,
посоветовавшись об  этом  с  верховным  советом,  приказал,  чтобы  прокурор
представил документы, о которых говорит в своем обвинительном акте. Прокурор
предъявил:
     1) Толкование на катехизис с квалификациями, сделанными Кано, Куэвасом,
Сото  и  Ибарой;  2)  две  переплетенные  рукописи,  в  которых   находились
Толкование членов веры  (труд  брата  Доминика  де  Рохаса)  и  произведения
Каррансы, приведенные мною под номерами 3,  4,  13,  27,  28,  29  и  30,  с
квалификациями, произведенными богословами; 3)  сокращения  двух  проповедей
Каррансы, посланные из Фландрии лиценциату Эррере, судье процессов по  делам
о контрабанде, арестованному тогда в качестве лютеранина;  4)  свидетельские
показания относительно архиепископа с сокращением, содержащим их  результат,
и с мнением прокурора; 5) письмо епископа Куэнсы дома  Педро  де  Кастро,  о
котором я говорил; 6) письмо архиепископа к доктору Касалье из  Брюсселя  от
18 февраля 1558 года в ответ на поздравление с произведением в архиепископы;
в нем он предлагал Касалье просить для него у Бога просвещения, необходимого
ему для хорошего управления епархией, и прибавлял, что следует  больше,  чем
прежде, просить об этом для тех, кто составляет Церковь Божию; 7) два письма
Хуана Санчеса, арестованного в это время  в  качестве  лютеранина,  к  донье
Катерине Ортеге, оба из Кастро-Урдиалеса от 7 и 8 мая 1558 года,  в  которых
он говорит, что едет во Фландрию, где надеется  встретить  хороший  прием  у
архиепископа.
     II. Все эти формальности были исполнены в один день,  и  нет  сомнения,
что  этот  заговор  был  устроен  с  общего  согласия  прокурором,   главным
инквизитором и несколькими членами совета. Если бы это было не  так  и  дело
шло бы обычным ходом правосудия, то понадобилось бы по крайней мере три  дня
для представления  двух  обвинительных  актов,  постановления  первого  дня,
совещания с советом на другой день и урегулирования с прокурором  исполнения
приказов  на  третий  день.  Вследствие  этого  13  мая  главный  инквизитор
постановил вместе с советом, что он пошлет архиепископу Толедскому  повестку
о вызове в суд, чтобы тот явился лично для ответа на обвинения прокурора  по
вопросам вероучения.
     III. Когда король разрешил преследовать  архиепископа,  он  потребовал,
чтобы с ним обращались со всем уважением, приличествующим его  сану.  Монарх
послал даже 30 марта и 4 апреля Каррансе письма, в которых обещал  ему  свою
поддержку. За ними последовали два других: одно  -  от  принца  Эволи  от  6
апреля, другое - от брата Франсиско Пачеко от 20 апреля. Приказ, о котором я
говорил, заставил приостановить исполнение мандата до тех  пор,  пока  будет
получено новое распоряжение Его Величества.  Монарх,  получив  от  кардинала
Пачеко письмо  с  сообщением  о  просьбе  архиепископа,  чтобы  дело  о  его
катехизисе разбиралось в Риме, адресовал ему 21 апреля  из  Брюсселя  ответ,
составленный  в  следующих  выражениях:  "Вы  были  правы,  доложив  мне   о
выступлениях архиепископа перед папой по поводу его книги. Я распорядился  в
Испании, как следует поступать в этом отношении. Я рекомендовал относиться к
нему со всем уважением и почтительностью, которые  ему  приличествуют".  Это
королевское письмо привело к тому, что 19  мая  главный  инквизитор  написал
письмо государю, в котором извещал о принятых мерах, прибавляя, что, как  он
полагает, повестка о вызове в суд  будет  более  мягкой,  более  сдержанной,
менее унизительной и более тайной мерой, чем арест вооруженной  рукой  через
альгвасилов. Однако король еще оказывал уважение архиепископу, так как он не
одобрил этого решения. В это время дом Антонио  Толедский  продолжал  писать
Каррансе. Он сообщил ему 17 мая и 17 июня, что не похоже, чтобы дело приняло
благоприятный оборот,  которого  он  ожидал,  но,  несмотря  на  все  дурные
доклады,  которые  делали  королю,  он  полагает,  что  у   государя   есть"
привязанность к нему.
