую похитил кастилец".
     XXIV. Хиль де Меса, арагонский дворянин (который потом  был  камергером
короля Генриха IV и одним из тех, которые активно участвовали в  движении  в
пользу Антонио Переса, ежеминутно  с  пренебрежением  подвергая  свою  жизнь
опасности), сказал одному из своих друзей, упрекавших его  в  безрассудстве:
"Я надеюсь, что никто не переломает мне костей, потому что я  ношу  на  себе
бумагу, данную мне итальянским кармелитом, на  которой  написано  обетование
Священного Писания: "Кости его не сокрушайте"". Если бы этот милый  дворянин
вернулся из Парижа в Сарагосу со своим талисманом, он мог бы подвергнуть его
испытанию, потому что сенатор Ланц  осудил  его  на  смерть,  а  инквизиторы
приговорили к релаксации.
     XXV. Хуан де Саланова, узнав, что инквизиторы пошлют Переса  в  Мадрид,
если не удастся взять  его,  осмелился  так  сказать  чиновнику  инквизиции:
"Передайте инквизитору  Молине,  чтобы  он  готовился  к  смерти.  Если  это
случится, я убью его собственноручно, хотя бы меня  повесили.  Зачем  король
посылает к нам кастильских инквизиторов? Мы  увидим,  как  они  поступят,  и
наведем порядок".
     XXVI. Педро де Сеговиа по случаю мятежа 24 сентября выразился следующим
образом: "Если бы мне поверили, инквизитор Молина был бы в тюрьме  Переса  и
был бы счастлив, что не случилось хуже, потому что этот мерзавец заслуживает
смерти".
     XXVII. Антонио д'Аньос, чиновник  святого  трибунала,  -  за  то,  что,
разговаривая о результатах дня 24 мая, дерзнул сказать: "Смотрите,  как  Бог
благ! Кто спас невинного? Антонио де ла  Альмуниа,  лжесвидетель  в  розыске
против Антонио Переса, умер, и я узнал,  что  он  кончил  жизнь  в  безумии,
отрицая  Бога.  Вот   что   сталось   с   человеком,   который   по-отечески
покровительствовал девицам в домах терпимости. Вот свидетели, которые  нужны
инквизиции, называющей себя святою. Очевидно, Молина  мечтает  о  митре;  он
ожидает ее, как награду...  А  этот  плут  Торальба,  помогавший  в  поисках
лжесвидетелей, без места  и  изгнан  из  королевства.  Что  стало  с  подлым
маркизом д'Альменарой? Он сошел в преисподнюю. Карета, которую он  предложил
для перевозки узников в застенки  инквизиции,  послужила  для  доставки  его
трупа в Мадрид. Бог показывает себя, он защищает свое дело".


       Статья третья

ИСТОРИЯ ХУАНА ДЕ БАСАНТЕ И ДРУГИХ ЛИЦ

     I. Хуан де  Басанте,  профессор  латинской  и  греческой  грамматики  в
Сарагосе, был также преследуем инквизицией, потому что был другом  Переса  в
тюрьме манифестированных. Но он заслужил  часть  испытанного  им  страдания,
потому что изменил доверию Переса своими разоблачениями, которые внушило ему
пустое сомнение и, в не меньшей степени - вероломство. Он  был  допрошен  12
марта 1592 года перед инквизицией, после того как на него сослался Диего  де
Бустаманте. Он говорил в этом случае откровенно  и  без  дурного  намерения.
Вопреки усилиям  инквизитора  Молины  он  не  сделал  ни  одного  серьезного
показания  против  Переса.  Он  припомнил  только  высказанное  им   и   уже
квалифицированное положение, которым Перес, по-видимому, хотел сказать,  что
Бог спит. При этом Басанте старался смягчить обвинение.  0днако  27  ноября,
когда Перес был в По, а кастильская армия  -  в  Сарагосе,  Басанте  написал
трибуналу вещи, которых никто от него не требовал и которые доказывают,  что
он гнусно вел себя с Пересом с половины сентября, а теперь ожидал награды за
свое предательство. Он сказал, что Перес ничего не скрывал от него и говорил
о плане перепилить решетку тюрьмы, но остерегся сказать, что он сам  помогал
ему, как показал это 6 января 1592 года Томас Перес де Руэда (который  также
приложил к этому руку). Басанте прибавил, что, когда  оставалось  перепилить
место не толще ножа, на него напали сомнения;  он  почувствовал  смущение  и
обратился к своему духовнику, отцу Роману, иезуиту, который  потребовал  его
согласия, чтобы сказать об этом ректору и отцам Эскриве и Гаресу.
     II. Четыре священника решили, что  следует  сообщить  об  этом  святому
трибуналу. Отец Эскрива взял на себя это поручение, получив от  инквизиторов
и вице-короля обещание прощения для сообщника Басанте. Иезуит, сделав доклад
тому и другому, все обещал от имени инквизитора Морехона  и  вице-короля,  и
поручил Басанте поддерживать по-прежнему дружеские отношения с Пересом и его
друзьями, чтобы узнать их разговоры и планы. В результате  этой  меры  побег
Переса не состоялся, а инквизитор Морехон узнал обо всем,  что  происходило.
Когда Антонио  Перес  покинул  24  сентября  Сарагосу,  он  поручил  Басанте
вскрывать письма, приходившие к нему из Мадрида, и в продолжение  нескольких
месяцев он исполнял это поручение.
     III. Басанте объяснил шифр, которым пользовались в  этой  переписке,  и
указал имена лиц, знавших секрет. Он прибавил, что, получив  два  письма  со
времени отъезда Переса и передав их дону Мартину де ла Пусе, он  узнал,  что
Перес был в Сарагосе, и уведомил об этом инквизитора Морехона. Перес был  бы
тотчас арестован, если бы случай не доставил в руки Мануэля  Донлопе  письмо
инквизитора к дону Педро Франкесу,  государственному  секретарю,  которое  и
решило отъезд Антонио Переса, потому что дало  понять  дону  Мартину  де  ла
Пусе, что Баcанте предал своего друга и инквизитор просит для  него  награды
за   предательство.   Эти   показания   Басанте   были   не   единственными,
расположившими инквизиторов оказать ему милость. Через него  стало  известно
множество частных подробностей насчет Переса, которые послужили  к  усилению
обвинений его  процесса.  8  января  1592  года  он  прибавил  к  ним  новые
разоблачения   о   других   обстоятельствах   поведения   Переса,   например
многочи