     IV. Наконец 26 июня король послал главному инквизитору  ответ,  которым
он давал согласие на все, что постановлено, выражая надежду, что  исполнение
этой меры будет сопровождаться всем  уважением,  соответствующим  заслуге  и
сану архиепископа, которым Карранса облечен.  Прелат  был  извещен  об  этом
письмом дома Антонио Толедского от 27 июня. После  того  как  10  июля  было
получено  королевское  согласие,  прокурор   15   июля   представил   второй
обвинительный акт, в котором настаивал на приведении  в  исполнение  первого
акта об аресте  Каррансы  и  конфискации  его  имущества.  Он  говорил,  что
следствие по делу доставило улики, которые были сочтены достаточными 13 мая,
что он присоединяет к  ним  показание,  данное  14  июля  доньей  Луисой  де
Мендоса, женою дона Хуана Васкеса де  Молины,  королевского  секретаря.  Эта
дама  показала,  будто  маркиза  Альканисес  говорила  ей  со  ссылками   на
наставления  архиепископа,  что  лишать  себя  удовольствий   -   дело,   не
заслуживающее награды в очах Божиих, и что носить цилиций [90] не нужно.  На
вопрос об этом маркиза  заявила,  что  ничего  подобного  не  говорила;  она
сказала лишь, что все  эти  вещи  мало  похвальны;  она  связана  дружбой  с
архиепископом более двадцати лет и исповедовалась у  него,  но  за  все  это
время она никогда не слыхала от него речей против веры.
     V. 1 августа  главный  инкизитор  в  согласии  с  верховным  советом  и
несколькими   юрисконсультами   составил    постановление,    согласное    с
обвинительным актом прокурора. В  это  время  Филипп  II  написал  принцессе
Хуанне, своей сестре, правительнице государства, о  том,  что  во  избежание
скандала и неудобств, сопряженных с  мерой,  которую  готовится  привести  в
исполнение святой трибунал, следовало бы пригласить  архиепископа  ко  двору
под каким-либо благовидным предлогом. Дом Антонио Толедский, узнав об  этом,
постарался сообщить Каррансе в письме от 19 июля; это было последнее письмо,
которое написал ему этот верный  друг.  В  бумагах  архиепископа  нашли  еще
несколько писем, писанных другими лицами,  которых  впоследствии  недостаток
мужества перетянул в  ряды  его  врагов,  -  между  прочим  письмо  от  дома
Франсиско Бланке, епископа Оренсе, от  30  июля  и  другое,  от  дома  Педро
Герреро,  архиепископа  Гранады,  от  1  августа.   Нашли   также   черновик
представления на  латинском  языке,  сделанного  папе  от  имени  толедского
капитула, в котором капитул умолял Его Святейшество перенести процесс в  Рим
и не разрешать его разбора святому трибуналу Испании, потому что  его  члены
позволяют   себе   руководствоваться   человеческими   побуждениями   вместо
действительной заботы  о  благе  религии.  Недостоверно,  что  петиция  была
послана римской курии; но правда,  что  капитул  вел  себя  по  отношению  к
прелату с большим благородством и великодушием, как я впоследствии покажу.
     VI. Принцесса-правительница написала архиепископу 3 августа  письмо,  в
котором говорила, что он, несомненно, должен знать о скором прибытии короля,
и ей нужно обсудить с ним заранее некоторые дела и  поэтому  она  приглашает
его как можно  скорее  в  Вальядолид.  Она  прибавляла:  "Так  как  малейшее
замедление в вашем приезде может иметь неприятные последствия, я буду  очень
рада, если вы приедете запросто, без свиты; помещение для вас будет устроено
приличное. Я чрезвычайно  рада,  что  вы  сами  просили  об  этом  в  данных
обстоятельствах, потому что это согласуется с моим желанием  и  с  тем,  что
может быть полезно в настоящее время. Поэтому  мне  нужно  знать,  когда  вы
намереваетесь быть здесь. Чтобы вам не терять времени  и  известить  меня  о
вашем приезде, я посылаю дона Родриго де Кастро, подателя этого письма".
     VII. Этот дон Родриго был братом епископа Куэнсы, первого доносчика  на
архиепископа. Со временем он стал архиепископом  Севильи  и  кардиналом.  Он
отправился из Вальядолида 4 августа; 6-го он передал письмо архиепископу.  7
августа архиепископ ответил принцессе, что он готов исполнить ее приказания.
Действительно, он велел отправить тотчас в Вальядолид экипажи, часть  своего
хозяйства и  деньги  для  меблировки.  Затем  он  отдал  другие  необходимые
распоряжения,  связанные  с  путешествием,  которое  он  совершал,   однако,
медленнно, посещая местечки и деревни своей епархии, по которой проезжал.  9
августа принцесса-правительница получила письмо архиепископа от 7-го числа.
     VIII. В этот промежуток дон Родриго де Кастро написал  несколько  писем
дому Фернандо Вальдесу, а именно: одно из Аревало от 4 августа и  четыре  из
Алькала-де-Энареса от 7,  9,  10  и  14  августа.  Главный  инквизитор  счел
отсрочку в неделю слишком длинной и таящей  какое-то  дурное  намерение;  он
прикинулся,  что  опасается,  как  бы  Карранса  не  решил  скрыться,  чтобы
отправиться к королю и при успехе в этом предприятии отплыть в Рим.
     IX. Отсюда видно, до каких крайностей доходили люди под влиянием  своих
страстей, так как дом Бартоломео находился под наблюдением дона  Родриго  де
Кастро, который помещался в том же  доме  и  не  терял  его  из  виду.  Этот
предлог, как бы он ни был ничтожен, был достаточен для того,  чтобы  Вальдес
составил 17 августа постановление, которым  назначал  инквизиторами  округов
Толедо и Вальядолида дона Родриго де Кастро и дома Диема Рамиреса де Седеньо
(бывшего потом епископом Памплоны). Он поручил им и  начальнику  альгвасилов
вальядолидской  инквизиции  арестовать  архиепископа  и  секвестровать   его
имущество с составлением описи.
     X. Этот приказ был исполнен в  Торрелагуне  22  августа  ранним  утром,
когда архиепископ был еще в постели. Когда ему объявили, что  он  арестован,
он спросил, в силу  какого  приказа  его  арестуют.  Ему  предъявили  приказ
главного инквизитора и папское бреве. Он  ответил,  что  бреве  носит  общий
характер и что нужно специальное поручение с  расследованием  дела,  которое
вне компетенции главного инквизитора; кроме того, не соблюдены  в  отношении
его условия, предписанные папским бреве, которое  намечает  арест  только  в
случае  опасения  побега  -  опасения  химерического,  которое  могло   быть
порождено только злобными чувствами; по всем этим соображениям он протестует
против  приказа  главного  инквизитора   и   насильственного   порядка   его
мероприятий и требует у папы удовлетворения за нанесенное им оскорбление. Не
будучи в состоянии  немедленно  исполнить  сказанное,  архиепископ  попросил
Хуана де Ледесму, нотариуса святого  трибунала,  присутствовавшего  при  его
аресте, составить акт о его ответах инквизиторам и о его покорности, которую
он мотивировал намерением избегнуть дурного обращения.
     XI. Архиепископ просил, чтобы при составлении описи особенно  поберегли
его бумаги, из которых некоторые  были  очень  важны,  потому  что  касались
процессов  архиепископской  кафедры,  именно:  одного   -   с   королевскими
прокурорами о  правах  короны;  второго  -  с  маркизом  Камарасой,  грандом
Испании, о недействительности  отчуждения  сеньории  Касорла  и  селений  ее
округа, называемого аделантамиенто [91], и  других  с  различными  лицами  и
коммунами относительно прерогатив -  и  пользования  угодьями  и  некоторыми
правами. Ему обещали исполнить его просьбу.
     XII. 23 августа, накануне своих именин,  он  выехал  из  Торрелагуны  и
прибыл в Вальядолид 28 августа. Его заключили  в  дом  майората  дона  Педро
Гонсалеса де Леона.  Его  портфель  и  шкатулка,  содержавшие  бумаги,  были
переданы главному инквизитору, который 29 августа поторопился вскрыть  их  и
велел составить опись предметов. 6 сентября главный инквизитор послал королю
письмо с докладом об аресте, дав фактам особое освещение и мотивировав арест
мнимым опасением бегства Каррансы. Он  прибавил,  будто  ему  казалось,  что
архиепископу известно было об этих мероприятиях. Эта  вероломная  инсинуация
могла обойтись недешево дому Антонио Толедскому, чья переписка попала в руки
главного инквизитора.  Последний  весьма  спешил  ознакомиться  с  бумагами,
посланными вскоре из Рима и из Фландрии.


       Глава XXXIII

ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОГО ЖЕ ПРОЦЕССА ДО ПУТЕШЕСТВИЯ АРХИЕПИСКОПА В РИМ


       Статья первая

НОВЫЕ СВИДЕТЕЛИ

     I. После ареста толедского архиепископа произошло два инцидента  в  его
процессе. До начала рассказа мне кажется целесообразным представить  картину
новых  свидетельских  показаний,  добытых  врагами  Каррансы  с   намерением
оправдать свое поведение. Их побуждали к этому не только мотивы,  породившие
преследование, но также чисто  личные  интересы.  Вальдес  и  его  помощники
основательно боялись восстановить против себя общественное мнение,  если  бы
при  вынесении  окончательного  приговора  не  была  доказана  всей   Европе
действительная виновность архиепископа.
     II. Для достижения своей цели  инквизиторы  допросили  девяносто  шесть
свидетелей. Но, к несчастию для  них,  большинство  показаний  не  прибавило
ничего к добытым  уликам.  Большинство  удостоверили  чистоту  католического
исповедания Каррансы. Некоторые свидетели,  враждебно  настроенные  к  нему,
дали показания в отношении других лиц, которые не подтвердили  их  или  даже
опровергли. Следует  отметить,  что  большинство  свидетелей,  говоривших  в
пользу  архиепископа,  сделало  свои   показания,   находясь   в   застенках
инквизиции,  под  пыткой  или  после  пытки,  когда  они   могли   опасаться
возобновления ее и возможности стать жертвами самого жестокого обращения  со
стороны судей, планы которых они расстраивали. В то время как эти несчастные
обнаружили  такое  мужество,  епископы,  архиепископы  и  другие  богословы,
стремившиеся к епископскому сану, вели себя трусливо и без  колебаний  брали
обратно свое первое истинное  мнение  и  объявляли  сильно  заподозренным  в
лютеранстве того человека, которого сами  называли  почти  что  апостолом  в
отношении одного и того же произведения, и это  только  вследствие  процесса
против него. Если бы мое звание историка не обязывало меня напомнить  факты,
столь  нелестные  для  репутации  прелатов,  поведение  которых,  в   других
обстоятельствах, достойно уважения, я полагал бы, что у меня есть достаточно
мотивов, чтобы обойти молчанием их поведение в этом деле.
     III.  30  августа  1559  года  Мартин  Гутьерес,  иезуит,  показал   по
собственному побуждению и без запроса, будто слышал от  брата  Луиса  де  ла
Круса, что в юности он  однажды  помогал  дому  Бартоломео  служить  обедню.
Последний, держа святую гостию пальцами, спросил его:  "Хочешь  съесть  этот
хлеб?" Брат Луис отвечал, что он не исповедался, на что Карранса сказал ему:
"Ты слишком мнителен" и дал ему причастие.
     IV. Брат Луис на вопрос об этом факте показал 26 июня  1560  года,  что
правда только то, что дом Бартоломео однажды, беседуя с ним о духовных дарах
евхаристии, сказал: "Когда я буду потреблять гостию, я хотел  бы  пригласить
вас к святой трапезе". На это свидетель ответил: "Дай Бог, чтобы я был готов
к этому, как вы". Тот же свидетель повторил это показание 2 июля.
     V. Антонио Лопес, врач из Торо, на допросе 4 сентября показал, что семь
или восемь лет тому назад слышал, как архиепископ в проповеди,  сказанной  в
церкви Св. Севастиана в  этом  городе,  высказал  приблизительно  следующее:
"Есть столь испорченные люди, что сохраняют за собой  в  течение  нескольких
лет звание публичных грешников. Христиане ли такие  люди?  Неизвестно  даже,
веруют ли они. Предположим, что они  веруют"  и  проч.  Этот  свидетель  был
единственным, давшим такое показание. Поднимался, однако, вопрос о  публично
сказанной проповеди.
     VI. 19 сентября лиценциат Агостино Сурухано показал,  будто  слышал  от
Фавиана Сальвадора рассказ о том, как архиепископ Толедский  в  проповеди  в
Лондоне говорил, что люди не совершают никакого греха, не посещая мессы,  не
исповедуясь  и  не  причащаясь.  Свидетель  добавил,  что  Фавиан  Сальвадор
говорил, как Франсиско Монтеро  (который  вместе  с  ним  присутствовал  при
проповеди) был возмущен, слыша от проповедника подобные выражения.
     VII. Этот Фавиан Сальвадор не был допрошен. Франсиско Монтеро, пехотный
капитан, отвечал,  что  он  не  помнит  об  этом.  Его  энергично  побуждали
припомнить факт, но  безуспешно:  он  упорно  стоял  на  своем.  Определение
смертный или тяжелый  при  слове  грех,  не  расслышанное  свидетелем,  было
достаточно для того, чтобы это место проповеди считать правоверным; если  бы
оно не было произнесено, тезис, несомненно, был бы оговорен многими  другими
лицами из слушателей.
     VIII. Блаженный Хуан де Рибера, тридцати  лет  от  роду,  вызванный  27
сентября для дачи показания в  севильский  святой  трибунал,  в  присутствии
епископа Тарасовы, заместителя главного инквизитора, сказал, что он читал  в
Саламанке сочинение под заглавием Мнение  касательно  переводчиков  Писания,
относительно которого ему был сделан запрос; он заметил три тезиса,  которые
не показались ему католическими. Первый:  не  следует  опираться  на  мнения
святых отцов для понимания Священного Писания. Второй: мы можем быть уверены
в нашем оправдании. Третий: оправдание достигается горячей верой в страдания
и смерть нашего Спасителя. Свидетель прибавил к  своему  показанию,  что  он
слышал в то время, будто это сочинение принадлежит дому Бартоломео Каррансе,
но потом узнал, что оно составлено другим автором.
     IX. Брат Луис де ла Крус (который хорошо знал все  дела  архиепископа),
несколько раз допрашиваемый об этом предмете, до последней  минуты  заявлял,
что Мнение представляет часть  письма,  которое  Вальдес  (задолго  до  того
времени, когда он был признан еретиком) писал  архиепископу,  бывшему  тогда
профессором богословия в коллегии Св. Григория в Вальядолиде.  Он  прибавил,
что потом узнал, будто  этот  труд  сначала  был  напечатан  в  Христианских
наставлениях Таулера; что он (а не дом Бартоломео) списал из письма Вальдеса
и включил в труд Каррансы, озаглавленный Толкование на Послание св. Павла  к
Филиппийцам, копии которого передал  в  разные  руки;  что  он  прибавил  по
собственному  побуждению  и  чистосердечно  прилагательное  благочестивое  к
существительному  мнение;  это  должно  быть  приписано  его   молодости   и
недостатку познаний, которые он  приобрел  лишь  в  более  зрелом  возрасте,
продолжив изучение. Это сочинение находится, быть может, в Толковании  (хотя
оно не составляет его части), потому что  дом  Бартоломео  обычно  имел  его
перед глазами, когда объяснял некоторые пункты  из  этого  произведения.  Он
никогда не давал этого Мнения ученикам в виде урока; никогда  не  читал  его
содержания с кафедры таким образом, как читают письма или  книгу,  но  делал
дополнения,  изменения  и  исправления,  внушаемые  ему  познаниями;  он  не
старался удаляться от толкований, данных  святыми  отцами  насчет  истинного
смысла Священного Писания, и изъяснял его, следуя тому, что  находил  у  св.
Августина, св. Иеронима и других; наконец, он в своей коллегии заставлял  по
этому предмету вести публичные диспуты, один из которых  содержал  следующий
тезис: в  Священном  Писании  существуют  некоторые  темные  и  трудные  для
понимания места, поэтому надо прибегать к толкованию их, данному учителями и
Отцами Церкви.
     X. 28 сентября допрашивали дона Диего Уртадо де Мендосу, бывшего послом
на Тридентском соборе и при римской курии, члена государственного  совета  и
королевского камергера, исполнявшего эту обязанность  во  время  путешествия
короля в Англию и Фландрию. От него потребовали  показать,  что  он  заметил
относительно веры толедского архиепископа. Этот допрос произошел после того,
как главный инквизитор удостоверился, каким образом и  в  каком  духе  будет
отвечать Мендоса. Он писал Мендосе 2 сентября, и дон Диего  в  своем  ответе
останавливался на важности, которую он придавал (во время его  пребы